Решимость: почти святой Брайан

– Я против казни эскортесс, – проговорил Брайан. Все разом обернулись к нему, да так посмотрели, что другому на его месте сделалось бы неловко. – Если она и вправду держит в себе демонов? Обряд изгнания не повредит. Ну а всего остального можно добиться постом и молитвой.

– Старик Даймонд сейчас рехнётся, – негромко сказал Джереми, чуть склонившись к плечу Энтони. – Дядя Брайан в своей стихии.

– Да уж. Мы тут о чокнутых шлюхах, а он – о демонах.

– Я настаиваю, – твёрдо сказал Брайан. Даймонд перестал пялить глаза, залпом выпил остатки эйерна, и, положив подбородок на скрюченные пальцы, демонстративно повернулся к Брайану.

– Милый мой, а что если красавица тебя соблазнит?

– Это не представляется реальным.

– А если сбежит?

– Обряды можно и в тюрьме проводить.

– А если покусает, убьёт?

– Роджер справился, а это значит, что и я справлюсь.

– Ну а вдруг всё будет бесполезно?

– Верну в ваше распоряжение.

Даймонд смотрел с насмешкой. На его лице проступило отчётливое «нет».

Роджер прокашлялся и подошёл к брату. По своей старой привычке навалился на плечо близнеца и мягко, вкрадчиво, объяснил возможную позицию Даймонда:

– Чтобы узнать, что всё идёт как надо, нужно прождать уйму времени. Казнь эскортесс, если её вообще совершать, будет иметь эффект именно сейчас. Потом казнить Моргану Аргиад будет не полезно. Не полезно – запомни это.

– А я вообще против казни, что сейчас, что потом. Запомни это, – передразнивая, отвечал Брайан.

– Ты вообще кто? – задал риторический вопрос Даймонд, лениво вставая. – Монашек, тебя никто и не спрашивал. Твой отец, принимая окончательное решение, как-нибудь обойдётся без учёта мнения какого-то там… духовника!

– Что думает Джулиан? – спросил Энтони, обернувшись к старшему брату.

– Я согласен с Роджером, – глубоким голосом говорил Джулиан. Главнокомандующий поднебесными никогда не звал маркиза Кардифа отцом. И последнему, в свою очередь, был безразличен этот факт. – Имеет смысл казнить её сейчас. Брайан, смирись, она же эскортесс. Котёл с кислотой – всё, чего она заслуживает.

– Нет, – покачал головой кардинал. – Моя совесть будет нечиста, если я дам этой женщине погибнуть.

– Кому какое дело до твоей совести?! – воскликнул Даймонд.

Герцог Сильвертон тоже подался вперёд:

– Тебя совесть не мучила, когда ты сидел в монастыре и молился за нас, вместо того, чтобы быть там, где мрут крылатые и прикрывать хоть немного?!

Роджер застонал, предвидя обмен репликами, которые слышал уже пять сотен раз.

Брайан немного повысил голос:

– Вы можете объявить им, что в качестве акции устрашения ослепили княжну. Чем не показательная казнь?

– Нельзя, – покачал головой Даймонд и, потоптавшись немного, сел. – Это резко снизит цену самой княжны.

– Стало быть, ослепление – твоя ошибка, – быстро сказал Энтони. – Вообще, что за практика такая?! Перевёртыши и без глаз способны удирать. Толку…

– Дайте хоть посмотреть на неё, – продолжал говорить Брайан. – Я слышал, эскорты подобны диким животным. Не может такого быть, что в каждом из них сидит демон, но по молитве Единый может дать облегчение её душе, если не исцеление, – он немного помолчал и заявил: – Я сразу же признаюсь, если надежды спасти женщину не будет.

– Ты не до конца искренен, – увидел герцог.

– Если я буду увиливать, Роджер почувствует это. Пусть присутствует при моих встречах с эскортесс.

– Нет-нет… – начал было Сильвертон, но тут диван вдруг взлетел в воздух, врезался в стену рядом с окном, выбил ножкой стекло, а с пола в это время поднялся Сапфир.

– Слушайте Брайана, я сказал! – хрипло заорал родоначальник. – Вы, крылатые, забыли, что вы лучшее творение Господа! Вы, крылатые, забыли о своём предназначении!..

Он замолчал, опустил голову, ссутулился и побрёл к выходу, ворча что-то о том, что он согласен бросить пить почти навсегда, если Брайану дадут Моргану Аргиад.

Сильверстоуны позволили Сапфиру уйти без своих комментариев. Даймонд, как и все, проводил своего отца взглядом, после чего пожал плечами и сказал:

– Раз так сказал ясновидящий, по какой бы причине он так не говорил, значит, Брайан добьётся своего.

Ричард Сильвертон молча смотрел на Даймонда и уловил тот момент, когда пробуждённый древнейший спрятал нижнюю часть лица в ладони и совсем тихо, сам себе, проговорил:

– А может это потому, что Моргана Аргиад – внучка той Игрейны. Право, лицемер.

После чего Даймонд закрыл глаза и явно стал засыпать, клонясь к спинке своего кресла.

Герцог, шумно выдохнув, поднялся:

– Хорошо, иду составлять пакет с предложениями для северян. Джулиан, идём в кабинет.

Энтони и Джереми покосились на Роджера, одного из худших отцов всех времён, как они считали, переглянулись и, тихонько, за его спиной, вышли.

В гостиной остались только близнецы и Даймонд. Роджер плюхнулся на место герцога. Брайан присел на место Джулиана. Оба наблюдали за тем, как красивенький сынок родоначальника постепенно заваливается вбок, к подлокотнику. Когда голова Даймонда неудобно свесилась, и крылатый всё же не проснулся, близнецы переглянулись.

– Итак? Где она? – спросил Брайан, вздохнув.

– В тюрьме, в Синеренесси. Её и строили для эскортов. Голые стены по шагу в толщину и… всё.

– Это же… поспешим. – Брайан скорым шагом двинулся к дверям. Но Роджер не шевельнулся.

– Сейчас?

– Хотелось бы как можно быстрее вытащить её оттуда. Даже в скале у отшельника в Арнс, женщине, любой, было бы наверняка уютнее, чем в каменной клети.

– Ничего с ней там не случиться, – махнул рукой Роджер. – Ты слишком добр.

– Что мешает тебе быть добрым?

– Странный вопрос. Рэй, умирая, сказал Сен-Монфору, что его ранила красивейшая из женщин.

Брайан замер. Для него всё сложилось.

– Так вот почему и Джулиан, и отец, и ты, так хотите её смерти? Из-за того, что она в честном бою ранила, не смертельно, нашего, извини, глуповатого младшего брата, а он всё равно, истекая кровью, бросился снова в атаку? Он умер из-за собственной… глупости, да, другого слова не подобрать.

– Ну, если ты глупостью называешь доблесть, то я рад, что ты монах. От таких, как ты, армию спасать надо было бы.

– Доблесть-то доблестью, но головой всё ж надо пользоваться и трезво оценивать ситуацию. Согласись, Рэй был очень молод и полон предрассудков.

– Ты всё равно ничего не смыслишь, – поморщился Роджер. Он выглядел взволнованным и расстроенным. – Мне даже кажется, что объяснять тебе бесполезно… И не думай больше высказывать своё мнение о военных действиях в присутствии ветеранов! Нет, вообще в присутствии мужчин, настоящих мужчин!

Ненадолго стало очень тихо.

– Разбирайся с этой шлюхой сам, – продолжил Роджер. – Знаешь, желаю тебе удачи.

Роджер встал и вышел.

Брайан подумал и прокричал в открытую дверь:

– Разыграл обиженного, чтобы только не ехать в Синеренесси? Навестишь ближайший дом свиданий вместо дела – тебя и вычислять не нужно!

В ответ послышался короткий смешок. Значит, Брайан угадал.

Даймонд очнулся и побрёл к себе в спальню.

Глава 2. Моргана Аргиад

Крепость-тюрьма в Синеренесси оказалась именно тем, о чём подумал Брайан: толстые стены, никаких окон, двойные и тройные двери, сложная система запоров, охрана на каждом шагу. Дверь в камеру эскортесс перегораживал огромный ящик с железным ломом. Брайан не мог оторвать глаз от него. Он уже некоторое время расспрашивал стоящего рядом фита Шана, вполне дружелюбного начальника тюрьмы:

– А что она ест?

– Да всё подряд. Что даём, то и ест. Сначала морили голодом, чтобы ослабла, но она и спустя три недели умудрилась дверь сорвать, так что…

– Теперь, значит, кормите?

– Да. Три дня назад пришло письмо от Сапфира Сильверстоуна с просьбой кормить иногда.

– Это странно, господин комендант.

– Вы не знали?

– Да, не знал. Некоторое несовпадение по времени налицо, но на то он и ясновидящий, чтобы наперёд всё знать. Так ведь? – улыбнулся Брайан.

Шан с некоторой неловкостью ответил на улыбку.

– Жаль, что не кормили, – покачал головой Брайан. – Теперь она наверняка ещё больше нас ненавидит.

– Да уж, ненависть – это подходящее слово. Однако это маркиз Кардиф распорядился о том, чтобы ей давали только воду.

– Лично? Мой брат лично сказал вам об этом?

– Совершенно верно.

– Ох, я не ожидал от него такого. Либо я плохо знаю его, либо она настоящий зверь.

– Второе. Без сомнения, – Шан так протянул слова, что Брайан не мог не вглядеться в лицо тюремного начальника.

– Этот ящик перед дверью… – нерешительно начал крылатый, но фит всё понял и поторопился объяснить:

– Он для спокойствия охранников. Заложница двум ребятам разорвала руки, а одному живот распорола, когда вырывалась.

– Убила?

– Нет-нет. Про остальных речей можно не заводить – у тех всё быстро восстановилось.

– А оружие… откуда достала?

– У неё нет оружия. У неё зубы… острые и длинные… – Шан мучительно сглотнул, – становятся, когда она голодна.

– Так, а есть ли какой-нибудь способ её обездвижить, пока я буду читать? – Брайан поднял выше сборник Священных Текстов, который до сих пор держал в руке.

– Она за шею прикована. Мы с другой стороны от стены подтягиваем цепь, чтобы ограничить её в движении. Это тоже указание его светлости.

– Тогда подтягивайте.

Шан удалился, а через тридцать вторую долю свечи пришли двое охранников, отодвинули ящик с ломом и стали, нервно прислушиваясь и замирая, отпирать замки и засовы.

Брайан вошёл в камеру. Маленькая, тёмная и холодная, с мокрыми стенами, камера действительно ничего не имела в себе. Разве что в углу зияло небольшое круглое отверстие. Пленница, как и обещал комендант крепости, оказалась притянута за шею к противоположной от входа стене. Женщина куталась в грязный, рваный плащ, если это был он, забрызганный кровью всех видов существ. Гамма оттенков, от шоколадного до голубого, говорила о больших жертвах среди крылатых.

По всей планете распространилась слава Морганы Аргиад как самой красивой женщины всех времён. Она должна была бы как Даймонд Лайт поразить своей внешностью, но этого не произошло. Она вовсе не показалась Брайану красивой. Ничуть. Единственная общность, которая нашлась у этой женщины с Даймондом Лайтом, состояла в том, что в той стороне, в которой находилась эскортесс, стена, пол, даже воздух казались светлее, чем должны были быть.

Общее состояние северянки было неважным. Она выглядела вялой, смотрела чуть затуманенными, пустыми и мутными, водянистыми глазами.

Аргиад осталась стоять на месте неподвижно. Осмотрев его, широко и зло улыбнулась. У Брайана мурашки поползли по плечам. В её глазах появились бешенство и жажда убийства. Она схватилась за свой ошейник, попыталась его сорвать с рычанием, затем повернулась спиной и начала что-то делать с цепью. Брайану показалось, что сейчас она вырвется и набросится на него – столько алчной кровожадности он увидел в этой женщине.

Скорее раскрыл Священные Тексты и стал читать.

Эскортесс начала рваться не сразу. Она поняла, что в ближайшее время ей не удастся разогнуть одно из звеньев цепи – они были слишком велики. Она заревела как животное, хрипло захохотала, потом что-то кричала ему. Брайан не слушал совершенно. Он вздрагивал и продолжал читать. Постепенно к нему пришла уверенность в том, что она не вырвется, тогда и стало спокойнее. Теперь он стал озвучивать слово за словом, вдумываясь в смысл того, о чём было написано.

«Приди и вселись в нас… освяти и исцели…»

Начал посматривать на эскортесс. Видя, как она бездумно мечется, он проникся жалостью и действительно, всем сердцем, пожелал ей очищения, вразумления, исцеления от жуткого недуга.

Когда устал, когда душевные силы иссякли, просто молча ушёл.

Вернулся на следующий день. Всё повторилось так же. В этот раз, посматривая на неё во время отчитки, он случайно заглянул в её усталые глаза. Она всю ночь пыталась освободиться, как ему сказали. Но если бы он увидел кроме усталости хоть что-то естественное… Нет же, по глазам видно было, что единственное её желание – сделать с ним ужасное. Его это впечатлило.

Некоторое время одними лишь глазами и губами читал Тексты. Но даже голоса не вкладывал, так хотелось ему спросить у неё, есть ли хоть кто-то на Клервинде, кого она, эта страшная женщина, ценит и любит, к чьей персоне относится аккуратно и ласково. Осознал, что читает машинально и захлопнул книгу. Закрыл глаза, опёрся спиной о стену, откинул голову. Он давно не чувствовал за собой такой слабости.

Некоторое время просто отдыхал. Эскортесс однообразно, на низкой ноте, рычала.

– Знаешь, – заговорил он медленно, обратив взгляд не к женщине, а в угол, – ты поселила во мне сомнение.

– Что ты несёшь? – крикнула она.

– Сомнение, говорю. Меня называют «почти святой Брайан» потому ещё, что со дня на день чего-то ждут от меня, ждут что-то такое, что позволит назвать меня действительно святым. Но как мне стать святым, когда я сомневаюсь?

Женщина, на удивление, слушала. Понимания в её глазах Брайан не видел абсолютно никакого. Похоже, просто затихла, и потому, что ей потребовалось время, чтобы осмыслить его слова, либо была воспитана в крайнем уважении к чужой речи, что пришло ему на ум, как маловероятная, но, возможность. Он продолжал разговаривать с ней, одновременно рассуждая вслух, к чему никогда раньше не имел привычки:

– Нет, если ты спросишь, то это не то Сомнение, когда сомневаются в Боге или в его Воле. Я начал сомневаться в некоторых Канонах. Ведь когда-то мы, крылатые, считали себя единственными разумными созданиями Бога. Мы называли себя Людьми. А теперь есть не крылатые люди, фитотипичные люди, люди-перевёртыши. Теперь мы зовём себя просто крылатыми, уступив слабому виду право зваться так, как они звались прежде. И, несмотря на то, что они, нынешние люди, а так же фиты и перевёртыши очень далеки от нас (кто-то даже молится своим богам), нельзя подвергнуть сомнению тот факт, что душа у них есть.

Брайан перевёл дыхание.

– И вот – ты. Есть очевидная причина тому, что я сомневаюсь в том, есть ли душа у тебя. Ты не знаешь веры, вся жизнь твоя – грехи. Ведёшь себя, как дикий зверь. Убивала без жалости, без уважения к смерти издевалась над трупами… От моего младшего брата, говорят, остались только… – Брайан представил воочию то, что собирался сказать и его слегка замутило.

– Не понимаю, – спокойно отметила эскортесс. В её спокойствии было столько холода, что ему вспомнилось, что женщина вращалась в самых, что ни на есть, высочайших кругах севера. Маркиза, значит, ровня по титулу. Как это сливки северного общества терпели эту безумную? Впрочем, красивейшая наверняка вела себя удовлетворительно, если получала всё желаемое. А она получала всё. Почему бы не получить все блага в обмен на услуги интимного характера, тем более, что завсегдатаями её постели были цари?

– Не понимаю, – равнодушно повторила эскортесс.

– Я вижу это, – кивнул Брайан. – Сейчас попытаюсь частично объяснить. Хотя то, в чём ты не можешь понять и мелочи – сложнейшая наука. Так любит говорить кардинал Иеджессо. Я говорю тебе всё это, потому что ещё есть надежда…

– Иеджессо?

– Эскорты, насколько я знаю, на три четверти человеческого рода. А люди, до пришествия на Клервинд первых крылатых с Аконита, жили крайне скудное количество лет. То есть, каким бы грехом они не калечили свои души, люди умирали раньше, чем окончательно погибали их души. Были и исключения. Да и сейчас есть, уверен в этом. Человек, изнасиловавший и убивший две сотни детей своего вида ещё до сорока лет… разве имеет душу к моменту смерти? Нет. Потому я начал сомневаться, а не бесполезно ли то, что я делаю? Ведь если ты так же творила, без ограничений, зло, а тебе лет двести, то…

– Мне примерно семьдесят.

– О. Так ты не старшая из эскортов?

– Были старше меня, но их казнили.

– Кто?

– Отец. Дракон Ксенион.

– За что?

– За убийство Игрейны Третьей, за растление подростков, за поедание человеческих детей…

– Стой-стой! – Брайан выставил вперёд руку. – Ты… делала подобное?

– Я должна убивать только крылатых и фитов.

– Но… делала?

– Нет, не слишком хотелось.

– А если бы сильно хотелось, то ты бы сделала это?

– Я всегда делаю то, что сильно хочется. А ты разве нет?

– Да, если это доброе дело. Добру нельзя противиться. Обычно. Опять же есть исключения…

– …Что-то много исключений.

– Не цепляйся к словам, женщина. Так вот, я подумал, твоя душа уже мертва и то, что я делаю, бесполезно.

– А что ты делаешь вообще?

– Я возношу молитву Единому в надежде на очищение не только твоей души, но и разума.

– А что с ними не так?

– Они больны, они двигают твоё тело на совершение зла. Не так задумано Единым, – Брайан покачал головой.

– Зачем тебе это?

– Зачем? Если Бог очистит тебя, то ты не убьёшь другого моего брата и не причинишь мне боли.

– Я всё равно убью его. Он пленил меня.

– Ты должна простить ему это.

– Нет, не должна. Это война: весь смысл и есть в убийстве врагов.

– Вовсе нет, насколько я могу судить, весь смысл в точном исполнении приказов военачальников. Есть же в истории войны вовсе без кровопролитий.

– Нет! Нет.

– Есть, женщина, есть. Историю читать пробовала? Нет, ты хоть читать-то умеешь?

– Да.

– Я напишу тебе на стене краткую молитву – будешь читать её каждый день и исцелишься.

– Зачем мне это? Чтоб… я не понимаю. Не понимаю смысла… Зачем всё это?

– Я же говорил: чтобы ты исцелилась.

– Я больна?

– Да, я говорил об этом уже.

– А чем я больна?

– Я и об этом уже говорил. У тебя плохая память?

– Ты… не можешь ли просто… сдохнуть?

Брайан опешил, но затем сам подумал, что нечему тут удивляться и ответил:

– Я бы рад, поверь. После смерти, меня-то, ждёт действительно лучшее существование. Господь примет меня в свои объятия – блаженство. Но причинять боль своим близким я не намерен. Пусть это делает Господь – наш Отец, Создатель и Хозяин.

– Заткнись и уходи тогда. Я всё равно не понимаю, о какой боли ты толкуешь и ни слова о твоём «Господе»…

– Разве тебе не было больно, когда умерла Игрейна Третья? Она же была твоей кузиной, нет?

– Я знала её. Это я должна была охранять её. И мне не было больно. Эскорты не чувствуют боли.

– Про то, что вы не чувствуете физической боли я слышал. А душевной? Что, тоже нет?

– Душа, душа… уходи.

– Я ещё не решил ничего.

И Брайан снова открыл книгу.

В следующий раз он пришёл с новостями. Но:

– Опять будешь болтать – загрызу, – сказала ему женщина, пока за ним закрывалась дверь.

– Тогда ты обо всём узнаешь самая последняя.

– Так тому и быть, – пожала плечами эскортесс.

– Отлично, тогда я буду молиться вместо тебя.

И раскрыл молитвенник.

Несколько дней он беспрерывно, по многу свечей, молился за её душу. Сомнение никуда не ушло. Как только он начинал думать, что эскортесс отличается от животного, она снова начинала орать и выть или смотрела таким пустым взглядом, что хотелось всё бросить и покинуть это место навсегда. Её взгляд действительно чаще всего был бездушным и ничего не выражающим. Именно этот взгляд и не давал ему избавиться от ощущения, что у этой женщины нет души, разум же склонялся к тому, что душа обязана быть. Оценивая свои метания будто со стороны, Брайан критиковал себя нещадно, и, внимая голосу совести, продолжал делать то, что должен – молиться.

Что касается её личности, то Роджер был прав только в одном – она не показывала развитого интеллекта. Память её удерживала далеко не всё. Она вовсе не вела себя как соблазнительница, не вела себя и резко неадекватно ситуации. Сознание её было слегка смазано, будто бы она всё время находилась в состоянии опьянения или в сильной болезни. Но так только казалось, потому что она всегда понимала, где находится и что происходит. Это состояние, с точки зрения Брайана, не объяснялось ни голодом, ни какой-либо хворью. Временами женщина прилагала все силы, чтобы вырваться, а затем целыми днями прибывала в полной апатии. Длительность активного и пассивного периодов была неравна, и переход иной раз случался очень резко.

В один такой день Брайан как всегда читал Священные Тексты, сидя на холодном полу возле двери, а ей достаточно отпустили цепь, чтобы она могла лежать подле своей стены – противоположной. Это был, казалось, один из тех дней, когда она только и делает, что дремлет и постанывает. Закончив с молитвами и чтениями, Брайан встал. Но за вздох до того, как он крикнул, чтобы отпирали, он, неловко пошатнувшись, оказался прямо в зубах эскортесс – она так быстро метнулась в его сторону, что он едва увидел это. Она прыгнула головой вперёд и достала до его груди зубами. Ей попался крест, так что она вцепилась в руку и прокусила ладонь насквозь.

Шок помешал крылатому сразу среагировать на нападение. Тем временем женщина уже рванула его на пол и подтащила ближе к себе. Она рвала его плоть зубами и мужчина сквозь боль, ужас и отвращение понял, что как только зубы эскортесс приблизятся к его шее – он мёртв. Брайан ощущал себя парализованным, так что единственным решением было – воплотить меч. Нужна всего лишь мысль о клинке, и он тут же появляется в руке. Хватило одного точного и сильного замаха, чтобы вонзить меч в женщину. Меч вошёл в её тело возле ключицы с шипением и хрустом и превратил все внутренности в месиво, когда повернулся в ране. Кончик клинка должен был оказаться где-то в её бедре. Моргана Аргиад затихла. Брайан отшвырнул её от себя и откатился к стене. Меч призвал обратно прямо из её тела и убрал оружие, отпустил, расформировал из предмета в бесплотное магическое свечение воздуха. Тени потеряли свою контрастную черноту, свет перестал быть таким тусклым.

Некоторое время оба лежали молча. Тело эскортесс восстанавливалось, пока его хозяйка не приходила в сознание, и уже была почти цела, когда задышала и открыла глаза – вот уж кому никогда не требуется никакого лечения в принципе. Крылатый ещё долго сидел и исцелялся, привалившись к стене и подобрав ноги.

– Я понял две вещи, женщина. Первая – моя молитва в твоём случае особой силы не имеет. Второе – я зря тебе не рассказал о самом главном. Теперь я расскажу и посмотрю, как ты будешь вести себя дальше.

Моргана Аргиад всё ещё молчала, но теперь она открыла глаза.

– Вот уже три периода между Севером и Югом – перемирие, – сказал Брайан и замолчал, внимательно глядя на эскортесс. Она посмотрела на него без выражения, но постепенно начала хмуриться. Молчание длилось так долго, что Брайан почти полностью привёл себя в порядок. Остались только рваные дыры на монашеском облачении ордена, которое он носил в непраздничные дни и голубоватый блеск его перламутровой крови на всех поверхностях вокруг. Да, так. В целом всё в порядке, если не обращать внимания на тот маленький, поблескивающий серебром кусочек, похожий на часть одной из его внутренностей. Неужели… печень?

– Как будто от этого я меньше должна хотеть тебя убить, – сказала-таки она после длительного молчания.

Брайан серьёзно отнёсся к её ответу, но вдруг улыбнулся и как бы зааплодировал:

– Отлично! Отлично! Просто удивительно слаженная логическая цепочка!.. Ты делаешь успехи!..

Моргана захлопала глазами, помолчала и чуть улыбнувшись, ответила:

– На самом деле я очень умная. Однажды я перехитрю тебя.

– Честно говоря, я надеялся, что мы подружимся. И, кстати, я никогда не хитрил с тобой. Мой брат – наверняка. Но не я.

– Тогда отвечай: когда меня хотят казнить?

– Пока что казни не будет. Если твои товарищи, хозяева, родственники сделают что-то вразрез с протоколом ведения мира, то – да, тебя казнят, и я уже не стану никого отговаривать.

– Ты так сказал, будто отговаривал раньше.

– Да, так и было.

– А что изменилось?

Он поднял левую руку, чтобы она полюбовалась на свисающие от локтя лоскуты, когда-то бывшие рукавом его рясы.

– Ты испортила моё повседневное облачение. А я неловок в шитье.

Молчание.

– Разве у тебя нет того, кому можно это поручить? Я о тебе знаю – ты же маркиз и кардинал…

– Полно народу. Однако все ждут от меня, что я восприму это как маленькое испытание и с честью пройду его самостоятельно. А мне зубами скрипеть хочется, когда я об этом думаю.

Моргана Аргиад села и задумалась, да так надолго, что Брайан уже прочитал дневную норму молитв к тому моменту, как она вскочила.

– Давай подружимся, – неожиданно сказала Моргана Аргиад.

Брайан еле сдержал взрыв конеподобного ржания. Хотелось бы, чтобы женщина озвучила ход своих мыслей. В противном случае он таки рассмеётся ей в лицо.

– Зачем? – спросил он, не в силах сдерживать улыбку.