Великая охота

Ранд протолкался вдоль стены, мимо выстроившихся по краям двора кузниц и мастерских оружейников – Фал Дара был крепостью, а не дворцом, несмотря на свои размеры и суровое великолепие, и все тут подчинялось одной цели, – тихо извиняясь перед людьми, которых ненароком задевал. Некоторые оборачивались сердито, кое-кто бросал вслед недоуменный взгляд на седельные сумки и узлы, но никто не нарушил тишины. Большинство же даже не удосужилось полюбопытствовать, кто это там мимоходом толкнул их.

Поверх голов большей части собравшихся Ранд мог без труда наблюдать за происходящим во дворе крепости. Сразу за главными воротами, внутри цитадели, выстроилась шеренга мужчин, стоящих рядом со своими лошадьми. Юноша насчитал их четырнадцать. Ни у одного из них не было похожих доспехов или одинаковых мечей, и ни один не походил на Лана, но Ранд не сомневался, что все они – Стражи. Круглые лица, квадратные лица, узкие лица – у всех четырнадцати был такой облик, будто они видят то, что другим людям недоступно, слышат то, что другие услышать не могут. Стоя в непринужденных позах, они выглядели столь же смертоносно, как и волчья стая. Лишь одно у них было схоже: все как один носили меняющие цвета плащи, который Ранд впервые увидел на Лане, – плащи, которые зачастую словно сливались с тем, что находилось позади. Глядя сразу на стольких воинов в этих плащах, нельзя было сохранить ни легкое сердце, ни безмятежный вид.

Впереди Стражей, в дюжине шагов от них, стояли рядом со своими лошадьми женщины, капюшоны их плащей были отброшены за спину. Теперь Ранд пересчитал их. Четырнадцать. Четырнадцать Айз Седай. Должно быть, они. Высокие и низкие, стройные и полные, смуглые и белокожие, волосы подстрижены коротко или нет, распущенные по плечам, свободно ниспадающие на спину или заплетенные в косы, одежды столь же различны, как и у Стражей, сколько женщин – столько же фасонов и цветов. Однако они тоже обладали сходством в одном – теперь, когда они стояли все вместе, оно стало явственным. Для женщин они выглядели лишенными всякого возраста. Издалека их можно было назвать молодыми, но, если подойти поближе, они, как знал Ранд, напоминали Морейн. Молодо выглядящие и в то же время нет, с гладкой кожей, но с лицами слишком зрелыми для столь юного возраста, глаза – знающие и повидавшие слишком многое.

«Поближе? Дубина! И без того я слишком уже близко! Чтоб мне сгореть, надо было идти длинным путем!» Ранд продолжал протискиваться к своей цели – к другой окованной железными полосами двери в дальнем конце двора, но оторвать взгляд от происходящего ему было не под силу.

Невозмутимые Айз Седай игнорировали любопытствующих, все внимание обратив на паланкин, находящийся теперь в центре крепостного двора. Несущие его лошади вели себя так спокойно, будто их держали под уздцы конюхи, хотя возле паланкина стояла лишь одна женщина; лицо ее было лицом Айз Седай, и она не обращала на лошадей никакого внимания. Перед собой обеими руками она держала вертикально жезл высотой в ее рост, на жезле, выше ее глаз, было насажено позолоченное пламя.

В дальнем конце двора цитадели, обратившись лицом к паланкину, стоял лорд Агельмар, выпрямив спину и развернув плечи, с невозмутимым лицом. На темно-синем кафтане с высоким воротом-стойкой алели три бегущие лисицы Дома Джагад и виднелся устремившийся вниз черный ястреб Шайнара. Рядом с лордом Фал Дара – Ронан, высохший от прожитых лет, но высокий по-прежнему; высокий жезл шамбайяна увенчивали три лисицы, вырезанные из красного аватина. По рангу и полномочиям шамбайян Ронан был ровней шатайян Элансу, но Элансу оставляла ему лишь распоряжаться церемониями и секретарствовать у лорда Агельмара. Пучки волос на макушке обоих мужчин были белыми как снег.

Все они – Стражи, Айз Седай, лорд Фал Дара и его шамбайян – стояли неподвижно, будто скала. Толпа зевак затаила дыхание. Вопреки самому себе Ранд замедлил шаг.

Вдруг Ронан трижды громко стукнул о широкие плиты жезлом, выкрикнув в тишину:

– Кто идет сюда? Кто идет сюда? Кто идет сюда?

Женщина возле паланкина легко ударила своим жезлом в ответ, тоже трижды:

– Блюститель печатей. Пламя Тар Валона. Престол Амерлин.

– Почему мы должны бдить? – вопросил Ронан.

– Ради надежды рода людского, – отозвалась высокая женщина.

– От чего мы охраняем?

– От Тени в полдень.

– Долго ли нам охранять?

– От восхода солнца до восхода солнца, пока вращается Колесо Времени.

Агельмар поклонился, его белый чуб шевелился на слабом ветерке.

– Фал Дара предлагает хлеб-соль и гостеприимство. Рады приветствовать Престол Амерлин, ибо здесь стоят на страже, здесь блюдут Пакт. Добро пожаловать.

Высокая женщина отдернула полог паланкина, и из него ступила на землю Престол Амерлин. Темноволосая, неопределенного возраста, как и все Айз Седай, женщина, выпрямляясь, обежала взглядом собравшихся. Ранд отшатнулся, когда ее взор скользнул по нему; он чуть ли не физически почувствовал его прикосновение. Но ее взгляд прошел дальше и остановился на лорде Агельмаре. Слуга в ливрее опустился подле нее на колено, держа в руках серебряный поднос со сложенными полотенцами, над ними еще поднимался пар. Женщина церемонно промокнула лицо и вытерла руки влажной тканью.

– Я благодарю, сын мой, за ваш радушный прием. Пусть Свет осияет Дом Джагад. Пусть Свет осияет Фал Дара и всех в нем.

Агельмар вновь поклонился:

– Вы оказываете нам честь, мать. – То, что она называла его «сыном», а он обращался к ней «мать», не прозвучало странным, хотя, если сравнить ее гладкие щеки с его резко очерченным лицом, скорее он походил на ее отца, если не на деда. Ее осанка могла поспорить с его манерой держать себя. – Дом Джагад – к вашим услугам. Фал Дара – в вашем распоряжении.

Со всех сторон раздались радостные кличи, набегающими волнами ударяясь о стены.

Затрепетав всей душой, Ранд заспешил к дверям, ведущим прочь от опасности, уже не заботясь о том, что кого-то толкает на ходу. «Это все твое проклятое воображение. Она и не подозревает, кто ты такой, не знает об этом. Пока еще. Кровь и пепел, если б она знала…» Он не хотел даже думать о том, что произошло бы, знай она, кто он такой, что он такое. Что произойдет, когда она в конце концов выяснит это? Он гадал, не имела ли она какого-то отношения к тому ветру на верхней площадке башни; Айз Седай ведь способны на подобные штуки. Протиснувшись в желанную дверь и захлопнув ее за собой, отсекая приветственные крики, что еще сотрясали крепостной двор, Ранд облегченно перевел дух.

Коридоры тут были так же пусты, как и те, по которым он проходил немногим ранее, и поэтому юноша пустился бегом. Через дворик поменьше, где в центре плескался фонтан, еще по одному коридору и на мощенный плитняком конный двор. Сама «Конюшня лорда», высокая и длинная, была выстроена внутри крепостной стены, с большими окнами, выходящими внутрь крепости; лошадиные стойла располагались на двух этажах. Кузница на противоположной стороне двора стояла непривычно тихой, кузнец и его подручные ушли поглазеть на церемонию приветствия.

В широких дверях Ранда глубоким поклоном встретил Тима, старший конюх. Кланяясь, он прикоснулся ладонью к морщинистому, обветренному лбу, потом к сердцу:

– Душой и сердцем готов служить вам, милорд. Чем может услужить Тима, милорд? – На голове конюха не было чуба воина; волосы Тимы напоминали опрокинутый серый горшок, нахлобученный на голову.

Ранд вздохнул:

– В сотый раз, Тима, повторяю: я не лорд.

– Как угодно, милорд.

Поклон конюха на этот раз оказался еще ниже.

Причиной этого недоразумения послужило сходство имен. Ранд ал’Тор. Ал’Лан Мандрагоран. В случае с Ланом, согласно обычаю Малкир, королевское «ал» именовало его королем, но сам он никогда им не пользовался. Для Ранда же «ал» было просто частью его имени, правда он слышал, что когда-то раньше, очень давно, до того еще, как Двуречье стало называться Двуречьем, эта приставка значила «сын такого-то». Кое-кто из слуг в цитадели Фал Дара счел, однако, что поэтому он тоже король, ну или по меньшей мере принц. Все его попытки убедить их в обратном не возымели большого эффекта, разве что его «титул» снизили до лорда. По крайней мере, так Ранд предполагал; он никогда не видел, чтобы так много кланялись и расшаркивались даже перед лордом Агельмаром.

– Мне нужно, чтобы Рыжий был оседлан, Тима. – Ранд знал, что лучше обойтись так, чем пытаться самому заняться этим; Тима не позволил бы ему марать благородные руки. – Я решил провести пару дней за городом.

Дайте только оказаться верхом на большом гнедом жеребце, и через пару дней его увидят у реки Эринин или переходящим границу Арафела. «Тогда они меня ни за что не найдут».

Конюх сложился чуть ли не вдвое и остался в таком положении.

– Простите, милорд, – хрипло прошептал он. – Простите, но Тима не может исполнить приказания.

Вспыхнув от замешательства, Ранд обеспокоенно оглянулся вокруг – на виду не было ни одной живой души, – потом схватил Тиму за плечо и силой заставил того выпрямиться. Запретить Тиме и немногим другим вести себя подобным образом он не мог, но попытаться сделать так, чтобы этого не видел чей-нибудь взор, было в его силах.

– Почему не может, Тима? Тима, посмотри мне в глаза, пожалуйста. Почему?

– Таковы распоряжения, милорд, – произнес Тима по-прежнему шепотом. Он продолжал прятать глаза, не от страха, а от стыда, что не может выполнить того, о чем просит Ранд. Чувствовать стыд – для шайнарцев все равно что для другого человека получить на лоб клеймо вора. – Вплоть до изменения приказа ни одна лошадь не покинет эту конюшню. И никакую другую в крепости, милорд.

Ранд открыл рот, чтобы сказать конюху, что все в порядке и его вины тут нет, но вместо этого облизал губы.

– Ни одна лошадь ни из какой конюшни?

– Да, милорд. Приказ был отдан совсем недавно. Какие-то минуты назад. – Голос Тимы обрел силу. – Также закрыты и все ворота, милорд. Без разрешения никто не выйдет и не войдет. Даже городской караул – так было сказано Тиме.

Ранд тяжело сглотнул, но ощущение сдавливающих горло пальцев не исчезло.

– Тима, что это за приказ? От лорда Агельмара?

– Конечно, милорд. От кого же еще? Конечно, лорд Агельмар лично не отдавал такого распоряжения Тиме и даже тому, кто передал его Тиме, но, милорд, кто еще мог отдать в Фал Дара такой приказ?

«Кто еще?» Ранд чуть не подпрыгнул, когда на крепостной колокольне ударил гулко самый большой колокол. К его звону присоединились другие, потом затрезвонили колокола в городе.

– Если Тиме будет позволено сказать, – обратился к юноше конюх, улучив момент между колокольными ударами, – то милорд, должно быть, очень счастлив.

Ранду пришлось в ответ кричать, чтобы Тима его услышал:

– Счастлив? Почему?

– Приветствие кончилось, милорд. – Тима указал рукой на колокольню. – Теперь Престол Амерлин пошлет за милордом и за друзьями милорда и пригласит их к себе.

Ранд бросился бежать. Он еще успел заметить озадаченное выражение лица Тимы, а потом конюх исчез из виду за углом. Какая разница, что подумает Тима. «Она сейчас пошлет за мной».

Глава 3

Друзья и враги

Далеко Ранд не убежал, всего-навсего до ворот для вылазок сразу за углом конюшни. Не доходя до них, он перешел на шаг, пытаясь выглядеть непринужденным и никуда не спешащим.

Ворота были плотно закрыты. Через неширокую арку едва проскакали бы два человека верхом, но, как и все ворота во внешней стене, створки их были обиты широкими полосами черного железа. Сейчас ворота были заложены толстенным засовом. Перед воротами стояли два стражника в простых конических шлемах и пластинчато-кольчужных доспехах, с длинными мечами на боку. На их золотистых налатниках-сюрко темнел на груди черный ястреб. Одного из стражников, Рагана, Ранд немного знал. За решетчатым забралом заметен был на смуглой щеке Рагана белый треугольник шрама от троллочьей стрелы. На морщинистых щеках старого воина появились ямочки, когда он увидел Ранда.

– Да будет благосклонен к тебе мир, Ранд ал’Тор. – Раган почти кричал, чтобы его услышали в звоне колоколов. – Решил посшибать кроликов или же все еще упорствуешь, что эта дубина – лук?

Второй стражник шагнул вбок, встав ближе к центру ворот.

– Да будет благосклонен мир к тебе, Раган, – произнес Ранд, останавливаясь перед стражниками. Сдерживать дрожь в голосе требовало огромных усилий. – Вам известно ведь, это лук. Вы же видели, как я из него стреляю.

– Неудобен с лошади, – недовольным тоном заметил второй стражник.

Теперь Ранд узнал его – по глубоко посаженным, почти черным глазам, которые, казалось, никогда не мигали. Они смотрели на юношу двойными туннелями из пещеры шлема. Вот так невезение: хуже не придумать, чтобы ворота охранял именно Масима. Хотя нет, хуже могут оказаться только Красные Айя, но намного ли хуже – непонятно.

– Слишком длинный! – прибавил Масима. – Из кавалерийского лука я выпущу три стрелы, пока ты успеешь выпустить одну этим чудищем.

Ранд заставил себя улыбнуться, будто сочтя это замечание за шутку. Ранду не доводилось слышать от Масимы ни шуток, ни смеха. Большинство людей в Фал Дара хорошо относились к Ранду: он занимался с Ланом, лорд Агельмар сажал его за свой стол и, что важнее всего, в Фал Дара он прибыл вместе с Морейн, с Айз Седай. Некоторым, правда, никак не удавалось забыть, что он чужестранец, они едва цедили ему пару слов, и то если им приходилось отвечать ему. Из этих Масима был худшим.

– А для меня – хорош, – сказал Ранд. – Кстати, о кроликах; Раган, как насчет того, чтобы выпустить меня? Не по мне вся эта суета и гам. Лучше уж поохотиться на кроликов, даже если ни один из них мне на глаза не попадется.

Раган чуть обернулся к своему товарищу, и надежды Ранда стали расти. Раган, несмотря на мрачность, придаваемую ему шрамом, отличался покладистым характером и Ранду симпатизировал. Но Масима уже мотал головой. Раган вздохнул:

– Нельзя, Ранд ал’Тор. – Он, словно бы объясняя, едва заметно кивнул на Масиму. Мол, если б все зависело от одного Рагана… – Никто не выйдет без письменного пропуска. Очень жаль, вот стоило тебе только попросить несколько минут назад. Только что доставили приказ запереть ворота.

– Но зачем бы лорду Агельмару держать меня внутри крепости?

Масима рассматривал узлы за спиной Ранда и седельные сумки. Ранд старался не замечать его взглядов.

– Я – его гость, – продолжал он, обращаясь к Рагану. – Сказать по чести, я мог уйти в любое время за эти минувшие недели. С чего бы этот приказ касался меня? Это же приказ лорда Агельмара, разве нет?

Масима прищурил глаз, отчего его обычная хмурость стала еще мрачнее; он, похоже, забыл о тюках Ранда.

Раган засмеялся:

– Кто же еще отдал бы такой приказ, Ранд ал’Тор? Конечно же, мне его передал Уно, но чей же иначе это мог быть приказ?

Немигающие глаза Масимы впились в лицо Ранда.

– Я просто хотел выйти, – сказал Ранд. – Ладно, тогда погуляю в каком-нибудь саду. Кроликов нет, но и толпы-то не будет тоже. Да осияет вас Свет, и пусть будет мир благосклонен к вам.

Не дожидаясь ответного благословения, Ранд зашагал прочь, решив в любом случае к садам вообще не приближаться. «Чтоб я сгорел, как только церемония кончится, в любом из них могут оказаться Айз Седай». Ощущая спиной взгляд Масимы – Ранд был уверен, что вслед ему смотрит именно он, – юноша шел нормальным шагом.

Внезапно трезвон колоколов стих, и Ранд запнулся. Бежали минуты. Одна за другой, множество. Сейчас Престол Амерлин провожают в отведенные ей апартаменты. Вот сейчас она пошлет за ним, а когда его не найдут, начнут розыски. Едва ворота для вылазок скрылись из глаз, Ранд пустился бегом.

Находящиеся возле казарменных кухонь Возчиковы ворота, через которые в цитадель доставлялась провизия, стояли закрытые и запертые на засов, за спинами пары солдат. Ранд поспешил мимо, через двор кухни, как будто и не думал тут останавливаться.

Собачья калитка в дальнем конце крепости, в которую едва мог пройти пеший воин, тоже охранялась. Ранд развернулся кругом, прежде чем стражники заметили его. Для такой большой крепости, как Фал Дара, ворот было немного, но коли уж под охраной и Собачья калитка, то стража, несомненно, стоит у всех.

Если б у него была веревка… Ранд взобрался по лестнице на гребень внешней стены, к широкому парапету, огражденному зубцами. Он чувствовал себя тут очень неуютно: стоять высоко наверху, открытым ветру – вдруг тот задует опять? – но отсюда был виден весь город до самых своих стен. Даже спустя месяц панорама островерхих крыш с высокими дымоходами смотрелась чудно́, на двуреченский взгляд – свесы крыш доходили почти до земли, словно дома были одной крышей из деревянного гонта, а дымоходы изгибались под углом, чтобы тяжелый снег соскальзывал с них. Цитадель окружала широкая мощеная площадь, но всего в сотне шагов от ее стен на улицах суетился всякий люд, занятый повседневными делами: возле своих лавок возились под навесами лавочники; просто одетые фермеры, пришедшие в город чего-нибудь купить или продать, лоточники, ремесленники, горожане собирались группками, несомненно судача о неожиданном визите Престола Амерлин. Ранд видел, как через одни из ворот в городской стене тек людской поток, катили повозки, – очевидно, там у стражников не было приказов кого-либо останавливать.

Ранд поднял глаза на ближайшую сторожевую башню; солдат приветственно поднял руку, блеснувшую сталью перчатки. Горько усмехнувшись, юноша помахал ему в ответ. Без надзора не оставалось и фута стены. Выглянув в амбразуру, он окинул взором отвесный камень: от пазов для установки переносных щитов до сухого рва далеко внизу.

Двенадцать шагов шириной и десять глубиной, облицованный до зеркальной гладкости. Низенькая стенка, имеющая наклон к крепости – чтобы за ней нельзя было спрятаться, – оберегала прохожего от случайного падения в ров, дно которого было усажено лесом острых как бритва пик. Даже имей Ранд веревку и не будь на стене бдительных часовых, ему все равно не перебраться через ров. То, что сдерживало троллоков, в высшей степени успешно служило и тому, чтобы удержать юношу в крепости.

Внезапно Ранд почувствовал себя усталым – усталым и опустошенным до крайности. Престол Амерлин – здесь, и выхода нет. Выхода нет, и Престол Амерлин – здесь. Если ей известно, что он тут, если это она наслала тот ветер, который вцепился в него, то она уже наверняка ищет его, ищет с помощью возможностей Айз Седай. У кроликов против его лука больше шансов. Однако у Ранда и в мыслях не было сдаваться. Встречались те, кто утверждал, будто народ Двуречья мог бы учить камни и давать уроки упрямства мулам. Когда больше ничего не оставалось, народ Двуречья крепко держался за свое упрямство.

Спустившись со стены, Ранд побрел через крепость. Ему было все равно, куда он идет, лишь бы не туда, где его ждут. Куда-нибудь подальше от своей комнаты, от любой конюшни, от всех ворот – Масима мог отважиться нарваться на ругательства Уно, но доложить, что Ранд хотел уйти из крепости, – и подальше от сада. Ранд мог сейчас думать лишь об одном – не попадаться на глаза любой Айз Седай. Даже Морейн. Она знает о нем. Вопреки этому она ничего против него не предпринимала. «Пока что. Насколько тебе известно, пока что ничего. А вдруг она передумала? Может, это она послала за Престолом Амерлин?»

На миг ощутив себя брошенным всеми и покинутым, Ранд прислонился к стене, опершись плечом на твердый камень. Пустыми глазами он уставился в далекое ничто и увидел то, чего видеть не хотел. «Укрощенный. Неужели будет так плохо, раз этому положат конец? И в самом деле конец?» Ранд прикрыл глаза, но по-прежнему видел себя съежившимся, будто кролик, которому некуда бежать, а Айз Седай окружают его, словно во́роны. «Почти всегда вскоре они умирают, те мужчины, которых укротили. У них исчезает желание жить». Он слишком хорошо помнил слова Тома Меррилина. Встряхнувшись, Ранд заторопился дальше по коридору. Нечего стоять столбом, пока тебя не найдут. «Сколько пройдет времени, пока они все-таки найдут тебя? Ты как овца в загоне. Сколько тебе времени отпущено?» Он коснулся эфеса меча, висящего на боку. «Нет, не овца. Ни для Айз Седай, ни для кого другого». Ранд чувствовал себя немного нелепо, но решительности ему было не занимать.

Народ понемногу возвращался к своим обыденным занятиям. Кухню, ближайшую к Большому залу, где этим вечером должен быть пир в честь Престола Амерлин и ее отряда, наполнял шум голосов и громыхание котлов. Повара, поварята все как один сновали между плитами; в плетеных колесах рысцой бегали собаки, вращая вертела с насаженными на них кусками мяса. Ранд торопливо пробился через жар и пар, окунувшись в запахи специй и стряпни. Никто не взглянул на юношу дважды – все были слишком заняты.

Дальняя часть крепости, где в небольших комнатах жили слуги, напоминала разворошенный муравейник – мужчины и женщины торопились облачиться в свои лучшие ливреи. По углам, чтобы не мешать взрослым, возились и играли дети. Мальчишки размахивали деревянными мечами, а девочки играли вырезанными из дерева куклами, причем одна заявляла, что именно ее-то кукла и есть Престол Амерлин. Двери были распахнуты настежь, дверные проемы закрыты лишь занавесями из бус. Обычно это означало, что живущие здесь рады видеть гостей, но сегодня все попросту спешили. Даже те, кто кланялся Ранду, едва ли замедляли для приветствия шаг. Мог бы кто-то из них, отправившись на службу, услышать, что его разыскивают, и рассказать, что видел его? Заговорить с Айз Седай и сказать ей, где найти его? Глаза тех, мимо кого Ранд проходил, вдруг показались пугающими, они оценивали его исподтишка, они задумчиво ощупывали его спину. В мыслях Ранда даже дети обрели более проницательные взгляды. Он понимал: это всего лишь злые шутки воображения – он был уверен: так оно и есть, так должно быть, – но, когда комнаты слуг остались позади, Ранд почувствовал себя так, будто выскочил из капкана раньше, чем тот успел захлопнуться.

Кое-где в крепости никого не было, люди, обычно работавшие там, по случаю неожиданно выпавшего праздника были освобождены от работ. В кузнице оружейника все горны притушены, наковальни не звенели под молотами. Тихо. Холодно. Безжизненно. Однако как-то не пусто. Кожу закололо, и Ранд развернулся на каблуках. Там – никого. Лишь огромные лари с инструментами и полные масла бочки для закалки. Волоски на затылке зашевелились, и он резко крутанулся опять. Молотки и клещи висели на стене на своих крючках. Гневно он оглядел большую комнату. «Тут никого нет. Это просто мое воображение. Этот ветер и Амерлин; хватит для того, чтобы всякое стало мерещиться…»

Едва Ранд ступил на двор оружейной мастерской, ветер моментально закружился вокруг него. Невольно он вздрогнул, решив, что ветер хочет схватить его. На мгновение ему вновь почудился слабый запах гнили и послышался за спиной гадкий смешок. Всего на мгновение. Напуганный, он настороженно обошел двор кругом, опасливо глядя по сторонам. Двор, вымощенный неотесанным камнем, был пуст. «Просто-напросто проклятое воображение!» Но тем не менее юноша побежал, и вновь ему послышался смешок, на сей раз в безветренном воздухе.

На дровяном дворе это чувство вернулось – ощущение чьего-то присутствия. Ощущение чьего-то взгляда из-за высоких поленниц наколотых дров, сложенных под длинными навесами, быстрые взгляды поверх штабелей выдержанных досок и бревен, лежащих в другом конце двора возле плотницкой мастерской, сейчас с плотно затворенными дверями. Ранд едва сдерживался, чтобы не оглянуться, отказывался думать о том, каким образом одни и те же глаза могли так быстро перемещаться с места на место – от навеса лесопильни через пустой двор к плотницкой, а он даже краем глаза не уловил и тени движения. Ранд был уверен, что глаза одни и те же. «Воображение. Или, наверное, я уже потихоньку схожу с ума. – Он поежился. – Только не это. О Свет, пожалуйста, только не это!» С одеревеневшей спиной Ранд пересек дровяной двор, чувствуя на себе неотвязный взгляд невидимого наблюдателя.

Все дальше по коридорам, освещенным лишь немногими факелами из тростника, в кладовые, полные мешков с сушеным горохом и бобами, тесные от битком набитых сеток со сморщенной репой и свеклой или уставленные винными бочками и бочонками с солониной, бочонками поменьше, с элем, а глаза уже были там, иногда преследующие его, иногда поджидающие, когда он войдет. Ранд не слышал ничьих шагов, только свои собственные, ни разу не уловил скрипа двери, лишь когда сам открывал и закрывал ее, но взгляд этот ни на миг не оставлял его. «Свет, я и впрямь начинаю с ума сходить».

Ранд открыл дверь еще в одну кладовую, и хлынувшие оттуда людские голоса, людской смех затопили юношу облегчением. Уж здесь невидимых глаз быть не должно. Он переступил через порог.