Колыбель за дверью

Максим, при звуке колокольчика, вздрогнул – Наташу встретил какой-то незнакомый, затравленный взгляд, в котором сквозила тоска.

Улыбка растворилась на лице девушки. Она сразу догадалась – грядут неприятности.

– Максим, что?!

– А-а, ты… Здравствуй, милая. Не беспокойся, Наташа,.. я так рад – ты пришла. Соскучился…

– Максим, что произошло? Я же вижу.

– Да вот, Радомир пропал. Должен был давно прийти и нет его. Не знаю, что думать.

Наташа подошла к Максиму, обняла, прижалась, заглянула в глаза:

– Рассказывай.

Максим был рад видеть Наташу рядом. Радомир, который ещё пять часов тому, обязан был появиться, действительно исчез и Картузов не знал, что думать. Уехал изобретатель в большой тревоге, явно боялся, а теперь его нет, прибор стоит под стойкой и как быть дальше, Максим плохо себе представлял. Кого ждать в гости? Насколько опасны знания, которые он обрёл сегодня? Чего ждать в дальнейшем?.. В любой момент могли появиться «кредиторы» Радомира и потребовать своё, а заодно, разобраться с нежелательным свидетелем. Кто знает, что Радомир мог им наговорить? Чемоданчик под стойкой тяготил Картузова, таил опасность, а ответственность за прибор, способный полностью изменить жизнь на Земле, а то и уничтожить её, была столь велика, что оказалась для него непосильной ношей. Весь день он размышлял о Проводнике, как называл его создатель и чем больше думал, тем меньше Максиму нравились свои мысли. Пук травы, которую он отмыл от крови и поставил на уголок стойки в чистый стакан, вопил об этом на весь прокат. Ведь с помощью Проводника вполне можно притащить на патриархальную планету что угодно! От яйца динозавра и вируса, способного убить всё живое, до оружия, о котором лучше даже не думать. Неизвестные наркотики и самые разнообразные «гаджеты», вплоть до волшебства, как это ни парадоксально, появятся в мире и легко разрушат его.

«А может просто уничтожить?» – думал Картузов. – «Разбить, разломать и выбросить на помойку? Или открыть сейчас окно в мезозой и просто зашвырнуть в него сам Проводник? И чем вообще для мироздания опасно создание множества миров?»…

Вот с такими думами на лице, застала Наташа своего мужчину, в котором души не чаяла.

– Что же ты молчишь, Максим? Говори, что стряслось сегодня утром. И какой флорист принёс тебе эту ужасную икебану? – допытывалась Наташа, указывая на страшненький пучок растительности, стоящий в стакане. Вид жухло-салатной травы с красноватыми прожилками был действительно странен и отталкивал. – Что это? И что у тебя с рукой? – продолжала она сыпать вопросы, заметив лейкопластырь. Картузов вздохнул.

– Это трава. Просто трава. Только она,.. африканская, понимаешь? А с рукой ничего страшного – о траву порезался, когда рвал.

– Та-а-к, – протянула Наташа, не сводя глаз с Максима. – Ну, осталось узнать подробности. Я жду.

Максим взглянул на неё вымученным взглядом и решился:

– Что ж, слушай … – и он рассказал всё, что произошло сегодня за день.

Внимала Наташа, стараясь не пропустить ни слова, ни разу не перебив и не отрывая от рассказчика глаз. Когда Картузов закончил свой монолог, она дала свою оценку не сразу. Подумала немного, мрачно вздохнула:

– Эх, Максим Андреевич, будь это не ты, я б вызывала уже психиатрическую, но,.. это ты, да. Ты нормален, белой горячки нет, трава непонятная в стакане перед глазами стоит, рука порезана, чемодан вижу… Та-а-к… Не буду тебе напоминать, – язвительно напомнила Наташа. – Но я предупреждала – Радомир хитрый и умный. Он не мытьём, так катаньем, втянул тебя в свои игры. Серьёзные игры, Максим! А ты, как всякий мужчина – эгоистичный авантюрист, не подумал даже о том, что Наташе будет очень больно, если с тобой случится беда. Ты шагнул, да! Прямо в «Африку»! А не вышел бы оттуда, тогда как?

Максим виновато молчал, признавая правоту подруги и коря себя за легкомыслие, но теперь уж что?..

– А теперь что? – как эхо его мыслям откликнулась Наташа. – Теперь давай думать немного, выходить из ситуации. Только вначале я тебе расскажу о своём папе. Знаешь, почему папы не стало? Нет, не знаешь, так слушай меня. Он выполнял обычный учебный полёт. Новая машина, недавно в серию пошла. Он специально ездил переучиваться для полётов на этой машине. Самолёт отказал, случился пожар, двигатель у него загорелся. Папа мог катапультироваться и спастись, но внизу был город. Он увёл самолёт, никто не погиб: город цел, люди живы. Погиб только папа. Ему дали Звезду Героя. Она хранится у мамы, вместе с фотографией. Мама никогда не корила папу, за то, что он не стал спасать жизнь. Она понимала – он жить бы не смог иначе. Я очень горжусь им, очень. Любому, кто скажет о нём плохо, глаза выцарапаю!.. Зачем я это рассказала?.. Я так думаю, Максим, что ставить под удар жизнь нужно только спасая город, людей, ребёнка, но не так бездумно. Прости меня за отповедь, да. Только я такая же, как мама. И бабушка тоже. Мы один раз любим, понимаешь? Не делай мне больно, ладно? – Наташа закончила говорить, а по щеке её скатились слёзы.

Максим встал, нежно прижал к себе её голову. В горле стоял комок из вины, жалости, любви и ещё чего-то неведомого, горючего и рвущего душу. Он лишь сейчас осознал, что помогая Наташе выпутаться из одной беды, невольно втянул её в другую – возможно, гораздо худшую.

– Прости меня, Наташа. Прости. Я виноват, знаю.

– Уже простила, как иначе? – Наташа отстранилась и улыбнулась сквозь слёзы. – Я же твоя половинка. Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит – так говорил великий писатель, да? Куда я без тебя?.. Давай думать, что делать.

– Давай, – вздохнул Картузов с некоторым облегчением.

– Только мы дифференцируем, да? Ты будешь делать, а я думать, хорошо?.. И не спорь со мной, милый. Ты уже подумал, порешал – моя теперь очередь.

– А ты действительно язва, – с умилением сказал Максим. – Только такая, незлобивая, правильная, да?

– Немного есть, да, – подтвердила Наташа. – Теперь так, Радомир, кажется, уж не придёт, ты и сам понимаешь. Что он наговорил там, мы не знаем – будем на худшее рассчитывать. Этот прибор – Проводник – нужно прятать. Не уничтожать, это глупо поступать так, что бы исправить нельзя было. Только прятать, а если за ним появятся, спросят – в отказ идти: «не видел, не знаю, мне зачем?»… Самому прятаться глупо – найдут и прятки эти подтверждением вины будут. Ты согласен?.. Вижу, согласен, – Наташа выдохнула речь, взглянула на Максима и продолжила. – Сейчас я на улицу пойду, погуляю пять минут, траву эту, гадкую, выброшу и посмотрю, всё ли спокойно. Вызову машину и увезу чемодан этот домой.

– Зачем тебе дома эта гадость,.. – начал Картузов.

– К тебе домой, глупыш. Я целый день у тебя провела, ты не знал.

Максим только глазами хлопал, но хлопал облегчённо – Наташа действительно как-то сразу разрядила обстановку и обрисовала дальнейшие действия.

– И никому про это не рассказывай, слышишь? Ни одной душе живой. Только я и ты. Договорились?

Максим кивнул.

– Всё, я пошагала, – с этими словами Наташа сгребла всю траву в газету, а газету засунула в мешок из мусорного ведёрка. Вынула его и двинулась на выход. В это время подошёл клиент, Картузов начал его обслуживать.

Вскоре Наташа вернулась. Деловито достала из сумочки здоровенный пакет, подала его Максиму:

– Пакуй туда чемоданчик. Только заверни в свою куртку, чтобы пакет был бесформенным.

– Ты, прям, шпионка у меня, – подивился Максим.

– Детективов начиталась, – ласково огрызнулась Наташа. – Теперь слушай: из проката ни ногой, пока я не подъеду на машине к девяти. Быстро закроешься и едем домой. Только без экстрима, ладно? Если вдруг появятся, говори, как решили. Обещаешь?

– Обещаю, – покорствовал Максим.

– Умница ты моя, – разулыбалась Наташа. – Ведь можешь, если захочешь… Я уехала, машина ждёт, – с этими словами она легко подхватила довольно увесистый пакет и умчалась. «А она сильная», – подумал Максим. – «И стойкая». На часах было восемь вечера.

А в половину девятого в помещении проката появился тот самый «сын», спрашивавший намедни о Радомире.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Максим. – Чем могу?..

– Здравствуйте, помните меня? – парень, не мигая, глядел на Максима.

– А-а, это снова вы? Ну как, нашёлся папа? – Картузов старался говорить спокойно и глаз не отводил, хотя внутри натянулся первой скрипичной струной.

– Нашёлся, тем же вечером. Да вот беда – умер папа. Сегодня, – верзила смахнул несуществующую скупую слезу. – А мне уезжать завтра, как на грех. Вот бегаю, решаю папины вопросы – ему-то уж никак. Это ваше? У отца в кармане лежала, – он протянул Картузову квитанцию проката. Максим посмотрел.

– Наша. Так Радомир Карлович – папа ваш? Какое несчастье! Ведь совсем ещё не старый. Инфаркт?

– Инсульт, – зло сказал верзила. Потом опомнился. – Я к тому, что он должен что-то? Не хочу, чтобы за отцом долги оставались.

– Вы не волнуйтесь. У нас же деньги его в залоге. Сто рублей. Вы хотите вернуть кассету?

– Да нет, бог с ней, раз залог у вас… А он ничего не оставлял? Может по рассеянности или сохранить?

– Что вы, – очень натурально удивился Максим. – Нам запретили хозяева любые вещи брать от клиентов, строго-настрого, иначе уволят. Терроризм, сами понимаете. А за вещами посетителей мы следим, чтоб не забывали, – Максим был очень убедителен.

Ясно, – протянул верзила. –Ладно, извините за беспокойство.

В это время, под звяканье открывшейся двери, показалась голова его напарника, как понял Картузов.

– Ну, что? – спросила голова.

– Иду, – хмуро отвечал «сын Радомира» и направился к выходу.

– И угораздило ж ему травануться, гаду, – донеслись до Максима последние слова напарника, перед тем, как дверь закрылась.

Максим понял – Радомир никогда не придёт. Он умер. Так и не дождавшись излечения. Умер от припасенного яда.

Без пяти минут девять к прокату подъехала белая девятка. Это было такси, в котором Наташа приехала за Максимом. Она зашла в зал, увидела его и всё поняла.

– Приходили?

Максим молча, кивнул.

– И что?

– Радомира больше нет. Он умер. Я случайно услышал их разговор – он отравился, сам.

Наташа помолчала, затем вздохнув, произнесла:

– Сурово всё. Чтобы заставить его отравиться должна быть веская причина.

– Боялся не выдержать, если начнётся допрос. Боялся, Проводник попадёт в руки компании, которая заходила сегодня. Он – человек ответственный. Раз так решил – другого выхода не было. Сильный человек. Жаль его, – Максим был по-настоящему серьёзен. Таким Наташа его ещё не видела.

– Ты решил, как быть дальше?

– Решу. Не сейчас. Наташа, мне не нравится, как эти люди себя ведут. Мне страшно за тебя. Опасаюсь, я навлёк на твою жизнь худшие неприятности, чем у тебя были до сих пор. Одно утешает – уедешь и будешь далеко от всего.

– Дурачок, – беззлобно подвела итог Наташа. – Закругляйся, поехали.

– Уже, – Максим поднялся и пошёл на выход за Наташей. – Не хочу думать об этом сегодня, подумаю завтра. Нам так мало осталось вместе.

По дороге домой, они сели рядом на заднем диване. Максим взял Наташину руку в свою, а она склонила голову на его плечо. И вот, чудо – все неприятности, проблемы, негатив, дурное настроение – отступили, забились в потаённые норы, развеялись. Стало тепло душе – они готовы были так ехать до самой Риги и обратно, но машина уже через семь минут затормозила у парадной.

А дома Максима ждал сюрприз перемен. Наташа молчала, как красный партизан на допросе, весь упаковочный мусор пребывал в месте, для оного предназначенном и внешне ничто новизны не предвещало.

Когда Максим разделся и переступил порог комнаты, Наташа, зашедшая раньше, включила свет, стояла посреди и громко пропела: «Па-ба-ба-бам!»

Он застыл удивлённый, ошарашенный новшествами, оглядывал преобразившуюся комнату, а в центре подбоченившаяся Наташа, водрузила на журнальный столик правую ножку и привздёрнула длинную юбку до середины бедра.

– Ну, как, – победно спросила она. – Нравится?

– Ты о ножке? – пошутил Максим. – Очень нравится, теперь ни о чём другом уже не думается.

– Маньяк, – ласково усмехнулась девушка и сняла ногу со стола. – Ты вокруг оглянись!

Нет слов, Наташка! Даже не стану сетовать по растраченным средствам – знаю, обидишься. И когда ты успела?..

– А шторы как, нравятся? А это? – и Наташа плюхнулась на диван, поджав ноги и оголив при этом округлые коленки, а руками оглаживая толстое покрывало. У Максима заныло…

– У тебя бездна вкуса, хозяюшка.

– Ты взгляни на спальню, ещё не всё видел, – ей хотелось, чтобы Максим охватил всё сразу и всем тотчас восхитился.

– Ну, ничего же себе, буревятнички, – поразился Максим, а Наташа при этом хитро потупилась. Он понял, это ещё не всё и раздвинул дверцы шкафа. На него смотрела куча обновок, привыкая к хозяину, а он смотрел на них, непривычный к таким дорогим вещам, стесняясь их и чувствуя неловкость.

– Ой, Наташа, куда мне столько! – только и сказал он. – Да как же ты, когда… ой, спасибо тебе огромное, даже не знаю, что сказать.

– Мне вполне достаточно «спасибы», но лучше поцеловать, – проворковала она.

Максим сгрёб её в охапку, целуя и вдыхая, уже ставший родным, запах жасмина с горьковатой ноткой… Наконец, Наташа начала мягко высвобождаться, шепча:

– Ну всё, всё, Максимка, хватит. Давай я ужином тебя кормить стану.

– А может быть потом? – прошептал Максим, плохо уже соображая, причём тут ужин.

– Можно и потом, – согласилась Наташа…

Позже, они сидели на кухне: Максим в своём стареньком махровом халате, а Наташа в шёлковом, китайском: бордовом с вышитыми золотыми драконами, который купила сегодня.

Он ел солянку. Ел и нахваливал – обжигающую, ароматную, вкусную до невозможности – приготовленную её руками. Ел, щурясь от удовольствия, и не мог наесться; а она сидела напротив, положив голову на кулачки, смотрела на него, тихо улыбаясь, греясь своим счастьем и отгораживаясь им от остального мира.

Ещё два дня. Бесконечные два дня они будут вместе – целая вечность, когда они впереди и один миг, когда они пробегают.

Глава 13

Наташа – Счастлива вопреки

После ужина, Наташа сварила две большие чашки колумбийского кофе, и они отправились в комнату. Девушка решила собрать новую аппаратуру и научить Максима ей пользоваться.

Техника была действительно роскошная. Шёл 1994-ый год и такой комплект аудио–видео могли себе позволить очень немногие. Все блоки были чисто японской сборки, пахло по-особому: по-новому.

Наташа была опытным пользователем. Она быстро подключила антенну и видеомагнитофон к телевизору, собрала аудио из двух блоков: усилитель-ресивер и проигрыватель дисков, подсоединила колонки, вставила батарейки в пульты дистанционного управления. Максим, попивая кофе, наблюдал за процессом с интересом и восхищением: «Вот это девушка!»

– Сейчас настроим, – деловито пообещала Наташа и запустила автонастройку каналов. Через короткое время синий экран мигнул и на первом канале включился какой-то фильм на военную тему.

Максим был удивлён качеством изображения и цветами, которые Наташа тут же начала подстраивать и сделала более естественными и чёткими.

– Видеокассета у тебя есть? Хотя… глупый вопрос, прости.

Максим улыбнулся, а Наташа полезла в сумочку и достала свою кассету, припасённую на такой случай – фирменную с диснеевским мультфильмом «Русалочка» на английском языке.

– Лет через пять кассеты уйдут в прошлое – пластинки вытеснят, типа компактов… Ну, давай учиться. Я основное покажу, а потом сам почитаешь про дополнительные функции – подробная инструкция на русском прилагается.

Они уселись рядом на диване, Наташа показала, как включать – выключать технику, переключать каналы, регулировать громкость. Потом поставила мультфильм и начала учить пользоваться видео. Мультфильм поразил феерией красок. Максим схватывал быстро: всё интуитивно и доступно, похоже на пульт от видеодвойки «Акира», непонятного происхождения, что стояла в прокате, только функций было намного больше и качество изображения несравнимо. Дошла очередь до музыкального центра. Наташа достала пластинку «Пер Гюнт» Альфреда Шнитке, купленную в одной из поездок по Европе, загрузила в проигрыватель, сделав минимальную громкость. Шнитке писал балет по просьбе хореографа Джона Ноймайера. Музыка маэстро – экспрессивная, насыщенная чувством, чистая, разлилась и затопила воздух, подчинила эмоции и Максим заслушался. Небалованному учителю казалось, что он сидит в зале, вот жаль, слишком тихо…

Музыка оборвалась. Максим даже вздрогнул от неожиданности и увидел глаза Наташи, внимательно следившие за ним.

– Нравится?

– Очень. Откуда ты узнала, что мне по душе такая музыка? Кто это?

– Это Шнитке – Пер Гюнт… Она мне по душе. Значит тебе тоже. Мы очень рядом – заметил?

– Не задумывался, если честно.

– Не говори так – ты всегда со мной честен. Разве нет?

– Да, Наташа,.. словесный мусор, прости.

– А если так, то слушай. Внимательно, только душой. Ладно?

– Весь твой, солнце моё.

– Я о том и хотела говорить. Ты весь мой, я – твоя. Это правда.

Наташа вздохнула, словно готовилась к важному, неотложному, главному – тому, после чего дороги обратно нет и ты либо продолжаешь двигаться вперёд, либо падаешь вниз с обрыва.

– Слушай меня старательно, милый, для меня это слишком важно… Ты не звал меня, не звал, знаю. Чувствовала, знала, никогда не позовёшь. Робок ты слишком и себя оправой мне не считаешь. Но я угадываю правду: ты хочешь этого больше жизни самой. Ты не звал меня и я пришла. Сама пришла – нежданной, но желанной. Пришла просить – позови меня, я вся твоя. Позови и ни о чём не думай. Прошу тебя…

Наташа замолчала, выговорившись. Она ждала ответа, не сводя своих синих озёр с Картузова – озёр, в которых он утонул давным-давно.

Максим растерялся. Он не видел ясно, как ответить на её зов, не мог ещё правильно осознать её желание и смешался.

– Что ты молчишь, Макс? Я что, не хороша для тебя?

– Да как ты можешь! Это я для тебя…

– Вот это не тебе решать, да! – нервничая, Наташа начинала добавлять своё «да», как отрывистое щёлканье бича, ставившего собеседника на место.

– Но, что я могу, Наташа? Я растерялся…

– Растерянный, да?.. Ты меня в жёны собираешься звать или нет?

– Наташка,.. голова кругом… Я бы самым счастливым был, сама знаешь. Но разве это возможно?

– Знаю, что был бы, а почему не зовёшь тогда? Я женщина, ты мужчина, мы свободны, мы любим – почему мы не можем пожениться?

– Так недосягаемо, не про меня, словно… Ты уедешь, в Петербург не вернёшься…

– А, что, Максим Андреевич, после отъезда моего, другая появится, да? Какая тебе разница, если любишь? «Разлука научит тебя любить по настоящему» – помнишь эти слова?.. Ты долго ещё будешь сомнения свои жевать, мужчина?..

Картузов нежно прикрыл ладонью её рот и произнёс:

– Не будет других у меня. Никогда, помни. Не нужен никто. Только ты. Я люблю тебя, Наташа! Первый раз я так хочу того, что скажу – будь моей женой, если посчитаешь возможным… Вот, позвал, – Максим смотрел с вопросом на девушку.

– А почему молчал так долго? Сомневался в себе или во мне?

– Только в том, что не пара тебе. Больше ни в чём.

– За меня не решай, да?

– Я не понял, ты согласна?

– Завтра в двенадцать дня мы с тобой женимся, Максим!.. А теперь целуй уже меня скорее, позже всё объясню.

Максим, плохо понимая, не нашёлся в словах и просто обнял свою… невесту.

– Как же завтра, Наташа? – спросил Картузов, намного позже. – Мне ведь на работу нужно выходить. И потом – так сразу не регистрируют, там ждать нужно месяц, а то и два.

– Ты недооцениваешь свою будущую жену, прозорливый мой, – Наташа лежала на его груди и водила пальцем по плечу, объясняя голосом, каким говорят с детьми. – На работу тебе выходить не нужно – Аким выйдет, будет трудиться до следующего воскресенья. А потом ты его подменишь, отработаешь. Пойдёшь утром, сдашь ему смену. Я позвонила Танюшке – мы обменялись телефонами – объяснила ситуацию и она всё устроила. Таня, кстати, будет моим свидетелем в загсе, а твоим будет её старший брат.

– А загс?

– Ты даже не представляешь себе, что могут сделать всего сто долларов, – улыбнулась Наташа. – Нас ждут с твоим заявлением, симфоническим оркестром, фейерверком и красной ковровой дорожкой… Это шутка, конечно. Подойдём без десяти, заполним заявления, а ровно в двенадцать часов нас распишут честь по чести и тебе не отвертеться, понял? – она потешно хихикнула. – Я – девушка порядочная, как любила говорить моя бабушка.

– Славная у тебя бабушка… А паспорт?

Наташа вскинулась:

– У тебя не в порядке паспорт? – спросила она встревожено.

– Мой в порядке, а твой?

– О-о-о …. – облегчённо протянула Наташа. – У меня их целая пачка, мне же вернули документы, диплом… Разве я не говорила?

– Как это, пачка? – удивился Максим.

– Ну вот, считай: паспорт гражданина Латвии, загранпаспорт латвийский, паспорт гражданина России и российский загранпаспорт.

– А ты гражданка России?

– Конечно. У меня папа русский и я наполовину русская. Владимир мне сразу сделал российские документы, как приехали, чтобы проще было жить и ездить… А ты свой потом поменяй, хорошо? Не хочу я других женщин в твоём паспорте. Только я буду. Ладно?

– Ладно, ревнивая девушка… и как же я его поменяю?

– Ты его вилкой поковыряй немножко, скажешь – собака постаралась и поменяют тебе, что тут думать? – рассмеялась Наташа.

– Как всё просто, когда ты рядом.

– Просто я рядом… Мне пора ехать, родной. А ты спи, завтра будет важный день, да? Наташа выходит замуж. Первый и последний раз. Ты помни это, хорошо?

– Хорошо… как же здорово ты всё придумала, Наташка.

– Я такая, да – здоровская!

– Наташа…

– Да?

– А у меня нет других женщин в паспорте. Я же его менял: советский на российский. Недавно менял… Нет у меня других женщин,.. любимых женщин – ты будешь первая, теперь я это знаю…

Наташа, не отвечая, смотрела на Максима – больше всего ей хотелось остаться и никуда не ехать.

– Наташа…

– Да?

– Я люблю тебя.

– А как ты меня любишь, расскажи.

– Как до Солнца.

– И обратно?

– И обратно.

– А я – тебя… Провожай меня, лежебока, – Наташа, как пёрышко на ветру, выскользнула из кровати.

Утром он вышел из дому пораньше, чтобы передать смену. По дороге заглянул в кондитерскую и купил коробку пирожных. Придя в прокат, Максим всё оценил внимательным взглядом, разложил аккуратно, вымыл полы, стёр пыль.

Вскоре появился Аким – рот до ушей, глаза смеются, в руках цветы.

– А свадьбу ты всё же зажал, дядя Максим! – памятуя о том, что обещал общаться на «ты», шутливо упрекнул он Картузова.

– Я сам про неё позже тебя узнал! Это всё Наташа организовала.

– Да, некоторым повезло – такая девчонка раз в жизни бывает, да и то у одного на миллион. Умница она и правильная до ногтей. Кстати, на тебя похожа, только деловая и активная, как три фокстерьера сразу. Не боишься, Максим Андреевич? Она ведь тебе спуску не даст, на печке греться не получится… Знаешь, когда она приходила в прокат, я смотрел на неё, как на инопланетянку – девушку из другого мира: красивая, словно на картинке, одета дорого, украшения, манеры – держит на дистанции… Уходит и ещё час дорогими духами пахнет… А познакомились – оказалась своим парнем. Я очень рад за тебя, Максим, очень! Вот, Наташе передашь, ладно?

– Сам и передашь! – раздался знакомый голос под звон колокольчика. В дверях стояла Наташа, подсвеченная солнцем, в облегающих чёрных джинсах, кроссовках и белой курточке, по которой разметались золотые волосы.

– Привет, невеста, – Аким протянул цветы, продолжая ухмыляться. – Поздравляю! А хорошенькая до чего – глаз не оторвать!

– Вот, Максим, учись у напарника делать дамам комплименты, – Наташа подошла к Акиму и поцеловала в щёку. – Спасибо, Кима, ты так выручил. Ты хороший!

– Да ради бога! Обращайтесь на неделе! – Аким смутился, скрываясь за шуткой.

– Вы уже сменились?

– Пятнадцать минут, – отвечал Максим. – Делай пока чай, а мы посчитаемся.

– Вот, Кимка, все мужчины во все времена одинаковы, как в том мультфильме: вначале – «Я подарю тебе утреннюю звезду», а потом всю жизнь сковородку чистить, – шутила Наташа, готовя чай.

– Все невесты тоже ласковые обаяшки, – парировал Аким. – Откуда только злые кобры берутся?

– Всё зло от вас и клевета от вас! Злословием вы женщин окружили, а про дела мужчин… ни-ни, ни слова!.. – что скажешь, юрист?

– Сдаюсь на милость прокурора! – Аким поднял руки. – Тебя не переспоришь, такой нужно было в адвокатуру идти.

– Никогда, – посерьёзнев вдруг, ответила Наташа. – Не могу я всех защищать: невиновных, виновных,.. не моё.