Агент угрозыска

– Как вы смеете! – визжала мадам. – Немедленно покиньте мой дом!

Шугарин показал ей удостоверение. Увидев слова «уголовный розыск», она отступила, прикрыла густо напомаженный рот и сложила руки на груди. В глазах её под напускным безразличием проглядывала тревога.

– Что вам угодно? – прошипела хозяйка.

За ближайшей дверью женский голос вскрикнул от боли. Не раздумывая, Шугарин распахнул дверь.

Почти все пространство занимала огромная кровать, на которой лежала молодая девушка, почти девочка. Ее кружевная сорочка была разорвана, правый глаз заплыл. На левом предплечье кровоточил порез, под которым виднелись следы пальцев от жесткого хвата пятерней.

Доктор, молодая женщина в гимнастерке и черной юбке, легкими деликатными движениями обрабатывала края раны. Рядом на кровати лежал саквояж с медицинскими инструментами, а на столике рядом стояла керосиновая лампа.

Первое, что увидел Шугарин, когда перевел взгляд на доктора, был изгиб тонкой шеи между воротом гимнастерки и копной коротко стриженых волос. Кожа была светлая и почти прозрачная.

Доктор обернулась на вошедшего мужчину, увидела у того в руках револьвер, подняла глаза и выразительно посмотрела. Шугарин смутился и убрал оружие. Доктор вернулась к пациентке.

– Потерпи, милая. Немного осталось, – сказала она, продолжая обрабатывать рану. Голос у нее был низкий, ровный, утешающий.

– Кто ее так? – спросил Шугарин.

– Он на кухне.

– Не стоит волноваться. Ничего страшного не случилось, – закудахтала впорхнувшая хозяйка, заглядывая Шугарину в глаза. – Девочке повезло, лицо почти не задето, так что работать сможет. Клиент все оплатит.

Карагач заглянул в комнату из коридора. В темноте он не разглядел доктора, сидевшую спиной к нему, но разбитое лицо девушки ему было видно хорошо.

– Оплатит, говорите? – рявкнул Семен. – Тогда я пойду, выпишу счет,

Доктор обернулась на голос, как если бы хотела что-то сказать, но он уже ушел.

– Шугарин моя фамилия, начальник опергруппы уголовного розыска, – представился Федор.

– Врач Фельтинская.

– А по имени-отчеству?

– Ольга Павловна.

– Вы, Ольга Павловна, часто тут бываете?

– Когда вызывают.

– Часто вызывают?

– Когда нужен врач.

– Интересно получается, Ольга Павловна. Вроде и на вопрос отвечаете, и в то же время ничего не говорите. Боитесь без работы остаться?

– Пока люди друг друга калечат, это мне не грозит, – сухо ответила Фельтинская.

– Вас сюда только к этой пациентке вызвали?

– Да.

– Никого другого вы не лечили сегодня?

– Здесь нет.

– А где лечили?

– В Екатерининской больнице на Страстном, где я работаю. Я полторы смены отдежурила, так что на любезности с вами у меня сил нет. Мне просто хочется спать.

Из коридора подошли Евсеев и Костанжогло.

– Осмотрите квартиру, – распорядился Шугарин. – Возьмите хозяйку, пусть все двери откроет, проверьте кладовки, шкафы. На черную лестницу не забудьте зайти, а если дверь на чердак имеется, так и там полюбопытствуйте. Я пока тут посижу.

Когда подчиненные ушли, Шугарин осторожно присел на краешек кровати.

– Чем это он вас так? – спросил он девушку, кивая на рану.

– Кольцом, – всхлипнула она.

– Заявление писать будете? – спросил он.

– Зачем?

– Посидит пару месяцев в тюрьме, подумает.

– Что я, с ума сошла? – резко ответила девушка. – Ни в какую тюрьму он не пойдет, откупится, как пить дать. Мне из-за него без работы оставаться? Куда я пойду? У меня дочка маленькая. Вы что ли ее кормить будете?

Федор хотел сказать этой девочке, что не обязательно зарабатывать на жизнь в кроватях пьяных нэпманов. Что можно пойти на курсы и получить хорошую рабочую профессию, а потом пойти на рабфак и подготовиться к поступлению в институт. Что, несмотря на то, что с окончания войны прошло лишь четыре года, есть другая жизнь. Что ей бы очень пошел звонкий смех, и стайка подруг с книгами в руках, и хороший парень, провожающий ее домой.

Он наткнулся на взгляд доктора, который говорил, что эти или похожие слова уже были произнесены, но ничего не изменили.

– Раз уж вы все равно здесь, подержите лампу, – попросила доктор. – Мне надо рану зашить.

Шугарин сел на кровать, и Фельтинская передала ему лампу, попросив держать ближе к ране. Когда она достала иглу, девушка испугалась.

– Вы туда не смотрите, – сказал ей Шугарин. – Вы на меня смотрите. – Девушка уткнулась взглядом ему в грудь. – Волосы у вас хорошо пахнут. Гардения, вроде.

– Она, ой! – крикнула девушка, когда доктор уколола рану.

– На меня, на меня, – вернул ее Шугарин. – Бабушка моя, царство ей небесное, тоже гарденией голову мыла. Я маленький был, спрашивал, зачем, в том смысле, от чего она помогает. Она говорила: «Не всё бог создал для пользы. Есть и просто так, для счастья».

– Мне говорили – ой! – она для густоты помогает.

– Это тоже может быть. Вы отвар делаете или так настаиваете?

– Так настаиваю. Отвар меньше пахнет – ой!

– И настоем споласкиваете?

– Я в рукомойник его заливаю пополам с водой и голову под него сую.

– В рукомойник? – переспросил Шугарин. – Интересно как. Бабушка просто из ковшика поливала. Вы не смотрите туда, доктор уже почти зашила. Стежки какие у вас аккуратные, прямо загляденье. Сразу видна женская рука.

– У меня рука доктора. – В голосе Фельтинской слышались нотки раздражения.

– Доктора тоже разные бывают. Мне вот ногу кое-как зашили, шрам кривой остался. А вас рука легкая, совсем незаметно будет.

Фельтинская завязала последний узелок и отрезала ножницами нитку.

– Вот и все, – сказала она. – Осталось только забинтовать. Давайте я лампу на столик поставлю, – предложила она Шугарину. – Вы, наверное, устали держать.

– Нет-нет, вы бинтуйте, я подожду. – Не отрываясь, смотрел как пальцы доктора укладывали петли бинта одну за другой. – Ловко вы.

– Много практики.

– Это да, это я понимаю. Куда лучше, когда у женщины много практики с бинтом, чем, скажем, с наганом.

– Не одобряете эмансипацию? – прищурилась Фельтинская.

– Когда как. Женщины, они ведь очень впечатлительные. Мужчине, чтобы до крайности дойти, серьезные причины нужны. Женщина может на крайность пойти только затем, чтобы доказать, что она не слабее.

Фельтинская закончила перевязку и начала складывать инструменты в свой саквояж.

– Вы не думали, что если женщина берет в руки наган, у нее есть на это причины?

– Это да, – кивнул Шугарин, – без причин такое не случается. Года три назад у нас банда была, грабили нагло, а поймать мы их долго не могли.

– Плохо работаете?

– Бывает, что и плохо. Мы же люди, можем ошибаться. Но все больше потому, что свидетелей они не оставляли. В одном доме пять человек положили, двоим и десяти лет не было. – Он помолчал. – Так вот банда эта целиком состояла из женщин. У каждой из них была своя причина взять в руки наган. Они детей убивали из-за денег, так что, вы простите великодушно, но мне до их причин дела нет.

Тем временем, на кухне рядом со столом, заваленным графинами, рюмками и остатками еды, сидел грузный краснолицый мужчина. Его тягучий взгляд скользил по недавно выбеленным стенам, по грудам немытой посуды, кастрюлям и тряпкам. Вокруг него хлопотала прислуга, сухая старушка в темном платке.

– Это вы, уважаемый, девушку ударили? – осведомился Карагач.

– Ты кто? – спросил клиент, с трудом ворочая языком.

– Представитель неравнодушной общественности.

– Кто?

– За что ударил, спрашиваю?

– Девка эта сама виновата. Делай, что говорят, чего ерепениться-то. Дрянь подзаборная, а туда же: этого не буду, мы так не договаривались. – Клиент оперся на стол, поднялся и дыхнул Карагачу в лицо коньяком. – Я плачу, понимаешь, я ей деньги плачу. Она меня уважать должна. Если каждая шалава будет…

Карагач прервал его речь ударом под дых. Он сложил неудовлетворенного клиента пополам, после чего протащил его по коридору и прислонил к стене у выхода.

– Этого мы забираем с собой? – спросил он у выходящего из комнаты Шугарина и получил в ответ утвердительный кивок.

– За что? – прохрипел клиент.

Карагач повернулся к Коле:

– Коля, вот вы человек, следящий за модой. Это видно по бровям. Посмотрите, что на нем надето. Как можно носить фланелевые брюки с этим убогим пиджаком?

– Так и запишем, – сказал Коля, – несоответствие светлому облику строителя коммунизма.

– Я его и не строю, – возмутился клиент.

– Вот вам еще одна статья.

Из комнаты с саквояжем в руках вышла врач. Она увидела Карагача и впервые за весь вечер улыбнулась.

– Здравствуй, Семен, – сказала она.

– Здравствуй, Оля.

Они смотрели друг на друга со странной смесью радости и робости, как смотрят люди после долгих лет разлуки, когда не знают, как себя вести. Бросаться на шею – слишком пылко, пожимать руку – слишком холодно.

– Я думала, ты в Ростове.

– Я тут по делам.

– Надолго?

– Как получится.

– Я в больнице на Страстном работаю. Живу на Петровке, но чаще ночую на работе. Заходи по старой памяти.

Взгляд ее невольно скользнул вниз на шрам на его шее. Он заметил и застегнулся.

Шугарин внимательно слушал их диалог, когда к нему подошел Костанжогло и покачал головой.

– Похоже, что сегодня ничего интересного у вас нет, – подвел итог Шугарин. – До свидания, мадам.

– Нет уж, прощайте, – категорично отрезала владелица заведения. – Свиданий с вами мне не нужно.

Коля вывел из квартиры спотыкающегося клиента, следом вышли Костанжогло и Карагач. Шедший последним Шугарин внезапно остановился и, окинув оценивающим взглядом массивный гардероб у двери, произнес:

– Позвольте полюбопытствовать напоследок.

Он жестом попросил бугая-вышибалу встать. Тот обменялся тревожным взглядом с хозяйкой, и нехотя покинул свой пост. Шугарин отодвинул стул и распахнул створки.

Там он нашел то, что искал: раненого бандита, сжимавшего окровавленную ногу.

ГЛАВА 6

Отражаясь от золота церковных куполов, лучи утреннего солнца падали на озабоченные лица прохожих. Среди тех, кто спешил на работу апрельским утром, был и Семен Карагач.

Пройдя по Тверской улице, он свернул в Большой Гнездниковский переулок, где в доме под номером три располагалось Московское управление уголовного розыска. В отличие от вчерашнего вечера, когда он был одет, чтобы выделиться, сегодняшние темные брюки и пиджак, одетый на гимнастерку, помогали ему сливаться с толпой.

Предъявив дежурному документы, он получил временный пропуск. Поднявшись на второй этаж и постучав в дверь, на которой висела табличка «Отдельная особая группа по борьбе с бандитизмом. Тов. Шугарин Ф.П.», Карагач услышал приглашение войти.

Комната была небольшая, на три стола, с окном забранным решеткой. Внимание Семена привлек сейф в углу. Массивный, но несложный, подумал он, и усмехнулся воспоминаниям.

За столом покрытым зеленым сукном сидел Федор Шугарин, а напротив расположился пойманный вчера бандит, на губах которого застыла презрительная ухмылка. Время от времени он потирая ногу: в прорези штанины виднелся свежий бинт. На стуле, позади и чуть правее, сидел Коля Евсеев, который не сводил с задержанного глаз.

– Не опоздал? – спросил вошедший Карагач.

– Не пропустил ничего интересного, – ответил Шугарин.

Карагач достал из кармана пачку чая. – Заварим?

– Хорошо бы. – Коля взял протянутую пачку и принюхался. – Настоящий, не морковный. Где взял?

– Товарищи на дорогу дали. Привет вам от Ростовской милиции.

Шугарин недовольно поморщился:

– Мы, товарищ Карагач, в данный момент заняты работой. Идет допрос подследственного.

– Ему бы тоже не помешало, вон бледный какой.

Просящий взгляд Коли смягчил сердце Шугарина. Он вздохнул и достал из ящика стола железные кружки. Сбегав в столовую за кипятком, Коля наполнил кружки и поставил одну из них перед подследственным. Тот принюхался, сглотнул слюну, и гордо произнес:

– Моня Швидлер с ментами не пьет.

– Какие высокие моральные принципы при нашей бедности, – начал было Карагач, но под суровым взглядом Шугарина умолк. Взяв кружку, он устроился за соседним столом рядом с Колей.

– Продолжим беседу. – Шугарин взял перо и макнул его в чернильницу. – Подтверждаете ли вы, гражданин Швидлер, участие в налете на квартиру Тумановых, который имел место вчера около пяти вечера?

– Ничего не подтверждаю. Ни в чем не участвовал. – Моня отодвинул кружку.

– Занести это в протокол?

– Пиши, что хочешь, начальник. Я все равно ничего подписывать не буду.

– По закону вы имеете такое право, – сказал Шугарин. Эти слова он произносил с каким-то особенным удовольствием. – Теперь я прошу вас внимательно посмотреть на товарища Карагача. – Шугарин указал на Семена, который со скукой в лице наблюдал допрос. – Вы его раньше видели?

– Вчера в «Аркадии». Тоже сидел за соседним столом.

– Совершенно верно, – кивнул Шугарин. – Известно ли вам, почему товарищ Карагач оказался в «Аркадии»?

– Я почем знаю? Может, случайно зашел, – пожал плечами Моня.

– Случайно – это вы, Швидлер, зайдете на нары. Товарищ Карагач у нас специалист по раскрытию особо тяжких преступлений. В «Аркадии» он был, потому что следил за вами. Видел, как вы на дело шли, где вас извозчик ждал, куда вы потом поехали товар сбросить. И когда вы сели за стол, чтобы отпраздновать удачное ограбление, товарищ Карагач позвонил нам.

Недоверчивый взгляд Мони метался между спокойными глазами Шугарина и насмешливым взглядом Карагача.

– Так что в вашем признании, подследственный, нет нужды, – продолжил Шугарин. – У нас есть уважаемый свидетель, который все видел и записал. Ведь так, товарищ Карагач, вы все подробно записали? – Шугарин выжидающе посмотрел на Карагача.

– Ага, – соображал на ходу Карагач. – Как положено.

Он пошарил по карманам и достал небольшую книжку в клеенчатом переплете, после чего подошел и передал ее Шугарину. Пока бандит нервно смотрел как Шугарин листает блокнот, Карагач взял свой стул и поставил его рядом с Мониным.

– Первым ведь ты пальнул, – сказал он.

– Кто, я?

– Да, ты.

– Так ваши же стрелять начали. Ну и мы в ответ.

– Вот это неправда. Федор Петрович еще в зал не вошел, а ты уже в потолок палил. Мне ты можешь не заливать, я же своими глазами видел.

– Мне Вася приказал. Давай, говорит, музыку.

– Чтобы паника в зале началась, и вы под шумок смылись?

– Вроде того.

– А что, план хороший.

– Главное, простой, – добавил Шугарин. – Кто на квартиру навел?

– Не знаю. Мамой клянусь, не знаю! Это все Васькины дела. Он адрес до последнего в секрете держит.

– Если бы мне такое недоверие выразили, мне было бы обидно, – сказал Шугарин.

– Это как в душу наплевать, – подхватил Карагач.

– У Васи год назад кореш был, вместе в Питере работали, – пояснил Моня. – Утром как на дело идти они разругались вдрызг. Кореш подельников набрал и квартиру днем обчистил. Вечером Вася пришел, а там уже уголовка хлопочет. Еле ноги унес. С тех пор он мнительный.

Моня пододвинул к себе кружку с горячим чаем и стал жадно глотать. Шугарин глубокомысленно листал чистые страницы блокнота.

– Так, ага, про это ты тоже рассказал. Вещи где?

– Барыге одному скинули на Трубной площади.

– Адрес?

– Темно было. Переулок там справа, не то второй, не то третий дом по левой стороне. Там еще у входа одноногий татарин сидит на лавке, обувь чинит.

Шугарин посмотрел на Колю, который поднял руку с тремя пальцами: место было ему знакомо.

– Все правильно, – сказал Шугарин, показывая на блокнот. – Третий дом.

– Что мне теперь будет, начальник? – жалобно заскулил Моня.

– Что обычно бывает за налет? Думаю, что тюрьма.

– За помощь скостить же должны?

– С какой стати? – поинтересовался Карагач. – В чем твоя помощь? Кивнуть, что так и было? Нет, ты расскажи что-нибудь, чего мы не знаем.

Моня сделал еще глоток и поставил кружку на стол.

– К Ваське недавно залетные приходили, – сказал он. – Не то из Ревеля, не то из Риги, не разобрал. Говорили тихо.

– Чего хотели? – спросил Шугарин.

– Ювелиров пощипать. Звали в дело. Слышали, что крупный куш появился в Москве. Такой, что раз в жизни бывает.

– Что за куш? – Карагач подвинулся ближе.

– Это я не знаю, только залетные говорили, что скоро все фартовые ребята России сюда слетятся.

– Как выглядел тот, с которым Вася разговаривал? – спросил Шугарин.

– Блондин, в коверкотовом пальто. На нэпмана похож.

– Как он представился? От кого пришел?

– Этого не знаю, но человек солидный. Вася к нему с полным доверием.

– Кого они собирались щипать первым? – Видя, как Мотя колеблется, Карагач добавил, – не тушуйся, Моня. Сказал А, говори Б.

– Слышал, базарили про ювелирный Федотова в Столешниковом переулке. Я особо-то не прислушивался. В нашем деле меньше знаешь – дольше живешь.

Отправить Моню Швидлера в камеру и вызвать машину было делом двух минут. Еще через пятнадцать они добрались до двери ювелирного магазина в Столешниковом, на которой висела табличка «закрыто». Золотые буквы на черном фоне вкупе с толщиной решеток на окнах означали солидность заведения.

Пока Шугарин стучал в дверь, Карагач присел на корточки, и, приложив ладони к вискам, всматривался внутрь.

– Заснули они там что ли? – продолжал колотить Шугарин.

– Федор Петрович, не тратьте силы.

Карагач указал на прилавок, из-за которого торчала безжизненная мужская рука.

– Успели уже, – вздохнул Шугарин. – Григорий, – обратился он к Костанжогло, – тут отделение милиции через три дома. Дойди, позвони нашим, пусть вышлют эксперта и машину за трупами. Мы снаружи подождем.

Внешне магазин был не тронут. Даже размещенные на витринах украшения остались на месте. Нападавшие знали, что самое ценное было в задних комнатах. Горка пустых черных бархатных поддонов, брошенных на пол, свидетельствовала, что пришли они не зря.

Двое санитаров вынесли на носилках накрытый простыней труп. Из дальней комнаты вышел Костанжогло:

– Там еще один. Ножом в сердце.

Шугарин прошел с ним в дальнюю комнату, служившую кабинетом для приема особо важных посетителей. В кресле сидел мужчина средних лет с холеной бородкой и длинными наманикюренными ногтями. Его стеклянные глаза уставились в потолок. Жесткий белоснежный воротничок и галстук подпирали голову, не давая ей свеситься на грудь. Сюртук был разрезан в районе сердца. Крови вытекло немного, и она была почти не видна на темной ткани.

– Это что же получается? – размышлял Шугарин вслух. – Магазин грабят, а он сидит за столом и в ус не дует.

– Стены толстые, – подал голос Костанжогло. – Если тихо вошли да быстро положили приказчика, мог ничего не слышать.

– Это да, это конечно, – пробормотал под нос Шугарин. Взгляд его скользнул по полу. – Это что такое? – Он ткнул пальцем в отпечаток ботинка возле двери. – Хороший отпечаток. Надо снять. Ты осторожнее, смотри не порушь.

– Федор Петрович, простите, это я наследил, – пояснил Костанжогло виноватым голосом. – Когда в отделение бегал в лужу наступил. У них прямо перед порогом.

Шугарин укоризненно покачал головой, но ничего не сказал. Покрасневшее лицо Григория и потупленный взгляд свидетельствовали, что вину он осознает.

– Скажи фотографу, чтобы поторапливался, – распорядился Шугарин.

Костанжогло торопливо кивнул и пошел на улицу. В распахнутую дверь кабинета хотел войти Карагач, но его остановил грозный рык Шугарина:

– Вы, товарищ Карагач, куда собрались?

– У вас труп. Мне интересно.

– У нас тут следы еще не обработали. Вон там проявляйте свой интерес. – Шугарин кивнул на прилавок.

– Мне везде интересно, – охотно отозвался Карагач. – Я в ювелирные магазины не хожу.

– По причине отсутствия денег? – спросил Коля Евсеев.

– Это тоже хорошая причина, но не главная. Ювелирные магазины – наше семейное проклятие. – Карагач сел на стул и закинув ногу на ногу. – Первый раз, когда мой папа купил кольцо, чтобы сделать предложение моей маме, это кольцо вытащили из кармана еще на выходе из магазина. Второй раз мой папа заказал у Карла Фаберже браслет к десятилетию свадьбы. И надо же так случиться, что в этот самый момент ювелирный пришли работать мадам Софа Грушевская и её гоп-компания. Софа попросила маму снять браслет. Папа предложил ей забрать все деньги, но оставить браслет. Софа наставила на папу пистолет. Тогда моя мама, добрая тихая женщина, пообещала, что перегрызет Софе горло прямо здесь, не отходя от кассы, если она тронет папу. Софа была женщиной практичного склада и взяла деньги.

– Хорошая история, – сказал Шугарин. – Прямо за душу берет. Родители-то живы?

– Если бы, – сказал Карагач.

Он встал со стула и, заложив руки за спину, начал прогуливаться вдоль окон, выглядывая наружу, пока внезапно не остановился.

– Федор Петрович, не хотите вон те следы сфотографировать?

– Какие? – подошел Шугарин.

Со стороны улицы у витрины виднелись следы ботинок, как если бы кто-то стоял снаружи и пристально вглядывался внутрь. Шугарин рассмотрел следы, но не выказал особого интереса.

– Следы как следы. Может, кто на стреме стоял.

– Для дозорного уж больно место неподходящее. Если бы я этот магазин брал, я бы вон на том углу человека поставил. – Он показал рукой на перекресток шагах в тридцати от магазина. – Оттуда улица в обе стороны просматривается и еще переулок виден. И потом, на стреме наружу смотрят, головой вертят, а этот как приклеенный стоял, даже с ноги на ногу не переминался.

– Это откуда известно?

Карагач махнул рукой, приглашая следовать за ним на улицу. Они обошли магазин и присели на корточки у витрины с наружной стороны. Следы были хорошо видны на горке песка.

– Видите, как резко отпечатались? – Карагач показал на четкий контур. – Видно, что встал и не вертелся.

– Похоже, – согласился Шугарин. – Стало быть, есть у нас свидетель. Только где его искать?

– Есть тут у вас место, где беспризорники ночуют?

– Ближайшее будет на Ильинке у котлов, в которых асфальт варят.

– Вот там и будем искать нашего свидетеля.

Шугарин покосился на отпечаток. – Ботинки-то большого размера. Почему вы, Семен Васильевич, на пацана подумали?

– Смотрите, как близко следы расположены, – указал Карагач. – Вы, Федор Петрович, попробуйте встать также.

Шугарин поставил ноги рядом и вопросительно посмотрел на собеседника.

– Постойте минут пять. Я покурю пока. – Карагач достал железный портсигар в виде приплюснутого цилиндра и снял крышку. – Угощайтесь.

– Спасибо, не балуюсь. Долго мне стоять?

– Минуты не прошло. Что вы нервничаете?

– Так неудобно же.

– Это потому, что взрослый мужчина ставит ноги на ширину плеч. Наш свидетель их тоже поставил. Да только плечи у него аккурат в половину ваших будут. И еще вот на это обратите внимание. – Он показал на полоску на правом следе рядом с каблуком. – Подошва у этого свидетеля либо веревкой, либо проволокой подвязана. Отец или мать к сапожнику бы отнесли. Три-четыре гвоздя и порядок. Да, видно, некому нести.

Шугарин вернулся в магазин, а Карагач остался снаружи докуривать папиросу.

Когда в дальней комнате эксперт закончил фотографировать мертвое тело с разных ракурсов и двое санитаров унесли его, Костанжогло обнаружил под стулом кусок плотного картона. Это была фотография, добротная, еще дореволюционная, сделанная в южном ателье, щедром на пыльные пальмы и фикусы. Взгляд Григория равнодушно скользнул по пяти фигурам и задержался на шестой. Осторожно, чтобы не привлекать внимания остальных, Костанжогло поманил пальцем Шугарина, и, когда тот подошел, показал ему находку.

Двумя рядами белоснежных зубов с фотографии улыбался сотрудник ростовской милиции Семен Васильевич Карагач.

ГЛАВА 7

Первым в кабинет вошли Шугарин и Коля Евсеев, за ними Карагач. Замыкавший Костанжогло громко хлопнул дверью. Это стало сигналом, по которому двое первых развернулись и нацелили револьверы на Семена. Тот от неожиданности сделал шаг назад – в спину ему вонзился ствол Костанжогло.

– Руки, – сказал Шугарин.

– Случилось чего? – спросил Карагач, поднимая руки вверх.

– Григорий, обыщи его, – приказал Шугарин. – Только нежно.

– Не первый раз.

– Вот эта фраза настораживает, – заметил Карагач.

Семен смотрел, как один револьвер переходит из его кармана в руки Коли и как второй покидает сшитую на заказ незаметную снаружи кобуру на лодыжке. Костанжогло закончил обыск и заключил:

– Чисто.

– Проходите, Семен Васильевич, присаживайтесь. – Шугарин указал на стул, на котором утром сидел Моня.

– Мне, стало быть, с этой стороны стола? – уточнил Карагач. – Не сразу к стенке. И на том спасибо.