Дело инспектора МакГроува

В мрачной парадной МакГроува встретил представительного вида дворецкий. Ни слова не говоря, он сделал рукой в белой перчатке красноречивый жест, одновременно указывая путь и как бы приглашая следовать за ним. Инспектор чуть наклонил голову и даже сделал шаг к устланной персидским ковром лестнице, ведущей на второй этаж, но тут его ухватили за локоть.

– Он ее обкрадывал, – торопливо заговорила заплаканная девушка в черном платье и белой наколке, что выдавало в ней горничную. – Он над ней издевался, он…

– Прекратите сейчас же, Лиззи! – оборвал горничную дворецкий. – Когда потребуется, вас спросят.

МакГроув похлопал девушку по руке.

– Успокойтесь. Мы обязательно поговорим с вами. Но позже.

Горничная подняла на инспектора припухшие глаза, закусила губу, чтобы снова не расплакаться, повернулась и скрылась за неприметной дверью.

– Она такая импульсивная, – словно извиняясь, сказал дворецкий. – Хотя ее можно понять. Мы все очень любили мадемуазель Фарье.

– А когда она стала мадам?..

– Нам очень хотелось, чтобы она была счастлива, – неопределенно ответил дворецкий.

Инспектор усмехнулся и стал подниматься по лестнице. Через минуту он был в кабинете Дика Лоувза. Муж покойной явно находился в состоянии прострации. Он с ничего не выражающим лицом сидел за столом, на котором лежали пистолет и лист бумаги, испещренный неровными строчками. Тело женщины уже унесли.

– Я вернулся из клуба, – срывающимся голосом сказал Лоувз, – поднялся в кабинет и увидел Полетт. Она была мертва. Кровь, кровь… Эта записка… Я ничего не понимаю!

Инспектор взял листок и прочитал: «Мне еще не ясно… ухожу… бросаю и лишаю… мучительна унизительная жизнь. Полетт».

«Когда-нибудь это послание будет экспонатом музея Полетт Фарье, – подумал МакГроув. – Но прежде – вещественным доказательством».

Он взглянул на Лоувза.

– Собирайтесь. Вы поедете с нами в участок.

– Понимаю, – бесцветным голосом произнес тот. – Показания…

– Нет, – сказал инспектор, испытывая странное облегчение. – Вы арестованы. С убийцами я предпочитаю беседовать в официальной обстановке.

Почему МакГроув уверен в виновности Дика Лоувза?

История шестая

Любопытный свидетель

Инспектор МакГроув вновь поднял раму, опущенную экспертом. Подоконник был усыпан порошком, благодаря которому удалось получить несколько вполне приличных отпечатков пальцев. Кому они принадлежат? Это выяснится позже. А пока…

Семью этажами ниже шумела центральная улица Мидл-сити. Получасом ранее труп Александры Вербитски погрузили в карету «скорой помощи» и увезли в морг, так что полицейские успели навести порядок и на мостовой, и на тротуарах. А была такая пробка!.. Да и то: какой уважающий себя зевака упустит случай, коли уж подвернулся, пусть одним глазком, пусть издали взглянуть на бренные останки скандально знаменитой топ-модели?

МакГроув перегнулся через подоконник – слегка, чтобы не разделить участь первой красавицы города. Все спокойно: мигают светофоры, черепахами ползут машины, торопятся по своим делам пешеходы – ничто не напоминает о разыгравшейся трагедии.

– Я нашел свидетеля, сэр, – доложил сержант Сноупс.

Инспектор повернулся к подчиненному.

– Быстро…

Сержант вздернул подбородок, потом опустил голову и покраснел.

– Вообще-то это он нашел нас. Пришел и говорит: видел все своими глазами.

– Так давайте его сюда!

– Только… – Сноупс замялся.

– Что – «только»? – поторопил МакГроув.

– Мне ребята из местного участка успели шепнуть… Больной он. И болезнь такая чудная – как бишь ее? – вуайеризм. Подглядывает, подсматривает, страсть у него, значит, к этому делу.

– Неодолимая, – кивнул инспектор, в практике которого были прецеденты, когда приходилось заниматься жалобами людей на пронырливых, надоедливых, хотя, в сущности, безобидных соглядатаев. В памяти мелькнули лица прыщавого юнца, «промышлявшего» у пляжных кабинок, и дородной матроны, занимавшейся тем же самым в коттеджах пансионата для престарелых. Взяли их без особых хлопот, а вот преступный умысел инкриминировать не смогли. Его и не было. Просто они не могли без этого!

– Три привода за ним, – продолжал между тем сержант, как бы иллюстрируя мысли инспектора, – а что толку? Такие из-под любой статьи вывернутся.

– Ладно, веди, – сказал инспектор.

– А рассуждает вроде здраво, – пожал широченными плечами Сноупс и испарился, точно его и не было. Способность сержанта растворяться в воздухе всегда восхищала МакГроува. А учитывая габариты Сноупса, это вполне можно было считать чудом из чудес.

Инспектор достал сигару. Посмотрел по сторонам в поисках пепельницы. Ничего подходящего. Должно быть, здесь отродясь не пахло табаком. Оно и понятно: Царица Подиума, как называли Александру Вербитски журналисты, заботилась о своем здоровье и своей внешности. Еще бы, от пребывания их в безупречном состоянии зависело ее материальное благополучие. Кому понравится девица с хриплым голосом и желтыми от никотина пальцами? И зубами тоже… Что же касается ее супруга, то Джон Вербитски, и это было известно всякому, кто хоть мало-мальски интересовался светскими сплетнями, права голоса в этой семье не имел. Посмотрел бы инспектор на этого подкаблучника, вдруг осмелившегося затянуться сигаретой. Уж ему бы задали по первое число!

«Теперь не зададут», – подумал МакГроув и крикнул:

– Эй, сержант, где вы там?

– Здесь! – отчеканил Сноупс, вводя в комнату худосочную личность с бегающими глазами.

– Рассказывайте! – хмуро сказал инспектор.

И личность, назвавшаяся Сэмюэлем Голдменом, заговорила.

Да, этот человек был явно ненормален. Он часами пропадал на крыше дома напротив, разглядывая в подзорную трубу людей, до которых мог дотянуться взглядом. Любопытство к чужой жизни сжигало его! Из рассказа Голдмена следовало, что высокий брюнет в красном пиджаке два часа назад распахнул окно и вытолкнул яркую блондинку…

Инспектор не перебивал захлебывающегося словами человека. А тот говорил, говорил, говорил… На потрескавшихся губах Голдмена пузырилась слюна.

Так могло продолжаться до бесконечности, к тому же, сказав главное, Голдмена понесло куда-то не туда: он почему-то стал вспоминать детство, товарищей по колледжу и даже процитировал Шекспира – ни к селу, ни к городу.

МакГроув вздохнул и поднял руку:

– Довольно!

Вынув изо рта сигару, он посмотрел на столбик пепла, образовавшийся на ее конце, усмехнулся и подвел мужчину к приоткрытой двери.

– Это он?

– Да.

– Посмотрите внимательно, – терпеливо сказал инспектор. – Вы не ошибаетесь?

– Да. Это он. Он!!!

Инспектору показалось, что еще мгновение, и Голдмен заскрипит зубами от ярости. Отвратительный звук! К счастью, худосочный человечек вдруг сник и сгорбился.

– Возьмем под арест? – спросил Сноупс, поигрывая наручниками. Его взгляд впился в Джона Вербитски. Красный спортивный пиджак сидел на том как влитой.

– На каком основании? – вопросом на вопрос ответил МакГроув. – Если кого и надо задержать, так это его, – он показал на Голдмена. – За лжесвидетельство. И да помогут вам доктора, мистер!

Мотивируйте решение инспектора.

История седьмая

Налет

Пришлось стрелять. Том Бруно поднял револьвер и нажал на курок. Он был отменным стрелком. Рокки Галано споткнулся на бегу, выронил пистолет и упал на мокрую решетку водостока. Когда полицейские подошли к нему, он был уже мертв.

– Смердит, – с кривой ухмылкой сказал сержант Сноупс.

– Канализация, – рассудительно проговорил кто-то сзади. – Этому еще рано…

Джек МакГроув не обернулся, чтобы взглянуть на недоумка из группы быстрого реагирования, мнящего себя шибко сообразительным и полагающего, что им со Сноупсом надо разжевывать все от «А» до «Я». Впрочем, поведение сержанта ему тоже не понравилось. К смерти надо относиться с уважением! Даже если она настигла такого негодяя, как Галано.

– Выясни, что с девушкой, – отрывисто бросил инспектор.

Уловив в голосе начальника признаки надвигающейся грозы, Сноупс посерьезнел, по-армейски четко повернулся и направился ко входу в Центральный парк Мидл-сити. Там у кованых узорчатых ворот на скамейке сидела и, очевидно, до сих пор не могла прийти в себя Эржбета Паракова, известная в кругах «жриц любви» и их постоянных клиентов как Красотка Эржи. Доведенная до отчаяния жестокими побоями, она «сдала» полиции своего сутенера, каковым и был Рокки Галано. Он требовал денег. После неудачного ограбления букмекерской конторы ему надо было срочно убраться из города, а пускаться в бега с пустыми карманами у Галано желания не было. Вот он и решил напоследок поживиться за счет своей подопечной. Но переусердствовал.

– С ней все в порядке, – отрапортовал Сноупс, вернувшись. – Только синяк под глазом. Легко отделалась.

МакГроув кивнул, давая понять, что информация сержанта принята к сведению, и продолжил монолог, обращенный к руководителю группы быстрого реагирования Тому Бруно. Инспектор выговаривал ему за нерасторопность, чуть было не закончившуюся для Красотки Эржи трагически. И не только для нее, поскольку на улице, несмотря на поздний час, было предостаточно людей, совершающих вечерний моцион. Подчиненные Бруно явно промедлили, позволив Галано, почуявшему западню, выхватить пистолет, сделать несколько выстрелов и пуститься наутек. По счастью, пули преступника никого не задели, но за перестрелку в центре города Бруно по головке не погладят.

Понимая, что МакГроув прав на все сто процентов, Том Бруно молчал, хотя отличался строптивостью, которую выказывал при всяком удобном случае. Но сегодня он и его ребята оплошали, потому он сжимал челюсти, играл желваками на скулах, но… молчал.

– Ладно, – наконец-то смилостивился инспектор, – в конце концов, свое дело мы сделали. Одним подонком в городе стало меньше. А без погрешностей в нашей работе не бывает. Станет начальство наседать или журналисты, отсылай их ко мне. Отобьемся.

Глава группы медленно выпустил застоявшийся в легких воздух и подумал, что с МакГроувом работать можно: отчитает, как мальчишку, но никогда не открестится, не подставит…

– Я уж как-нибудь сам, – проворчал Бруно.

– Что, гордость не позволяет? – усмехнулся инспектор. – Не мели чепухи! Все-таки вместе кашу заварили, вместе и расхлебывать.

Завывая сигналом и озаряя сполохами сигнального маяка стены домов, на улицу выскочила санитарная машина. Затормозила метрах в четырех. Из автомобиля выбрались санитары.

– Забирать? – поинтересовался один из них. – Или погодить?

МакГроув посмотрел на фотографа, убирающего аппаратуру, на криминалистов и сказал:

– Забирайте.

Санитары подступили к бездыханному телу Галано, а инспектор пошел к своему автомобилю, у которого стоял Сноупс, прижавший к уху трубку радиотелефона.

– Опять ограбление, – сказал сержант, давая отбой.

– Что на этот раз? – устало спросил МакГроув, усаживаясь на свое место справа от водителя.

Сноупс сел за руль, захлопнул дверцу и выехал на проезжую часть.

– Налет на казино. Судя по почерку, это компания Кувалды Мака.

– Кто из шайки сейчас в городе?

– Самого Мака сейчас нет: у него вроде как отпуск – в Лас-Вегасе развлекается. Ребята задержали четырех: Смита, Джонса, Питерсона и Морелло. Те твердят в один голос, что на этот раз ни при чем. Кстати, Смит уверяет, что с Питерсоном и Джонсом теперь вообще не якшается – в прошлый раз их в этом составе замели, а он суеверный.

– Свидетели есть?

– Хозяин казино говорит, что грабителей было двое, их сообщник сидел в машине. По моим данным, лучше всех водит машину Питерсон, а Джонс и Морелло вообще никогда не садятся за руль – нет прав, да и не умеют. Кретины, что с них взять? И еще владелец заведения заявил, что стрелял высокий. Тут тоже неясность: и Смит, и Джонс по шесть футов с лишним.

– Если мне память не изменяет, – задумчиво произнес инспектор, – Питерсон и Морелло крепко полаялись из-за той девицы…

– Еще как! До кулаков. Вместе на дело они точно не пойдут.

– Вот что, Сноупс, отвези-ка меня к окружному прокурору. Надо провести предварительную работу, а то Бруно и так недолюбливают, глядишь, и вовсе «закопают», случай-то подходящий. Жалко парня. Надо выручать.

– А что с этими делать? Ну, с «кувалдами»?

МакГроув рассеянно взглянул на сержанта.

– Что? Невиновного отпустить, а остальных по камерам – и шофера, и стрелявшего, и их подельника. Выполняй!

Сержант Сноупс был совсем не глуп и выполнил приказ инспектора.

А вы разобрались «кто есть кто»?

История восьмая

Служебное расследование

В кабинете было сизо от дыма. В годы, когда вся Америка мужественно боролась с курением, сотрудники полицейского управления Мидл-сити продолжали упорствовать в пагубных привычках, самым возмутительным образом игнорируя очередную кампанию по оздоровлению нации. В гораздо большей степени их волновал рост контрабанды табачной продукции из стран Центральной Америки. Впрочем, и здесь была своя светлая сторона: благодаря перехваченным грузам, они никогда не испытывали недостатка в сигаретах, сигарах и трубочном табаке самых уважаемых фирм.

Но одно дело – перехватить по случаю пару пачек сигарет, и совсем другое – воспользоваться табельным оружием без крайней на то необходимости и убить при этом человека. Первое – не повод для служебного разбирательства: на такую мелочь вполне можно закрыть глаза. Второе – достаточное основание для выяснения причин, побудивших применить огнестрельное оружие; при неблагоприятном исходе за это можно получить не только уведомление об увольнении, но и срок, причем весьма внушительный.

Джек МакГроув закурил сигару. Это была уже вторая за то время, как он находился в кабинете начальника оперативного отдела, где в узком кругу коллег разбирался проступок (пока это квалифицировалось так) младшего инспектора Пола Гира.

– Итак, господа, – хмуро произнес, откидываясь на спинку кресла, Ник Чамми, – мы опросили очевидцев, однако ясности по-прежнему нет. Полагаю, пора послушать, что нам скажет виновник происшедшего.

– Может, сделаем перерыв? – предложил кто-то плохо различимый за дымовой завесой.

– Нет! – отрезал Чамми. – Не будем тянуть.

МакГроув затянулся, кашлянул и спросил:

– Думаешь, мы сможем поставить точку уже сегодня? Сомневаюсь, Никки, ох, сомневаюсь.

Инспектор был единственным из собравшихся, кому дозволялось называть начальника по имени, причем в уменьшительной форме. Они познакомились еще в Полицейской академии, потом работали в одном участке, одно время даже были напарниками, сохранив с той поры самые дружеские отношения. К чести Чамми, выбившегося в руководители, он не задирал нос и не отказывался от старых приятелей в пользу новых, более соответствующих его высокому служебному положению.

Начальник отдела помахал рукой с зажатой в пальцах сигаретой.

– Ты всегда сгущаешь краски, Джек. Ему угрожали, он стрелял. А что убил… Это издержки профессии.

МакГроув приподнял брови и положил на стол фотографии, которые рассматривал. На них был в разных ракурсах и в разном приближении запечатлен Стив Браун. Кожаная куртка, один зуб золотой, другой выбит, серьга в ухе, развороченный пулей висок, спутанные, залитые кровью волосы, приплюснутый нос, остекленевшие глаза навыкате… Зрелище не для слабонервных.

– Позовите Гира, – распорядился Чамми.

Когда младший инспектор появился на пороге, всех поразила неестественная бледность его лица, вроде бы свидетельствовавшая о том, что он тяжело переживает случившееся. Но когда он заговорил, ничуть не смущаясь необычной для себя ролью подследственного, стало ясно, что он нисколько не раскаивается в содеянном. Более того, создавалось впечатление, что, если бы ситуация повторилась, младший инспектор, ни секунды не колеблясь, снова пустит пулю в голову торговца наркотиками.

– Да, я не питал к Стиву Брауну нежных чувств, – говорил Гир спокойным голосом убежденного в своей правоте человека. – Я вообще не испытываю таковых к негодяям, наживающимся на торговле проклятым зельем. И тут мне равно отвратительны все – мужчины, женщины, белые, пуэрториканцы… Я не расист, и то, что Стив Браун был негром, не имеет никакого значения.

– Мы знаем о несчастье, постигшем вашу семью, – сказал Чамми, вкручивая сигарету в дно пепельницы и тут же доставая новую.

Гир побледнел еще больше, хотя, казалось, это было невозможно.

– Мой сын попал в сети этого человека. За два месяца из нормального мальчика он превратился в законченного наркомана. Сейчас он лечится в специальной клинике. Врачи обнадеживают, хотя и говорят, что некоторые участки мозга претерпели необратимые изменения.

Сухо сообщив это, младший инспектор сделал паузу, словно ожидая, что кто-то из собравшихся потребует подробностей. Все молчали и он продолжил:

– Мы знали, кто промышляет у их школы – Стив Браун с подручными из старшеклассников, но подловить с поличным его не удалось, а веских доказательств у нас не было. Короче, Браун вышел сухим из воды.

– Закон плох, но он закон! – веско произнес начальник отдела. – Расскажите, как получилось, что вы стреляли в Брауна и застрелили его.

– Два дня назад я встретил его около бара «Розовый лепесток». Он был в подпитии, сыпал непристойностями и приставал к женщинам. Я хотел его задержать, но он разразился руганью, выхватил нож и пошел на меня. Я достал пистолет, предупредил, что буду стрелять. Браун не остановился. Тогда я выстрелил: сначала в воздух, а потом в него.

– Вы оборонялись… – пробормотал Чамми, точно подсказывал младшему инспектору, какой линии защиты ему надлежит держаться.

– Я оборонялся, – неуверенно повторил Гир.

– Что скажешь, Джек? – спросил чуть позже начальник отдела, когда они остались вдвоем.

МакГроув пожал плечами.

– Он хотел убить и убил. Но лично я не против посмотреть на кое-что сквозь пальцы. Если закон плох, что нам мешает подправить его?

Ник Чамми посмотрел на приятеля с благодарностью. Они вновь были партнерами.

О каких фактах говорит инспектор?

История девятая

Покушение

– А теперь еще раз, но уже спокойно, с толком, с расстановкой.

Джереми Дикинсон, один из самых модных и дорогих адвокатов Мидл-сити, затравленно взглянул на МакГроува.

– Я постараюсь, – прошептал он и стал рассказывать.

История, в общем-то, была короткая. Юриста пытались застрелить. Утром, выходя из офиса, Дикинсон увидел, как тонированные стекла «кадиллака», припаркованного у тротуара, стали опускаться, и над срезом одного из них появилось дуло автомата. Прогремела очередь. Дикинсон остался жив лишь потому, что, упав, оказался закрытым тележкой зеленщика. «Кадиллак» был уже далеко, а адвокат все не решался поднять голову, усыпанную яблоками и свеклой, сметенными с прилавка пулями убийцы…

– Это все? – спросил старший инспектор.

– Все, – выдавил Дикинсон.

Джеку МакГроуву было совершенно ясно: адвокат не договаривает. Уж больно странно тот себя вел: мялся, ерзал, отводил глаза…

– Может быть, припомните еще что-нибудь? Для следствия важна любая мелочь.

– Все произошло так быстро, – виновато пробормотал адвокат. – Я толком и сообразить ничего не успел, как оказался погребенным под овощами и фруктами.

Нет, подумал МакГроув, вряд ли нервозность Дикинсона вызвана тем, что он утаивает какую-то деталь происшедшего. Более вероятно, что у него на языке вертятся две-три фамилии недоброжелателей, которые были бы рады прочитать в газетах извещение о его кончине.

– Кто мог желать вашей смерти? – напрямую спросил инспектор.

– Я… я не знаю. У меня нет врагов.

– Чтобы у известного адвоката не было как минимум завистников? Не верю!

После продолжительного молчания, видимо, взвесив все «за» и «против», Джереми Дикинсон с явной неохотой проговорил:

– Есть один человек. Только… Мне бы не хотелось, чтобы ему стало известно, что это я указал на него.

– Вы забываете о тайне следствия. Итак, кто это?

– Рамон Гонсалес, владелец плантаций сахарного тростника и шестнадцати заводов по его переработке. Вы, наверное, слышали о нем.

– Кто же о нем не слышал? Личность известная. Законченный негодяй. Использует труд мексиканцев: тайно перевозит их через границу, платит гроши, держит в страхе…

– Все это так, – уныло согласился Дикинсон. – Дело в том, инспектор, что Гонсалес попросил меня найти для него пару лазеек в налоговом законодательстве, разумеется, не бесплатно. Я нашел. Но закон не нарушал! Я просто воспользовался его несовершенством, а это ненаказуемо.

– И что Гонсалес?

– Ему понравилось. Но он всегда торопится! Поторопился и на этот раз, потому разработанный мною план не сработал.

– Сколько он потерял?

– Девять миллионов плюс занесение в «черный список» налоговой полиции. Гонсалес был в ярости и сказал, что люди умирали за тысячекратно меньший нанесенный ему ущерб. Как по-вашему, это угроза?

– Если это дело рук Гонсалеса, – сказал инспектор. – Я удивляюсь, что вы еще живы. В этом он обычно ошибок не допускает.

Адвокат поежился, словно ему стало холодно.

– Что же мне теперь делать? Куда бежать?

– От судьбы не убежишь, – рассудительно заметил МакГроув. – Старайтесь поменьше бывать на людях. Посидите дома и, кстати, подумайте, стоит ли в будущем связываться с нечистыми на руку дельцами даже за астрономические гонорары.

Когда вконец растерявшийся и перепуганный Дикинсон ушел, инспектор вызвал к себе сержанта Сноупса.

– У нас есть кто-нибудь в окружении Рамона Гонсалеса?

– Есть один типчик, давно подкидывает нам информацию.

– Связаться с ним можешь?

– Хоть сейчас.

– Мне нужно знать, не давал ли Гонсалес кому-нибудь задание пришить Джереми Дикинсона.

– Будет сделано, – бодро сказал Сноупс и покинул кабинет Джека МакГроува, чтобы уже через два часа предъявить инспектору Разиню Майка, три дня назад вышедшего на свободу после очередной отсидки. Это на него указал осведомитель.

– Переквалифицировался? – с осуждением спросил МакГроув, знавший Разиню как не самого удачливого карманника.

– А что случилось? – запетушился Разиня.

– В киллеры подался?

– Да я чист, как стеклышко!

– Ты обвиняешься в покушении на Джереми Дикинсона. Знаешь такого?

– В первый раз слышу!

– Где ты был сегодня с десяти утра и до полудня?

– В баре «Орхидея». Вам любой скажет, что я оттуда и шага не сделал. Вот оно как, – в голосе Разини появились плаксивые нотки, – раз оступился, так теперь на всю жизнь клеймо.

– Не раз и не два, – поправил инспектор. – Похоже, сейчас ты влип по-крупному.

– Докажите! – взвизгнул Разиня. – И вообще, я требую адвоката!

– У тебя есть, к кому обратиться?

– Он не такая шишка, как Дикинсон, но от тюряги спасет, тем более что я действительно чист. Ни пятнышка!

– И на солнце есть пятна! – веско сказал МакГроув. – А сидеть тебе придется. Причем долго! За это покушение тебе отвесят сполна.

На чем базируется уверенность инспектора?

История десятая

Зной в Акапулько

Две недели отпуска чета МакГроувов решила провести в Акапулько, о чем они пожалели, лишь только сошли с трапа самолета. Мексика встретила их ужасной жарой. Пот тут же превратил воротник рубашки в петлю, грозящую удушить инспектора. Он выругался сквозь зубы и покосился на супругу. Та терпеть не могла, когда муж позволял себе бранное словцо и всегда выговаривала ему за это. Сейчас, похоже, обойдется без нотаций: жена либо не расслышала, либо поняла, что в данном случае без того, чтобы помянуть черта, действительно не обойтись.

К счастью, им предстояло жить не в самом Акапулько, а в маленьком городке Маренго шестьюдесятью милями южнее. Оставив супругу в кафе у выезда из аэропорта, МакГроув отправился на поиски машины. Взять напрокат автомобиль оказалось совсем нетрудно. Потрепанный «мустанг» его вполне устроил. Мотор закашлял, завелся, но потом заработал ровно, без сбоев. Инспектор расплатился с улыбчивым служащим, пожелавшим ему счастливой дороги, и выехал со стоянки. Усадив в машину жену, МакГроув поднял стекла, включил кондиционер и они отправились в путь.

Покружив по дорожным развязкам, инспектор свернул на пустынное шоссе, идущее берегом океана, и вдавил в пол педаль газа. Кондиционер охладил воздух в салоне до вполне приемлемого уровня, что тут же улучшило настроение.

Супруга стала крутить ручку настройки радиоприемника в поисках волны, на которой бы вещали по-английски, однако слышалась только испанская речь. После минуты-другой сосредоточенного блуждания по эфиру из динамика наконец-то посыпались знакомые слова.