Идеальное зрелище, или… «Кругосветка этрусков». Книга 1

Мешала продвижению напитка только недобросовестность конкурентов. Сложный состав всегда можно опорочить простой выдумкой, рассчитанной на больную фантазию людей, привыкших чуть додумывать к услышанному. Только ли это мешало? Об этом его предупреждали: «Делать надо проще!» Он отдавал себе полный отчет во всех непреодолимых с увеличением сложности напитка обстоятельствах: «Да, но есть еще фактор времени…»

Его размышления у заметенного снегом окна прервал звонок телефона. Трубка была рядом на столе, нажал зеленую кнопку, раз, два и только после третьего нажатия услышал:

– Сережа, к тебе сегодня приходили. Я их провела сама и за всем проследила.

– Я заметил, ты такая чистюля, Рая.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказал, а подумал. – О чем я думал?.. Напитки… Что мне мешало?

Игра, найденная им, была проста, а алгоритм, случайно обнаруженный в процессе развития дела, давал хорошую прибыль и уверенность в развитии за счет краткосрочных вложений, – такие деньги уже появились в банке.

Хотелось большего – войти в мир искусства. С искусством дело обстояло гораздо сложнее. Нужно было осмотреться, увидеть свое в этом монолите из маленьких мирков тысяч людей. Мир вечных ценностей был не подвержен экономическим диверсиям (чем и привлекал). Современная экономика, хоть и заносчива, но только лишь подстраивает свои шкалы временных ценностей к основным тонам, задаваемым ценностями вечными. А последними ведают больше Боги, чем люди, если не считать опустошительных войн. В большей части планеты был мир и рассчитывать на войны и пересмотр основных категорий в вечном было совсем ни к чему.

Пора было ложиться спать. Сергей подошел к столу, взял недавно исписанный листок, прочитал и исправил «…воды…» на «…любви…». Еще раз прочитал:

«Как ты вставала, как ты шла…Как бился крестик у ключицы…И как хотелось мне напитьсяЛюбви из этого ключа».

Довольный он пошел чистить зубы.

Глава 3. Земля

Встал рано. Над Москвой легкая дымка. «Рассеется ли?» – подумал, глядя в окно. Не то чтобы лондонский смог висел над городом, но что-то похожее на туман над Владивостоком. Сергей вспомнил туман над Светланской, ползущие на город рваные в клочья облака, похожие на оборванцев из черно-белых фильмов, смеющихся над городом. Он и сам был готов смеяться над собой, своей беспечностью, когда возвращался с раскаленного солнцем пляжа в надвигающийся ледяной туман со стороны Уссурийского залива. Владивосток располагался между двух заливов и был границей холодного и теплого течений, отсюда и туманы. А здесь что? Равнина… Москва…

С. – управляющая банком ждала его уже у входа в банк. «Очень легко одета – только что вышла», – подумал он. Остановился и услышал радостное:

– При-вет! Я сяду досыпать сзади… Больше никого не будет?

– Никого. Спи. Я тебе шубу уже положил.

Из всех дорог, идущих из Москвы, Ленинградское шоссе было ему наиболее знакомо, так как приходилось ездить по делам банка на Север. Здесь сосредоточились почти все его связи, дававшие хоть какой-то эффект, здесь и немногие – на Востоке. День предстоял напряженный: сегодня им нужно было встретиться с вице-губернатором в одном из городов на Севере и успеть к вечеру обратно в Москву.

За Зеленоградом туман уже совсем рассеялся. Снег – небесная твердь – лежал по иронии судьбы на земле и поблескивал на солнышке. Чистый, как и положено всему, что падает с неба, он вызывал неподдельный восторг. Огромные поля чистого снега еще не слепили и позволяли любоваться округой без очков. В небольшой деревеньке обогнали лошадку с возком. Вспомнил «птицу – тройку» Гоголя, образ России, и прибавил газ.

Машина шла ровно по автостраде, расчищенной за ночь. Повороты в сторону после прохождения очистительных машин были засыпаны снегом, и в деревнях, и в небольших поселках. Помех движению почти не было. На деревьях снег был настолько обилен и красив, что хотелось остановиться где-нибудь возле трассы и побродить по лесу, но это было практически невозможно из-за больших отвалов. «Радуйся и этому, – говорил он себе, – когда еще выберешься сюда, в леса, в поля – просторы».

Вдоль дороги иногда поблескивали купола церквей, похожие на репу. «Сидят сейчас занесенные снегом старички в домишках и распаривают сладкую репу в русских печах и спешить им никуда не надо, если впрок корешки заготовили. Не то что зри в корень, а наслаждайся теплом и корнями. Наешься, налюбуешься – можно и в церковь сходить помолиться, батюшке корешок отнести – в вере укрепить перед постом. А тут, несешься… Куда? Зачем?» – думал он, снижая скорость.

Он вспоминал свои проекты: Вроде и грандиозны, но все же мелки по сравнению с этой вечной деревенской репой. Будут новые дороги, поезда, новые скорости жизни, а вот деревенек станет меньше, деревянных заснеженных куполов – меньше. Золотых куполов в Москве и Санкт-Петербурге прибавится, но они ли определяют вечные ценности на нашей земле? Не репа ли и топорная работа деревенская».

Вспомнил картины Венецианова: «Где-то в этих местах жил и писал крестьянок в выцветших платьях. Вы цвет…» Внезапно на дороге откуда-то взялась собака, большая, как волк, и бежала впереди не давая объехать. Он еще снизил скорость и ждал, когда разъедутся все встречные машины. Обогнал собаку, да та еще и залаяла! Бросилась на колесо и резво отскочила, как будто и не неслась несколько минут, как угорелая. «Голодная, наверное, – подумал, но бросить ей было нечего, – рубли есть не будет». А еду в дорогу у нас уже и брать не принято, хотя вера позволяет и в пост, – берем в дорогу только деньги и воду. Вода в машине была всегда.

Другие скорости жизни… Церковь и сама к ним приспосабливается. Батюшки уже не сидят и свою репу не чешут, а на машинах по приходу разъезжают, хотя и говорить стараются на старославянском.

Эту особенность преемственности языка он подспудно использовал в развитии своих идей и проектов. Хотелось развивать то, что задумал, на землях, где еще были старые славянские корни. Тогда вроде и дело должно быть благословлено. Религия этот язык не отбрасывает неспроста, тяга к корням языка сильнее тяги к плодам земным. Эти корни искушают не только голодных, но и сытых.

Зазвонил телефон, прервав полудрему дорожных размышлений, – звонил отец.

– Как ты слышишь?

– Да хорошо, пап.

– Я тебя звал на рыбалку, на завтра.

– Пап, не смогу…

– А у нас тут щука снова хорошо начала брать.

– Пап, ты бы на моих щук посмотрел… Приезжай, я тебя познакомлю!

– Стар уж я стал для новых знакомств, мне свои щучки родней.

– Через недельку приеду, не растает?

– Не растает, жду… Приезжай!

Дорога впереди была пуста, и начал думать о встрече с вице-губернатором. Недалеко от дороги из леса вышли лоси. Очень крупные они смешно выпрыгивали из глубокого снега и снова проваливались. Вспомнил о том, как в институте под Москвой в такую же снежную зиму они, сотрудники, заготавливали березовые веники для подкормки лосей.

Вспомнил, как с грузовиков разбрасывали веники, подвешивали к деревьям над сугробами, как тощие лоси выходили из леса и объедали висящие веники. Эти лоси не такие тощие – снегопады только начались к концу зимы. Сколько есть немудреных дел, которыми их занимали когда-то. Сейчас уже заниматься всем этим, наверное, некому.

* * *

До Шарахандинской протоки оставалось пройти с полкилометра. В этом месте близко от берега не пройдешь – паромная переправа. Возле «паромки», как ее называли, маневрировал огромный серый паром. На нем стояли маленькие, словно, игрушечные вагончики. И лодка их казалась игрушечной среди волн. Ветер дул против течения и волны были страшно задиристы – били в нос, брызги залетали в лодку.

– Черпай, черпай воду, – кричал отец, вцепившись в руль.

Руль могло и вырвать – очень крутые волны.

– Как же мы повернем в протоку? Волны нас забьют, – кричал Сергей.

– Не повернем… Пока. А ты, Сережа черпай, черпай.

Мотор работал не ритмично, с надрывом. Вода была мрачно-серой. Внутри тела все замирало при накате и обваливалось, потом отходило… И вновь…

– Да воды почти нет уже, пап.

– Черпай, черпай!

Отец показывал, где еще была вода. И тут подливало порывом ветра. Сергей черпал большим совком, выливал за борт и черпал снова. Амур все еще бурлил.

– Скоро выйдем с большого течения, волны станут меньше. Черпай, – слышал он сквозь рев мотора.

Четверть часа драки с волнами заканчивались. Большое русло оставалось в стороне. Впереди коса и вход в Шараханду. Страх прошел. Старая лодка со стационарным мотором посредине выдержала это испытание. Сергей не любил волны на Амуре, крутые серые, – от них веяло чем-то мрачным, может, это из-за лодки, она была для них маловата. Но выдержала. Он бросил совок, надел фуражку и полез на нос. Лежать на носу и смотреть вперед на тихую наплывающую воду он любил.

* * *

Привычно продумывая в дороге ключевые фразы разговора, Сергей поймал себя на том, что рифмует их и как бы готовит партнера продолжить диалог в рифму. «Но нужно ли это в данном, считай решенном изначально, деле?» – дорога заставляла спорить и спорить с самим собой.

Проект, в развитие которого на Западе он решился войти, был его старой идеей, частично реализованной через ряд партнеров из ключевых областей и некоторые предприятия вагоностроения. Проект был идейно прост – строительство монорельсовой скоростной дороги Москва – Рим.

Сил одной Москвы в современной России было уже мало для реализации такого проекта, и он поставил на треугольник: Москва – Санкт-Петербург – Минск. Дальнейшее развитие проекта – в дороге на Братиславу и озеро Балатон, через старую столицу Польши – Краков, с присоединением ветки от Калининграда, казалось ему очень перспективным, в связи с развитием новой зоны экономического сотрудничества – Калининградской области. Южных партнеров планировали подключить к проекту, когда будет готов путь до озера Балатон.

Все, казалось, было за его проект. Сеть комфортных для пассажиров монорельсовых дорог не требовала развития дополнительных отраслей промышленности. Достаточно было модернизации существующих предприятий. Экологическая безопасность проекта была заранее выигрышной стороной, по сравнению с другими проектами развития наземной транспортной инфраструктуры. Рост цен на топливо делал проекты развития электротранспорта актуальными на ближайшие десятилетия. На Западе уже начинался бум в строительстве скоростных пассажирских железных дорог.

Сторонников у проекта было достаточно, чтобы заняться технической проработкой деталей. От губернатора области, по территории которой он уже ехал, нужна была финансовая поддержка проекта одного из поездов для магистрали (это был уже второй проект, а предполагалось три типа поездов для надежной эксплуатации дороги). Деньги небольшие, но в современном бюджетном строительстве деньги на проектные работы не предусматривались вообще. И искусству находить их могли научить только банки, заинтересованные в реализации больших проектов. Другого ничего современный мир придумать не смог, да и это не всегда срабатывало. Разруха давала себя знать везде. Частные деньги институт не принимал.

Инновационные компании числились только как спасательные круги для гибнущих проектных структур Союза. Средств у них не было, кроме тех, что получали за аренду помещений, если они оказывались собственниками их. Эти компании в принципе не были конкурентами банкам, или крупным предприятиям, работавшим успешно, но последних по данному направлению не нашлось даже в такой огромной стране с двухвековой традицией успешного железнодорожного строительства.

С. проснулась:

– Попить бы…

Он протянул бутылочку:

– Эта вода не холодная и без газа.

– Заботливый… Я вот тоже позаботилась, подготовила материалы для губернатора так, что твой друг их сможет использовать, как свой доклад по вопросу. Мои девочки все сделали по формам протокольного отдела администрации. Не представляю – чего нам может не хватить для решения?

– Земли, моя дорогая, в России всем не хватает только земли.

– Разговор про отвод земли они, как и все, будут откладывать до решения всех других вопросов. И в этом никто не поможет, да и лучше так. И для нас.

– Нужно проработать вариант с передачей земли от старого газопровода, через два года начнется его демонтаж.

– Тогда нужно входить в социальные проекты, подобрать участки для двух-трех небольших показательных поселков. Без красивой демонстрации переселение станет страшной волокитой. Газовикам придется переезжать и бросать поселки, их нужно выкупать для путейцев и обслуживать действующие и строящиеся дороги.

– Да! Тайно сделать не удастся, а вот социальная программа властям нужна к выборам, на это они даже и потратиться согласятся. Дома, хорошие дома, отремонтированные после газовиков, это не просто слова и бумаги. Я был в них… там действительно комфорт. И газопровод – Союз делал – прямой, как стрела… и рядом – пустота – то, что нам нужно.

Пропуска в здание администрации получили быстро. Также быстро переговорили с вице-губернатором. Деловой и по-офицерски подтянутый он одновременно решал самые разные дела с поразительной уверенностью в том, что все будет исполнено. Сколько у него этих дел? И что его раззадорило на административной работе, было совершенно не понятно, но в наше время такой задор мог вызвать только уважение. Звали его Игорь. Игорь, узнав, что все бумаги по его вопросу готовы, вызвал начальника отдела, представил ему вновь прибывших и они расстались.

С начальника отдела можно было писать портрет чиновника, годный для любой эпохи: высокие брови, умный взгляд и заботливость, заботливость в каждом жесте, в самой манере сидеть, держать руки и бумагу. Если бы не две-три лишние родинки над губой – инвертированная Джоконда, каким-то чудом перенесенная из шестнадцатого века в двадцать первый. «Да что его рассматривать, он нужен на три минуты – и пошли к другому», – мелькнула мысль у Сергея, но…

Бумаги начал начальник просматривать сам: смотрел первую и передавал всю пачку своим девушкам. Девушки бумаги быстро разбирали и собирали из пачки кучку. С. была в легком шоке от такого обращения с бумагами: ее бы девушки так не посмели. Но здесь, в этом мире, было все совсем по-другому – в этом мире умели командовать не людьми, а бумагами, и те были покорны и не топорщились, разложенные по кучкам. Вместо трех минут их бумаги просматривали минут пятнадцать.

Позвонил вице-губернатор, и ему отрапортовали, что не хватает двух бумаг, но их должны делать в отделе. Пообещали сделать к заседанию. Зачем – не понял никто. Важность добавки в бумажный коктейль оценить смогут только высшие начальники, если коктейль понравится – будет премия или повышение. Сергей посмотрел на С.: «Не развратят ли ее здесь?.. но она похоже думала о чем-то конкретном, высший пилотаж начнет понимать еще не скоро – не наработалась». Распрощались и все довольные разошлись.

Времени идти куда-то не было. Перекусили в машине и к вечеру были в Москве. Дома перед сном открыл томик Пушкина и начал читать «К Наталье» в полудреме. Дочитал до строк:

«…Зевнул опять, и… чуть-чуть не заснул.Однако ж нет! Панкратий вдруг проснулся,И снова бес монаха соблазнять…»

Сергей глянул на экран еще не выключенного телевизора: по ТВ показывали фрагменты интервью Сьюзен Прайс с неким мистером Риком. «Нужно будет ей позвонить, – подумал он, – похоже, богатый человек. Как ее одели… – в голове возникали новые комбинации. – Нужно собрать информацию по этому строителю. Похоже на то, что он еще не решил куда ему вложить образовавшиеся с дороги деньги».

Да, деньги – деньгами, а руководители – это руководители, от них никуда не денешься в таких делах.

Перед сном Сергею вспомнились разговоры с властями субъектов Федерации: «Все хорошо идет, пока просматривают свой интерес, но как все участки объединить в один проект? Как выстроить всю дорогу, когда руководители даже на одну скамью садятся с неохотой? Для этого нужно быть президентом по меньшей мере.

Встреч с президентом все руководители субъектов ждут, как манны небесной: ставят всех на уши, сами носятся, готовят и готовятся. Все знают, что раз приехал, то что-то отвалится от огромного пирога. Для многих это единственный шанс поправить дела в запущенной глухомани. Для кого и шанс продвинуться, закрутиться на виду у всей страны. И каждый особенно внимательно следит за тем, чтобы никто из-под него не вылез! Не дай Бог!»

Этот уровень иерархии, недавно узаконенный в России, еще всеми не осознан, как свобода. Долго ли продлится свобода субъектов? Трудно после партийного секретарства понять свой статус и статус тех, кто рядом. Хотел Горбачев избавить народ от пастухов… Кто-то его и сейчас «пасет». Говорит же: «Охраняют!» А кто такой пастух, если не охранник? Кто будет охранять интересы всех участников? Не от пастухов народ освобождать надо было, а от бараньего духа: пощипал травку и все! Министерства ломают, субъекты не хотят на себя брать лишнего. Что в этой ситуации банки, деньги? Им все по силам, когда им верят. Но сейчас…

После денежных передряг в России и доллару уже не так верят. Что способно объединить усилия людей? Ничто не способно! Кто способен? У юного Пушкина все гениально просто: управлять должна молодая красивая актриса, в которую все влюблены! Такая простая «конституция»: актриса – любовь – власть. О детях не говорит, значит, любовь возвышенная! Никакой собственности – краски, платья – то, что нужно для роли. А кто раздает роли? Он, тайный воздыхатель, поэт! Все к тому и идет…

«…Чтоб усыпить, Боброва стал читать.Монах скучал, монах тому дивился.Век не зевал, как богу он молился…»

Народ в конце концов придет к полному пониманию поэта и сольется в новую высшую гармонию с ним?! Двести лет учить его стихи и возражать – это невозможно! Но пока о царице можно только мечтать… А скупить землю для дороги?.. Об этом лучше и не мечтать.

В выборе: власть или земля – стратег Ленин пожертвовал своей репутацией: пообещал, не дал и стал символом власти, мудрым и великим. Теперь уже так поступит каждый чиновник. Покушаться на землю под дорогой? Это если не глупо, то наивно. Отвод – это другое дело, отвод – это еще не собственность, это только прогноз на нее.

Сергей вспомнил, как легко было федеральному учреждению получать свидетельство о собственности на землю. А то, что дали ему на собственную дачу, даже филькиной грамотой не назовешь. Пока не построишь, все, даже с разрешениями, будет филькиной грамотой, если это не федеральная собственность.

«…Но помни то, что не на лошакаТы возложил свои почтенны ноги.Держись, держись всегда прямой дороги,Ведь в мрачный ад дорога широка».

«Хорошо закончил поэт свою первую поэму, – думал он, – в средствах надо быть разборчивым, если собрался к Богу. А без Божьей помощи дорогу в Рим не построишь: загонят в ад и по прямой, быстро! Сколько людей должны будут полюбить этот путь и пожертвовать чем-то своим ради этой любви?»

Такую большую дорогу на одних деньгах не построишь, даже если почувствуют выгоду, то очень немногие. Нет у народа такого чувства, да и откуда ему взяться? Чувство потери есть, и если появятся противники, то на нем и играть будут. Чувство утраты!.. Когда еще народ станет богатым? Тогда уже на чувствах не поиграешь, платить будешь.

Вывод его был прост: «Опираться надо на популярных в народах лидеров тех стран, где пройдет дорога. А любовь к его дороге – это любовь к скорости! Любовь к природе, которую он сохранит, как никто». С такой мыслью и засыпать было легко.

За окном снова шел снег, не такой крупный, как вчера. «Хорошо, что успел съездить на Север, – подумал он, – этот снег может затянуться надолго. Завтра никуда не поеду, сяду за телефон». Выходить на новый уровень без проекта было бы неправильно – потратишься впустую, но подходы нужно готовить, иначе забуксуешь на новых подступах к известным всем лицам. Очень хрупкие опоры – люди в делах столь основательных, хрупкие, как и весь мир. В конце концов все в этом мире зависит от людей, и сам этот мир… Все держится на любви, только в ней никогда не разуверятся, сколько ни живут на Земле. Он крутанул глобус, стоявший на столе: «Так уж стало, и любовь стала социальной… много нас – и обманываться все рады. Все Пушкин понял, с чего ж он так?»

Глава 4. Пятница

Весь день проходил в каком-то сумбуре. Что-то не вовремя падало или, наоборот, цеплялось за гладкую стену. Вера готовила перемены. В мастерской все разбросано: зарисовки, краски и обрывки холста. Только одно огромное полотно в полном порядке. Представила, как входит Сергей, а я ему: «Бери кисть и грунтуй розовой краской левый угол… Нет, – думала она, – и хорошо, что не успели все прибрать в мастерской – нам немного эклектики не помешает – а то все он распланировал – книгу писать будем…»

– Вера, я доклеил весь холст, – отвлек помощник, – пойду?

– Сколько уже? Четыре?.. Сегодня пятница – иди, в понедельник жду с утра!

«Налью сейчас свежей краски, чтобы пахло, – думала она, – попью кофе в соседней комнатке…»

– Маша! Ко мне придут скоро, в пятом часу – встретишь?! И приведи сюда… Раздень сперва в прихожей… Ладно?

– Ладно, Верочка!

Не прошло и получаса, как по расписанному Верой сценарию Сергей ровно втирал в холст розовую краску. Вера радостно улыбалась, увидев в нем профессиональную сноровку маляра, и вынашивала новые планы. Участки холста, подготовленные им, были удивительно ровно и экономно закрашены, на что Вера обратила внимание:

– Вы где-то учились грунтовать холст?

– У Репина, в Третьяковской галерее.

– Завтра подсохнет и – раз такая школа – начнете зарисовывать угол с эскиза.

– А краски кто готовить будет?

Вера на минутку задумалась: «В Третьяковке этому не учат». Раскрывать свои секреты и учить готовить краски – для художника это слишком болезненный процесс всегда. На несложные навыки уходят годы поисков, за эти годы формируется стиль художника вместе с его способами готовить краски для работы. Вера понимала, что ее способами приготовления краски достичь того, чего достиг Репин в своем экономном письме, невозможно. Холст на ее полотнах не просматривался, и Вера с тайной надеждой на успех сказала:

– Так я не могу. По Репину учились, так и придумайте, что делать с краской, чтобы на холст ложилась тонко.

Вечер пролетел быстро, Сергею даже понравилось такое развитие сотрудничества – он становился учеником художника с известным именем, очаровательной молодой женщины, и ему это ничего не стоило. Вере же льстило, как она обыграла предложение литератора, и вот он уже с кистью и доволен. Она сохранила верность профессии, да еще и перекрестила поэта в художника. До сих пор она с поэтами сталкивалась только тогда, когда рисовала портреты, а тут такая находка – да и краски экономит. Вера вспомнила реплику из разговора: «Репин… Как Леонардо будет выжигать на струганных досках, это ближе к поэзии».

Мария, познакомившись с Сергеем, ушла сразу после ужина… Оставшись вдвоем, Вера и Сергей засыпали в разных комнатах, но мыслили уже об одном и заснули, наверное, одновременно. Сергей с мыслью о сказочной краске, которую он сделает завтра на удивление Вере, Вера показала ему свой эскиз за вечерним чаем. А Вера представляла его то в фас, то в профиль и себя то сзади, то спереди и всегда чего-то не хватало для полной гармонии двух лиц. Проснулись так же, наверное, одновременно.

Поднявшись, Сергей не знал, куда еще можно пойти в этом большом доме, и пошел в мастерскую. Нашел кофе – заварил на двоих, не дождавшись Веры, отпил из кружечки и начал рассматривать краски, масла, растворители. Нашел сухие краски и попытался их развести. Начав работать, он вспомнил, как готовил тонкие, в несколько молекулярных слоев толщиной, пленки в не смешиваемых растворителях, используя различные добавки к ним, и приготовил пленку радужно-красного цвета, осторожно перенес ее из водной среды на загрунтованный холст. Пленка легла, но стала в некоторых местах чуть темнее и радужнее, – не понравилось – убрал. Сделал более текучий раствор красной краски, и пленка легла удивительно ровно.

За час работы он покрыл грунт почти на треть – основные малозначащие, не требующие тонкой работы, участки – и понял, почему Репину удавалось так быстро писать картины. Работа с пленками была крайне производительна – нужно было передохнуть, успокоиться и хорошо подумать. Работа с мелкими деталями требовала другой техники. Он сел, допил кофе и начал внимательно рассматривать эскиз Веры. У южной женщины – на рисунке – были неправдоподобно тонкие для юга губы. «Южанке нарисую большой рот и губы, охлаждающие тело, – решил он, – иначе ей не выжить под палящим солнцем».

Вера появилась неожиданно ярко одетой. Новенький комбинезон на ней сиял в лучах уже пробившегося в комнату солнца, как и ее вечерний эскиз, красками, какими природа рисует какаду. Чем ближе она подходила к холсту, тем больше попадала в тень от частично зашторенного проема окна, оберегающего краски холста от выцветания. В тени яркость комбинезона уже не ошеломляла – придавала деловой вид, а нежная улыбка, залившая ее еще детское лицо, вдруг спросила: «Откуда такая прыть?» На что пришлось ответить: «Кофе не хотите?..» И Сергей, подняв чашку с блюдечком, с радостью ученика, которого не отругали за дерзость, предложил: