Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины

От потрясений старина Стиг получил инсульт и для продолжения сотрудничества стал непригоден. А в середине 90-х Юра и сам завязал с сомнительным бизнесом, устроившись инструктором по дайвингу в Шарм-эль-Шейхе. Наконец-то пригодились навыки, полученные в Дзержинке, откуда его выперли со второго курса.

И вот, спустя почти пять лет, шведский знакомец неожиданно выплыл вновь. Стиг позвонил Юре в Таллин и разговаривал так, точно они расстались вчера. Его слегка замедленная речь и трудности в произнесении некоторых звуков выдавали следы инсульта, но в остальном он казался вполне здоровым.

– Я бы всем советским агентам порекомендовал обзавестись на старости лет шведским гражданством, – бодро прошепелявил Стремстад, – если бы в свои лучшие годы я знал, что в моей стране такие хорошие реабилитационные программы для инвалидов, то, возможно, я бы не стал продавать наши секреты Москве… Уж во всяком случае поднял бы цену.

«Циничная сволочь!» – почти с нежностью подумал Юра, обрадовавшись, что шпион не только жив, но и, судя по всему, ищет на свое седалище новых приключений.

Так оно и вышло. Стремстад сообщил, что недавно снова женился – в пятый или шестой раз в жизни – и его очередная подруга, 40-летняя медсестра, возвращавшая его с того света после удара, ждет награды в виде ярких впечатлений, которые неминуемы рядом с «врагом нации номер один», как Стига Стремстада окрестили газеты.

– Бедняжка начиталась о моих прежних похождениях и вообразила себя девушкой Джеймса Бонда. А ей досталась старая развалина, которая передвигается с палочкой и мучается запорами, – грустно сообщил Стиг. – Пришлось, конечно, туманно намекнуть, что еще все возможно, надо только прийти в себя: я еще не совсем выжил из ума, чтобы оттолкуть романтическую красотку в расцвете лет! Пока же надо впрыснуть в мою глупенькую подружку, чтобы вдруг не протрезвела, немного денег и славы. Вот я и засел за мемуары. Если по делам будешь в Петербурге, окажи мне дружескую услугу за небольшое вознаграждение: посмотри в военно-морском архиве все, что там есть по двум подлодкам, С-27 и С-28. Если что-то найдешь, по почте не присылай, сам привези. Заодно посмотришь, как я тут со своей Перниллой устроился. Поживешь, порыбачишь. А то жалко соседей и жену огорчать. Они ждут не дождутся, когда у меня какой-нибудь русский агент появится. Дорогу, естественно, я оплачу.

Старикашка хихикнул, приглашая собеседника представить, как Юрино появление взбаламутит местное болото. В его тихом Вигбихольме, застроенном виллами и заселенном преимущественно обеспеченными пенсионерами, даже появление полицейской машины, совершавшей рутинный объезд района, являлось событием.

Юра сделал стойку. Какое отношение Стремстад, бывший в войну подростком, мог иметь к этим лодкам? Юра никогда не говорил бывшему шпиону, что на С-28 служил его дед. Случайно ли он обратился со своей просьбой именно к нему?

Нюх у врага шведской нации был собачий. Почувствовав напряжение собеседника, он пустился в объяснения:

– Это будут не совсем обычные мемуары. Я намерен вплести их в более масштабное полотно шведско-российских отношений в XX веке. Ты, возможно, знаешь, что ваши подлодки в войну ходили к берегам Швеции, топили транспорты с железной рудой. В этой необъявленной войне – истоки «субмариновой болезни» шведов в 70-е и 80-е, когда им в каждой всплывшей в шхерах коряге мерещился советский перископ. У меня уже все было подготовлено, по всем лодкам – я сам был в вашем военно-морском архиве в Гатчине, когда жил в Советском Союзе и от нечего делать решил заняться историей, а тут взялся перебирать бумаги и обнаружил, что крысы тоже интересуются прошлым. Пока я лечился, они у меня на вилле в гараже устроили гнездо и сожрали часть материалов. Что-то удалось восстановить, но документы по С-27 и С-28, увы, исчезли в желудках тварей полностью.

Юра, конечно же, не поверил в объяснение. Стиг, насколько он его успел узнать, никогда не интересовался прошлым, если с его помощью нельзя было состряпать какие-то сегодняшние выгодные делишки. История походов советских подлодок к шведским берегам была для него слишком академичной и лишенной перца. «Я – типичный человек средневековой культуры или сегодняшней африканской, – не раз говорил отставной шпион. – Не оглядываюсь в прошлое и не планирую будущее. И то и другое туманно. Живу сегодняшним днем».

Конечно, Юра, даже не будь интригующего разговора со Стигом, все равно отправился бы в Швецию. Дед преследовал его всю жизнь, невольно ее формируя. Так было и в детстве («Опять тройка, стыдно, и это внук старшего лейтенанта Берга!» – возмущенный голос бабушки), и в юности. Даже в Дзержинку он поступил, а потом был вышиблен из нее по милости «великой тени». Когда Юра учился в старших классах, мама, как всегда, выскользнула из-под бабкиной опеки с очередным мужем, на этот раз с инженером судоремонтного завода в Палдиски, оставив сына почти на три года один на один с «хранительницей музея Берга». Деваться было некуда, только Дзержинка. Юра должен был продолжить династию героя-подводника.

На втором курсе его пригласил к себе «клоун», как звали училищного старлея-особиста за его страсть к переодеваниям, – он являлся то в форме танкиста, то летчика, то моряка.

Наверное, сбивал невидимого врага со следа, хотя зеленый китель среди моря черных шинелей лишь привлекал к нему внимание.

За бронированной дверью особого отдела Юру ждало приглашение к сотрудничеству. «Какие-то парни в спортивных костюмах грабят ларечников в этом районе. Стрижка короткая. Есть информация, что наши. Сам понимаешь, лучше это дело в стенах училища по-тихому решить, пока их милиция не поймала. Так что вот тебе комсомольское задание – присмотрись. Разговоры в казарме наверняка ведутся. Кто-то электроникой приторговывает, на девушек в увольнении много тратится. Я понимаю, миссия не слишком-то на первый взгляд приятная. Мол, своих закладывать. Но ты будущий офицер и должен знать, что есть высшие ценности. Долг, честь мундира. Представь, какой позор будет для всей Дзержинки, если первой подонков возьмет милиция», – Юра сидел, опустив голову, но чувствовал, что Клоун (в тот раз на нем был китель с алыми общевойсковыми петлицами) пристально смотрит на него, пытаясь проникнуть в его «психологию». Голос его был задушевным, мягким. Наверное, как и все они, воображал себя Штирлицем, вербующим пастора Шлага.

– Почему вы меня выбрали? – Юра не узнал своего вдруг охрипшего голоса, дрожавшего от обиды: неужели в его лице, поведении было что-то такое, что позволило выявить в нем потенциального стукача, обнаружить черты, о которых он и сам не знал?

– Потому что с тебя спрос особый. Ты ведь в некоторой степени в училище условно принят. Внук героя-подводника – это, казалось бы, плюс. Мы приветствуем морские династии. Но ведь с твоим дедом до сих пор не все ясно. Лодка-то пропала без вести. По нашим данным, он один спасся и остался в Швеции. Вопросов к нему было много. Вот так-то. Что ты голову-то повесил? В глаза смотри. Тебе самому стыдиться нечего. В налетах тебя не подозревают, там рослые ребята действовали. А что касается деда, так еще Сталин сказал, что сын за отца не отвечает. Просто есть на твоей семье пятно, и у тебя появился хороший шанс это пятно смыть, – голос особиста лился плавно, убеждающе, и Юра почувствовал, что начинает обдумывать его слова. Действительно, таинственный дед имеется, да и эти парни настоящие бандиты, долг любого нормального человека их остановить…

Выход был лишь один – немедленно выскакивать из мышеловки. Никаких «Я подумаю» тут не срабатывало. Затянет, как в омут. Он уже слышал ответ: «Хорошо, подумай, конечно. Давай через недельку снова встретимся».

– Я стукачом не стану. Разрешите идти? – Юра поднялся, и рефлексии сразу оставили его – будь что будет.

– Идите, курсант, – процедил Клоун. – Только имейте в виду, с нами так не разговаривают. Пожалеете.

Расплата пришла через полгода. В один прекрасный день Юру вызвал ротный и сообщил, что ВМС сокращаются и такое количество подводников стране более не нужно. В первую очередь увольняют курсантов из Прибалтики и других ставших независимыми республик.

– Но я ведь в Питере прописан, у бабушки, – воскликнул Юра.

– Мать у тебя в Эстонии, значит, и ты из Прибалтики. Можешь идти, – ротный уставился в стол и барабанил пальцами по лежавшей перед ним стопке личных дел, было видно, что продолжать неприятный разговор он не намерен, да и бесполезное это дело.

«Эстонец, так эстонец», – с ожесточением подумал Юра. Он считал, что его все предали, в том числе и бабушка со своей «иконой». Стоило всю жизнь давить дедовым авторитетом, чтобы ему потом бросили в лицо: «Лодка пропала с экипажем, а он сбежал в Швецию».

Юра уехал в Палдиски, к новой жизни. Ему казалось, что даже стены питерских домов насмешливо шепчут ему: «Лузер».

В общем, у него были свои счеты с прошлым, и он должен был докопаться до того, что же случилось с С-28 и дедом.

О первом шаге в поисках задумываться не приходилось. Конечно же, Военно-морской музей. Он уже несколько раз был там в последние годы по делам экспедиций «Виронии» и каждый раз обнаруживал что-то полезное. На торжественном фасаде музея, перечеркивая античные колонны, хлопала на невском ветру бело-голубая, цветов андреевского флага, растяжка: «Привет участникам 10-й ассамблеи Морского собрания Санкт-Петербурга! Генеральный спонсор банк ”Главный калибр”». Однако вокруг здания было пустынно, в окружении нескольких потрепанных отечественных машинешек, принадлежавших, по-видимому, сотрудникам музея, стоял лишь один чужак, «Хаммер». Видно, продолжатели имперских традиций уже отгуляли или только планировали «прильнуть к прошлому».

Юра проскользнул сбоку, со служебного входа, не обратив на себя внимания вахтера, склонившегося над кроссвордом. Когда он подошел к обшарпанной двери с табличкой «Военно-исторический отдел», та распахнулась, извергнув двух господ, пожилого и молодого. Они явно не относились к категории обычных посетителей, военным отставникам. На них были дорогие костюмы, тот, что помоложе, на ходу тыкал пальцем в экран новомодного смартфона.

– А, эстонец, проходи! Я уж думал, что ты совсем пропал, – из-за ближнего к двери стола Юре махнул рукой его давний знакомый, начальник отдела каперанг в отставке Виктор Валентинович Седых.

Как и большинство стариков, всю жизнь проходивших в погонах, каперанг не нашел в себе сил полностью «переобмундироваться». На ногах у него были черные флотские ботинки, а из-под дурацкого клетчатого пиджака, купленного, вероятно, на развалах «сэконд хэнда», выглядывала форменная кремовая рубашка, почти не ношеная. Советское интендантство, выдавая офицерам ежегодно новые рубашки, явно верило в кавказское долголетие отставников.

– Потомки адмирала Путятина, отец и сын. Сеть закусочных «Сытый фраер», – пояснил Седых, кивнув головой на дверь. По его виду нельзя было понять, говорит он серьезно или иронизирует. – Состоят в оргкомитете ассамблеи «Морского собрания». Видел, конечно, портянку на фронтоне? Такие, брат, времена. Частично самоокупаемся. У них там одних потомков Нахимова пять штук. Даже Колчак имеется. Дыбенки на них нету! Ну, а ты с чем пожаловал?

– Вот! – Юра плюхнул на стол бутылку с ностальгической этикеткой «Вана Таллин».

– Спасибо, удружил! Молодость вспомню. Я ведь четыре года в начале шестидесятых в Таллине служил, на тральщике. Сколько мы мин с войны потаскали, не счесть. Только пузырьков этого ликера больше выпито.

Бутылка перекочевала в ящик стола, и Седых приготовился слушать.

– Виктор Валентинович, слышали, наверное, что С-28 моего деда нашли? Я в Швецию собираюсь, может, нырнуть на лодку удастся. Бабушка земли попросила взять, для могилы на Серафимовском. Ну вот, теперь пытаюсь информацию об «эске» собрать, раньше как-то не получалось – произнося эти слова, Юра непроизвольно посмотрел на большой фанерный чемодан, обитый черным дерматином, стоявший у стены за спиной Седых. Все обращавшиеся к нему за помощью знали, что там хранится «малый архив ВМФ», газетные вырезки, копии приказов и, главное, два десятка общих тетрадей, куда начальник отдела заносил всякую всячину, от адресов и телефонов потомков матросов «Потемкина» и «Памяти Азова» до «казусов», как он выражался, привлекших когда-то его внимание.

– Есть, есть кое-что, – перехватил его взгляд Седых. – Несколько лет назад твоя бабушка у нас была, но ее я не стал посвящать, стальная старуха, у нее обо всем свои четкие представления, казусы ей не нужны.

Седых раскрыл чемодан и, покопавшись в нем, выудил одну из общих тетрадей с вложенной в нее газетной ксерокопией.

– Я этой «эской» еще в 85-м году заинтересовался, когда перешивали подшивку «Красного Балтийского флота» за 41-45 годы. Мне самому воевать не пришлось, пацан был еще, но опалило, как говорится. Мины на Балтике после войны тралили, тонули, ребят хоронили. Меня самого контузило. В общем, все перечитал, почти как про свое время. И вот что нашел. Взгляни. Ничего не удивляет?

Это была копия первой страницы номера многотиражки за 30 июля 1942 года. Под названием – эпиграф: «Смерть немецким оккупантам». Ниже значилось: «Ежедневная краснофлотская газета Краснознаменного Балтийского флота».

Передовица почти во всю страницу рассказывала о катерниках: «В шторм и под огнем врага краснофлотцы и командиры н-ского соединения катеров бесстрашно и стойко решают поставленные перед ними задачи. На днях катера товарища Бывальцева высадили десант на одном из островов Финского залива…»

Не то. Ниже наивное стихотворение флотского поэта: «И в море, и в гавани узкой, где только ни встретится враг, пускает торпедою русской ко дну его русский моряк…»

Стихотворение было проиллюстрировано не совсем удачно, видно, чтобы просто заткнуть образовавшуюся дыру, плохой фотографией двух стоявших у стенки подлодок, прижатых одна к другой. На рубке ближней к стенке виднелись обозначения С-28. Ее напарница, тоже по виду «эска», неотличимая от первой, несла литеры С-27.

На фронтальных частях рубок обеих лодок имелись еще значки, сделанные, по-видимому, белой краской. На С-28 это была цифра 3, вписанная в звезду, а на ее «напарнице» – пятерка в звезде.

– Ну, что скажешь? – услышал Юра нетерпеливый голос Седых.

– А что я могу сказать? Только то, что есть теперь подтверждение, С-28 действительно воевала с номером на рубке, но только исключение было сделано не для одной лодки, а для двух. Вы читали, конечно, заметку из Швеции?

– Здесь она у меня, эта заметка. В кондуите. Нормальная журналистка, не пошла по верхам, получила объяснение в штабе ВМФ. Только не это главное. Я ведь тоже фотографией заинтересовался, потому что твердо знал о приказе удалить все обозначения. А тут почему-то вывесили. Я прочесал все, что у нас имелось по этой лодке, с ветеранами говорил. В документах ничего не нашел, но один бывший моторист из той же бригады, он сейчас уже умер, вспомнил, что «эски» вроде действительно готовили к переходу на Северный флот, поэтому, мол, и прифрантили. Подарок североморцам от сражающейся Балтики. Пропаганде тогда много внимания уделяли, вот и хотели всему миру показать, что Геббельс брешет, будто весь Балтфлот заперт в Финском заливе. Вроде была даже задумка фотокора в поход отправить, чтобы он снял всплывшие С-27 и С-28 на фоне замка Гамлета в Хельсингере. Потом от идеи отказались как невыполнимой, но обозначения так и оставили. Но вот какая штука. Ты ведь в Дзержинке немного поучился, знаешь, что такое звездочка и цифра?

– Конечно, число одержанных побед, – отозвался заинтригованный Юра.

– Вот именно! – торжествующе провозгласил отставной каперанг. – Здесь-то и заключается казус. С-28 потопила пять кораблей противника, а три – двадцать седьмая «эска».

Либо с номерами сделали рокировку, либо лодки заставили «обменяться» победами.

В комнате повисло молчание.

«Снег белый», – непроизвольно выдохнул спустя мгновение Юра. Эту фразу он придумал и использовал в детстве, чтобы поставить на место перевернувшийся мир. Она напоминала о том, что рядом существует нечто неизменное и надежное. Так было, когда мама сообщала ему, что у него будет «новый папа», или когда он метался в жару и, казалось, летел вместе с вращающейся комнатой в бесконечную пропасть.

– Я, конечно, этого дела так не оставил, – продолжил Седых, насладившись произведенным эффектом, – съездил в архив ВМФ в Гатчине и запросил материалы по С-28 и С-27. Но сел на мель прямо на крейсерской скорости. Ничего у них нет. Все передано в 90-м году, когда страна зашаталась, в спецархив КГБ в Москве. Я поинтересовался, навскидку, что еще в столицу уехало. В 85-м я закрытую диссертацию писал по морским диверсионным операциям Великой Отечественной. Был один десант 43 года в Крыму. Сорок человек высадили, их немцы и татары обложили, в горы загнали, почти месяц там отсиживались, трое только вышли, остальные полегли. И вот какой неприятный нюанс. Продукты у них кончились, людоедство в группе началось. Немцы потом соответствующие фотографии в своей пропаганде использовали. Я их видел, мороз по коже. Я ведь спецдопуск на эти материалы получал, их и тогда кому ни попадя не выдавали, а в 90-м все по этому десанту Лубянка забрала. Я это к чему? Зачищали чекисты по-крупному перед распадом Союза, понимали, что «спецдопуски зеленого цвета» появятся, с портретами американских президентов, которые почти любое хранилище откроют. Значит, что-то особо чувствительное с этими двумя подлодками было. Ниточка моя оборвалась. Лодки погибли, старики из бригады, которые могли что-то знать, поумирали. Вот так.

Юра распрощался с Седых, покинув музей с твердым намерением докопаться до истины. Дед всю жизнь преследовал его, точно Медный всадник несчастного Евгения, и то, что его исчезновение было сопряжено с какой-то тайной, частично оправдывало «дыхание из могилы», заполнявшее квартиру бабушки.

В руках у него была ксерокопия страницы «Краснофлотской газеты». Конечно, жалкий результат архивных поисков, но все же достаточный предлог, чтобы встретиться со Стремстадом и попытаться выудить у него то, что он знал о двух странных подлодках.

4

Юра не любил аэропортов и самолетов, превращавших любое путешествие в простое перемещение из пункта А в пункт Б. Вот и на этот раз он предпочел добираться из Питера в Хельсинки ночным автобусом с тетками-челноками, скупавшими в Финляндии копеечный товар: стиральные порошки, моющие средства, кофе, швабры и гладильные доски. Все это имелось и в Питере, но товар из Финляндии считался более качественным.

– Нашим «Фэйри» только полы мыть, а финский, девочки, такого качества, что у меня собака нализалась, и ничего, не сдохла, только обделалась! – транслировала на весь автобус кустодиевская купчиха, плюхнувшаяся на сиденье рядом с Юрой. Пахло от нее как от хозяйственного магазина, в который врезался фургон с дезодорантом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.