Редакция Интернационального Союза писателей продолжает знакомить вас с творчеством современных авторов – лауреатов Международной премии им. В. В. Набокова. Уже вышло в свет два выпуска альманаха с их произведениями, теперь вы держите в руках третий.

Произведения, которые представлены в этой книге, в первую очередь могут быть определены одним словом – разные. Начать стоит с того, что в альманах включена не только художественная, но и публицистическая проза – статья Марка Бойкова, которая затрагивает многие важные вопросы современности. Полемичная, написанная выразительно и ясно, она о многом заставляет задуматься.

Хотя задуматься – и, что еще важнее, думать – побуждает и вся остальная проза этого альманаха, в особенности потому, что и Галина Федорова-Косарева, и Ирина Кульджанова в своем творчестве явственно тяготеют к притче. Но притчи эти, их смысл, направленность принципиально различны. Каждый автор ставит свои вопросы – такие, какие видит он, и какие стоит получше разглядеть нам.

В этом выпуске альманаха можно заметить преобладание поэзии, пестрой и разной, как никогда. И это хорошо. Когда поэт по-настоящему талантлив, не имеет значения, как он пишет – в русле старой традиции, в которую вдыхает новую жизнь или в постоянном поиске новой формы, лучше всего отражающей его взгляд на жизнь и литературу. Читатели найдут здесь и то и другое.

Ведь не нужно повода, чтобы провести вечер или даже несколько вечеров над новой книгой, еще раз заглянуть в мир современной литературы и полюбоваться красотами, которые она хранит.

Мы будем рады, если эта книга предоставит вам такую возможность.

Валентина Бендерская

Бендерская Валентина Владимировна – музыкант, поэт, переводчик, общественный деятель, «Отличник народного образования» (Украина), удостоена звания «Виртуоз словесности» Международной гильдией писателей, лауреат премии им. В. Набокова. Родилась в Бердичеве (Житомирская область, Украина). Основала хоровую студию «Струмочок» (Житомир). Студия получила звание образцовой, является лауреатом премии поэта Николая Шпака, а также многих областных, республиканских, международных конкурсов и фестивалей. Инициатор и организатор хоровых фестивалей «Струмочок скликає друзiв» с участием коллективов из разных городов и стран. Автор оригинальной методики преподавания теории музыки и сольфеджио на основе релятивного метода; подготовила к выпуску учебник по теории музыки и сольфеджио. Проводит мастер-классы по своей методике со студентами и преподавателями музыки. Публикуется в научных изданиях. С 1997 г. живёт в Израиле, в Тель-Авиве. 10 лет проработала в Израильском оперном театре.

С 2009 года начала писать стихи. В 2012 г. вышел первый поэтический сборник «Фрейя», в 2013 г. – «Стихи из мусорной корзины». В 2015 г. – «Асфодели непознанный профиль», куда также вошли переводы с польского и песни на её стихи, в 2017 г. – «Выкрутасы эйдоса», в 2019 г. – «Любовь-Крысолов». В 2015 г. стала членом Союза русскоязычных писателей Израиля и Международной гильдии писателей. С 2017 – член Международного союза писателей Иерусалима. В 2016 г. вместе с поэтом Леонидом Колгановым организовала в Тель-Авиве Всеизраильский поэтический клуб «ПоВтор». Фишкой работы клуба являются международные поэтические телемосты «Поэзия без границ», на которых побывали поэты из разных городов и стран: Израиля, Украины, Испании, Греции, России, Беларуси, Америки. Инициатор выпуска и составитель международного альманаха «Свиток 34» по следам этих телемостов. Выпустила антологию поэтов Житомирщины «ПАРК Шодуара». Печатается в журналах и альманахах СРПИ, МГП, МСПИ, таких как «Новый Ренессанс», «Созвучие муз», «Юг», «Литературный Иерусалим», «Крестовый перевал», «Für dich» и др. Многие стихи переведены на украинский, польский, болгарский, английский, немецкий языки.

О муза…

Не сомневайтесь, крест Голгофывесьма надёжный пьедестал!Л. Дербина

На этом балу, как Золушка,по острым углам теснясь,а может, как певчий скворушка,глядящий в кошачью пасть,смущённо и безалаберно,скрывая биение чувств,качаюсь на шаткой палубе,играя излучиной уст.И мне устоять на палубене моего кораблятак надобно, ох как надобно!Ведь это стихия моя.Стихия моя стихийная,живые слова и стихи!Зачем же песни литийные[1]под утро кричат петухи?..

Как наркоман, подсевший на иглу,подсела на поэзию и гласноиграю в эту смелую игру,хотя она не менее опасна.Затягивает в омут языка,берёт в полон, как чары Бонапарта.От ломки – то ли бунт, то ли тоскапугает, как кармическая карта.Тропой Морфея ходит по ночампо закоулкам сна и сновиденийи раздирает, во весь глас крича,утробу мозга нерождённый гений,не ведающий, что отныне строфы,стократным эхом в небе отзываясь,вернутся наземь, где стоят голгофы,куда крест будет несть не озираясь.

Оксане Шимановской (Семенюк)

Стихи мои поют без нот,по слуху, наугад, на ощупь…Из сердца жизнь их достаёти устилает – словно рощалиствой в осенний солнцепадуставшую от родов землю —мою судьбу… Локрийский лад[2]щемит в словах… Их звукам внемлю…А может, им дано поднятьтакие атомные взрывы,что дух безверья двинет вспять,вскрывая Вечности нарывы?!А может, им дано местиконюшни авгиевы – души,чистилищем стать для земли,вбирая глупость вездесущих?..И среди тысяч грешных телна ощупь, наугад, по слуху —пока мой стих не омертвел —я прислоняюсь к жизни ухом,глазами, сердцем, жилой, нервом…Лишь в запредельной вышинев моём свиданье с Богом первомотдамся Вечной тишине.

Тель-Авивские вариации

Люблю тебя, мой Тель-Авив!Гулять по улочкам пустым,Когда в душе любви прилив,И перезревших чувств отлив,И шторм в подкожной бухте…Люблю ночной твой мягкий бриз,Прохладу в дом несущий,Плеск тихий волн и кипарис,Уснувший в лоне лунных риз,Закутанный, как в юхте.Люблю прибой, толкущий брег,В лицо – плевки солёных волн —Скитальцев моря, как абрек,Неустрашимых, их набегНа пирс, разлёт на кнехте…Валентина БендерскаяМой Тель-Авив, уже родной!Трепещет сердце в платье,Когда лечу к cебе – домой,В шум окунаюсь с головой —Он день и ночь на вахте!

2. Улица Буграшов

К морю шагаю по линии Буграшов.Пятидесятый размер —Шорты на мне, наизнанку шовМайки в полоску… Сер,Вида невнятного и неопрятного —Брусчатый гобелен…Да неприглядна для глаза залётногоСтарость потёртых стен.А я шагаю свободно, и дорог мнеВ меру горбатый наст,Ставни из прошлого, прошлая жизнь в окне —Невозвратимый пласт…Тянутся к небу, собою любуются,Чтя городской кряж,Новые башни, держа фасон улицы,Носом уткнувшейся в пляж.Видные домики – чистые, гладкие,Только совсем другойСтиль оголяется: нищий загадкамиИ, к сожаленью, немой…

Масада

В земле природы обветшалой,Покрытой пылию веков,В расщелине годины шалойС прозреньем веры запоздалойУтихли натиски врагов.Солёно-горькая водица,Разлом заполнив до краёв,Туркизом призрачным искрится,Манит, но ею не напиться,Не напоить земли покров.В сей чаше ветры одичали,Здесь ненасытная бедаСо злом трагедию зачали,Здесь слёзы высохшей печалиОкаменели навсегда.

На свидание к Нерею

Этот плеск политонный,Этот гул моногамный[3]Архаичного ладаНесмолкающих волнИсполняет бессменныйВ темноте инфернальной,Как и в звёздном каскаде,Дирижёр Орион.Я к Нерею пришлаЗа его вдохновеньем.На до блеска натёртыйПесчаный паркетСолнце ночи – Луна —Разливалась свеченьем,Наблюдая за мнойВ одноглазый лорнет.Я – единая, ктоВ вечер праздника ПесахНе читала молитв.На концерте стихийВ полулетнем пальто,Как участница в пьесахПервожёнки Лилит,Примеряла палий.Но блеснул ОрионОбаяньем трёхзвёздным,И живая туманностьМеssiеr сорок два[4]И Нерея озонЭтим вечером позднимИскупили превратностьУшедшего дня.

День сникал… За горизонт,Будто там Светила кладки,Баал-Хаммон тащил свой зонт[5]Из лучей дневной укладки…Усмиряла моря плачЗолотистая пелёнка…Кромки тонкая филёнкаКрала солнца лысый мяч.Огибая ветра ток,Воровству дивясь воочию,Тени падали на бок,Приземляясь тёмной ночью…Лишь довольно, свысокаПеремигиваясь взглядомС изумрудом маяка,Месяц рог поднял над кладом…

Ужом скользя за горизонтВ буграх чернильного заката,Чернеет парус-фармазонИглой, впиваясь в неба злато.Он облаков пчелиный ройНа шпиль с усердьем билетёршиНакалывал, кромсая стройС неумолимостью вахтёрши.Один блуждал меж рваных ранКровоточащего захода,То исчезая за барханВолн неуёмного похода,То, словно грифельным копьём,Пронзал трепещущие ноздриКорове Нут, что над огнёмГлотала свет, рождая звёзды.

Девятый вал

Пропасть разверзлась… Взорвал тишинуЗабоя увесистый шквал!Волна посылала в нокаут волну,Калечась о скальный оскал…Под вопль и свист разъярённых ветровНа ринге титаны сошлись,Падали с рёвом разорванных ртов,Калеча небесную высь…Сошлись!!!Не спасли, не спаслись…

Лохмотья кровавой рваниЗавесили неба квадрат,Как будто на поле браниТела убиенных солдат…Как будто природа приноситВ жертву небесную ратьЗа веру земную и проситРезню брат на брата унять.В прогалинах мечутся тениСтихания мирной войны…Пред нею встают на колениВ молитве затухшие дни…

Сгущённый антрацитовый покровС замедленным движеньем киноплёнкиЗаботливой рукою мостил кровНад тающей зарёй в морской рифлёнке.Накалом восставали фонариВ сто лун вслед уходящему закату;А волны, словно в полдень косари,В скирды укладывали пены вату;Да сейша колыхала строгий буй,Баюкала забытую панамку,Старателем в ней промывала струйПесчаных злата жареную манку.Безмолвие, живущее в песках,Ловила я в купели мирозданья,И выплеснулись в вечер, как хамсаИз сети в трюмы, блиц-слова признанья.

Неопалимая купина

Опять цветеньем замелоогромный куст напротив глаза.Кисть у зимы перехватив,весна пришла в цветах экстаза,в кошачьих криках, в пеньи птици в просветленьи мрачных лиц…Холмов зазеленевшей грудойприрода стала полногрудой.Всё воскресает, захмелело…Что под листвой опавшей прело,живою плотью набухает,всё округлилось, раздобрело…Ся страсть желаний неотступна…И воля эта неуёмна…И сила эта не преступна,а Богом одухотворённа…

Вот снова куст мой зацветает,мне говорит: «Бери, пиши…» —и предо мною рассыпаетопавших лепестков гроши.Мне платы от тебя не надо.Ты не меняй своей красына дешевизну хит-парадастандартной зелени попсы.Ты сохрани цветенья лик,весьма фасонистый наряд,столь пенистый и чистый блик —весны венчания обряд.Как можно дольше растянито наслаждение двойное:счастливый миг – писать стихии любоваться красотою!

Вдох! От земли оторвалась и полетела.Душа умершая очнулась и запела,о рифмы спотыкаясь вновь…И в жилах будоражит кровьстих Иегуды Амихая…Как птица крыльями у краягнезда с беспёрыми птенцами,цветок трепещет лепестками.Мой куст подле окна опятьк весны венчанью веток прядьоблёк в священную фелоньбелее снега. На ладоньлисток – как бабочка-душамоя, цветением дыша, —от баугинии слетает.Его ловлю. И понимаю,что я живу.

Любовь-Крысолов

Леониду Колганову

В левом окне – орех,В правом окне – рябина…Я полюбила на грехОтпрысков Божьего сына.Горечь рябины – ядВдовьей остывшей спальни,Сполохи красных Плеяд —Словно костёр погребальный…На грех полюбила яБурю песков суховеяТам, где сухая земляСтала святой для еврея.Там, где цветущий миндаль,Там, где скупою слезоюСоткана дней пектораль,Вновь повстречалась с судьбою.

…а я ревновать тебя будуи мысленно следом повсюдуискать.Под солнечное сплетеньезабьюсь, твоему вдохновеньюпод стать.Забьюсь, и дышать без меняне сможешь и дня…В пик ночизабудешь про сон… и свет…В тебе я – каждый просвет.Как точенвыстрел из-за спины,взглядом из глубиныжажды!Блуждала путём совы,и вдруг – поворот головыоднажды!

Отпусти мою душу на волю,ненасытная страсть,не готовь ей заклятую долю,демонстрируя власть.Я войны не хочу между теломи душой нараспять,проклинать на беспутстве гореломсвою царскую стать,примириться и мериться силойс любозлобной молвой.Дай остаться мне трезвой и милой…И самою собой.

В стихах зародилась любовь,как атомный взрыв,как вулкан в океане.Стихами ожившая кровьплескала навзрыдистеричкой… В обмане,в бреду психоделики слов,напалме страстей,изуверстве страданийманила любовь-Крысоловзаблудших гостейна жаровню свиданий.И этот последний пожар,как звёзд снегопад,как цветок полнолунья,Валентина Бендерскаятебе – мой нечаянный дар.Сердечный распадсердобольная «лгунья»тебе лишь отдаст – не таясь,без страха, стыдаили слов сожаленья,впадая в интимную связь,замкнув проводаот стихов наважденья.И выйдет на девственный свет,как мученик злаиз темниц подземелья,любви отцветающих летпечальная мгла —и не будет похмелья.

И отчего б не щебетатьмне сладкогласым соловьём,не грызть в тепле головку сыра?Везде готов мне стол и дом,железный конь, у ног – полмира…И отчего б мне не порхатьпо жизни стервой-стрекозой,не пить нектар златого дара,не принимать ночной поройпорыв сжигающего жара?И отчего неймётся мне?Истерзаны в клочки тетради.Мозги сушу, как сушки в печке.Ответь мне, небо, Христа ради,хотя бы блеяньем овечки…

Белы снеги́ в тихой негена полях и на лугах.Стеблей пегие побегиразлинованы в углахизразцовых льдин озёрных.Бело-чёрное панноутопает в красках чёрных —ночь зашторила окно.Лессировками морозомслой за слоем по стеклу —стекленеют под наркозомгривы трав… Венцом во мглутычет церковь, крепость палаот нашествий серых туч…Я бы пред тобой упала,если б не был ты колюч…

Льдяная фуга

Одинокая тихая лодочкапроплывает в тумане речном.Завывает сонливая дудочкакрутояра зазывным послом;с перекличкой варгана[6] гнусавогоиз тунгусских шаманских болототправляет посланника шалогов землю ту, где порхает удод.В той земле, где святою и грешноюпредставала отпетая даль,след, оставленный в ней конькобежкою,засыпали песок и миндаль…Уже стылую душу отшельника,отгулявшего жаркие дни,не бередят сибирского ельникаобгорелые времени пни…Но озябшие гари и пустошида червонные дни и часыпроступают в прорехи из ветошиодиночества липкой попсы.Как же выбраться из одиночества?Засиделись мы в нём невзначай…Так давай не грусти – для сотворчествазаходи по-соседски на чай.

Красный зонт у начала моста,кем-то брошенный или забытый.Он, как сердце, открытый для стасотен тысяч потоков умытых,сотен тысяч ветров, что листвуокрыляют в предсмертную пору,когда буйный Борей поутрупровожает со свистом Аврору[7].Красный зонт – алый парус надежд —на мосту, исчезающем в складкахнаресниченных липами вежд,потемневших в осенних осадках,словно губы, зовущие страстьи горящие от поцелуя.Как же мог он в начале упастьили брошенным быть? Не пойму я.

И остались тобой не замеченыискромётные страсти метели.Погасили сегодня свечи мына краю нераскрытой постели.Не испили хмельное желаниенастоявшейся сладостной браги.И ложатся стихи в оправданиена листки белоснежной бумаги.И ложатся цветы друг на дружку,словно скошенные печалью.Ты никак не забудешь подружку,перетёртую дальнею далью…И фантом угрызения совести,как свидетель, былые ошибкитеребит в окончании повестина портрете усталой улыбки.

Когда я тебя разлюблю,мне больно уже не будет.Крест чёрный по календарюоплавится скупостью буден.И буду вручную закатсама опускать над постелью,ложиться в свой маленький адна стылую простынь метелью.Остыну… Звенящую стыньуже не почувствую кожей.Моя однобокая теньзастынет в проёме прихожей.Заснежит зальделую дверьи холод восславит искристый…Нет боли утрат и потерь,в чьём сердце – осколок льдистый.

Диатоника чувств

У небесной любви – земные черты:это руки твои, это нежность и голоспод прикрытием слов, где слышны Я и Ты, —чистоты расцветающий лотос.Обними, защити обнажение чувств,непорочность зачатья движенья друг к другу.На роль Девы Марии я не гожусь —превращусь в боевую подругу.Превращусь в жизнестойкий алмаз бытия.Удержусь и тебя удержу на обрыве.В этой жизни важнее всего Ты и Яна взлетающем к солнцу порыве.И неважно, что крылья былым сожжены:ещё мысли живут и сплетаются в слоге.Мы оставим любви неземные следына заснеженном в прошлом пороге.

Было ли? Может, и не было вовсе…Я растоптала себя пред тобой.Вырваны волосы, сломаны кости,былью предстала, больной наготой.Глупая баба… Придуманный образбыл возведён божеством в образа.Дробь барабанную слушая сто раз,сквозь строй шпицрутенов шла, а не за…Не закоулками, а буераками,дебрями, лядами… Лягу в байракя чернозёмом… Поникшими кручамибудешь меня отпевать, как батраквечной своей пристяжной несвободы.По́лноте, где моя чёрная шаль?Тем, кто не рядом, сонеты и одыбудут писать, продавая печаль.И, спохватившись, когда уже поздно,силою слова на плахе казнить,падать у двери, у ног и позвёздносоединять в Ариаднину нить…Всё ещё грезится солнечным лучикомобраз, ушедший за Ирий давно,как я с любимым, почти ещё мальчиком,рядом сидела, обнявшись, в кино.

Найда

Я был как найденная найда…Л. Колганов

Ты заполнил меня до краёв,праведник мой – Иов.Тебе я послана Богоми стану твоим отрогом,твоим исцеляющим эхом,души бриллиантовым смехом;силой любви моейтебя заслоню от тенейведьм, упырей, вурдалакови падшего ангела страхов…

Тут – наш альков, не быть хуле,ты – мой любимый.Я обниму тебя во мглесудьбы голимой.Я отпою, я отогреюсвоей болью,что стала вечностью во мне,моей юдолью.И жизни минусы твоиво мне померкнут.Ты станешь светом на земле,мой вечный рекрут.Мы освятимся под луной,под небесами,взойдя единою звездойлюбви творцами…

Прости, измученная память…

Какое красивое слово – «февраль»!Звуков округлость – как чувства вуаль.И жаль! Ох как жаль, что февральзабрал… Подарил… Вновь забрал…Ах как жаль!Он – словно сверкающий блеском хрусталь,цветущий миндаль и зеркал вертикаль,стоический рыцарь зимы – Парсифаль —и жизни моей мой Священный Грааль.И воет, и бредит угрюмый февраль,стомножит объятья тоски и печаль.Не жаль… Ах не жаль… Но февральужалил… Притих… Вновь ужалил…Как жаль…

Альфреду Шнитке

Пустая комната…Тень чёрная крыла рояля…Пиявкою прилипший у стены,оскалившись, на тему ДоЛяон извергал убойные лады.Рядыопальных некогда слиянийнедружелюбных звуковнынче слухлюбил с восторгом изваяний,укладывая пазл двухсердцебиенийдиких диссонансовв гармонию,в созвучие веков,всё дальше отдаляя стансы,и их величество романсы,и потность париков…Каковдержатель человечьих странствий,и страсти,и любви?Какие корабли,попав в ненастье,нащупают в тумане край земли?Сборник лауреатов премии В. НабоковаИ этот стон, и вой —сплошь ассонансыплывущих по неведомым морям,приверженных и якорям,и дому, матерямне шлют покоя,и возлюбленным,и брошенным,изгоям…Каким жестокимкажется он нам!

3. Дракон

До поры до времениспит во мне дракон —аппетит немереный —съеденных времён…Съест он всех, неласковый…И меня он съест,если буду сказкамизаполнять окрести плести «рассказочки»о всемирном злеу крыльца на лавочкебабой «на метле»или марши громкиехором голосить,свои связки ломкиервать, как жизни нить,и, как пьяный дедушка,с дуба на плетеньсиднем перевешиватьвъедливую лень…Спи, дракончик-душечка, —чтоб тебе не встать! —вот тебе подушечка,вечности кровать.

Не о тебе моя печаль,не о тебе мои молитвы.Возьми подарки и отчальза сталь разрезавшей день бритвы,за остриё забытых слов,за боль разрыва по живому,за хлам разрубленных узлов,за тень осколков… По быломуотвыла в зареве небес,со мной отпевших умираньелюбви. А ты опять воскрес?Как истукана изваянье,маячишь в памяти. Сгинь в ночьбез погребенья и поминок.Пусть по тебе прольёт из тучНефела[8] несколько слезинок.

Прости, измученная память,моё насилье над тобой,набила столько всякой драни,что стала драною сумой,и, как в кумирню, напихалабожков земной величины,опричь уваженных мольфаров[9]из постовой Галичины…Приговорённая к погостуизвилин мозга, как сыскной,ты рыщешь в закоулках косныхи подвываешь фистулой.Безбожный прародитель мыслей,в них боль достигла высоты —бесплодное исканье истин,бесполая, хоть дама ты.

Заблудилось лето в осени

Лето заблудилось в сентябре.Зелены сочистые дубравы.Осень на листках в календареотмечает летние забавы.Лист не кроет землю. Не сквозитветер через щели голых веток.Солнце, совершая свой транзит,ластится с игривостью виньеток.На душе – по-летнему уют,беззаботной радостью сладимый,только боль из сердца шлёт салют,чтоб её услышал мой любимый.

Юрию Камышному

Первый ночной мороз,а лето прощаться не хочет.Оно ещё в сполохах розцветом ядрёным, как кочетгребнем мясистым, тугим,тычется в стылые краскии почитает своимсолнца студёные ласки.Лето не хочет принятьв краски любви и усладыосени жёлтую прядьи угасание Лады[10].Скоро зима постучиттреском мороза… По блескувновь нарисует пииткистью художника фреску.

Глоток вишнёвого сока.В нём вкус любви позабытый,хмельной, за давностью срокаканувший в космос открытый,пьянящий цветом рубина,кровавыми бликами сердца…Играй, душа-окарина,тебе никуда не деться.Тебе пить по капле влагуглаз моих, в губы сухиевпитывать винную брагу,солод и хмеля златыесполохи вишни зимней,падать в объятия стужи,стряхивать с сердца иней.Мне твой экстаз нужен.Нужен в любви напевахнезатухающим пульсом,лета и ягод спелыхнеповторимым вкусом.

Страсти по Иосифу

Иосифу Бродскому

О! Как стало мне вдруг хорошо,Безмятежно, спокойно, свободно,Когда разум тропинку нашёлК той душе, что металась бесплодно,Билась уткой с подбитым крылом,Ныла болью зубной беспрестанно,Занималась пустым ремеслом,Угождая немилому… Странно,Как боялась она быть сама:Одинока, забыта, раздета…Ей казалось, что в тех теремахЗлатокудрых, что высятся где-то,Где народу полно, шум и гам, —Там ей место – со звоном посуды…Ведь она всем открыта ветрамНараспашку, с улыбкою Будды…Но однажды ей будничность делПринесла откровенье в тиши,Что болит одиночество тел…Одиночества нет у души!

Я – эхо твоё, незабвенный,Мне близкий, родной, понятный.Пусть эха звук, может, невнятный —С тобой становлюсь в нём счастливой.Я – отблеск тебя, мой гений.Что может быть лучше сей доли?!И отблеск – по собственной воле,Помимо чужих точек зрений…Твоим сомыслителем радостьСебя ощущать – есть движенье.И, может быть, свой день рожденьяЯ встречу ещё, а не старость.

Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.<…>Только когда придёт и вам помирать, бугаи,будете вы хрипеть, царапая край матраса,строчки из Александра, а не брехню Тараса.И. БродскийТы так пережил разрыв,что не смог удержать порыв,чтобы это не высказать вслух,как гамбургский петух,но которому «гамбургский счёт»выставлен Богом. И вот,ты не сумел обидысбросить с резца рапида иуколол (не со злобо́й).Но сегодня твоей иглой(которой не штопают дыры)прихвостни и простодырыколют исподтишка(у них-то тонка кишка).А некие президентыиспользуют как аргументыдля личных сведений счётов,науськивая идиотов,потому что ты ныне тот,на кого уже смотрит народс придыханьем и верой:ты теперь стал для них эрой,теперь ты для них стал Богом,потому что делиться итогомглупости нужно, конечно, с гением,не обладая мнениемсвоим и свободой…Объединённые же непогодойблакитного неба атласавспоминают «брехню» Тараса,а не Александра!Удивилась бы Кассандра,что ты – с гениальным оком —не оказался пророком!

4. Страсти по Венеции

Зной (как среди песков Сахары)дыханьем разогретых телподогревался и без пары,не напрягаясь, буйно прел,соединяя запах тленья,морского бриза, пота псов,испытывал домов терпеньеи обитателей дворцов.По венам с жёлто-серой плазмойв гондолах ёрзал сгорячаи ниспадал слезой алмазнойсо лба до самого плеча.Я с ним сроднилась, будто с духомвенецианских мудрецов,и на фасадах зорким окомискала взгляды праотцов.И силуэт в гробах каньоновмелькал обломком миражей,отбрасывая тень поклоновиз окон разных этажей.Совсем не это время годавладело северным волхвом.И уж совсем не та погодароднит Венецию с «Петром».Хотя и тот и этот – камень,но в обрамлении водызакрылся плотным слоем ставень,как в ожидании беды.Столпотворенье Вавилона,галдёж как в пятничный базар…А в небе облако-иконалучилось, как из тьмы квазар…Мосты, мосточки, гроздь фонтана…У той, у этой ли водыгулял поэт?.. У «Флориана»[11]свой счёт избранников судьбы…Брег Сан-Микеле[12] – третий лишнийсей карнавальной суетни,в могильные забился нишипод звук цикадной стрекотни.Покойный остров в жизни пренийстоит вдали, особняком,и спит на нём мой светлый генийпод солнцем высохшим цветком…

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3