
Полная версия
Кхаа Тэ
Веяло заброшенным склепом от мрачного сырого помещения, подобного гробницам древних воинов или великих королей, но на самом деле, являющегося всего лишь потускневшей от времени комнатой. Одной из немногих, оставшихся целой, среди вековых развалин, возвышающихся на холме и обросших зарослями чертополоха да дикого плюща.
Когда-то на этом величественном увале находился сияющий храм. Здесь совершались обряды, возносились молитвы и воспевали хвалу Кхаа Лауру – золотому дракону. Но вечность стерла память людей, яростные битвы и стихии разрушили камень, и святилище превратилось в руины, в которых еще сохранилось несколько небольших каморок, грозящих последовать за собратьями и обратиться в вековую пыль.
На уцелевших стенах, кое-где, виднелись фрагменты фресок, изображающих грозную рептилию, извергающую пламя. Пугающий и прекрасный ящер, все еще хранил былое величие: широкий размах крыльев, глаза подобно изумрудам, чешуя, словно частицы солнца. Местами золотое покрытие потерлось и потускнело, а в углах комнатушки образовалась паутина трещин, через которые произрастал ржавый густой мох. Жесткая медная растительность будто напоминало о том, что, несмотря на давность лет, этот разрушенный храм, вечно будет обителью лучезарного чешуйчатого божества.
Барк, в мокром плаще, стоял, прислонившись к гранитной колонне, исписанной облезлым золотистым орнаментом. Он задумчиво глядел на горный массив, раскинувшийся на горизонте. Каменные исполины неровной стеной возвышались к небосводу. Их вершины терялись в клубящихся облаках. Даже в самую ясную погоду, нельзя было рассмотреть пики Вертикальных гор, они словно растворялись в хрустальном куполе небес. Травник поскреб подбородок и обернулся к мужчине, сидящему на белом мраморном кубе, который когда-то служил либо тумбой, либо частью алтаря.
Незнакомцу было около тридцати. Но с таким же успехом можно было утверждать, что ему только минуло двадцать, или перевалило за сорок. На его, чуть загорелом овальном лице, не было морщин, лишь глубокая складка на переносице, да темные миндалевидные глаза хранили опыт прожитых лет. Черные густые волосы, доходящие до плеч, не были исполосованы сединой, хотя у левого виска виднелась тонкая белоснежная нить. Прямой нос, узкие губы, густые изогнутые брови. Его можно было назвать привлекательным, если бы не шрам, пересекающий левую щеку: от остроконечного уха до уголка рта. Рубец, шириной со стебель колоса, но с рваными краями. Огонь? Метал? Кислота? Неизвестно, что оставило свой след на коже, но бесспорно то, что нанесло рану, причинило немыслимую боль.
Травник укутался поплотнее в дорожную накидку, еще хранящую печать грозы, заставшую его в Мендарве. В этих развалинах сквозняки были частыми гостями. Воздушные массы, образующиеся у вершин гор, набрасывались на руины храма, как коршуны на добычу. В этом месте всегда было неуютно, но вполне безопасно.
Мужчина в черных одеяниях не обращал внимания на порывы ветра, врывающиеся через открытую террасу комнатушки. Он, закрыв глаза и соединив ладони, что-то шептал, словно молился. А напротив него, в глубине помещения, медленно таяли фиолетовые искры – последние следы, напоминающие о портале. Когда сияние исчезло, он облегченно вздохнул и потер руки. Затем его глаза распахнулись, мерцая таинственными зелеными бликами на черных зрачках. Незнакомец поднялся с камня. Он был высок и широкоплеч. Статный, сильный, закаленный боями, он был похож на легендарного полководца, о котором слагают баллады бродячие барды и королевские трубадуры. Поправив плащ, мужчина твердым шагом подошел к колонне и окинул взглядом горный хребет, возвышающийся колоссальной бесконечной стеной.
– Дело сделано. Никто не проведает про то, что ты вошел и вышел через иллюзорные врата, – уверено произнес он. Его голос был ровным и твердым.
Травник кивнул.
– Фургон и живность, я вернул Геру, как мы и договаривались. Он не остался в убытке, – Барк ухмыльнулся. – Ежегодно мы пополняем его кошель серебром да золотом. Неплохо быть купцом, который прохлаждается в корчме, пока я сбываю его товар.
– Гер, может и жулик, но он ни разу не подвел нас. Не велика плата за его услугу. Лишь благодаря ему, ты можешь посещать страну людей. Немногие аскалионцы могут похвастаться тем, что побывали в Мендарве, – мужчина убрал прядь волос с лица, которую всколыхнул ветер, и заправил за ухо. В его темных, как уголь глазах отразились горы, затянутые пеленой облаков.
Барк вздохнул и вновь поправил плащ, который норовил отринуть в стороны и бросить тощую фигуру хозяина в объятия жгучего ледяного ветра.
– Я согласен, – кивнул он. – На этот раз мое путешествие не оказалось бесплодным. Я видел ее. И мне даже удалось ей вручить ворона. Вернее продать.
На губах темноглазого мужчины появилась легкая улыбка.
– Я уверен, что тебе пришлось приложить немало усилий.
Травник покачал головой и взъерошил свои курчавые сальные волосы.
– Не то слово. Она категорически не желала его приобретать, пока я не предложил ей в придачу платок, сотканный пауками Дритского леса.

– Я ее понимаю. Кто в здравом уме на территории Мендарва решится приобрести ворона? Ни красоты, ни пользы от него.
– Для Мендарвцев нет, – согласился Барк.
– Для всего Нирбисса, – поправил незнакомец, – Кроме Магистров и чародеев низшего ранга, никто услугами «крыльев ночи» не пользуется.
– Ноэл, – замявшись, проговорил человек-хорек, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Мужчина горько усмехнулся и посмотрел на друга.
– У меня нет выбора, Барк.
– Послушай, я могу заняться этим. Я в Цитадели простой лекарь, никто не ополчится на меня, если узнает, что я влез, куда не следует. А ты… Ты рискуешь потерять все! – он нервно сглотнул слюну. – Даже жизнь.
Лицо Ноэла, стало серьезным. Он вновь убрал прядь волос за ухо. Он уведомлен об опасности, грозящей ему.
– Я знаю, дорогой друг. Я знаю. Но как я говорил уже сотню раз: у меня нет выбора. Тебе не обмануть судьбу, взвалив мое бремя на свои плечи. Да, сейчас ты в силах что-то сделать. Но позже? Без магии тебе не справится с грядущей бедой.
Травник прекратил споры. Ноэл был прав. Барк был обычным целителем, который творил чудодейственные эликсиры и мази, но не мог использовать чары. Он был человеком обделенным магической искрой. Не окажись он мальчишкой в Цитадели, может быть он стал бы аптекарем, или ювелиром, а может и портным. Все кто попадал в Аскалион, были связаны с волшебством, но не каждому было дано обрести власть над магическими способностями.
Несмотря на то, что Барк и не впитал с молоком матери чародейское искусство, он надеялся, что сможет помочь другу, который ежедневно подвергал себя опасности и за пределами Цитадели и внутри нее.
Ноэл широко улыбнулся приятелю и, подойдя к нему вплотную, похлопал по плечу.
– Что за удрученный вид? Все будет хорошо! Карро справится с заданием.
Барк попытался изобразить ответную улыбку, но безуспешно. Беспокойство не покидало его. А травнику, никогда не удавалось контролировать эмоции в присутствие людей, о которых он тревожился.
– Он проинструктирован, – вяло промолвил целитель. – Меня волнует не ворон, а то, что подумают Магистры, когда обнаружат пропажу твоего спутника.
Ноэл беззаботно махнул рукой.
– Пустяки. Он же не узник. Куда хочет туда и летит. У птиц тоже есть свои дела. Верховным магам об этом известно не меньше моего.
– Играешь с судьбой, Ноэл? А она не любит, когда кто-то меняет ее правила и плетет собственный узор.
Мужчина пожал плечами.
– Полотно, что соткано Ниамэ, нельзя изменить, но я могу быть пряжей, которая не даст ему износиться.
Барк покачал головой и накинул капюшон.
– Играешь с судьбой, Ноэл, – повторил он, и его взгляд с беспокойством скользнул по Вертикальным горам, над которыми собрались тяжелые темные тучи.
– Хватит обо мне, – решил сменить тему мужчина, – лучше поведай о том, где ты так успел промокнуть. Решил в речке искупаться перед отъездом и забыл снять одежду?
Барк, недовольно буркнув что-то под нос, покосился на приятеля.
– Я в Мендарве попал в грозу. Весьма странную. Бурю стихий. У меня до сих пор мурашки по коже от молний, разрывающих землю и ветра, вырывающего с корнем деревья.
Ноэл нахмурился и невзначай дотронулся до шрама.
– Буря стихий, – задумчиво молвил он. – Она пришла со стороны Круана?
Травника отрицательно замотал головой.
– Нет. Она началась и закончилась в Мендарве. Это очень необычно, Ноэл.
– Песнь дриады в стране людей? Не думал, что дочери Дрита обитают там. Это небезопасно.
Барк молчал. Интуиция подсказывала ему, что в природном катаклизме есть и его вина. Платок, подаренный златовласке, был красив, но был не больше, чем просто вещью в руках сельской девчонки. А в руках дриады… В руках дриады он был своеобразным ключом. Но не могла шаль попасть к дочери Вечного леса! Только если девочка отдала его добровольно дриаде.
– Надо будет разузнать у Карро, что случилось, – произнес травник.
Ноэл удивленно приподнял бровь.
– Вряд ли наш пернатый приятель успел завести знакомство с обитательницей Дрита.
– Неважно. Ты должен будешь у него спросить об этом.
Мужчина кивнул. Если Барк думает, что птице удастся, что-нибудь выведать, то он расспросит ее.
– Нам следует отправиться в Цитадель, – сказал травник, с тревогой глядя на приближающиеся тучи, – иначе мы и здесь промокнем. На сегодня мне достаточно и одной водной процедуры. Я предпочел бы горячую ванну, нежели ледяной водопад с небес.
Ноэл улыбнулся и кивнул. Барк отошел от края террасы и направился к узкому проходу, ведущему через руины, на противоположенный край холма.
Черноволосый мужчина помедлил. Изначально, он внимательно осмотрел горный хребет, затем грозовые воздушные массы, после перевел взгляд на фреску, с которой на него созерцал золотой дракон.
«Твоя тень покинула Нирбисс, твои крылья не желают больше подстегивать ветра! Где ты Кхаа Лаур? Паришь средь белоснежных облаков? Или твои кости давно гниют в земле? Беда спешит к твоим владеньям. Очнись от сна Великий Создатель, вернись к нам! Ибо без твоей защиты, скверна вновь изуродует землю, тьма окутает солнце, сотворенное тобой».
Ноэл опустил глаза и осторожно дотронулся до изображения животного. Затем он накинул капюшон и исчез во мраке туннеля, словно призрак.
Когда его шаги смолкли, отблески молний сверкнули над Вертикальными горами, и раздался отдаленный раскат грома. А там, где стена еще хранила тепло ладони мужчины, появилась еле заметная трещина, которая мгновенно поросла ржавым мхом.
Комната была огромной. Она могла смело состязаться с королевскими покоями. Тяжелые бархатные шторы, цвета вечерних сумерек, закрывали высокие окна. На стенах пестрели красочные гобелены, изображающие дивные пейзажи. Пол устилал пушистый толстый ковер из овечьей шерсти, тоже темный, с легким синим отливом. Посреди помещения находилась огромная кровать под парчовым балдахином, позади нее за тканевыми ширмами стоял стол, загроможденный всевозможными стеклянными колбами и пузырьками, заполненными порошками и разноцветной жидкостью.
Псилон задумчиво восседал в дубовом кресле. Одной рукой он наматывал на палец прядь черных волос, а другой отбивал дробь по поверхности стола. Стекло легонько подрагивало, тихо звеня, словно дрожа от страха.
Наконец в голове у волшебника прояснилось и он, тяжело вздохнув, спрятал прядь в небольшую шкатулку, предусмотрительно заперев ее на ключ. Ключ же, он опустил в карман широкой мантии.
«Весьма полезная вещица», подумал он о сувенире, который ему удалось заполучить от Таборы. Демоны, хоть и лживые твари, но крайне преданные слуги.
Псилон, конечно предпочел бы, чтобы демонесса оказалось мертвой, но раз, чертовке удалось исцелиться от смертоносных ударов, что ей нанес чародей, то пусть послужит ему. Маг соврал, сказав, что попал в Табору магией случайно. Нет, он намерено пустил в нее кислотные снаряды, жаждая избавить от отродья тьмы младшего брата. Морган его никогда бы не простил, узнай он, что смерть благоверной была задумана Псилоном. Но чародея сейчас этот аспект не беспокоил. Брат до сих пор думает, что он погиб.
На лице мага проскользнула злорадная улыбка.
Погиб от клинков Таборы… О, она никогда не заслужит прощения. Никогда, она не осмелится приблизиться к их семейству. План Псилона сработал, правда не так, как он того желал.
Волшебник поднялся из-за стола и, подойдя к окну, небрежно отодвинул гардину в сторону.
Окно выходило на реку. И Верховный жрец мог созерцать не только ажурные мосты с фонарями, да прогулочные лодки аристократов. Перед его взором простиралась та часть Форга, что возвышалась на противоположенном восточном берегу. Кварталы храмовников, моряков, лекарей и оружейников. Там же находилось и столичное кладбище, тюрьма и площадь, где проходили казни. Сейчас город практически спал. Только запоздалые купцы покидали Форг, да темные личности и пьянчуги шныряли по подворотням.
– Нужно будет что-то придумать, дабы ограничить присутствие Гильдии воров здесь, вблизи от дворца, – потерев висок, прошептал недовольно Псилон.
Бандиты не причиняли особых хлопот Форгу, и редко когда обворовывали местных, но их присутствие в катакомбах под городом, беспокоило мага. Верховный жрец уже давно заключил договор с Бритусом Одноглазым, предводителем разбойников и убийц. Проходимцы и воры боялись беловолосого капеллана. Но тем не менее, эти канализационные крысы не вызывали доверия у Псилона. Он им не верил, но частенько пользовался их услугами. Даже Странники не могли пронюхать то, что могли учуять длинные носы лиходеев.
Чародей посмотрел на ночное небо, которое успело покрыться на горизонте легкой светлой дымкой. Скоро рассвет. К счастью, благодаря усилиям волшебника, Буре Стихий не удалось добраться до Форга. Лишь кратковременный дождь омыл белокаменные улицы, да легкий ветерок сдул пыль с крыш.
Ничто не должно нарушать покой горожан, и осквернять улицы столицы. Псилон презрительно скривился, словно почувствовал на языке вкус муравьев.
– Природная магия, – прошипел он с отвращением. – Волшебство, призывающее силы мироздания, но бесполезное, когда желаешь приручить его.
Не многим существам в Нирбиссе было суждено владеть этими чарами. Впрочем, и счастливчики не могли управлять ими – Магия Стихий была в крови. Дриады, Дендройды, Мальковские феи, пара-тройка друидов, обладали знаниями песни Земли и Неба. Им было под силу вызвать ураган, собрать тучи, породить оползень, и даже сотворить лес на пустоши. Но данные способности не всегда отвечали желаниям Призывающего. Иногда, Поющий вместо того, чтобы прорастить за несколько часов пшеницу, мог разрушить гору. Или же пробуждение дождя было способно обернуться пылевой бурей.
– Бесполезная и глупая сила Хаоса, – пробормотал Псилон, который слегка завидовал всем этим избранным Природой. Намного легче голосить во всю мощь, беря энергию у деревьев, рек и почвы, нежели заучивать сотни заклинаний, и тратить на них такое количество сил, что порой можно помереть от истощения.
Маг помнил слова Таборы. В Дубках обитала дриада. Если чародею удастся заключить с ней союз, то он мог бы использовать дочь Дрита в своих целях. А если эта древесная дева не согласится мирно прийти к взаимопониманию, он найдет способ заставить ее сотрудничать. Тара Рин обладала особой мощью. Вызвать Бурю Стихий мог не каждый.
Тихо скрипнула дверь. Псилон даже не обернулся. Он знал гостя. Белые одеяния мелодично прошуршали по полу. Меус вернулся со встречи с Барком и видимо решил поделиться новостями. У брата была дурная привычка. Он никогда не стучался и не спрашивал разрешения войти.
– Чтобы меня с потрохами слопали огры! – воскликнул черноволосый капеллан, подходя к окну. – Ты не желаешь поведать, что творится в Мендарве? – его голос звучал рассерженно.
Псилон с невозмутимым выражением лица взглянул на брата, у которого, от гнева брови дергались, как ельник на ветру.
– Если ты укротишь свой гнев и уточнишь, что именно тебя интересует, я без промедления отвечу. А если, ты предпочитаешь, что бы я гадал, то спешу тебя разочаровать. Я не стану копаться в твоей голове, а с превеликим удовольствием оглашу все известия страны людей, которые мне удалось собрать за последние сутки.
Меус покачал головой, но его брови все еще хмурились. Он не желал выслушивать долгие и нудные повествования о нелюдях, перепалках в рядах церковниках, очередной казни или же о проклятых флибустьерах, нагоняющих страх на побережье.
– Буря Стихий, это чьих рук дело? – коротко поинтересовался он.
Псилон усмехнулся. Да, его брат не простофиля. Ему не расскажешь байки о том, что магическая гроза это проделки Таборы или чародея – дилетанта. Придется поведать о встрече с демоницей и о Таре Рин. Но можно умолчать о пряди волос.
– В Мендарве объявилась дриада, – беловолосый чародей заметил, как в глазах Меуса промелькнуло беспокойство. – И всю эту канитель она устроила. С какой целью? Не знаю. Но клянусь, скоро мне будут известны все детали. Завтра в Дубки прибудет когорта Сведущих. Они проведут рейды в деревне и в замке. Они непременно отыщут эту адептку Природы.
Меус скрестил руки на груди и, склонив голову на бок, о чем-то призадумался. У него тоже были секреты от брата. И он опасался проговориться о них. Деревенька, куда завтра направится отряд ищеек Псилона, была местом, откуда родом девушка с Ярмарки.
– Тебе известно имя дочери Дрита? – осторожно поинтересовался он.
Псилон кивнул.
– Тара Рин.
Меус почувствовал, как у него перехватило дыхание, но виду не подал, что его что-то встревожило.
– Ты когда-нибудь слышал о ней?
Черноволосый чародей покачал головой, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица. Ему стоило огромного труда, не выдать бурлящих эмоций, наполнявших его душу.
– Мне незнакомо это имя, – солгал он, – и я крайне удивлен, что у нас под носом поселилась дриада. А ты, как проведал про нее?
Псилон хмыкнув, пригладил усы.
– Мне наша старая знакомая о ней рассказала. Я, было, подумал, что эти сокрушительные молнии и остервеневшие ветра ее проделки. Но даже я, порой ошибаюсь.
«Конечно! Демонесса дружила с Тарой и Мариен. Изворотливая и коварная бестия! Сдала Псилону лучшую подругу», негодующе подумал Меус, а вслух произнес:
– И, что нового тебе рассказала Табора?
Псилон усмехнулся и, отойдя от окна, уселся в огромное черное кресло, обитое бархатом. Он жестом предложил брату присоединиться к нему. Черноволосый чародей без промедления принял приглашение.
– Одним словом ничего путного, – поморщился волшебник. – Мне удалось лишь выведать про дриаду, да про то, что эта чертовка, что-то здесь ищет. Я бы отдал все, лишь бы узнать, что именно ее привело в Мендарв. Как я и предполагал – у нее весьма могучий покровитель. Она его боится пуще, чем меня или Моргана.
– Поглоти ее пучина Аборы! Ты наверняка даже не попытался выведать имя этого таинственного благодетеля.
Псилон иронично улыбнулся и потер крючковатый нос.
– Попытался, но она предпочтет умереть, нежели выдаст его. Но я узнаю, кто содействует ей. Узнаю, даже если мне придется отправиться к древним богам за ответом.
Меус сложил руки в замок и нервно постукивал указательными пальцами. Что-то происходит в Нирбиссе. А он, как последний идиот, затаился в Мендарве и ждет, пока наступит полоса мрака.
– Значит, в великую и ужасную колдунью демоница не намерена играть. Хоть это радует. Может, мы раньше отыщем вещь, что ей так необходима? Если информация или предмет окажутся в нашей власти, то мы сумеем совершить весьма выгодный обмен, не находишь?
Псилон кивнул и рассмеялся.
– Дорогой брат, смотрю, тебя в последнее время посещают мудрые мысли.
Меус тоже улыбнулся, но его улыбка была горькой. Он перестал перебирать пальцами и его взгляд скользнул к окну, где через стекло виднелось розовеющее небо. Солнце являло свой лик Мендарву.
– Тебе не приходила в голову мысль, что Табора воскресла и получила поддержку от кого-то, обладающего бескрайней властью. Возможно ренегата, как и мы.
Пришел черед мрачнеть Псилону.
– Не думаешь ли ты, что Он тоже жив?
Меус поднялся с кресла и, подойдя к окну, распахнул его. Свежей утренний воздух ворвался легким шлейфом в комнату, рассеяв густое напряжение.
– Я не провидец, – ощутив комок в горле, пробормотал черноволосый волшебник. – И я не стану утверждать, что Он до сих пор где-то скрывается. Я лишь предположил, что Он мог, как и мы прикинуться погибшим. И если так оно и есть…
Лицо Псилона побледнело, слившись с белоснежными волосами и бородой. Он громко ударил кулаками по деревянным подлокотникам и вскочил с кресла.
– Он мертв! – воскликнул гневно маг. Его голос, словно звон колокола, разнесся по спящему Форгу. – Мертв, как Кхаа Лаур, Дейра и Ниамэ! Мертв, как Архес! Мертв, как ядовитые болота Крока!
Меус любуясь коралловыми цветами города, окрашенного лучами просыпающегося небесного светила, даже не обернулся в сторону брата. Псилон мог сколько угодно вопить, что Он сгинул в объятия Дероды, но от его криков, ничего не менялось. Скребущее и неприятное предчувствие уже цепко впилось в душу и разум черноволосого капеллана.
Псилон покраснев от распираемого негодования, подошел к окну и вдохнул полной грудью утреннюю свежесть, дабы успокоиться.
– Нам не стоит упоминать его.
– Согласен, – кивнул Меус. – Я надеюсь, что ты здраво рассуждаешь и осознаешь, что если Нирбиссу грозит беда, и в этом не замешан Айлас…
Псилон испугано шикнул на брата, словно боялся, что имя, произнесенное вслух, способно вызвать призрак из обители Темноликой. Но Меус не придал этому значения и продолжил:
– … то это знаменует лишь одно – на материке появился могущественный и опасный чародей, который заручился поддержкой иллюзорных демонов или самих Создателей.
– Хватит!!! – свирепо воскликнул маг. – Хватит нести несуразицу и ныть! Ты мне напоминаешь несчастного котенка, оказавшегося в водовороте!
Меус удивленно вскинул брови и взглянул на брата. Давно он не видел его в таком гневе. Его всегда раздражали разговоры о непутевых родственниках, но сейчас он явно перешел все границы.
– Я не помышлял расстраивать тебя, растерзай меня морской киркан, – тихо проговорил волшебник. – Я поделился с тобой своими предположениями.
– Вот что я тебе скажу, Меус, – все еще кипя от ярости, прорычал Псилон, – Если этот гаденыш вернется, или кто-то похожий на него возжелает начать кровопролития, то пусть! Пусть воюет с эльфами, гномами, русалками и с прочими нелюдями! Он может даже Магистров всех перебить поодиночке или же скопом – мне все равно! Но чтобы не задумал этот таинственный и коварный мерзавец, Мендарв – я ему не отдам!
Меус молча кивнул. Псилон был слишком самоуверен. Нависни сейчас над страной людей реальная угроза, недолго бы продержались королевские войска, да храмовники, снаряженные слабыми амулетами. Магия с каждым годом совершенствовалась, но не здесь, не в Мендарве. Если бы братьям Вэинарисс выпала возможность отыскать древние рукописи волшебников былых эпох, тогда можно было, не беспокоиться о безумных и могущественных недругах.
– Уже почти рассвело, – невозмутимо произнес Меус. – Мы должны уделить несколько часов сну. Тивар ждет нас к полудню, и ему не следует знать, что нас тревожат какие-либо иные заботы, нежели те, что касаются ордена Тарумона Милосердного.
Псилон, поджав губы, сверкнул глазами. Злоба подобно гейзеру клокотала внутри него.
Меус тихо прошелестел полами одеяния, подойдя к двери. У самого порога он обернулся.
– И сними заклятье тишины. Наша беседа окончена, а если прислуга или стража не услышат твой громогласный храп, то точно что-нибудь заподозрят. Как нам повезло, что во дворце мы единственные храмовники, и не один чужой медальон не уловит твою магию.
Черноволосый капеллан покинул опочивальню брата, плотно прикрыв за собой дверь. Псилон все стоял у окна, глядя, как фонарщики тушат одну за другой уличные масляные лампы и свечи под стеклянными колпаками, рыбаки и лавочники медленно бредут по улицам, еще не очнувшись от сладких объятий сна, а королевские стражники сменяются на посту.
Волшебник закрыл окно и, шевеля белоснежными усами, стал шептать заклинания, возвращая в Форг звуки и голоса, которые приглушал во время разговора с Меусом.
Рассвет тяжелой поступью явился в лес Серых лисиц. Высокие березы и осины, с тонкими стволами, шелестели слегка пожелтевшей листвой, пробуждая утренних птах, таящихся в кронах деревьев. Ветерок лениво носился среди кустов терновника и багульника, стремясь куда-то на юг.
Ная бежала по тропинке, судорожно глотая воздух. Ее холщовая рубаха до пят, подпоясанная конопляной веревкой, то и дело цеплялась за крючковатые ветви придорожной растительности, но девочка спешно освобождалась от них и неслась дальше. Босые ноги кололи мелкие камушки, но ступни темноволосой малышки, давно огрубели от ходьбы по лесу, и колючая, местами неровная тропа, не вызывала дискомфорта.