Ловцы снов

– Вы так думаете? – недоверчиво посмотрел на директора Иван.

– Уверен, – безапелляционно ответил Петрович, – хотя, конечно, лучше проверить.

Ваш дедушка жив?

– Умер, – угрюмо ответил Иван.

– Жаль, – сказал Петрович, и задумался, – вы, Иван, кажется сказали, что сон заканчивается трагически. А как именно?

– Меня убили, – все так же угрюмо ответил Иван, – я имею в виду, во сне.

– Я понял, – сказал сообразительный директор, – но если бы вас убили в вашем сне, то я не имел бы сейчас счастья с вами разговаривать. Значит, вас не убили, а, вероятно, только ранили. А у вашего дедушки, Иван, были ранения?

– По-моему, были, – ответил, задумавшись, Иван, – да, точно были. У него на спине был большой белый шрам.

– Ну, вот видите, Иван, – удовлетворенно сказал Петрович, – моя теория в очередной раз подтверждается. Ваш сон – это память вашего дедушки о войне, которая генетически передалась вам. Вы все ещё хотите забрать деньги?

Иван в нерешительности пожал плечами.

– А еще какие-нибудь пруфы, то есть, доказательства того, что вы говорите, есть? – спросил Иван.

– Конечно, есть пруфы, – улыбнулся директор, – и они вам будут представлены, а чтобы в этом убедится, достаточно посмотреть еще один сон.

– Даже не знаю… – нерешительно сказал Иван.

Петрович снял очки, потер пальцами переносицу и вздохнул.

– Я отлично понимаю ваш скепсис, Иван, – сказал директор, – более того скажу, что если бы лет десять назад я бы услышал что-нибудь подобное, я бы сам в это не поверил. Но жизнь и наука не стоит на месте, а ведь каких-то сто лет тому назад и великого ученого Константина Циалковского называли городским сумасшедшим, когда он рассказывал своим ученикам о космических путешествиях. А четыреста лет назад Джордано Бруно сожгли на костре за его утверждения, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. А что такое для истории человечества значит сто, или даже четыреста лет? Это всего лишь небольшая вспышка, ничтожно краткий миг в развитии Вселенной и Мировой цивилизации. И через какие-то десять лет, я надеюсь, и наши скромные открытия будут восприниматься потомками как нечто, само собой разумеющееся.

– Если все так, как вы рассказываете, э-э-э… Петрович, то это, безусловно, действительно интересно, – ответил Иван.

– Интересно, – это не то слово! Оно совершенно не отражает реального значения моего открытия для человечества, – воскликнул Петрович, – ведь если глубоко задуматься, то этот феномен нейронно-генетической памяти – величайшее открытие двадцать первого века!

«– А он явно не умрет от скромности, “ – подумал Иван.

Петрович, будто прочитал его мысли.

– Нескромно, думаете? – спросил он, перестав улыбаться, – может быть. Честно говоря, Иван, я и сам иногда сомневаюсь, гений я или сумасшедший.

Иван промолчал, не зная, что ответить этому нескромному гению. Впрочем, один вопрос, у него, все-таки, был.

– Петрович, – спросил он, – а зачем вам все это?

– Что – это? – не понял его директор.

– Ну…, эта Корпорация и прочее.

– Эта Корпорация, Иван, – ответил Петрович, – мне нужна для того, чтобы и дальше проводить свои исследования. Ведь для того чтобы проводить научную работу мне нужен подопытный материал, то есть люди. Я же не могу проводить исследования над кроликами и мышами. В принципе, конечно, могу, но они мне не расскажут, что им приснилось, а современная техника еще не дошла до того, чтобы мы могли видеть сны своих подопытных объектов. И если я буду набирать для своих исследований команду добровольцев, то мне им придется платить денежки. Понимаете меня?

Иван кивнул.

– А создав Корпорацию, я убил сразу двух зайцев, у меня есть добровольцы для исследований и мне не нужно им платить деньги. Более того, они мне платят деньги за то, что я исследую работу их мозговой деятельности. Ну, что, разве это не гениально?

Петрович с победным видом посмотрел на Ивана.

– Да как вам сказать, – ответил Иван, – мне кажется, это довольно спорное утверждение. Вы не боитесь, что будут иски от этих людей, которых вы исследуете?

– Нет, не боюсь, – ответил Петрович совершенно серьезно, – во-первых мои исследования совершенно безвредны для мозга. Это какие-то слабые импульсы в тысячные доли вольта. Для примера, томография головного мозга куда более опасна, чем мои исследования. И к тому же, в договоре, который вы подписываете, русским по белому написано, что вы предупреждены о последствиях процедур и согласны со всеми условиями. Я по второму образованию юрист, как папа Жириновского, и знаю все тонкости заключения сделок. Я ответил на ваш вопрос?

Иван пожал плечами и спросил:

– Петрович, неужели нельзя продвинуть ваше открытие как-то по-другому?

– Молодой человек, – вздохнул Петрович, – я же вам сказал, что я ученый, а не бизнесмен. А на научные исследования, нужны эти проклЯтые деньги, вот и пришлось заняться коммерцией. Можно было бы, конечно, попросить денег на западе, но я, Иван, как это ни смешно звучит, патриот. И когда я слышу, что деньги не пахнут, я говорю – нет, нет, и еще раз нет. Деньги всегда пахнут – пахнут кровью, наркотиками или просто предательством. И я, скорее, буду на паперти сидеть с протянутой рукой, чем попрошу денег у добрых янки.

Петрович посмотрел на настенные часы и нахмурился.

– А теперь, Иван, если у вас больше нет вопросов, я хотел бы вам сделать выгодное предложение, и я думаю, вы от него не сможете отказаться.

– Какое? – поинтересовался Иван.

– Мы, разумеется, можем вернуть плату за услугу, это не вопрос, но я хотел бы вам предложить еще два сна за ту же, уже уплаченную вами сумму. Ну, как вам предложение?

Иван задумался:

– « А почему бы и нет? В конце концов, пятьдесят баксов не такие уже и большие деньги».

Но не успел Иван ответить, как Петрович его опередил.

– Нет, Иван, даже не два сна, а четыре. По условиям договора, который, как я понял, вы не читали, если потребитель услуги согласен подробно изложить на бумаге или ином носителе информации, все то, что он увидит во сне, ему полагается пятидесяти процентная скидка. Ну, как, согласны?

– Согласен, – ответил Иван.

– Ну, вот и отлично, – расплылся в улыбке Петрович, – если бы вы только знали Иван, как порой замысловато переплетаются людские судьбы. Скажу вам по секрету, Иван, к нам обращались и уже не раз и не два, несколько российских киносценаристов и парочка известных писателей. Фамилии, конечно, называть я не могу, но это уже само по себе говорит о многом. Понимаете меня?

Иван кивнул, после всего увиденного и услышанного, он был готов поверить уже во что угодно.

– Иван, – сказал Петрович, – если вы не против, я лично проведу сеанс.

– Не против, – ответил тот.

– Ну и отлично, – улыбнулся Петрович, – пройдите, пожалуйста, в процедурную, а я через минуту подойду.

Иван уже знал, где находится процедурная, и поэтому, кивнув, вышел из кабинета и пошел к двери в конце коридора. Войдя в дверь, он сел на кушетку и стал ждать Петровича, рассматривая вязаные сеточки, развешенные в процедурной. Он еще вчера хотел расспросить Настю о предназначении этих сеток, да забыл.

– «Нужно будет не забыть расспросить о них Петровича», – подумал Иван.

Не успел он о нем подумать, как тот стремительно вошел в дверь, одетый уже в белый халат и шапочку, в руках у него была уже знакомая Ивану папка-скоросшиватель. Директор просматривал бумаги в папке и негромко напевал:

Мальчик резвый, румяный, влюбленный,

Адонис женской лаской прельщенный,

Не довольно ль вертеться, кружиться,

Не пора ли мужчиною стать.

Ивану уже была знакома эта ария Фигаро, но не потому что он был знатоком и любителем классической музыки, а исключительно из-за преподавателя сопромата в институте, который частенько на лекциях напевал эту мелодию. Особенно часто он любил ее мурлыкать, когда ставил двойку студенту, завалившему экзамен по его предмету на сессии. Вот только текст музыкального произведения при этом преподаватель немного, возможно умышленно, искажал.

– Так-так, отлично, – бормотал Петрович, перебирая листочки в скоросшивателе, – результаты сканирования мозга есть. Вы, Иван, еще раз, пожалуйста, ознакомьтесь с тематикой заказов, а я пока настрою аппаратуру.

Иван взял протянутый директором файл, и углубился в чтение. Военная тема, лирическая, любовная, мистическая, сельскохозяйственная, криминальная и случайный выбор.

– «Какую тему выбрать? – подумал Иван, – военную? Нет, больше не хочу. Лирическую? Вообще непонятно что за тема. Любовную пропускаем. Мистическую? Не знаю. А может быть – сельскохозяйственную? Вроде тема нейтральная. Не должно произойти неожиданностей».

Он задумался, еще раз перебирая и анализируя темы.

– Отлично, – сказал директор, отворачиваясь от аппаратуры и протягивая шлем с проводочками Ивану.

Иван, с помощью Петровича, одел на голову шлем и собрался уже прилечь на кушетку, как вдруг вспомнил, о чём хотел спросить директора.

– Петрович, – сказал он, – а что это за сеточки везде развешены? Давно хотел спросить.

– Сеточки? – прищурился Петрович, – а это, собственно, и есть ловцы снов, по представлениям некоторых племен северо-американских индейцев. От них, как вы, наверное, уже заметили, и произошло название фирмы. Название, безусловно, интригующее, даже немного провокационное, но оно очень верно отражает цель и смысл нашей работы: мы именно тем и занимаемся, что ловим сны. А вообще это отдельная и очень большая тема, как-нибудь, если вы конечно, захотите, мы ее затронем. По вторникам у нас проводятся семинары, тематика очень разнообразная и занимательная, если хотите, можете сами принять участие. А сейчас, давайте приляжем, закроем глаза и расслабимся. Какую тему на этот раз выбрали?

– Даже не знаю, – вздохнув, ответил Иван, – может быть, какую-нибудь нейтральную? Сельскохозяйственную, например?

– Сельскохозяйственную? А в чем сомнения? Отличный выбор!

Петрович пощелкал мышкой, постучал пальцем по клавиатуре и повернулся к Ивану.

– Ну, вот и все, молодой человек. Можно снять модулятор.

– Что? – не понял Иван.

– Шапочку с головы можно снять, – пояснил Петрович.

Иван встал с кушетки и снял с головы шапочку.

– Как себя чувствуете? – поинтересовался Петрович.

– Нормально, – ответил Иван.

– Ну, и отлично, – сказал Петрович.

Вообще, Иван уже заметил, что «Отлично», – похоже, самое любимое словечко Петровича.

Они вышли в коридор, и Петрович протянул Ивану руку.

– До свидания, Иван. Как говорится, хороших снов. И не забудьте перед сном принять зеленую пилюльку.

– А зачем они нужны, эти пилюли? – спросил Иван.

– Неужели Настя вчера ничего не сказала? – нахмурился Петрович.

Иван промолчал.

– Ах, Настя, Настя, – покачал головой Петрович, – эти пилюльки, Иван, нужны для того, чтобы вы не забыли то, что видели во сне. Не волнуйтесь, это не наркотик, это нейромедиатор, не химия, в основе трАвы. Иван, извините, мне нужно идти, ждет пациент, то есть посетитель, прошу прощения.

Они распрощались, и Иван поехал домой. Хоть ехать ему было и недалеко, но к концу поездки, он уже буквально засыпал на ходу. Когда он зашел в свою квартиру, то первым делом нашел пузырек с пилюлями, проглотил одну и кое-как раздевшись, повалился на диван.

3

– Епифан, поспешай, а то пятки отрежу, – крикнул брату Иван.

Он шел последним в шеренге косцов за братьями, Епифаном и Акинфием, а первым шел отец, – Тимофей Иванович. Солнце уже высоко поднялось над землей и высушило росу на пойменном лугу.

– ШабАш, – скомандовал сыновьям Тимофей Иванович, – кончай работу!

Уставшие братья утерли пот и прилегли в тени кустов на краю луга, а пришедшие из дома жены Епифана и Акинфия с детьми, стали деревянными граблями раскидывать сено для просушки. Братья выпили ядреного кваса из кринки и негромко переговаривались, обсуждая деревенские новости. Подошел Тимофей Иванович и тоже приложился к кринке с квасом.

– Ну, Епифан, какие новости в городе? – обратился он к среднему сыну, утирая рукавом рубахи кудлатую бороду.

Епифан уже как два года был городским жителем, работал слесарем в паровозном депо и поэтому среди деревенских жителей считался образованным человеком.

– Да, какие там новости, – устало вздохнул тот, – новости, одна хуже другой. В газетах пишут, что раскулачивать деревню будут. Что колхозы теперь везде будут, а всех кулаков и единоличников или в колхоз или на выселки.

– Как же это, – удивился Тимофей Иванович, – а ежели я, к примеру, не хочу вступать в колхоз? У меня, чай, свое хозяйство имеется, по што мне колхоз?

– Захочешь, – уверенно ответил Епифан, – а не захочешь, заставят.

– Это кто же, к примеру, меня заставит? – не поверил сыну Тимофей Иванович, – сейчас, чай, не царский режим, мы ж за Советскую власть кровь проливали!

– Эх, папаша, – скривился, как от зубной боли, Епифан, – линия партии сейчас такая, что все деревенские жители должны быть в колхозах.

– Какая такая еще линия, – в недоумении спросил Тимофей Иванович, – неправильно это, не по-людски.

– Им там, – Епифан показал указательным пальцем вверх, – виднее, что правильно, а что нет. А за такие разговорчики, сейчас можно и на Соловки угодить.

– Типун тебе на язык! – нахмурился Тимофей Иванович.

– Был Николашка, была крупа да кашка, – встрял в разговор Акинфий, – а теперь новый режим, все голодные лежим.

– А вот за такие стишки запросто можно и свинцовую пилюлю в жбан схлопотать, – тихо сказал Епифан, оглянувшись по сторонам.

– У вас в городе все такие пуганые? – рассмеялся Акинфий.

– У меня был кореш, Степан, вместе работали в депо, – ответил Епифан, снова оглянувшись, – гармонист, красавец, косая сажень в плечах, девки за ним гурьбой бегали. Частушки любил петь про нонешнюю власть, полгода назад пропал, до сих пор ни слуху, ни духу. Так-то.

– ЧуднЫ дела твои, Господи! – вздохнул Тимофей Иванович, махнул рукой, и что-то сердито бормоча, пошел помогать бабам раскидывать сено.

Братья помолчали, думая каждый о чем-то своем.

– Да, – вспомнил Акинфий, – вчера бабы говорили, из города, нового председателя сельсовета прислали.

– Городского? – спросил Епифан.

– Не, – ответил Акинфий, – наш, деревенский.

– Кто же это? – спросил Епифан.

– Ванька его хорошо знает, – ухмыльнулся Акинфий, – они с ним за учительшей вместе бегали.

– Да не уж-то Васька? – удивился Епифан.

– Точно, – подтвердил Акинфий, – Васька Безродный.

– Так его же, вроде, посадили, – сказал Епифан, – он же на конокрадстве попался.

– Выходит, новая власть освободила, – вздохнул Акинфий, – ей, видать, такие лиходеи нужны.

Акинфий с Епифаном замолчали, а Иван, притворяясь спящим, обдумывал услышанное. Он хорошо знал этого Ваську. Они были сверстниками и неразлучными друзьями до тех пор, пока из города, в сельскую школу не приехала новая учительница. Ее звали Екатериной, и она была совершенно не похожа на местных деревенских девчонок, и вероятно, поэтому оба приятеля в нее сразу влюбились. И хотя она никому из них не отдавала предпочтения, между товарищами как будто кошка пробежала. Из друзей они превратились во врагов, борясь за внимание Екатерины. И в этой борьбе Ивану повезло больше, Катя выбрала его. И кто знает, чем бы все это закончилось, если бы Васька не связался с цыганами и не попался на воровстве. Ему дали три года исправительных работ, но не прошло и года, как он вернулся. И теперь можно только гадать, чем это может грозить Кате и Ивану.

Вечером Иван встретился с Катей за околицей, под ветлами, там, где они обычно деревенская молодежь проводила свои посиделки. Катя, обычно улыбчивая и жизнерадостная, выглядела сегодня хмурой. И вскоре выяснилась и причина ее подавленного состояния. Оказывается, Васька уже приходил сегодня в школу, чтобы с ней встретиться. Сказал, что специально попросился в их деревню, на место утонувшего по весне председателя сельсовета, чтобы быть к ней поближе.

– Боюсь я, Ваня, – сказала Катя, – он страшный человек. Он пришел сегодня, говорит, улыбается, а у меня мороз по коже. Я его ужас как боюсь.

– Не нужно бояться, Катюша, – утешал Катю Иван, но сам он был далеко не так уверен, он-то Ваську знал куда лучше ее. Им бы пожениться, да родители и слышать об этом не хотят. Тимофей Иванович, как только Иван заикнулся о женитьбе, замахал руками: «И думать не смей, не ровня она тебе, не ровня. Деревенскую надобно в жены брать». И Катин отец, тоже был против женитьбы, не хочет, чтобы Катя выходила замуж за деревенского парня.

«– Что же делать, – растеряно думал Иван, – куда ни кинь – всюду клин!»

– Уехать нам нужно, Катюша, – сказал он Кате.

– Что ты, Ваня, – ответила Катя, – как же мы уедем, я не могу папу оставить.

Так ничего не решив, они расстались.

Днем Иван занимался домашними делами и чинил упряжь. Солнце уже подходило к полудню, как Иван услышал лай собак во дворе. Иван вышел во двор и увидел человека в военной форме. Он успокоил собак, взглянул на пришедшего, и сразу же его узнал – это был его бывший товарищ Васька. Некоторое время они стояли, молча рассматривая друг друга. Потом, Безродный, ухмыльнувшись, сказал:

«– Ну, здорОво, Ванек», – но руки не подал.

– ЗдорОво, – ответил, нехотя, Иван.

– Давненько не видались, – сказал Василий, оглядывая Ивана с ног до головы, вероятно выискивая в нем то, что заставило Екатерину сделать свой выбор.

Иван промолчал, так же разглядывая бывшего приятеля.

– А ты уж, поди, думал, что я сгинул? – делано рассмеялся Васька, – ан нет, живой я, и многих еще переживу.

– Ничего я не думал, – сказал, нахмурившись, Иван.

Разговор ему совсем не нравился, а последняя Васькина фраза прозвучала как явная угроза.

– Слышь, Ванек, ты, это, отступись от Катюхи, – все так же криво усмехаясь, сказал Безродный.

– С какой это стати? – Иван сжал кулаки, готовый кинуться в драку.

– Ты, Ванька, того, не кипятись, – Васька перестал улыбаться, – мы ж с тобой как братанЫ были. Чего ж нам из-за бабы дружбу терять?

– Выходит, не было дружбы, коли ее так легко потерять, – ответил Иван.

– Вон как ты заговорил, – усмехнулся, Васька, – значит, не отступишься?

– Не отступлюсь.

– Гляди, Ванек, как бы потом не пожалеть, – тихо сказал Безродный уже без тени улыбки, – я хотел по-хорошему. Но ты, видать, по-хорошему не понимаешь.

– Я все понимаю, – ответил Иван, – а вот ты, видать, не понимаешь, что она меня любит.

– Любит, не любит, плюнет, поцелует. Это все, Ванька, бабьи разговоры, – сказал Васька, – надо будет – полюбит.

– Это как же ты ее заставишь? – спросил Иван.

– А это, Ванек, не твоя печаль, – ответил Безродный, – ладно, я предупредил, потом не плачь.

Сказав это, Василий не попрощавшись, повернулся и вышел со двора. Он ушел, а Иван еще долго стоял, понимая, что спокойная жизнь закончилась.

Вечером они встретились с Катей и опять не решили, что им делать дальше. Иван снова уговаривал ее уехать, но Катя упорно твердила, что не может оставить одного больного отца. Домой Иван вернулся поздно и долго не мог уснуть, тревожные мысли не давали покоя. Но вот, наконец, сон его, кажется, сморил. Но не успел он заснуть, как на селе ударил тревожный звон набата и Иван, на ходу одеваясь, вместе с отцом и братьями выбежал из дома. Выскочив на улицу, Иван увидел красное зарево пожара в центре села, там, где стоял дом самого зажиточного крестьянина, имевшего водяную мельницу, и сосланного с семьей в Сибирь. В освободившемся пятистенке теперь была сельская школа. Со всех сторон к дому сбегались односельчане, разбуженные звоном набата, кто с ведрами, кто с лопатами, а попадья прибежала, размахивая иконой. Как ни старались всем миром отстоять школу, огонь разгорался все сильнее, и вскоре рухнула крыша, обдав сельчан снопом жгучих искр. В это время зазвонил будильник в телефоне.

4

Иван проснулся и сел на диване. Он находился все еще под впечатлением от увиденного (или пережитого?) во сне. Эти впечатления были настолько яркими, рельефными и осязаемыми, что у Ивана не было ни малейших сомнений, что все, что он видел во сне, происходило на самом деле.

«– Так вот как жил дед Ваня…» – подумал Иван.

В обычной жизни дед был не очень разговорчивым человеком, а о войне вообще не любил говорить. Иван хорошо помнил, что на 9-е мая, надев свои награды и выпив боевые сто грамм, дед становился более разговорчивым. Но даже и тогда, когда внук просил его рассказать о том, как он воевал, дед Иван только хмурился и говорил:

«– Запомни Ванька, война – это кровь, это смерть. Война – это плохо…»

А однажды, когда он гостил у бабули с дедом, у них состоялся не очень хороший разговор на эту тему. Они с дедом смотрели старый советский фильм про войну и Иван, комментируя кино, посмеялся над солдатиком, который испугался немецкого танка. Дед тогда посмотрел на него с каким-то сожалением и сказал, нахмурившись:

– Чудак ты, Ванька… Думаешь, это так легко? Думаешь, это просто, вот так, один на один, встретиться с этой здоровенной железной дурой? У нас в полку молодые солдаты, когда в первый раз видели немецкие танки, бывало, с ума сходили, бросали оружие и бежали в тыл, на заградотряды, а бывало, и сами стрелялись. Я помню, когда в первом бою на нас танки поперли, сам, от страха, чуть было не драпанул, хорошо ротный рядом был, так меня матом обложил, что я в себя пришел. Да и без танков в бою страха хватает. Когда командир поднимает бойцов в атаку, головой понимаешь что нужно подняться из окопа и бежать вперед, на врага, а тело не желает подчиняться, оно хочет вжаться, врасти в землю и выжить любой ценой. И не верь никому, кто скажет, что героям на войне не страшно. Всем страшно, и героям и новобранцам, которые еще пороха не нюхали и если бы не водка, то еще не известно, победили бы мы в войне или нет.

И вот еще одна странность, девушку во сне звали Екатериной, а бабушку Ивана звали Анной. Значит с Катей они так и не сошлись, видно что-то им помешало. Дед Иван с бабушкой Анной, жили не то что бы душа в душу, но и не ругались. Ивану припомнилось, когда дед выпивал лишнего, и бабуля начинала на него ворчать, он просто говорил ей: “– Не рычи».

– «Интересно, что было дальше?» – подумал Иван и посмотрел на висевшие на стене часы, они показывали восемь часов. Сегодня было воскресенье, и в Корпорации “ Ловцы снов», был выходной.

– «Жаль, – подумал Иван, – заняться все равно нечем, можно было бы сходить в Корпорацию, у меня еще три сна осталось».

Он встал с дивана, потянулся и пошел в ванную комнату. Надо было бы, конечно, сделать утреннюю гимнастику, но с некоторых пор, Иван ее забросил. Видимо, не хватало мотивации. И, наверное, по той же причине, опять начал курить. Умывшись, Иван оделся и пошел на кухню, что бы приготовить завтрак. Открыв холодильник, он осмотрел пустые полки. Залез в морозилку, но и там ничего не было, даже пельменей, которые он держал на самый крайний случай. Видимо, этот крайний случай, уже наступил. Конечно, по законам гостеприимства, не хорошо упрекать гостей, но всему же есть предел. Да и незваные гости, похоже, и не собираются съезжать, положение их вполне устраивает, и ситуацию они воспринимают как нечто, само собой разумеющееся.

– «Надо бы, все-таки, с Виталиком поговорить», – подумал Иван.

Он еще раз осмотрел пустой холодильник и, вздохнув, пошел собираться для похода в «Пятерочку», находящуюся в двух кварталах от дома. Когда Иван затаривал продуктами тележку, он все обдумывал, как лучше намекнуть брату, что пора бы тому вернуться к родным пенатам или, хотя бы, осчастливить своим присутствием, кого-нибудь другого. Но повода для такого разговора, он никак не мог найти.

– «Ладно, – в конце концов, решил Иван, – скажу, как-нибудь потом, когда будет более удобный случай».

Он вернулся с полными пакетами домой и положил продукты в холодильник. Гостей не было видно, видимо они еще спали. Иван позавтракал и сел за компьютер, чтобы немного порубиться в танчики. Он сыграл уже несколько боев, как зазвонил телефон. Иван посмотрел на дисплей: «Диман».

– Привет, Дим, я слушаю, – ответил он.

– Привет, Иван, – сказал Дима, – как дела?

– Да, вроде все нормально, – Иван зевнул.

– А ты все дома сидишь? – спросил Дима, – сходил бы куда-нибудь. Светку пригласил бы в кафе. Она тебе давно глазки строит. Хватит киснуть. Как говорил Отто Бисмарк: «Любое действие – лучше политики колебаний».

Светка, про которую говорил Диман, была секретаршей директора. Ивану не хотелось говорить на эту тему, и поэтому он промолчал.

– Чего молчишь? – спросил Дима, – у тебя точно все нормально?

– Да все нормально, – ответил Иван с раздражением.

– Ну, раз все нормально, значит, родственники уже уехали? – спросил Дима.