В огнях полуторки

– Есть. Служу Советскому Союзу.

– Вольно… Осмотри полуторку. Всё проверь. Выдвигаемся через час. И так отстаём уже…, – волнительно заявил командир.

– Есть… Осмотреть…

Повеял лёгкий ветерок. Командир Зайцев живо зашагал по узкой дороге. Он остановился возле горящей полуторки. Там вверх тянулся смрадный, тёмный дымок. Он вился, как неуловимая змейка. Водитель Николай глубоко выдохнул. Он убрал пистолет в кобуру. И тут же чутко присмотрелся. Он, выпив из фляжки глоток воды, заглотил и слюнку. На багряном лице виднелся влажный блеск. Гимнастёрка пропотела. Спина ощутила холодный пот. Глаза прищурились, взирая вперёд. На дороге кривилась колонна техники. Кое – где лежали неживые бойцы. Вдали тянулся дым. И виднелся в канаве задний мост полуторки. Она стояла, как будто на носу. Николай спокойно выдохнул. Мысли томились. «Вот же налетели… И почему я не побежал? Да известно почему… Берегу я свою полуторку… Марусю. Просто берегу… В ответе я за неё. Как могу бросить? Но здесь не удержался… Уж больно он прямо на меня летел. Вот же морда. И видел я его физиономию. Смотрел на меня из кабины. Думал, не достану… Индюк тоже думал… Ладно. Надо осмотреть малышку. Он попал по ней пару раз… Всяко движок не задел… Надо проверить… Скоро в путь… И ночь впереди…», – подумал он. Николай живо открыл капот. И тут же решил проверить дыхание любимой полуторки.

Небо потемнело. Властвовала глухая ночь. И всё слилось в однотонную мглу. Лишь вдали виднелись призрачные, красочные и пёстрые озарения. Где – то в стороне на дороге мелькали яркие огни полуторок. Автомобили двигались нескончаемым потоком. Ещё шумели моторами грузовики ЗиС-6. На них располагались орудия реактивной артиллерии со снарядами калибра 132 мм. «БМ-13Н». Ещё виднелись трёхосные грузовики американской фирмы «Studebaker US6», ввозимые по ленд-лизу английские и американские полно приводные шасси. Тут же гудел мелодичным и бойким мотором и ЗИС-150. На них также находились реактивные, боевые, артиллерийские, знаменитые установки системы залпового огня «БМ – 13Н». В народе известные как «Катюша». По одной версии их так окрестили юные очаровательные сборщицы на заводе «Компрессор». Подругой версии из-за наличия литеры «КА» в обозначении изделий Воронежского завода имени Коминтерна. Третья версия и самая распространённая по названию популярной песни, которую в армейской среде переделали под свой лад. «Все мы любим душеньку родную Катюшу. Все мы любим, как она поёт. Из врагов выматывает душу. А друзьям отвагу придаёт… Из врага выматывает душу. А друзьям отвагу придаёт…», – так она мелодично звучала под баян на завалинках. И действительно наши бойцы охотнее шли в атаку, после обстрела врага Катюшами. Ошеломляющая мощь и внезапность появления огневых налётов оказывали деморализующие действие на немецкие войска. Они называли наши установки то Чёрной смертью, то Адовым пламенем. Солдаты третьего рейха чаще всего называли её «орга́н Сталина» из-за звука, издаваемого оперением ракет. Он походил на органные трубы. Звук описывали по-разному, – скрежет, вой, рёв. В зоне поражения буквально всё взлетало на воздух, и земля горела под ногами. Самый мощный снаряд именовался «М – 31». Его солдаты окрестили Лукой по имени героя запрещённой поэмы Баркова. Снаряд весил более девяноста килограммов и содержал около тридцати килограммов взрывчатки. Они легко применялись даже в ходе уличных боёв.

Темнота томила. Колонна тянулась, как вереница. И тут же двигались тяжёлые танки «ИС – 1» и «ИС – 2», бороздя сухую землю своими стальными скрипучими гусеницами. Маячили редкие вспышки. Они озаряли на несколько секунд ночное томное небо. На поляне в ряд стояло несколько полуторок. В дождевых стёклах и круглых фарах отражался огонёк пламени. На завалинке горел костёр. Рядом с ним на мешках да на скамьях восседали водители и бойцы РККА. Кто – то смотрел на огонь и о чём – то мечтал. Кто – то уже сомкнул глаза и дремал, пригревшись теплом огня. А кто – то ещё ждал вкусного ужина. Над огнём на рогах висел котелок. Там варилась тушёнка, разбавленная простой речной водой. И тянулся чудный аромат и пряный дымок. Водитель Владимир Даниленко курил папиросу. Дымок плавно тянулся вверх. Сам он был занят простыми мыслями. И смотрел прямо на огонь. В глазах, как в стекле зеркально отражалась реальность. Боец Даниил Гавриленко дремал, навалившись на мешок. Он чудно укутался в свою телогрейку. А пилотка слезла на глаза. Лицо багряное, упитанное, загорелое. Сейчас у него надувались щёки. И он был похож на дикого хомяка. Водитель Курочкин, сидя на мешке, крутил в руках алюминиевую ложку. Он отвечал за блюдо. И уже успел опробовать его несколько раз. И всё откладывал готовность на пару минут. Шеф знал своё дело. Водитель Шимбарев Петя тайком разглядывал фотографию, на которой красовалась полу оголённая девушка. Он, бегло глядя на лица приятелей, слегка улыбнулся. Кузнецов Егор Меркурьевич жадно курил цигарку. Он пускал дымок, как паровоз. Сам круглолицый. Фейс, как у малодушного бурого медведя. Глаза раскосые цвета медка. На нём смешно топорщилась телогрейка.

Друзья слева направо. Даниленко В., Гавриленко, Управителев Н. А., Кузнецов Е. М., Курочкин В. В., Шимбарев П.

Повеял лёгкий ветерок. Водитель Николай Управителев смаковал самокрутку в мундштуке. Дымок плавно улетучивался в разные стороны. Он смотрел на огонь костра, который разгорался. Пламя чуть колыхал несильный ветерок. Николай держал в руках свой наган. Он тихонько чистил его тряпочкой. Мысли томились. «Что сегодня был за денёк? Весь день в дороге. На нас напали. Попал и ладно. Знал, что попаду. А командир смягчился. Вот же люфтваффе. Прямо на меня летел… Кабан безрогий. Думал, меня сострунить. Не тут – то было… Сам получил. Хуже не придумаешь. Техника прёт на запад. Есть приказ. И мы двинем следом. Уже через пару часов… Кушать охота… А этот всё варит бестолочь… Морду ему что ли набить. Вот ухарь. Сколько можно пробовать…», – подумал Николай. Он живо взялся за патроны. И ловко набил барабан пулями. Затем крутанул катушку. И живо убрал пистолет в кобуру.

– Всё… Готово? – спросил он.

– Ну… Что ты там варишь так долго Емеля… Утомил всех… Я сейчас тебе котелок на голову надену… Небось сам успевает за обе щеки кушать…, – живо сказал боец Игнатченко Владимир Яковлевич.

– Братцы… Пускай ещё минутку потомится, – ответил Витя Курочкин.

– Мы сейчас тебя сварим… Хаахаааа…

– Хаахааааа…

– Ну… Бля. Я ему сейчас морду набью сукину сыну…, – заявил Николай Управителев.

– Хаахааааа…

– Да. Парень же старается, – добавил Даниленко.

– Всё… Готово, – сказал Витя.

Повеял лёгкий ветер. Повар Курочкин тут же принял котелок Николая. И живо зачерпнул самодельной поварёшкой горячей тушёнки. Потянуло чудным ароматом. Водитель Николай, получив свою пайку, отошёл в сторону. Он тут же присел на мешок. И взялся за алюминиевую ложку, которая лежала в стенке сапога. Николай, принюхавшись, жадно отведал тёплого угощения. Тянулся ароматный парок из котелка. И еда под открытым небом, казалась, просто божественной. Все бойцы принялись поглощать свой простой, но вкусный ужин. Даже Гавриленко никто не будил. Он сам пробудился, почуяв заветное угощение. Он навалился на свой котелок. И жадно кушал тушёнку. От неё тянулся заметный парок. А затем он появлялся изо рта бойца. Все бегло переглянулись. Николай кушал смешно. Он облизывал ложку. И, казалось, никого не замечал. Но вид был обманчив. Даниленко улыбнулся. Глаза прищурились. Он засмотрелся на лицо Николая. Тот сейчас походил на дикого волка в пустыне, где умело охотился.

– Хаахаааа… Николай… Расскажи, что-нибудь… Только погорячее и поострее, – приставуче сказал Даниленко.

– Нечего рассказывать…, – ответил Николай.

– Ну… Правда, Николай. Ты у нас бывалый боец. Расскажи историю…, – заявил Гавриленко.

– Что рассказывать. Нечего… Ничего не видел. И не знаю ничего…, – буркнул Николай Управителев.

– Да не упрямься Коля. Расскажи про финскую войну. Ты же там был… Участвовал в каком там году… ААА…, – добавил Шимбарев.

– Ничего не было. Не видел…

– Вот же человек упрямый… ААА… Ну, расскажи… Будь другом…, – решительно добавил Гавриленко.

– Коля… Ты же участвовал в той зимней войне… Мы же знаем… Расскажи какую-нибудь историю… А мы послушаем… ААА, – сказал Даниленко.

– Вот пристали. Был я там… А ничего не видел… Там всё закончилось уже, когда я туда пришёл… Ничего не было при мне… Наши войска в Выборг уже зашли… Чего тут рассказывать?…, – резко ответил Николай, жуя тушёнку.

– Эх. Николай. Николай. Сиди дома, не гуляй, – огорчённо сказал Гавриленко.

– Хаахааааа… Во даёт… Да ну его…

– В общем, он, видать, писарем был при штабе… Ничего не видел, ничего не слышал… Герой одним словом… Хаахаааа…, – навеселе заявил Гавриленко.

– Хаахааааа…

– Вот поржут… Горынычи…, – подумал Николай.

– Давайте, я вам лучше анекдот расскажу… Вот слушайте…, – заявил Егор Кузнецов.

– А давай… Валяй…

Повеял лёгкий ветерок. Он чуть всколыхнул пламя костра. Кругом гуляла темнота. Водитель Николай Управителев, уминая за обе щеки тушёнку, смотрел прямо на пламя костра. В глазах налился огонёк. Он бегло глянул на лица боевых приятелей. Водитель Даниленко чуть улыбнулся, не сводя глаз с верного товарища. А тот, как ни в чём не бывало, кушал тушёнку. И смотрел в одну точку. Он смотрел на то, как разгоралось пламя. И такое занятие не надоедало никогда. Николай быстро облизал ложку. Глаза чуть прищурились. Он, казалось, не слышал, о чём вели беседы приятели. Он закурил самокрутку. И дымок быстро полетел над его головой в неизвестность. Губы крепко сжали золотистый мундштук. Он всё смотрел на пламя, которое то и дело дрожало и колыхалось. Костёр горел, и трещали обгоревшие деревины. Высоко в воздух подлетал белый пепел. Бойцы, сидя на завалинке, корчили рожицы и просто веселились. Анекдот показался им смешным. Боец Шимбарев даже схватился за живот руками. Так стало весело ему. Даже котелок кувырнулся вверх тормашками. Но всё же он успел поставить его на место. Но немного тушёнки разлил. Бойцы немного успокоились. Но тут же началась вторая волна дикого веселья. И весёлый хохот был заразителен.

Глава вторая

Ночь глухая шептала тихие мелодии. В высокой траве тихо трещали кузнечики. На завалинке горел костёр. Трещали тихо сучья, уже превратившиеся в чёрный уголь. Мерцали красные угольки. Язык пламени чутко раскачивал лёгкий ветерок. Неподалёку мелькали огни двигающейся бронетехники. Доносился привычный гул моторов. Водитель Николай Управителев всё смотрел и смотрел на огонь костра. В его глазах плясало чудное озарение. Он, задумавшись, вспомнил тот недалёкий тысяча девятьсот сороковой год. Тогда он был отправлен на фронт Зимней войны, где разгорались баталии с белофиннами. Ему уже исполнилось двадцать пять лет. Он, взирая на пламя костра, живо перенёсся в те бушующие, но уже призрачные времена. Он словно вновь там побывал, уйдя в свой глубокий внутренний мир. Он вспомнил всё.

Февральское небо 1940 года пребывало в однотонных холодных красках. Порошил снег. Веял чуткий прохладный, плотный ветерок. Месяц клонился к экватору. Местность холмисто-котловинная на Карельском перешейке, где сосредотачивалась финская линия обороны Маннергейма, утопала в снегах. Она незаметно тянулась на сто тридцать пять километров от Ладожского озера и до Финского залива. И имела десятки оборонительных узлов в виде огневых точек – дзотов и дотов. Они уходили и в глубину на несколько километров. На территории повсюду имелись крупные лесные массивы. Десятки средних и малых озёр и рек таились в чудном ландшафте. Их болотистые или каменистые крутые берега выглядели и опасно и красиво. В лесах повсюду каменистые гряды и многочисленные валуны крупных размеров. Рельеф местности выглядел причудливо и красиво. Кругом на широких полянах раскинулась белая шапка. Падали с матового неба редкие снежинки. Они слегка кружились. Среди белого пейзажа серели и косились только тоненькие осинки. И те уже заметно исчиркало снарядом. Ещё чернели противотанковые надолбы из тяжёлых камней. Они стояли в определённом порядке. Имели пирамидальный вид. Косились и деревянные столбы. Они также служили неким заграждением танкам. Висели кругом проволочные острые сети. Виднелись на несколько десятков метров. Колючая проволока местами косилась и уже прорвалась от тех же снарядов и мин. Вдали среди белого снега серела бетонная крыша дота «SJ-5». Его укрепления держала отдельная бригада белофиннов. Ими руководил коренастый полковник Густав Баду. Он имел суровое, гладкое, белое лицо. Носил длинные белые усы. Глаза ледяные цвета солода, как у хищного сыча в холодной лунной ночи. Его фейс походил на мордочку разъярённого, кошачьего, дикого лемура. На нём плотно сидел белый маскировочный халат. На поясе висел ремень и кобура. Там таился личный пистолет «маузер», подаренные ему самим главнокомандующим финскими войсками маршалом Карлом Густавом Маннергеймом.

Веял чуткий, холодный ветерок. Прямо на заградительных камнях чуть вздымаясь, стоял советский трехбашенный средний танк «Т-28 Э». На броне имелась незначительная брешь. И тянулась вверх тоненькая дымка, как змейка. Его короткоствольная пушка калибром 76,2 миллиметров смотрела прямо на вражеский дот. Стрелок Пёрт Ломов, держа на прицеле укрепления, ждал указаний от капитана бронемашины. Тот выжидал сигнала. Тимур бегло осмотрел территорию в смотровое окно. Лицо белое в саже напряглось. Глаза цвета неба прищурились. Он заглотил слюнку. На нём плотно сидел томного оттенка комбинезон. «Сейчас мы вам покажем медные трубы… Вон наши проволоку режут… Там в стороне несколько танков подорвались на противотанковых минах… Сволочи… Ничего. Мы вам сейчас врежем по самые помидоры… За Ваську Бурова вы мне лично ответите…», – подумал он.

– Тихо Пётр… Ждём сигнала… Успеешь пальнуть… Держи на мушке гадов… Как сигнал подадут бей прямой наводкой по бункеру… А там посмотрим…, – сказал командир танка.

Веяло холодом. Порошил снежок. И снежинки чудно кружились. Казалось, даже немного блестели и сверкали. Командир пехотной стрелковой дивизии Всеволод Гармонин чутко смотрел в бинокль. Глаза слегка шальные цвета бурной реки навострились и прищурились. На золотистом тулупе натянулись ремни. На поясе тёмная кобура. А там табельный пистолет ТТ. Лицо медное. Кожа вся в небольшой, малозаметной щетине. На голове шапка – ушанка. Там красовалась красная звёздочка. «Так. Вижу бойцы проволоку перекусили… Подали знак… И дальше поползли. Сейчас будет путь свободен… По сигналу ударим по бетонному бункеру и в атаку… Слева перелесок томный… Не нравиться он мне… Видал я уже здесь такие… Как бы нас оттуда ещё не встретили… Ладно. Прорвёмся… Тихо – то как… Не стреляют уже пару минут… Что – то задумали… А может, боекомплект выдохся… Но мы сейчас поднажмём… И посмотрим, кто там такой смелый…», – подумал командир Всеволод.

– Бойцы… Приготовиться к атаке… Примкнуть штыки. Всем приготовиться к атаке, – громко закричал командир.

Повеяло неприятным холодом. Всё порошил снежок. Бойцы слегка оживились, лёжа на снегу. Кто – то находился за крутыми большими камнями. Кто – то таился за подбитым танком «Т – 28 М». Кто – то успел окопаться снегом и создать искусственные пригорки вокруг себя. А кто – то укрывался за небольшими, древесными горками. Вася Пчелин, находясь на небольшом снежном уклоне, держал в руках Красное Знамя. Сам молодой. Ему недавно исполнилось двадцать три года. Лицо белое. Глаза раскосые цвета золотистой икры. Он бегло осмотрел поляну, которая тянулась впереди. И глубоко выдохнул. Он быстро передёрнул затвор винтовки «мосинки». Рядом находился боец Тимофей Губин. Родом из глухой деревушки. Он имел грубые черты лица, – глаза большие цвета мёда, нос витой, губы сухие с оттенком сажи. На нём плотно сидел бушлат. В руках крепко сжимал автоматическую винтовку «Токарева» СВТ – 40. Он слыл ярым охотником. И был отчаян и храбр в бою. Он слегка отморозил себе левое ухо, когда укрывался от финского снайпера. Ему пришлось лежать около семи часов. И голову плотно прижимать к снегу.

Веяло холодом. Кружили снежинки. За 45 миллиметровой пушкой таились бойцы. Среди них находился и рядовой Николай Управителев. Он бегло глянул вперёд, где на расстоянии грозно смотрелась бетонная шапка в виде передового укрепления. А белая низина пребывала в камнях и колышках, на которых висела колючая проволока. Но местами она уже сильно прогибалась. А где – то и вовсе пропала. Поле, избитое снарядами, пестрило небольшими тёмными воронками. Николай живо приметил путь, по которому лучше бежать. На нём плотно восседал меховой тулуп. Белый меховой воротник облеплял всю шею. На голове восседала раскрытая будёновка. На ней красовалась красная звёздочка. Белое лицо бойца имело схожесть с мордочкой хамелеона, который собирался резко рвануть вперёд. И показать свою прыть. Николай, выдохнув, крепко сжал винтовку трёхлинейку образца 1891 года калибра 7,62-милиметра. И ловко надел на ствол острый штык. Затем вновь оценил спокойным взглядом окружающую, заснеженную местность. «Сейчас в атаку пойдём… Что – то затихло всё… Не нравиться мне это… Тихо как – то… Тишина перед бурей… Вот же кабаны безрогие… Что они там задумали? Бежать надо тем путём. Там, где танк стоит… До туда верно добежать можно… А дальше посмотрим, как действовать… Захватим этот скат. Наша победа будет сразу…», – подумал он. Рядом с ним все бойцы примкнули штыки к винтовкам. И ждали команды от ротного офицера. Все переглянулись. Виднелось лёгкое волнение. Среди прочих выделялся громила старший сержант Парфений Поддубный. Он был пушкарём. И когда надо, чутко смотрел в прицел своего тяжёлого орудия. Сейчас лежал на своей широкой спине и смотрел на томное, однотонное небо. Из широкого рта тянулся парок. Глаза большие, цвета хмеля не двигались. «Пушка на цель наведена… Я готов стрелять. Жду команды командира. Выстрелю и побегу со всеми в бой… Всё равно один фугасный три осколочных снаряда осталось… Лучше в атаку со всеми… Там от меня больше пользы… А то начнут палить из миномётов… Лучше бежать в атаку…», – подумал он. Боец Парфений подтянул к себе винтовку «мосинку» со штыком. Он быстро передёрнул затвор. И живо развернулся на живот, чтобы быть готовым к стрельбе из пушки.

Повеял заметный холодок, который гнал северо-западный ветер. Разведчики, достигнув края склона, подали сигнал. Командир Всеволод Гармонин, взирая в бинокль, быстро глянул на бойцов – разведчиков, на бетонный бункер. Затем живо достал из кобуры табельный пистолет ТТ. И крепко сжал стальную ручку своей широкой ладонью. Лицо напряглось. Глаза округлились. Он, оставив бинокль, быстро глянул на лица своих пехотинцев. Его комдив Филимон Ткаченко дал сигнал на взятие бункера. Он стальным прутом ударил по броне танка. «Т-28 Э» тут же дал залп. Бронемашина чуть дёрнулась. Воздух сотряс гулкий выстрел. И сразу пальнул Парфений из лёгкой, противотанковой пушки. В холодном воздухе зависло томное облако дымка. Снаряды со свистом понеслись в сторону цели. Бетонный дот дрогнул. Посыпались небольшие камни, вмонтированные в стены. Внутреннее помещение бункера быстро заполонил дым и гарь. Финский невысокий, пучеглазый пулемётчик Яси Олонен от ударной волны отлетел в сторону. И сильно ударился об бетонный пол. Ему крепко досталось осколком гравия по белокожему лицу. Его соратники, оглушённые звуковым ударом, разбежались в разные стороны. А кто – то был ослеплён удушливой пылью. И потянулся редкостный дымок.

Повеял морозный ветер. Командир Всеволод Гармонин живо поднялся на ноги. И тут же махнул рукой, в которой сверкал пистолет ТТ. Воздух сотрясся выстрелом. Сам он твёрдо зашагал вперёд. Бойцы живо поднялись в атаку. И все стремительно побежали по избитому, заснеженному склону. Рядовой Николай Управителев крепко сжал руками винтовку. На пике блестел острый штык. Сердце забилось быстро и неровно. Изо рта потянулся видимый парок. Дышал быстро. И живо бежал по снегу. Он стремительно миновал несколько колючих заграждений в виде проволоки. Они уже прогибались, как верёвки, на которых висло бельё. Рядом мелькали фигуры. Все бежали вперёд, позабыв о всяческом страхе.

– Ууууурррааааа, – закричали бойцы.

Холодный воздух сотрясся гулким снарядом вражеского миномёта. И где – то на дальнем крае бетонного укрытия забарабанил пулемёт. Грохнуло где – то позади. Затем ещё ближе. Снежная пыль высоко поднялась, образуя витую стену. Загудело в ушах. Несколько бойцов, нырнув в белую пучину, погрязли и исчезли. Кто – то покосился и завалился на бетонную глыбу. Вновь рвануло на правом фланге. Снаряд вырвал несколько кочек из стылой земли. И всё перемешал со снегом. Белая пыль вздыбилась, как вороной конь от удара хлыста. Боец Егор Налимов чуть подлетел в воздухе. И живо навалился на деревянные столбики. Он поник, находясь в одной замкнутой позе. Рядовой Кузьма Шубин получил удар волны от снаряда в спину. Его как будто толкнули. И тут же засвистели пули. Одна шальная дуля пронзила плечо. Брызнула кровь на белый снег. Кузьма тут же завалился на растянутую колючую проволоку. Она впилась ему в жёсткий тулуп. И слегка коснулась шипами тела. Он ощутил жгучую боль. Она отразилась на его медном лице. Гримаса говорила сама за себя. Пули пулемётные прокатились по белой полянке. И срезали, как ножницами рядового Парамона Родионова. Шальные дули пробили обе ноги чуть выше колена. Штанина сильно окропилась кровью. Сам боец, как будто нырнул в снег. И больше не появлялся. Он сильно руками сжал винтовку. Лицо напряглось. Рот покривился. И показались во всей красе белые зубы. Глаза большие, цвета прозрачного одеколона горели. Он всё же стерпел жуткую боль.

– ААААА… ААА, – истошно закричал он.

Веял холод. Чуть порошил снег. Парамон, продолжая бороться, прицельно выстрелил из винтовки. И тут же завалился на спину. Он больше не мог двигаться. Рядовой Самсон Кошкин завалился на снег, рядом с раненым. Он живо достал из сумки бинты. И тут же решил их применить.

– Потерпи братец… Сейчас я тебе рану перевяжу. Только сначала надо жгут затянуть повыше… На полчаса. Время засекай…, – сказал санитар Самсон.

– ААААА… ААА…, – застонал Парамон.

Веял холодный ветер. Всё порошил редкий снежок. На поле брани гремели взрывы. И вновь воздух гулко сотрясся. Несколько раз ударило чуть позади наступающей пехотной батареи. В ушах загудело. Вверх вздыбилась серо-белая пыль. Потянуло морозной гарью. Засвистели шальные пулемётные пули. Кто – то вновь покосился на правом фланге, как поломанная ель. И живо погряз в снежной массе. Рядовой Николай Управителев живо бежал по снегу. Он ловко перескочил через каменный вал. Затем замял ногами сетку, которая заметно провисала. За ним тут же поспевали боевые приятели. Впереди тоже бежали в атаку. Николай, пригнувшись, живо метнулся в сторону подбитого танка. Сам согнул спину. Голова ушла в плечи. В руках он крепко сжал винтовку. Глаза округлились, как у хищного филина. Сердце сжалось в груди. Но страха не показывалось. Рвануло где – то совсем рядом. В воздухе пронёсся адский свист миномётного снаряда. Бойцы двинулись ещё живее. Их накрыла дикая шальная волна взлетевшей белой пыли. Митрофан Кунев дёрнулся, находясь впереди атакующего шествия пехотинцев. Он заметно покосился. Шальная пуля угодила в мягкость левого плеча. Он потерял ритм движения. И тяжело задышал. Кровь окропила тяжёлый бушлат. Он тяжело рухнул на снег.

– АААААА, – тихо закричал он.

Повеял лёгкий, морозный ветерок. Николай первым метнулся в сторону раненого. Он, склонившись, помог тому подняться. Бойцы подсобили. Все живо укрылись за подбитым танком. И тут же прогремел взрыв неподалёку. Вверх потянулось белое, дымчатое облако. И запахло горелым толом от снаряда. На белой земле показалась тёмная узкая воронка. Бойцы затаились, чтобы перевести дух. Они бегло переглянулись, ощущая свою везучесть. Воздух вновь сотрясся от взрывов. Засвистели пулевые трассы. Они ударили по броне танка. И показалась искра. Она мигом исчезла.

Веял холод. Чуть порошили редкие снежинки. Боец Вася Пчелин, держа в руках Красное Знамя, укрылся за высоким камнем. И тут же быстро побежал, миновав колючую проволоку, которая утонула в снегу. Прогремел за спиной взрыв. За ним ещё один снаряд разорвался. Белая пыль, разлетевшись, всё накрыла вокруг. Но бойцы двигались к цели. Везде мелькали бегущие пехотинцы. Кто – то покосился возле одинокой косой сосенки. Знаменосец Вася, выдохнув, сильно прогнул гибкую спину. Его меховой тулуп на спине окропился густым, багряным пятном. Шальная, но точная пуля снайпера поразила бойца. Он ещё продвинулся вперёд на несколько метров. Но всё же ноги покосились. Он грузно упал вперёд себя на снег. Голова плотно уткнулась в снежную массу. Вася скончался от жуткого огнестрельного ранения. А черенок знамени крепко держал в руке. Боец Мисаил Егоров чуть приостановился. Глаза цвета угля округлились. Лицо белое напряглось. Он, склонившись, развернул рядового Василия. Тот уже не дышал.