Загон

– Иван Андреевич, на шее у этого чу… ну, у куклы, мой платок. Дочь, когда играла с ней, повязала.

– Ах, да, да! – затараторил Столпов. – А я и смотрю, что-то не так, вроде кукла по всем правилам, а платок… Так это же хорошо! Это просто отлично! И давно он на ней?

– Да практически с первого дня, как она попала к нам.

– Великолепно! Грандиозно! Гениально! – Похоже, по какой-то причине ученый завелся с пол-оборота, и теперь нам только и оставалось, что ждать пояснений. – Вы понимаете, – восторгался он, – как вам повезло?

– Неужели! – саркастически уронил я.

– Кто бы мог подумать! – добавил Гебауэр.

– А как же! – Казалось, он даже не уловил нашего сарказма. –Ведь за то время, что платок пребывал на шее у куклы, он достаточно зарядился её собственной энергетикой, её силой, мощью! Ну, не настолько много, как бы нам того хотелось, но, тем не менее, и не мало. Повезло, так повезло! Из этого платка я сделаю вам мощнейший оберег!

Его энтузиазм передался и нам, мы с Жаном глупо заулыбались, и впервые за долгое время в сердце затрепыхалась надежда.

– Одним словом, – гнул свое Столпов, – вам нужно поторопиться. Получить въездную визу в Конго, насколько мне известно, труда не составляет, они дают её практически всем и немедленно.

– Да, с этим проблем нет, – подтвердил Жан.– Я её уже не один раз получал, знаю, что да как. Стоит она сто долларов на один месяц, но лететь нужно сразу же, иначе она сгорает. Посольство у них несколько специфическое, туда нужно сперва позвонить и договориться о встрече, в противном случае там можно никого не застать. Ну, это я беру на себя.

– Очень хорошо! – продолжил историк. – В Киншасе я дам вам один адрес. Это мой старинный друг, он немного говорит по-русски, в свое время он в течение года проходил практику у нас в Институте Дружбы Народов, ну, да в принципе языкового барьера, у вас быть-то не должно. Английский он знает великолепно, а французский, – его родной язык. Если что будет нужно, мой друг поможет. И, думаю, подскажет, куда вам держать путь. Да, не забудьте про прививки! Африка для белого человека опасное место, господин Гебауэр должен знать это, раз уж бывал там. Я дам вам координаты к кому обратиться, чтобы вам сделали все необходимое без всяких задержек. Вы же понимаете, бюрократии у нас предостаточно, а время поджимает! Так что, давайте не будем его терять понапрасну, занимайтесь билетами, визами и прочими формальностями, а я займусь оберегами. Встретимся послезавтра вечером у меня, так сказать, для последнего инструктажа.

– Как послезавтра? – Изумился я. – Вы же говорили, что должны улетать, в Зимбабве, кажется?

– Ничего, я поменяю билеты. Во имя нашей дружбы с Петром, я просто обязан вам помочь. Ну, кто еще, если не я?

На этом риторическом вопросе мы и расстались.

Мы провели у Столпова полдня, поэтому оставшуюся половину нужно было использовать с толком. Я засунул Баку снова в сумку и, посовещавшись с Жаном, мы приняли решение, не откладывая проблем в долгий ящик, сразу же направиться в Центральный прививочный пункт, расположенный в здании поликлиники на Неглинной улице. Если бы не историк со своими связями, нас, конечно же, никто бы в тот день не принял, но нужные знакомства сыграли свою роль, и уже вскоре мы сидели в опрятном кабинете перед весьма симпатичной женщиной довольно преклонных лет. Иван Андреевич позвонил ей и предупредил о нашем приходе, однако встретила она нас не слишком ласково.

– Вы понимаете всю безответственность своего решения? – строго обозревала нас докторша. – Мне позвонил Иван Андреевич и сказал, что вам нужны самые необходимые прививки, поскольку на днях вы срочно вылетаете в Конго.

– Совершенно верно, – нахально ухмыльнулся я. Гебауэр многозначительно кивнул головой.

– А знаете ли вы, мои дорогие, что любому организму требуется определенное время на выработку стойкого иммунитета? Это первое, а что касается второго, то я никак не смогу сделать вам все необходимые инъекции, поскольку между ними должен соблюдаться необходимый интервал. По крайней мере, месяц!

Такого поворота событий предсказать было невозможно, да и возразить тут было нечего и я только растерянно смотрел на нее.

– Да, да! – не унималась докторша. – А вы как думали? Тоже мне, туристическая лихорадка! Ведете себя, как дети. Понимать надо, что это не какие-нибудь средиземноморские курорты, это Центральная Африка, а уж тем более Конго. Там жуткая антисанитария! Да плюс ко всему, о чем свидетельствуют последние данные ООН, это самая бедная страна на планете, никакого медицинского обслуживания в ней нет вообще! Умершие на улице люди порой неделями там так и валяются, пока их не удосужатся убрать. И учтите, я вас не пугаю, я предупреждаю! – При этих словах она многозначительно подняла вверх указательный палец, всем своим видом демонстрируя своё презрение к безграмотным обывателям. К нам, естественно..

– У меня-то прививки сделаны, – нерешительно протянул Жан, – а что касается моего друга…

Взгляд докторши, устремившийся на меня, выражал немой вопрос и ожидание. Секунду поразмышляв, я высказался:

– Значит так, выбора у нас нет, и хотим мы того или нет, а ехать придется все равно. Какая среди вашего набора прививок считается самой необходимой?

– Желтая лихорадка! – Лаконично ответила женщина, поджав губы. – Без свидетельства о том, что вы привиты против этой болезни, вас не пустят практически ни в одну африканскую страну.

– Значит, делайте ее. А какую можно сделать ещё?

Докторша тяжело вздохнула и укоризненно покачала головой: – Только она и обязательна, остальные – по желанию. Но в любом случае, между ними должен быть интервал!

– Неужели между всеми?

Новый глубокий вздох.

– По российским правилам при прививках от холеры и брюшного тифа интервал от предыдущих должен составлять один месяц. Но в принципе, можно сделать с любым промежутком. Это все. А ведь остается еще так много ужасной заразы: чума, дифтерия, столбняк, гепатит А, малярия! Да что же вы творите? Вы же попросту угробите себя!

Собрав всю волю в кулак, я продолжал ледяным тоном, не терпящим возражений:

– Сегодня вы сделаете мне укол от желтой лихорадки. А завтра от холеры и брюшного тифа. Больше времени у меня нет. Жан, тебе что-нибудь нужно?

– Ну, от этой заразы я привит, но вот от чумы я в прошлый раз сделать укол не успел.

– Значит, решено, – подвел я черту, – это и надо сделать.

Бедная женщина еще раз покачала головой, затем махнула на нас рукой и произнесла: – В конце концов, вы же не дети, поступайте, как знаете.

Через час мы уже подъезжали к дому, где жил Жан. По какому-то негласному соглашению именно его квартира стала нашим штабом, именно там вырабатывалась стратегия и тактика наших действий, там мы искали выход из самых запутанных ситуаций. Всю дорогу до Смоленской набережной мы старались дозвониться до посольства Демократической Республики Конго по номеру телефона, который нашел у себя в записной книжке Жан, но номер упорно отмалчивался. Я даже подумал, что, может быть, он изменился, когда внезапно трубку сняли.

– Посольство! – рявкнула трубка с явно выраженной африканской тональностью в голосе.

Я на мгновенье даже растерялся, но время уходило и кто знает, что выкинет на том конце провода представитель жаркого Конго. Следовало поторопиться.

– Простите, как я могу получить визу в вашу страну?

– Приехать и получить! – Ответ последовал немедленно.

– А что для этого нужно?

– Сто долларов для месячной визы и 180 для двухмесячной.

– И всё? – Изумлению не было предела.

– Всё.

– А когда к вам можно подъехать?

– А когда вам надо?

Странный вопрос.

– Чем скорее, тем лучше.

– Тогда завтра, сейчас уже поздно.

Часы показывали без четверти пять.

– Хорошо, завтра я буду.

– В какое время? – Все тот же глубокий, чуть глуховатый, но резкий голос.

– Э-э, – замялся я от такого вопроса.– А во сколько желательно?

– Слишком рано не надо. В полдень!

«Выспаться хочешь?» – не иначе, как представитель любит поспать, подумал я, а вслух произнес: – Договорились, спасибо, завтра в двенадцать.

Раздался щелчок, и связь прервалась.

Я пересказал весь разговор Жану, едко комментируя каждую фразу африканца. Тем временем мы свернули в арку дома. Приехали. Я высадил Жана у подъезда, решив в этот раз отправиться домой, уж слишком я загостился у своего друга. Но едва только француз вышел из машины, как из стоявшего неподалеку маленького красного Пежо выскочила даже не женщина, а разъяренная фурия, и с дикими воплями набросилась на Гебауэра.

– Сволочь! Подлец! Негодяй! – дико вопила она, барабаня кулаками ему в грудь. – Я ему обзвонилась, а он то недоступен, то трубку не берет!

Черт возьми! Не хватало нам только уличного балагана. Я выскочил из-за руля и бросился на выручку Жану.

– Дорогая, успокойся! – стараясь утихомирить ее, упрашивал он, но какое там! Совсем обезумевшая женщина вошла в такой раж, что, кажется, уже ничего не соображала. Я подбежал к ней сзади, обхватил руками и буквально оторвал от Жана. Однако она и на весу продолжала неистово извиваться, брыкаться и вопить:

– Французская гадина! Подонок! Мерзавец!

– Господи, Жан! – прокричал я, отворачивая лицо от её безумно дергающейся головы. Только подбитого глаза мне не хватало! – Откуда она взялась? Ты ее знаешь?

Жан смущенно улыбнулся:

– Да, это так одна… одна моя знакомая.

– Что? Как ты меня назвал? – Гарпия просто задохнулась от нового приступа бешенства. – Знакомая?! Это я-то знакомая? Ах, ты, мерзкий лягушатник! Знакомая? Значит, теперь это так называется? Значит, время, потраченное на тебя, не в счет? А знаешь ли ты, что мое время, – это деньги! Да я вторая Коммиссаржевская! Да Ермолова мне и в подметки не годится! Да, отпусти ты меня, наконец! – с этим последним словом она больно лягнула меня в травмированную ногу, и от вспыхнувшей боли я мигом выпустил это чудовище из рук. Однако пыл ее несколько поугас, и уже более спокойно, хотя все еще и с надрывом, она продолжила поносить моего приятеля.

– Где мои деньги ты, сволочь?

– Какие деньги, дорогая? – искренне изумился Жан.

– Мои! Компенсация за время, потраченное мною на тебя!

– Какие еще деньги, Кокоша? – Гебауэр всплеснул руками.

– Не смей меня так называть. Отныне я для тебя Дарья Владимировна!

– Ну, хорошо, Кокоша, хорошо! Только не кричи! Сейчас все любопытные соседи сюда сбегутся.

– И пусть сбегаются! Пусть и они знают, какое жалкое создание проживает у них по соседству.

При этом она то картинно вскидывала руки, то заламывала их, то вставала в какую-то совершенно немыслимую позу, принимая, вероятнее всего, московский двор за театральные подмостки.

Они пререкались с Жаном еще несколько минут, но я их уже не слушал, уяснив, что все это лишь обыденное «выяснение отношений». У меня своих проблем было выше крыши, чтобы я еще вдавался в перипетии личной жизни Гебауэра. Пора была уходить, но в тот же момент, от души пообещав «этого так не оставить», Госпожа Мегера продефилировала в свой автомобиль, плюхнулась на сиденье, резко захлопнула дверцу и с визгом тронувшись с места, наконец-то, исчезла.

– Зайдешь выпить? – отдуваясь и приходя в себя, спросил Жан.

– Пожалуй, нет. Надо бы и дома появиться. – Проявил я твердость характера и отказался от его предложения. Француз не настаивал, а потому, договорившись заехать за ним завтра часов в одиннадцать, я снова сел за руль и выехал со двора.

Однако, отъехав совсем немного, я уже пожалел, что не остался. Центр города, час пик. Я встал в пробку и медленно потащился по перегруженному мегаполису. Я вспоминал нашу встречу с Петром Степановичем Коломейцевым, затем его друга, историка Столпова, те сведения о магии Вуду, которые узнал от них, а перед мысленным взором уже вставали джунгли далекого Конго. Но здесь воображение меня подводило, поскольку в Африке я никогда не был, а уж тем более, в глубине джунглей, куда, наверняка, не ступала нога среднестатистического россиянина. Я достал с заднего сиденья свою сумку, положил ее рядом с собой, раскрыл и вытащил Баку. Выглядело чудище, прямо скажем, не ахти. Помятое, лохматое, лишившееся моего носового платка, оно казалось голым и каким-то беззащитным.

«Я что, жалею его?» – подумал я. – «Вот уж не ожидал от себя, что способен пожалеть исчадие ада.» – А вслух сказал, усаживая куклу на сумку:

– Ну, как дела? Проголодался? Я бы тоже не отказался чего-нибудь съесть, да вот проблема, – в Москве пробки, так что тащиться нам с тобой еще как минимум часа два.

С некоторых пор я начал контролировать свои мысли, упрятывая истинные размышления за произнесенными вслух, поскольку опасался, что кукла может принять к действию неосторожно брошенные слова.

Машина, идущая впереди снова встала, и в очередной раз пришлось резко нажать на тормоз, а мимолетно брошенный в сторону взгляд ухватил вдруг огромных размеров рекламный щит, занимавший стену дома. На нем была изображена Госпожа Мегера собственной персоной, в полный рост, в некой зазывной позе, а надпись внизу гласила: «Новый сериал КОКОША на экранах этой осенью!» И поскольку на данном этапе моего пути я не двигался вовсе, то смог хорошенько разглядеть бывшую, как я начинал понимать, подружку Жана. Она была стройная, грациозная и, я бы сказал, миловидная, если бы не явно выраженное стервозное выражение лица. На рекламном плакате её глаза были красивыми и ясными, но я помнил их презрительно сощуренными и смотрящими злобно и исподлобья. Губы ее казались чувственными и соблазнительными, но всего лишь каких-то полчаса назад они были сжаты в тонкую полоску, деформированную от гнева. Её каштановые волосы, ни слишком короткие, ни слишком длинные, роскошные и шелковистые, были красиво уложены, но в моей памяти они остались растрепанными и торчащими во все стороны. Она могла быть хорошенькой, но была законченной стервой, и это был уже окончательный диагноз.

Внезапно в кармане зазвонил мобильный, а в движении явно наметился прогресс, поэтому, когда я нажал кнопку принятия вызова, щит остался уже позади.

– Стас, это я, – раздался голос Жана.

– Что, уже соскучился?

– Просто хотел извиниться за столь нелицеприятную сцену, свидетелем которой ты стал.

– Да брось, Жан! Ты-то тут при чем?

– Надо было давно с ней разобраться, но я проявил некое малодушие, сначала, правда, не отвечал на звонки, потом болел, как ты знаешь, а она все звонила и звонила, ну, а потом было уж и вовсе не до нее. Чертова лицедейка! Считает себя великой актрисой, а снимается в дешевых сериалишках.

– Да не забивай ты себе голову! Она еще пригодится, чтобы забить и не такой ерундой. А мы вот с Бакой до сих пор на Садовом, тут пробка просто нескончаемая.

– Надо было оставаться у меня, я же тебе говорил. А то я тут сижу один, вспоминаю события последних дней, а потом и эту… Так не кстати все! Ох, и надоела она мне, как вы русские говорите, хуже горькой редьки.

– Да гори она синим пламенем, Жан! Не сегодня, так завтра улетим, может все и утрясется само по себе.

– Будем надеяться! Ладно, Стас, еще раз извини, до завтра.

– Пока! Не переживай! Все будет нормально.

До дома я все-таки добрался гораздо быстрее, чем ожидал, пробка рассосалась самым неожиданным образом и оставшуюся часть пути мы пролетели с ветерком. Я прошелся по пустой квартире, принял душ, потом на скорую руку приготовил себе легкий ужин и позвонил Катёне. Тихий, спокойный вечер, как будто и не было в моей жизни всей череды событий, толкающих меня на отчаянную поездку вглубь неизвестного, чужого и враждебного мне континента. Не позже одиннадцати я лег спать и проспал без сновидений до самого утра.

Ровно без десяти двенадцать мы с Жаном были по адресу Симферопольский бульвар, дом семь «А». Гебауэр, конечно, предупреждал меня, что конголезское посольство несколько необычно, но я и предположить не мог насколько! Оно размещалось на первом этаже обычной жилой девятиэтажки, в третьем подъезде, и если бы я этого не знал, то долго плутал бы в поисках привычного для таких заведений особняка. Мрачного вида чернокожий охранник долго вертел наши документы в своих огромных ручищах, после чего переписал данные в засаленный талмуд и пропустил внутрь. Посольство выглядело не просто бедным, оно казалось натуральной дырой. Это были две обычные трехкомнатные квартиры, соединенные в одну и переделанные под офис. Мебель была старой и обшарпанной, стены грязными, повсюду валялся мусор, видимо экономили даже на уборщице. Кроме встретившего нас охранника, кажется, во всем помещении было еще только два сотрудника. Один из них, высокий толстый африканец, занимался нами, что делал второй, худощавый, но с необыкновенно круглым лицом, я так и не понял, за все время нашего пребывания там он, не отрываясь, задумчиво смотрел в окно. На обшарпанной стене криво висел прибитый гвоздем портрет какого-то свирепого негра, – президента республики, – как позже объяснил мне Жан, распечатанный на принтере на обычном листе бумаге формата А4.

– Вам нужна виза? – спросил сотрудник посольства на русском.

– Да, две визы в вашу страну сроком на один месяц каждая, – ответил я.

– С каждого по сто долларов, паспорта, фотографии и приглашения.

Фотографии мы с Жаном на всякий случай прихватили с собой, несмотря на то, что мой вчерашний телефонный собеседник ни слова об этом не обмолвился, но вот никаких приглашений у нас не было, да и быть не могло.

– Э-э, – протянул я. – Про приглашения нам не говорили… – я уже начал думать о том, как нам связаться со Столповым, чтобы он попросил своих конголезских знакомых выслать нам приглашения, только вот интересно, сколько все это продлится. Размышления мои были прерваны словами сотрудника посольства:

– Еще по сто долларов.

Столь простого выхода из положения я не ожидал, и даже рот открыл от изумления, но более находчивый Жан уже вынимал из кармана деньги.

Итак, пока что нам везло. Мы заполнили анкеты, отдали свои паспорта, фотографии и деньги, половина из которых, как я понимал, осядет в карманах находчивых сотрудников, едва мы выкатимся за порог. Паспорта с визами нам обещали выдать ровно через три дня, а, значит, самое время заняться покупкой билетов. С легкой душой мы и отправились в авиакассы. А вот там нас ждал очередной неприятный сюрприз. Оказалось, что прямых рейсов до Киншасы нет, и следует лететь либо через Амстердам, либо через Париж. Причем цены были просто астрономическими! Увы, особенного выбора у нас не было, поэтому, заплатив каждый примерно по сто тысяч рублей, мы стали обладателями билетов по маршруту Москва-Париж-Киншаса, куда должны были вылететь через пять дней, обратная же дата оставалась открытой.

После этого мне еще предстояло отправиться в Центральный прививочный пункт, чтобы сделать оставшиеся прививки, а Жан собрался куда-то отъехать по своим делам, но перед этим мы решили забежать в ближайшую кафешку и слегка перекусить.

Мы заказали по салату с морепродуктами и по стакану свежевыжатого сока, а в ожидании заказа разговорились о предстоящем путешествии. Я выразил мысль, что Жану будет легко общаться в Конго, поскольку это франкоговорящая страна, но он несколько огорошил меня, заявив, что местные жители говорят более, чем на двухстах наречиях, по числу имеющихся в стране племен, и эти языки весьма далеки от французского. К белым там относятся по-разному, но в основном негативно, часто на улице в тебя тыкают пальцами и громко высказываются. О чем? Можно только догадываться, но интонации при этом весьма недружественные. Все это вовсе не прибавляло мне оптимизма. Обдумывая полученную информацию, я уставился в окно и вдруг снова на глаза мне попался рекламный щит с «великой актрисой», – Кокошей, как именовал ее Жан. Я воспользовался ситуацией и решил отвлечься от проблем насущных, обратившись к Жану:

– Вон опять твоя подружка на рекламе. Как она, не донимает тебе после вчерашней атаки?

– Чудеса, да и только! – удивлялся Гебауэр. – Кокоша буквально обрывала мой телефон на протяжении последних двух недель, а тут вдруг неожиданно оставила меня в покое. Ох, и не нравится мне это! Натуральное затишье перед очередной бурей.

– Очень может быть, – согласился я. – Должно быть, копит силы.

Мы уже доедали салат, когда телефон Жана зазвонил. Он ответил, некоторое время молча слушал, и лицо его при этом заметно мрачнело. Наконец, он закончил разговор, дрожащей рукой положил телефон на стол и выразительно посмотрел на меня.

У меня в душе все замерло.

– Что? – только и смог спросить я.

– Это звонила подруга Кокоши. Кокоша умерла.

Вот это был шок, так шок!

– То есть как это, – умерла? Мы же только вчера…

– Я толком не понял, что она мне рассказала. На ночных съемках… какое-то короткое замыкание… На ней было что-то такое надето, синтетика какая-то, всё вспыхнуло в считанные секунды… Она сгорела заживо, прямо на площадке, среди актеров и толпы зевак. Никто ничего не успел… Не оказалось ни огнетушителей, ни воды, к ее пылающему телу никто не смог подступиться. – Он немного помолчал. И добавил: – Адская чертовщина, адская смерть.

Жан замолчал, я тоже не знал, что сказать. О существовании несчастной Кокошы я узнал только вчера, и никаких добрых чувств она во мне не пробудила, скорее наоборот, но известие о ее скоропалительной и столь чудовищной смерти стало таким неожиданным и шокирующим, что слов просто не находилось. Кошмар, да и только! Через какое-то время я посмотрел на Жана и медленно озвучил то, что уже прочно засело в моей голове:

– Чёртова кукла укокошила Кокошу!

Некоторое время француз смотрел на меня молча, потом губы его дернулись, задрожали, все лицо как-то съёжилось, и он… разразился смехом. Сначала это были какие-то прерывистые смешки, потом они усилились, смех его становился все громче и громче, и вот он уже хохотал в голос. Он хрюкал, хлюпал, всхлипывал и давился, но остановиться не мог, казалось, еще чуть-чуть и он лопнет от смеха. Вначале я подумал, что Жан сошел с ума и нужно вызывать скорую, но потом меня осенила догадка, – да у человека истерика! Нужно было его хорошенько встряхнуть, привести в чувства и он успокоится, но в этот момент я с ужасом понял, что точно так же буквально захожусь неистовым смехом. Я стонал, хрипел, сипел, слезы градом катились у меня из глаз, но безудержный смех буквально душил и рвался наружу. Еще немного и я бы умер от смеха, а потом все вдруг резко закончилось. В душе опять засквозил жуткий леденящий страх. Мы с Жаном сидели друг против друга, красные, взлохмаченные, со следами потоков слез на лицах, а посетители за соседними столиками и официанты как-то странно смотрели на нас и перешептывались. Мы поспешили расплатиться и на вялых, не сгибающихся ногах покинули кафе, оставив в нем о себе, по меньшей мере, странное впечатление.

В этот день я вернулся домой не очень поздно, но чувствовал себя разбитым напрочь. Сказывалось и нервное напряжение, и беготня по городу, да и больная нога не давала забыть о себе. Да, что там говорить, зло не выпускало нас из виду, и беда шла по нашим следам. Когда же все это закончится? Мобильник пока помалкивал…

Я буквально заставил себя поужинал, наскоро отварив свои любимые макароны-рожки, которые смешал с восхитительным итальянским соусом, разнообразные запасы коего никогда не иссякали в холодильнике. Под минорное настроение я позволил себе открыть бутылку бургундского, чего раньше никогда не делал в одиночестве. Но сейчас нужно было и отвлечься, и по мере возможности отдохнуть, ибо завтра предстоял очередной непростой денек. Перед отъездом нужно было решить кое-какие вопросы в офисе, потом навестить Дину и Таню, а вечером у нас с Жаном намечен визит к Столпову. Конечно, нужно было хорошенько выспаться, чтобы свежей была голова, но отходить ко сну было еще рано, и само собой возникло желание немного покопаться в Интернете, и посмотреть, что же представляет собой то место, куда нам с Жаном предстояло отправиться.

Должен сказать, что оптимизма от полученных знаний не прибавлялось. Отзывы тех немногих путешественников, кто отважился поколесить по Конго, были настолько пугающими, что мне захотелось отключить компьютер и выбросить все из головы. Увы, машина была запущена, и отступать уже было слишком поздно, да и в принципе невозможно. Я продолжил чтение и мало-помалу все же так увлекся, что забыл о времени. Все-таки довелось узнать немало интересного и познавательного о жизни местного населения, условностях и привычках, вероисповедании, нравах и обычаях. Полезными были знания о деньгах и магазинах, питании и ночлегах, дорогах и транспорте. Не нашел я там только одного: как чувствуют себя обычные, белые путешественники в глубине непролазных джунглей, а именно это интересовало меня больше всего. Когда я, отвлекшись от экрана, глянул на часы, стрелки показывали без четверти двенадцать. Пора было отправляться спать, что, собственно, я и сделал.