Нужно иметь великое мужество, чтобы жить с сердечной, во всех смыслах, болью. Но еще труднее писать об этом – так, чтобы пробуждать сострадание в людях. Олег Павлов, великий русский писатель, жил и творил, прорубая лед равнодушия, растапливая заиндевевшие сердца. Чтобы в конечном счете боли, прочувствованной и разделенной как можно большим числом милосердных людей, стало меньше.

Но не выдержало сердце писателя. То, что, согласно различным представлениям, символизирует центр любви и безопасности. И изнашивается чувством вины, сопряженным с ответственностью – за себя, близких, народ. Подлинно русский писатель без этого невозможен.

Олег Павлов не дожил до пятидесяти. Хотя многим казался старше, чем был на самом деле. То ли от груза мудрости лет, то ли от того, что столь много успел в литературе. Он появился в ней рано – в 1990 году, ему было всего двадцать лет. Журнал «Литературное обозрение» опубликовал его автобиографический цикл рассказов «Караульные элегии». В них Павлов живописал будни «зоны» глазами того, кто вынужден надзирать за людьми. Сам писатель, попав в армию, служил в конвойных войсках Туркестанского военного округа, откуда его комиссовали по состоянию здоровья. Уже тогда оно не выдержало атаки нагой, расхристанной жизни.

Таков оказался первый излом. Столичного образованного парня отправили в советскую армию, в бесконечные степи, охранять зэков. Там он столкнулся и с жестокостью, и с равнодушием, и с несправедливостью, и с болью во всей ее зияющей кровоточащей полноте. Свои воспоминания, тоскливые, щемящие, как одиночество на краю пустыни, Павлов караваном слов протянул через всю жизнь: «Степная книга», «Карагандинские девятины» – все это оттуда, из глубин раненого подсознания и выбеливающих равнин.

Павлова-писателя оценили, приняли, вознесли. Когда ему было двадцать четыре года, его «Казенная сказка», опубликованная в «Новом мире», попала в тройку лучших книг по версии «Русского Букера». Первенство она уступила лишь «Генералу и его армии» Георгия Владимова, расхвалившего тогда молодого коллегу. Виктор Астафьев вторил ему. Александр Солженицын доверил Павлову комментировать письма, приходящие ему в фонд. А в начале «нулевых» – в 2002 году – Олег Павлов получил «Русского Букера» за «Карагандинские девятины», разрывающие и беспощадные, как голодная до хандры людей вывернутая наизнанку жизнь, но вместе с тем до христианской проповеди милосердные.

Однако именно «нулевые», начавшиеся для Олега с триумфа, принесли новый излом – уже профессиональный, творческий. Его вдруг, признанного, маститого, несмотря на скромные, совсем незначительные по писательским меркам тридцать лет, попытались оттеснить, отодвинуть в сторону. И этот процесс был не только субъективным (с интригами, замалчиваниями, сведением счетов), но и прежде всего объективным – русская литература в начале XXI века словно обнулилась. Востребованным стало другое – актуальное, сверкающее, но без сердцевины, а условно молодые (впрочем, зачастую не младше самого Павлова) замаршировали на литературном плацу вышколенными рядами, сильно напоминающими партийную организацию.

Оказалось, что извечное «так жить нельзя» никуда не исчезло, но приняло иные стандарты. Павлов в них больше не вписывался – во многом потому, что настойчиво твердил, как жить можно и нужно. А его осуждающее «нельзя» касалось не народа, как привыкли, а условий, поставивших этот народ в непристойное и неприглядное положение.

В 2017 году Олега Павлова наградили одной из крупнейших европейских премий «Angelus», но даже об этом российское (намеренно не говорю «русское») литературное сообщество ухитрилось «тактично» умолчать. Настолько оно ухватилось за привычно удобные фигуры, часто ходульные, обнуленные и обнуляющие, но свои, комфортные для восприятия и сосуществования – тех, кем управлять можно, выдавая за моральные и нравственные авторитеты. Павлов в эти схемы не вписывался. Как, к слову, и в любые другие. Он писал на языке «живом как жизнь» и о жизни живой, пусть часто и обезвоздушенной, корвалольной, но вдруг в одночасье закипающей, совершающей резкий излом и переворачивающей судьбу человека, народа, казалось бы выкорчевывающей первоосновы в необходимости нащупать новые ориентиры, ценности, дабы опереться в итоге на никуда не исчезнувшее, но закамуфлированное и оттого позабытое.

Скажу странную, отчасти даже простодушную вещь, но у Павлова всегда было то, чего многие (в том числе и в литературе) в одночасье лишились, – совесть. Очень русское качество, как и другое, Олегу свойственное – стремление к подвигу, не только в жизни, по отношению к близким, но и в творчестве. Потому отодвинуть его, как ни пытались, оказалось невозможно. Да, последний роман писателя – «Асистолия» – вышел в 2010 году, однако все это время Павлов, несмотря на трудности, испытания, не прекращал писать и делал это намного выше, талантливее, чище, чем многие литературные околонули: рассказы, не опубликованные при его жизни, но выходящие в свет сейчас, в этом сборнике, расставляют не точки даже, а многоточия.

Ведь творчество в целом и писательство в частности – болезненный марафон на длительную дистанцию, когда бежишь даже после ухода из жизни. Павлов имел выдержку, рожденную достоинством и честью, а главное – смирением в его подлинно христианском смысле. Тем, которое позволяет двигаться дальше, пусть это и видится невозможным. Оттого правда Олега Павлова, как бы ее ни боялись, проступила, оформилась – и с каждым годом, с каждым новым читателем, нуждающимся в сострадании и в способности сострадать, когда мир вокруг сократится до пульсирующей точки, она будет разрастаться, возвращаясь на свое законное место.

Русской литературой спасались – спасемся ею и в будущем; книги Олега Павлова здесь явятся великим подспорьем. В них есть то, что долгое время питало и насыщало русскую прозу, хотя мало кто (скажу осторожно) мог писать так в последние два-три десятилетия – великий талант неподкупно, без фальши рассказать о судьбе человека в трагическое время, бережно, но непоколебимо встав на защиту его человеческих прав и достоинств.

«Казенной сказкой», «Делом Матюшина», «Карагандинскими девятинами» Павлов продолжил традицию великой русской литературы. Каждая строчка в его книгах – пережитая, донесенная с болью, кровью и мудростью; строчка, за которую пришлось заплатить (в числе прочего ранним уходом). Однако именно эта трагичность и ставит произведения Олега на критическую высоту, с которой хорошо видно – только с нее и видно – истинную расстановку сил, акцентов, этические и эстетические терзания и перемещения – маневры, совершающиеся на поле боя, коим стала душа человеческая.

Битва эта древняя, бесконечная – конца ей не предвидится, победитель вряд ли объявится, а потому остается верить, терпеть, искать откровение во взбитой сражениями пене дней, перетекающих в неуютную вечность. Той, где, перефразируя Платонова, жизнь темна, но человек в ней светится, – и великий талант этот свет уловить и донести его остальным людям, подарив и надежду, и утешение.

Светлая память, Олег. Без тебя нам всем жилось бы труднее.

Студенты Литературного института имени А. М. Горького (мастерская Олега Павлова, 2013–2018)

* * *

Он был учителем. Называть его преподавателем странно. Не терпел фальши. Учил не врать прозой. Говорил о писательском кодексе. За какой-то мощной стеной наставлений он был другом. Просто написал мне, приехал на репетицию и смотрел, как я играю с группой. Играли плохо, но громко. Слушал нас, закрыв глаза, отбивая ритм тяжелым ботинком. Много шутил. Я не мог понять его возраста. В нем было что-то от старца, хотя он всего на год старше моего отца. Говорил как с равным, оттого и радость, что считал тебя своим. Меня удивляла его способность называть вещи своими именами, говорить о человеке что-то точное, не будучи слишком знакомым с ним. Так и случилось на первом курсе. Сказал важные слова, которые мне не хотелось принимать, а как принял, не успел поблагодарить. Ушел.

Он был ранимым и закрытым, почти никого не подпускал к себе. Самое больное – говорить о нем с кем-то. Начинает казаться, что мы заняты глупостями и не можем чего-то понять.

Валерий Джеджея (5 курс, очное отделение)* * *

Есть много тех, кто пишет книги на русском языке. Но использовать его для создания текстов – еще не значит быть русским писателем. Нечто иное, пронесенное в сердце, выстраданное, духовное, содержится в тех редких людях, которые создают настоящую русскую литературу.

Олег Павлов – один из таких людей. Это понятно из его книг: ничего пустого, выдуманного – он учил этому и нас, своих учеников, студентов своего семинара в Литературном институте. Писать честно, искать собственный мотив, не терпеть лжи и глупости. Задавать себе вопросы. Отвечать – не жалея себя. И неустанно работать.

Говорят, что научить писать невозможно. Есть такая расхожая фраза. Да, пожалуй, это справедливо. Но научить, что такое быть писателем – если решаешься встать на этот трудный путь, – вот что важно. На первом занятии с нами, со своими учениками, Мастер сказал, что писатель – это профессиональный читатель. Множество великих произведений с тех пор – книг, фильмов, картин, музыкальных композиций – мы впитали в себя, словно солнечный свет.

Он учил нас понимать, чувствовать, видеть и слышать. Мы учились писать, работать над текстами. Работать над собой, чтобы, если кому-то из нас это удастся, создавать настоящую русскую литературу. Олег Олегович вложил в нас свои силы и свое время.

Что может красноречивей говорить о любви писателя к своему делу, о его мудрости и его знаниях.

Вячеслав Катичев (5 курс, очное отделение)* * *

Из десятка моих литинститутских однокурсников только двум, включая меня, удалось окончить семинар Олега Павлова. Это неслучайно: Олег Олегович был во многом непростым человеком, и чтобы поддерживать отношения, приходилось работать над ними сверх общепринятого – взять хотя бы его фантазию, которая не ограничивалась литературным пространством и часто проливалась в жизнь, выливаясь в непонимание. Наверное, в последние годы я мог работать над этим (не)пониманием усерднее, и, наверное, кенотаф должен быть немного другим – но это одна из вещей, которым научил меня Олег Олегович, и он бы расстроился, напиши я здесь что-то другое.

Ведь несмотря на всю «непростоту» – а может, и благодаря ей – он был человеком, само знакомство с которым дописывает к тебе несколько важных страниц, приоткрывает тяжелые шторы, за которыми – невиданная еще жизнь и освежающе зябкий ветерок. А еще он был небезразличным – настолько редкое качество, что иногда это почти обжигало, и не знаю, нужно ли добавлять что-то еще.

Андрей Мягков (выпускник 2018 года, заочное отделение)* * *

Оставаясь наедине с собой, начинаю внутренний диалог с О. О. Павловым. Осознала и всплакнула. За последний месяц мы с ним в моей голове поговорили о многом. Он мне постоянно напоминает про рассказ «об отце», как он его назвал, который читал последний раз перед смертью. Я советуюсь с ним о поворотах сюжета в новом рассказе. Прежде чем сделать важный шаг или принять ответственное решение, я представляю, что прихожу на семинар, и он, в свойственной ему простой манере, начинает спрашивать, что происходит в моей жизни.

Павлов умер, но после этого его стало только больше в моей жизни. Чувствую ответственность перед ним за свои действия. Ведь теперь я будто несу его имя. Так я чувствую.

Он учил нас чувствовать, быть честными, думать и не быть трусами. Я не знаю никого, кто так же сильно был бы предан своим ученикам. Что бы ни происходило в нашей жизни, он всегда был рядом, готовый помочь. Он был рядом со мной в самые трудные минуты и наставлял не только в литературе, но и в жизни.

Олег Олегович умер. Мы всем семинаром прощались с ним в церкви. Но он не ушел из нашей жизни. И я надеюсь, что смогу сохранить память о нем в своем сердце до самого конца.

Алина Руф (3 курс, заочное отделение)* * *

Бывает между людьми некоторый момент взгляда – так, что одни люди друг с другом говорят и друг друга слушают, но не смотрят, а другие могут не говорить, но смотреть; смотреть и видеть. Все это в значении больше метафизическом; взгляд – как признание в другом человека, взгляд – определение иному места в мире, взгляд – понимание, дар свободы. Так случается, что за всю жизнь никто на тебя может ни разу не посмотреть. Олег Олегович был одним из тех, кто на меня смотрел и меня видел. Мы друг другу сказали очень мало слов за все время, однако, я думаю, взгляда было достаточно – того, что он был.

Я думаю так потому, что, говоря о словах и языке – в чем и есть смысл литературной мастерской, в помощи узнавания языка, – мы не можем прямо использовать язык как инструмент. Но, находясь в контексте речи, через такой взгляд можно воспринять всё. Речь Олега Олеговича была разной всегда – в момент произнесения, в момент обращения письменного, в статьях, в книгах, – и что как не эта разность говорит о глубине чувства языка; а значит, о том, во сколько раз увеличивается ценность взгляда человека, таким чувством обладающего.

Я не верю в смерть, и я очень благодарен ему – за помощь в нахождении языка, за чувство, за взгляд, – и, наверно, я имею право сказать, за любовь.

Вадим Степанов (4 курс, заочное отделение)* * *

Он стал учителем. Но ему удавалось давать нечто большее, чем знания. С теорией литературного мастерства закончил мигом: в течение месяца. Дальше была только практика. Ему нравилось давать необычные задания: этюд о вареном яйце, характер человека на фотографии. И не поймешь – всерьез это или шутка. Но для него все было связано: фильмы Кесьлёвского, дневники Гогена, бусидо. В его собственном Кодексе на первом месте стояла любовь к своему народу, вера в него. Только она давала ему право на резкий правдивый взгляд. Он учил так же: «жестко, как сама жизнь». Порой до слез. Сам признавался: «Сначала бью, потом думаю». От его искренности часто становилось не по себе. Она оглушала. Казалось, он ждал того же в ответ. Или всего лишь надеялся, что кто-нибудь сможет его понять. Часто обижался по мелочам – в основном из-за работы, а уже на следующий день все забывал. Жаловался на здоровье, позволял себе выпить и много курил.

Он искал ученика. Ученика, который разделял бы его убеждения. Ему посчастливилось встретить двух, но они ушли из института еще на первом курсе…

Полина Рейтер (4 курс, очное отделение)* * *

Олег Олегович мне говорил: «Быть умным – значит все понимать, а все понимать – значит страдать». Страдание не превращать в тоску, а превращать в прозу. Свою. Говорил, что нам пять лет друг друга понимать…

Был такой случай – спас меня от пересдач по античной литературе. Посоветовал прийти на экзамен и сказать, что мой мастер – Олег Павлов. Сдала в тот же день. Да, защищал всегда. Но не жалел. Хотел, чтобы я была сильнее своих страхов.

Литература неотделима от жизни. Поэтому учил жизни – то есть прозе. Еще искренности, всегда и во всем. «Придите к самим себе».

Помню, как-то я не могла заснуть, он мне написал тогда, что видит, как падает снег. Сказал понаблюдать и почувствовать отстранение – тогда придет спокойствие. Тогда я смогу уснуть и что-то написать.

Три года в семинаре Павлова, где мою веру превратили в знание, дали понять, во что нужно вцепиться зубами и не отпускать, а чего сторониться. Теперь больно и счастливо. Слово «спасибо» ненавидел, поэтому не буду. Говорил так: скажи – поняла.

Татьяна Виноградова (4 курс, очное отделение)* * *

В семинар Олега Олеговича я попала случайно. Пришла с подругой и решила, что должна учиться у этого человека. До сих пор помню первое впечатление. Детское потрясение, что есть на свете такие люди. Дух, мужество, благородство, толком не смогла тогда сформулировать, уж тем более понять. Мы были первым очным курсом. Фильмы, книги, этюды, дневники, обсуждения – каждую неделю. Далеко не сразу мы смогли разглядеть, оценить его каторжный труд, бесконечную самоотдачу, оптимизм и большую любовь. Каждый прочитанный им текст – понимание и отношение как к равному. Вообще, у него был талант – понимать человека, безошибочно чувствовать его суть.

С усмешкой Олег Олегович относился к идее «выучиться на писателя», студенческой инфантильности. Но он учил, и учил гораздо большему – быть человеком. То есть учил мыслить, чувствовать, сострадать. Открывал огромные пласты жизни и литературы, скрытые от подслеповатого взгляда современного поколения. Главным уроком стал он сам. Его слова, поступки, принципы, его жизнь, более всего, его уход. Самое дорогое и важное, к сожалению, часто видится только издалека.

Элеонора Оробинская (МГК им. Чайковского, 3 курс, училась у Олега Павлова один год)* * *

Семинар Павлова – это момент, вросший в вечность. Это вечный вторник, когда я умираю и рождаюсь, чтобы начать быть. Я вошла в этот кабинет из мира, в котором не хотят страдать. Но, касаясь Павлова, слово «позитив», словно полиэтиленовый пакет в огне, мгновенно съеживалось и смердело.

С первого дня он поставил нам планку своего понимания жизни. А ведь это должны были сделать мы. Но было очевидно, что такой планки мы себе поставить не можем.

Жизнь еще не успела нас изранить, и тогда резал он: Кесьлёвским, Тарковским, Бахом, Брейгелем, Босхом, Ван Гогом – всем самым дорогим. Резал, чтобы оживить в нас сердце, заставить его чувствовать. Это было больно. Но вместе с болью сердце открывалось миру и открывало его для себя. Он не раз говорил, что невозможно научить человека писать. Но он делал больше – учил сострадать.

Однажды он дал задание – съездить в Новодевичий, а после зайти в кафе рядом и выпить облепихового чая. Потому что он туда заходил и пил этот же чай.

Его правда – ощущение души как одинокого пространства, невозможности даже вкус чая ощутить одинаково, открылась одновременно с правдой и неизбежностью смерти.

Его смерть – последний, сквозной надрез. Его завещание – быть верным своему пути.

Его книги – то, с чего может начать быть каждый.

Ксения Конева (4 курс, заочное отделение)

Студенты Литературной мастерской Олега Павлова (2015–2017)

* * *

Умер Олег Павлов. Мой Учитель.

Ушел уникальный, удивительный человек. Тонкий, ироничный. Мудрый. Добрый и чуткий. Человек, изменивший мою жизнь – навсегда к лучшему. Благодаря ему я живу, живая.

Мы пришли в его литературную мастерскую уже взрослыми: из разных профессий, с разным жизненным опытом и уровнем одаренности. Мы гордо называем себя павловцы.

Встреча с Мастером стала для многих из нас жизненной вехой, когда начинаешь видеть мир по-другому. Олег Олегович научил не спешить, не осуждать, а наблюдать и записывать. А еще научил, как направить прожектор внимания внутрь себя и сделать свои проблемы ясными, видимыми и понятными. Научил видеть себя и окружающий мир такими, какие они есть на самом деле.

Он научил меня самому важному – осознанности.

Павлов в каждом ученике развивал свой голос. Мягко, но настойчиво просил не лгать, быть предельно искренними в прозе. Как-то раз попросил учеников прочитать выбранную индивидуально для каждого книгу и написать рецензию: кому-то достались мемуары прекрасной поэтессы, кому-то сборник ироничных рассказов умершего от голода писателя, кому нетленные классические произведения. А меня он попросил прочитать современный дамский роман. Я очень удивилась и даже обиделась, но раз Мастер так решил, спорить с ним не стала, начала читать. Смогла осилить меньше половины и села писать рецензию. Предельно искренне, как Павлов просил. Рецензия получилась короткой и очень эмоциональной. Павлов прочел и долго смеялся. А мне хотелось плакать.

– Ну что, поняла наконец? – спросил он, хитро прищурившись. – У этого чтива, кстати, многотысячные тиражи.

– То есть вы мне это дали…

– А ты пишешь лучше. Да поверь ты в себя! Или ты мне не веришь? Мне, Павлову?

И я начала потихоньку верить.

Он относился к ученикам как к детям, и радовался нашим успехам, и всегда находил особенные слова для каждого. Он учил нас быть сильными, добиваться своего и никогда не отказываться от мечты. Я обращалась к нему за советом, и он всегда помогал.

Я обращаюсь к нему сейчас. И я верю, что он меня слышит.

Он умер, но он жив. В своих словах, книгах, учениках.

И в моем сердце. Навсегда.

Екатерина Литта* * *

Однажды в моей жизни появился Он. Даже странно называть его тем же местоимением, что и всех мужчин. Он всегда будет в истории моей жизни с большой буквы.

– Ты не графоманка, ты – автор, и это твоя форма исповеди. Я дарю тебе название твоей первой книги. Это будет «Случайное небо», – сказал мне Он, Олег Павлов, писатель с небесным даром, а может и наказанием, видеть не как все.

Я нашла Его по старой привычке постоянно учиться. И Он учил: смотреть фильмы, видеть картины, понимать книги. У него были и другие драгоценные списки разного богатства человечества. Потом Он оставил меня наедине с моей литературой, с его «Одиночество – кабинет писателя…. Честность – понятие личное… Творчество – это психическое состояние, достаточно тяжелое, особенно для близких людей… Слово записанное упорядочивает мир. Останавливает его текучесть. Не позволяет понятиям размываться».

А потом Он ушел, может быть, даже по воде. Разделил жизнь на «до» и «после», оставив открытым финал.

Наталья Торик* * *

Мне выпала удача учиться у Олега Олеговича на литературных курсах.

Встреча с ним становилась безусловной вехой для каждого, кто имел счастье быть его учеником. Судьбоносной она стала и для меня.

Он, словно терпеливый, мудрый и добрый волшебник, творил с людьми чудеса, помогая раскрыть своим ученикам все лучшее, что в них заложено Богом, помогал ожить, самореализоваться, сбросить с себя серую обывательскую пелену, бережно раздувал в каждом творческие искорки, превращая их в огонь, а у кого и в пожар.

Как всякий богато одаренный человек он был принципиальным, иногда непростым в общении, не идущим на компромиссы, отчего его литературная судьба в России складывалась непросто – в Европе его книги в последнее время издавали чаще, чем на родине, и последняя полученная европейская литературная премия стала тому подтверждением.

Но как бы ни сложилась его судьба при жизни, невозможно отменить его неотъемлемый вклад в русскую культуру, в великую русскую литературу, вечной частью которой он стал.

Николай Шуваев* * *

Олег Олегович не учил тому, что ждешь получить на уроках литературного мастерства, не давал пошаговых инструкций, универсальных рецептов. Вместо этого он открывал нам глаза. Главное – это понимать, что пишешь: в этом отличие писателя от графомана. Его первый урок – привыкать говорить правду, и начинать с себя, ведь себе соврать проще всего. Он вообще не терпел лжи. Мог быть резок, и на него иногда обижались, но все, что он говорил, было правдой. Он видел больше, много больше, чем мы, его ученики, и чем другие люди. Часто понимание его слов и поступков приходило позже. Он об этом знал и только улыбался. Людей видел насквозь, чувствовал каждого своего ученика. Каждому советовал почитать или посмотреть что-то свое, и это всегда было в точку. Он учил видеть, слышать, чувствовать. Избавляться от штампов и в мыслях, и в словах, и писать только правду – то, что испытал сам. Как-то он поделился, что хотел бы написать рассказ, в котором герой – нюх: через запахи показать один день, начиная с самого утра. Помню, в нем точно должен был быть запах яичницы. Остальное – забыла… Может быть, кофе, сигареты… А вот что дальше? Как бы закончился этот день? Успел ли он написать этот рассказ? Олег Олегович мог легко делиться своим замыслом: все равно, кроме него, никто не смог бы так написать. И он это знал, слишком хорошо знал. Его стиль забыть нельзя. Мне он сказал: «Выжимай из своего текста всю воду. Уберешь воду – превратишь в вино. Ну а дальше – превращать вино в кровь». Но это мог только он сам.

Марина Кокуш* * *

Мы познакомились в клубе анонимных писателей журнала «Русский пионер». Первый сезон 2015 года, «павловский», был особенным – между писателем и учениками не было дистанции. Кроме изучения писательского мастерства, мы много общались – обсуждали фильмы, книги, спорили, и даже Олег Олегович был нам доступен. Перед занятиями мы всей группой сидели у подъезда библиотеки имени Фурцевой, разговаривали, по окончании шли к метро. В свободные дни общались в сети – каждый мог задать ему любой вопрос и получить ответ. Это был настоящий клуб! Не лекторий, где перед слушателями выступает холодная и недоступная писательская звезда, а сообщество, где все равны.

Олег был прямолинеен и честен. Иногда слышать критику было больно, но зато как радовала его похвала! Он научил меня писать открыто, а потом безжалостно удалять лишнее.

С тех пор мы не виделись, но в начале 2017 года «встретились» в моем воображаемом мире. Я прочитала его статью о власти человеческой памяти, о мнимой и истинной реальности. В ней он писал, что воображение сильнее правды.

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

2 из 4