Государыня for real

– А может, все-таки «Мари» она называется, ваша станция? – рискнула толстушка.

– Все мои пути ведут только к Мелиссе, – строго сказал Николай Константинович. – Это мое депо, если угодно.

Пассажиры, все, кроме разочарованной толстушки, зааплодировали – но аккуратно, стараясь не трясти Перстнями, на которые снимали видео для «Трубача». Импровизация получилась, это следовало признать, блестящей, и будь на месте Мелиссы Разумное Зеркало, оно наверняка сейчас заискрилось бы пиксельными фейерверками и запиликало электронными скрипками.

Однако госпожа экс-премьер-министр ни пиликать, ни искриться не спешила.

– Николас…

Она наконец-то посмотрела Николаю Константиновичу в лицо, и одним только взглядом ответила на все прозвучавшие вопросы. Была в этом взгляде жалость, немного ностальгии, щепотка удовлетворения, но не было в нем главного – сильных эмоций. Николай Константинович был бы рад увидеть в нем даже злость, какой ненавистью горели ее глаза, когда она в бешенстве покидала его Опочивальню полгода назад! – но сейчас… Нет, полное равнодушие.

Уж лучше бы он опоздал на этот трамвай. Состав всего из одного вагончика, его же так легко упустить! Но нет, запрыгнул-таки в последний момент, успел.

С другой стороны, всегда лучше, когда есть ясность. Нет ничего хуже неопределенности. Теперь он будет точно знать, что жить ему незачем. Вот иногда и хочется быть кем-то вроде любвеобильного князя Фуржета, а не получается. Николай Константинович не обладал той степенью ветрености, которая необходима для хватания крестьянок за талию среди пучков только что срезанных колосьев различных злаковых культур.

– Мне пора, – сказал он Мелиссе как можно более небрежно. – Спасибо за внимание, господа, – бросил он напоследок пассажирам во главе с розовой толстушкой, затем резко развернулся и пошел в дальний конец вагона, более всего на свете желая ускорить время. До аэропорта оставалось еще полминуты, и Николай Константинович сердился, почему так медленно идет этот хваленый трамвай. Шестьсот километров в час при нынешних технологиях – это просто смешно, хомякам насмех. А он еще лично подписал указ о награждении строителей вакуумки! Бездельники, не могли сделать скорость шесть тысяч километров в час?

– Николас, – послышался знакомый голос рядом, – не обижайтесь. Не хочу, чтобы мы расстались вот так.

Мелисса стояла рядом, и он вжался плечом в стеклянную стену трамвая, только чтобы ее волосы не касались его подбородка. Он не имеет права терять самоконтроль на глазах у подданных. Его фамилия Романов, а не Любезье.

– Всё в порядке, сударыня, – Николай Константинович откашлялся. – Это вы меня простите за беспокойство.

Когда уже остановится этот проклятый трамвай?

– Знаете, Николас, если бы вы сказали мне то же самое полгода назад, – терзала его Мелисса, – всё могло бы быть по-другому…

Скорее, скорее, когда остановка?

– Но с тех пор многое изменилось… Майн Готт, как вам объяснить? – Мелисса старалась подобрать слова, но тут никакие не годились. – Вы инженер – поймите, у меня внутри будто что-то сломалось…

Ну! Быстрее же, магнитная телега! Это просто невыносимо.

Николаю Константиновичу казалось, что серый пол вагона вырывается у него под ног, что он падает с головокружительной высоты, что сердце его кричит, заполняя этим криком все вокруг…

И вдруг он понял, что кричит не только его сердце, но и люди вокруг.

Вакуумный трамвай и правда падал.

Впрочем, особо падать было некуда. Вагон левитировал в полутора сантиметрах над рельсами, так что падение закончилось спустя долю секунды после начала. Трамвай вполне устойчиво встал на магнитные пути, сама же дорога находилась в толстой стеклянной трубе, способной выдержать нагрузку в пятнадцать раз больше нынешней.

– Какого черта – что с трамваем – что за день-то сегодня такой?

Мелисса побледнела, но, судя по ее решительному лицу, не испугалась, а скорее разозлилась – в отличие от пассажиров вакуумки, впавших в настоящую истерику. Толстушка билась всем своим внушительным телом о стеклянные двери на другом конце вагона, вопя: «Выпустите меня отсюда, я не хочу погибать, пока не узнаю, чем закончился первый сезон „Амазонок“!» Остальные орать перестали, потому что соревноваться с экзальтированной Мари в децибелах было бессмысленно, и сосредоточились на тяжелом дыхании, предынфарктном состоянии и бессмысленном тыканье в потухшие информационные экранчики.

– У вас Перстень работает? – Николай Константинович безуспешно пытался активировать свой. – Смилуйся, государыня… Нужно вызвать спасателей.

– Мой тоже скис, – коротко ответила Мелисса. – Но гораздо важнее – какого дьявола этот проклятый трамвай никуда не едет? Это что, восстание транспорта? Нас возненавидели все средства передвижения? Сначала платформа, теперь это…

Трамвай внезапно дернулся вперед, буквально на несколько миллиметров, потом резко сдал назад, от чего толстушка повалилась на представительного пассажира в голубом цилиндре и превратила его классический головной убор в нечто вроде смелого берета. И, наконец, замер окончательно.

Мелисса даже не шелохнулась на своих высоченных шпильках. С таким чувством баланса, отметил про себя Николай Константинович, ей не в политику нужно было идти, а в цирк. Хотя иногда выступление премьера перед журналистами и напоминает хождение по канату над завороженной публикой, только и мечтающей, чтобы ты оступился.

– А знаете что, Николас? Я все поняла, – заявила Мелисса. Николай Константинович старался смотреть не на нее, а в окно. Под ними зеленели поля питомника «Дерево из Верева». Верево – так называлась деревушка, в которой располагался головной офис процветающей фирмы по продаже генетически модифицированных новогодних растений. Двухметровые пушистые ёлкокапусты казались с этой высоты смешными изумрудными шариками не больше обыкновенных кочанов, место которым в щах, а не на праздничных площадях столицы. – Да, теперь мне все ясно, как дважды два. Покушения продолжаются. Сначала платформа, теперь трамвай. Алексея мы арестовали, но его сообщники пока на свободе. Это они орудуют. Нужно только выяснить – кто является их целью: вы или я. Мы же оба были и тут и там. Думаю, все-таки вы их больше интересуете. Я-то теперь вне игры, с политической точки зрения ничем не отличаюсь от вон той очаровашки в розовом костюмчике. А вы до конца жизни останетесь Романовым.

Разговаривать с Мелиссой не о любви, а о деле было гораздо легче. Николай Константинович достаточно непринужденно возразил:

– Не думаю, Мелисса Карловна, что к делу причастны мои подданные – больше похоже на некий глобальный сбой. Возможно, что-то случилось со спутниками… А может быть, – грустно пошутил он, – это Вселенная дает понять, что нам с вами нельзя находиться в одном месте, как натрию и воде. По отдельности – два чудесных элемента. Соприкасаются – получается взрыв.

– Что? Взрыв? Какой взрыв? Тут будет взрыв? – Рассуждения Николая Константиновича прервала взбудораженная толстушка, которой, очевидно, надоело валяться на головных уборах своих соседей по вагону. Мари подбежала как раз вовремя, чтобы услышать два последних слова экс-императора и мгновенно сделать свои выводы. – Господа, миленькие! – заголосила она. – Сейчас весь наш «хомяк» взлетит на воздух! Держитесь, родненькие, взрыв ожидается нешуточный, это его величество сказал, а кому еще и верить, как не ему! Вот и наступил конец света, а я так и не купила себе те сапоги, которые видела у Лидваля в витрине…

Пассажиров накрыло новой волной паники. Теперь уже все повскакивали со своих мест и бросились к наглухо закрытым дверям трамвая, толкая Николая Константиновича с Мелиссой и не замечая этого.

– Они ведь затопчут друг друга, Николас! Что за джунгли!

Мелисса в ужасе прижималась к поручню – не к сильному мужчине в миллиметре от нее, а к бездушному стальному поручню. Разве нужны еще доказательства, что этот мужчина ей безразличен даже на подсознательном уровне, горестно подумал Николай Константинович.

Потом встряхнул головой и взял ситуацию в свои руки.

– Сограждане! – объявил он самым зычным своим голосом, который не раз звучал над Дворцовой площадью и из экранов телевизоров по всему миру. – Дамы и господа, внимание!

Пассажиры перестали колошматить по антивандальному стеклу ботинками и зонтами (у настоящего петербуржца зонт всегда с собой), и обернулись.

Николай Константинович – легко для своих сорока девяти лет – запрыгнул на ближайшее кресло и простер руки к пассажирам:

– Друзья, взрыва не будет. Серьезно, тут нечему взрываться. Успокойтесь, прошу вас. Наш вагон на воздух не взлетит, даю вам слово Романова. А слово Романова – что?

Пассажиры хором подхватили:

– Крепче карбона!

– Правильно, – удовлетворенно кивнул Николай Константинович. – Да, мы с вами оказались в чрезвычайной ситуации. Трамвай сломался. Это очевидно. Но ничего страшного не происходит. Упасть на землю с высоты вагон не может. Мы же внутри трубы – со всех сторон нас защищает прочное стекло.

– У меня клаустрофобия! – нервно сказал какой-то паренек с компьютерной сумкой в руках. – Я хочу на простор!

– Не волнуйтесь, сударь, я как раз собирался вам сообщить, что знаю, как открываются двери трамвая механическим способом. Разумеется, мои коллеги-инженеры, создатели вакуумки, предусмотрели все возможности эвакуации пассажиров даже в случае отключения электричества. Сейчас я разблокирую двери, и мы с вами цепочкой, или гуськом, если угодно, пойдем по стеклянной трубе к ближайшей лестнице, чтобы спуститься на землю по комфортным ступенькам, которые я сам тестировал перед запуском трамвая в эксплуатацию.

– Если позволите, ваше величество, – несмело поднял руку мужчина в сплющенном цилиндре, – в трубе же вакуум. Чем мы будем там дышать? Я читал, что под воздействием вакуума в крови человека образуются пузырьки, кровь фактически закипает.

– Ой, а у меня кровь сегодня и так вскипела, как я с Николашей познакомилась! – не преминула сообщить толстушка, хотя никто ее об этом не спрашивал. Едва заслышав голос государя, она тут же угомонилась и теперь смотрела ему в рот, как будто он был мамой-птицей и принес ей червячка на обед.

– Приятно встретить понимающего человека, – Николай Константинович слегка поклонился начитанному господину в цилиндре, – однако на этот счет волноваться не стоит. Я заметил, что электричество отключилось не только в нашем составе, обесточена вся вакуумная дорога – погасли даже сигнальные огни, видите? Это значит, что не работает в том числе и система насосов, обеспечивающих в трубе разреженную атмосферу. А без насосов нет и вакуума. Уверен, что за последние минуты воздух в трубе стал идентичен наружнему.

– Красавец, да еще и умный! – умилилась толстушка.

– Но что, если электричество дадут, пока мы находимся в трубе? – спросил мужчина в цилиндре. – Насосы сразу включатся, мы все погибнем.

– Об этом инженеры тоже позаботились, – кивнул Николай Константинович, – в стенах встроенные датчики, которые не позволят насосам включиться, если по трубе кто-то бродит.

– До лестницы-то далеко? – Паренек-компьютерщик уже весь покрылся испариной от страха. – Я долго ходить не могу. Я же вам не Колобок из игры «Догони лису».

– А вы, сударь, как я погляжу, проигнорировали недавний подарок от правительства – бесплатный фитнес каждому гражданину империи, – съязвила Мелисса.

– Друзья, до ближайшего спуска не более двухсот пятидесяти метров, – обрадовал хилого компьютерщика государь. – Я это точно знаю, потому что внимательно прочитал техническую документацию к трамваю, прежде чем подписывать проект, и лично распорядился удвоить количество спасательных лестниц. Итак, в путь! Попрошу никого не отставать, и помните: всё под контролем, бояться абсолютно нечего, просто выполняйте мои указания.

Мелисса была права: перестать быть Романовым невозможно. Даже с разбитым сердцем Николай Константинович оставался лидером нации. Впрочем, разбитое сердце за последнюю четверть века стало для экс-государя привычным состоянием. Как говорят врачи – вариант нормы.

Спасательная операция прошла значительно лучше, чем операция по признанию Мелиссе в любви. Николай Константинович сразу нашел в полу вагона особый лючок, а в нем потайной рычажок, открывающий двери. Никакого вакуума в трубе уже не было, как и предсказывал венценосный руководитель эвакуации. Ближайшая лестница нашлась буквально в тридцати метрах от трамвая, во время спуска никто не свалился, даже Мелисса, категорически отказавшаяся снимать свои шпильки.

Восемь человек, не считая самого Николая Константиновича, оказались посреди безлюдного поля, в окружении одинаковых хвойных шаров, источавших различимый запах свежей капусты. Какая досада, что трамвай не успел добраться до оживленного здания аэропорта.

– Кстати, я ведь так и не спросил, куда вы собирались лететь… – Николай Константинович обернулся к Мелиссе – и понял, что ее рядом нет. И нигде нет. Мелисса пропала. Как когда-то его бывшая жена Василиса. Исчезла, даже не попрощавшись.

– Это просто смешно, – с горечью пробормотал государь. Больше всего ему хотелось сесть на землю под какую-нибудь ёлкокапусту, обхватить руками колени и от души пострадать. Возможно, даже оросить капустную хвою скупыми мужскими слезами.

Но такой роскоши он никак не мог себе позволить. Его маленький отряд – без Мелиссы выходило семеро – доверчиво смотрел на него, ожидая дальнейших инструкций.

Николай Константинович встряхнул головой:

– Что ж, друзья, предлагаю всем еще раз проверить свои Перстни – и любые другие имеющиеся устройства, – он кивнул на лэптоп в сумке у паренька.

Вся электроника по-прежнему предательски молчала.

– Вот почему эта дурная Интерсетка не работает именно тогда, когда так хочется узнать, почему она не работает? – подвел итог юный компьютерщик.

Вокруг было непривычно тихо. Не слышно было ни гула самолетов, ни рева лунных автобусов, а ведь аэропорт располагался совсем рядом. Ни одного квадрокоптера в небе, даже обычного почтового. Ну уж а птиц-то никто и не ждал – пернатые давно уже уступили дронам воздушное пространство столицы и ее окрестностей.

Помощи ждать было неоткуда. Из царства ёлкокапусты нужно было выбираться самостоятельно, по старинке – ножками. Ирония судьбы, ведь Николай Константинович столько лет жизни отдал «русско-балтам» и «Фодиатору», своему любимому аква-авиа-автомобильчику.

– Вперёд, друзья! – скомандовал он и даже нашел в себе силы пошутить: – Бесплатного фитнеса нам сегодня не избежать. Зато вы посмотрите вокруг, какая новогодняя у нас атмосфера, это в разгар-то мая!

– А как вы поймете, куда идти? – спросил мужчина в цилиндре. – Я имею в виду, как мы сориентируемся среди всех этих деревьев, не отличимых друг от друга?

– У нас есть прекрасный ориентир, – Николай Константинович показал рукой вверх.

– Солнце? – уточнил мужчина.

– Вакуумная трамвайная дорога, – сказал Николай Константинович. – Под такой махиной не заблудимся. К городу она нас точно приведет.

Розовая Мари, пользуясь отсутствием соперницы, подхватила экс-государя под локоток.

– Знаете, Николаша, за что я больше всего волнуюсь? Чтобы мой ролик для «Трубача» не пропал, – доверительно сообщила толстушка Николаю Константиновичу. – Перстень-то вырубился, хоть бы видео не стерлось. А то я буду глупо выглядеть, когда всё обратно включится, а мне и загрузить-то нечего!

– Главное, чтобы всё действительно включилось обратно, – негромко сказал экс-государь.

***

И да, это все еще 17 мая.

Луна. Отельный комплекс «Эрмитаж»

Ангел

– Доброй ночи-доброй ночи-доброй ночи, друзьяшки мои земные, букашки мои любезные! С вами ваш лучший друг Ангел Головастиков и величайшее шоу во всей Вселенной «Расчетный час: Полночь». Как мне сообщили, трансляция коронации Екатерины только что закончилась, и, надеюсь, наша венценосная дебютантка хорошенько вас разогрела, потому что сейчас вам предстоит провести шестьдесят восхитительных минут в компании – ярчайшей – звезды – нашей – Галактики! Я про себя, если кто не понял. Итак, милашечки мои, открываем новый сезон улетного шоу про лунный отель «Эрмитаж»! Всю зиму «Всемогущий» показывал вам, как строят эту миленькую международную гостиничку на берегу моря Нектара, а теперь мы познакомимся с первыми ее постояльцами. Ну, что хочу отметить сразу же? Пляжный отдых тут, прямо скажем, так себе. Море какое-то пересохшее. Коктейлей в меню мало. Пальм и того меньше. Не знаю, я лично такой подлости от администрации отеля не ожидал…

– Эээ, Ангел?

Головастиков мотнул головой, как корова на лугу, пытаясь отделаться от назойливой бубнежки в правом ухе. Режиссер реалити-шоу – медлительный и добродушный Василий Иваныч – давно уже что-то пытался ему сказать, но Ангел наконец-то поймал волну вдохновения и не намеревался с нее слезать, даже если сотни занудливых Василий Иванычей будут бубнить ему в ухо.

– Теперь поговорим об обстановке в моем номере. Скромная, друзьяшки, слишком скромная обстановочка! Я здесь всего четвертый день, но написал уже четырнадцать претензий администратору отеля. Не подобает такой выдающейся личности, как ваш лучший друг Ангел Головастиков, довольствоваться всего двумя подушками и горячей водой по расписанию. Все в этой Солнечной системе знают, что Головастиков любит принимать долгие расслабляющие ванные, и подобные ограничения просто унижают его, то есть мое, человеческое достоинство…

– Ангел, эфира нет.

– А?

– Трансляция прервалась пару минут назад, – сообщил невидимый Василий Иваныч. – Связь с телецентром потеряна. И вообще Земля не отвечает.

– Что? – Ангел возмущенно взмахнул руками. Стразы на его бирюзовом пиджаке сверкнули раз в двадцать ярче Млечного пути. – Что значит – Земля не отвечает? А кто же тогда радуется моему великолепному шоу? Что за безобразие? Народ должен слышать, и самое главное, видеть своего любимца!

– Спутники не фурычат, сигнала нет, – флегматично сказал Василий Иванович. – К счастью, у нас вся аппаратура работает, в том числе и кондиционеры. И это хорошо, а то мы бы тут сейчас попрыгали, без воздуха-то.

– Так что же мне делать, Василий Иваныч? – спросил Ангел с признаками начинающейся истерики в голосе. У него вдруг жутко зачесалось красное пятно на щеке, прикрытое шестью толстыми слоями грима. – Продолжать вести программу?

– Веди, голубчик, веди, – успокаивающе забасил Василий Иваныч. – Может, это сбой временный. Включат трансляцию – а мы тут как тут. В ближайший час идем по плану.

– А потом я прыгну на первый же автобус – и домой, в Петербург! – капризно заявил Ангел.

– Ну если на денек, так можно и слетать, почему нет, – согласился режиссер.

– На Земле сразу пойду в первую попавшуюся «Омелу» и объемся там блинами с арбузным вареньем, – возмечтал Ангел. – А потом приму самую долгую и самую горячущую, как кипящая лава, ванну. Всё, решено! Никто и ничто меня не удержит! Знали бы вы, как я жутко устал от этой дурацкой пыльной Луны. И кто-нибудь знает, что такое реголит?

Глава 4. Черная белая ночь

Ночь с 17 на 18 мая

Российская империя. Санкт-Петербург. Зимний дворец

Екатерина

Полная луна была сегодня особенно зловещей. Солнце еще не успело опуститься, а бледная Селена уже ползла ему на смену – еще более пятнистая, чем обычно. Громадный отельный комплекс, расплывшийся по поверхности Луны, не лучшим образом сказался на ее межпланетном внешнем виде: с Земли она теперь казалась рваным, мятым китайским фонариком.

И все же Екатерина не могла перестать смотреть на Луну. Потому что тогда бы ей пришлось опустить взгляд ниже, на Дворцовую площадь, которая пару часов назад навеки вошла в историю как «Ходынка-2017».

Просто поразительно, что падение квадрокоптеров не привело к гибели людей. Чудом обошлось без серьезных травм – благодаря тому, что корпуса беспилотников в последние годы стали делать из новых легких материалов, дроны весили не больше упитанного голубя; и всё же многие из собравшихся на площади получили сотрясение мозга и приличные ушибы рук и спины. Кого-то ошпарило горячими напитками – среди квадриков было несколько трактирных курьерских.

– Впрочем, в одном случае данное чрезвычайное происшествие оказало и позитивный эффэкт, – говорил пожилой барон Ренненкампф, глава Личной Канцелярии Ее Величества, облаченный в поношенный сюртук с медными пуговицами. Старик очень старался хоть как-то подбодрить начальницу, поскольку к финалу его драматичного доклада Екатерина совсем скисла. Ну а кому понравится рассказ о столице, оставшейся без электричества, без связи, без транспорта. Да еще и без телевидения, в такой-то момент! Судя по первым обрывочным сведениям, поступавшим Ренненкампфу от агентов Личной Канцелярии, мегаполис пребывал в полном хаосе. Электроника отказала вся и сразу. Кое-где работали запасные системы, но мало, слишком мало для поддержания жизни такого большого города. Санкт-Петербург (а может, и вся страна, и весь мир, узнать пока не представлялось возможным) впал в настоящую технологическую кому.

Где катастрофа застала папеньку императрицы, Николая Константиновича, Ренненкампф пока не знал.

Барон все-таки попытался закончить на оптимистичной ноте:

– Квадрокоптер из кафе «Омела», украшенный фирменным зеленым венком, свалился прямо в руки влюбленной парочке. Молодые люди сочли венок из омелы знаком свыше и тут же, на Дворцовой, среди всеобщего безумия, обручились. Вот такой позитивный эффэкт от нашей катастрофы. Разве не романтично, ваше величество?

– Нет, – коротко ответила Екатерина, закрывая глаза и вновь прокручивая перед мысленным взором ужасающую картину града из квадрокоптеров, обрушившегося на ее несчастных подданных.

К этому моменту, девяти часам вечера, на площади уже никого не осталось, кроме пары казаков из дворцовой охраны, собиравших граблями жалкие картонные сердечки. О том, что сейчас именно девять часов, а не восемь и не десять, приходилось догадываться по положению солнца и луны на небосклоне – аналоговых циферблатов во дворце давным-давно не было. Так же как и свечей, так что белые петербургские ночи пришлись тут как нельзя кстати. Экстренное совещание в Зале военных картин (он же Зал компьютерных игр) проходило при тусклом естественном свете, в «прозрачных сумерках», как говаривал Пушкин. Хрустальная корона, которую новоявленная императрица положила на подоконник, посерела вместе с вечерним небом и уже почти не мерцала.

Да, разве что в пушкинские времена человек так зависел от милости природы, как сегодня, с горечью подумала Екатерина. Сама она испытывала все нарастающее беспокойство, переходящее в мелкую дрожь, от невозможности воспользоваться Разумным Перстнем. Екатерина без конца терзала крошечный темный экранчик, шептала ему «смилуйся, смилуйся», но тот упорно молчал. Ни намека на ответную вибрацию. Государыня чувствовала, что лишилась какой-то необыкновенно важной части себя. Только сейчас она начала понимать Мелиссу, так и не сумевшую бросить курить.

Эх, вот именно Мелисса нужна была здесь и сейчас! Вместе со своей решительностью, циничностью, дерзостью – и потрясающей уверенностью в своих поступках. В общем, со всеми теми качествами, которых так не хватало самой Екатерине.

Самое обидное, что около часа назад она осталась еще и без главной своей опоры и надежды – дедуля уехал. А ведь как хорошо было, когда Константин Алексеевич взял бразды правления в свои руки. Он вовсю развернулся сразу же после катастрофы на Дворцовой. Но, только-только Екатерина расслабилась, как в ситуацию вмешалась бабушка. Мадлен непререкаемым тоном заявила деду: «Ты уже не император, Каспер, ишь раскомандовался! Теперь Катинкина очередь, не мешай внучке». Дедуля надулся, как обиженный ребенок, однако после некоторого размышления сообщил Екатерине, что да, бабушка права, именно для этого он когда-то и ушел в отставку, чтобы не лезть в дела государственные и дать дорогу молодым. А потому от греха подальше они с бабулей прямо сейчас поедут домой. «Домой? В Шепси? Как же вы доберетесь до Черного моря, дедуль? Ренненкампф говорит, даже вакуумные трамваи сейчас не ходят, электричества во всем городе нет», – растерянно сказала Екатерина. «А Финский залив на что? Небось лодка на плаву удержится и без всякого электричества», – усмехнулся в бороду дед, потирая морщинистые ладони в предвкушении морского вояжа, в котором наконец-то пригодится его гавайская рубаха.

«А как же я?» – отчаянно пискнула Екатерина напоследок.

«Ты и сама не подозреваешь, сколько в тебе талантов и силы заложено, – сказал дед неожиданно серьезно. – Как в вулкане. Справишься. Я тебе и правда только мешаю».

Хорошо хоть, перед своим дезертирством дед успел распустить гостей несостоявшегося коронационного бала по домам и созвать членов правительства на срочное совещание. Удалось собрать только тех, кто жил поблизости. Связи с остальными не было, времени добираться до них не было тоже. Сейчас человек десять министров и консультантов сидели в компьютерных креслах, лицом к окну, спиной к темным мониторам и пустым стенам с одиноко торчащими гвоздиками из-под картин.