Девушки с палаткой

Наконец он спросил:

– С часами логично… А вы уверены, что месяц май?

– Конечно уверена! – воскликнула Олеся. – Я же работаю по суткам: мне приходится видеть и рассветы, и закаты… Сейчас, в смысле в августе, солнце восходит после пяти, а значит оно, получается, не могло взойти – время только половина пятого! Мы сейчас находимся в мае! И не смотри на опадающие деревья, которые готовятся к осени… Я же говорю: здесь всё перемешалось! Деревья стоят августовские, как и стояли, а время сменилось на майское!

До него дошло, в глазах Ильи заискрилась надежда – Олеся дело говорила, хотя звучало это зловеще.

Пять часов бездействия растянулись до состояния изнеможения: обоим показалось ненароком, что время снова затеяло с ними жестокую игру – искривление текущей действительности, дней, столетий и времён года. Но экранное время на устройстве Олеси менялось последовательно, минута за минутой – Илья осмелился осторожно снять его с тонкой шеи старухи, чтобы периодически на него поглядывать. Это медленно тянущееся время он просидел вибрируя ногой под воздействием нервного напряжения. К размеренному ходу минут на табло он почти привык, его ужасал год, светившийся снизу.

Пока пленники леса от безделья изучали облака, разместившись в траве на поляне, между ними завязалась беседа.

– Я сначала подумала, что ты привёз девчонок с дурной целью… – Олеся крошила соцветие пахучей травы, вспоминая недавние события в стенах стационара. – И что ты попросту мог вообще не приехать за ними…

– С дурной целью?! – Он приподнял голову. – Да вы бы видели, как она плакалась! Она мне сказала, что отец превратил их жизнь в настоящий ад, и куда бы они не обращались, перед ними все только разводили руками, потому как они совершеннолетние…

– Странно… – Олеся задумалась. – Таня не говорила, что они куда-либо обращались…

– Она мне жаловалась… – не унимался Илья, пересказывая разговор с Марьяной, – что отец избивает их ежедневно и морит голодом, денег вообще не даёт, а за более вескую провинность закрывает в холодном подвале и ещё заставляет на него работать, при этом сам нигде не работает.

– Во-о-от значит как? – Олеся привстала, витая по-прежнему в мыслях. – И Таня мне жаловалась, но не до такой степени – ни о каком подвале не было речи, да и по разговору… Девчонки себе покупали, что хотели: одежду, косметику, сладости… Что значит: денег вообще не даёт и как это нигде не работает? Он у них, насколько мне известно, ходит по сменам. Я сама его видела – нёс падчерице фрукты, колбасу. Слёзы вытирал, когда выходил от неё.

– И что значит: мог вообще не приехать? – Илья совсем завёлся. – Я своего соседа специально держал в курсе дела, чтобы не проворонить момент. Одна голова – хорошо, две – лучше! Брательник – это сосед мой, беспрерывно о них далдонил: как там девчонки, когда поедешь? Даже предлагал забрать их раньше срока… Что я… монстр какой-нибудь – отвезти и бросить? Да я не сразу согласился на эту её авантюру – отца проучить…

Последнее, что вылетело из Ильи Олесю кардинально насторожило.

– Так разве это не твоя идея? – Она на него уставилась.

– Чего-о-о?! – Илья вскочил с места. – Она, когда услышала – я похвастался перед ней, что увлекаюсь туризмом и что у меня хороший арсенал есть, она тогда и разревелась, стала выпрашивать палатку, и чтобы я отвёз их подальше в леса поздней ночью тайком… Ничего себе! Моя идея… Мне делать нечего, как такими путями проблемы решать! Я предлагал кризисные центры, психолога… Она ни в какую! До последнего надеялся, что она передумает и не позвонит по этому поводу. Но она позвонила и сказала, что отец избил её табуреткой и что на ней места живого нет.

Олеся хаотично прохаживалась, пытаясь понять: кто истинный лжец? Илья был настолько эмоционален и убедителен в данный момент, что она понимала – этот не врёт. Татьяна в больнице ни разу не отвела глаз, рассказывала, как на духу – хорошая девочка, Лопухина не могла в ней так ошибиться. Но осталась ещё одна: хитрая не по годам, мстительная, обидчивая маленькая авантюристка Марьяна – вот кто оказался главным организатором дерзкой выходки, повлекшей за собой испытания, опасные для жизни, выпавшие на их долю.

Теперь Олеся знала с кого спрашивать, когда они выберутся отсюда. Если конечно выберутся…

Десять утра превратились в гонку, начавшуюся со старта после беззвучного хлопка. Заблудившиеся люди понеслись по невидимой траектории, оставляя солнце немного левее. Илья постоянно опережал, останавливался – Олеся стремилась догнать его, выбиваясь из последних сил. Он не видел, как с её босых ног слетают рваные листья лопуха, которыми она заранее обмотала ступни. Наоборот, его удивляла прыть пожилой дамы, быстро переставляющей стальные палки, при этом земли она практически не касалась. Как легко, думал он, прыгать по воздуху шаг за шагом, при этом до конца он не осознавал, что ею управляет другой двигатель – вымотанное тридцатилетнее тело из две тысячи восемнадцатого года с расцарапанными в кровь ступнями.

Усилиями был достигнут желаемый результат – в зазоре мелькнул камыш, и оба отчётливо расслышали, как булькнула рыба. Река! Наконец-то! Они подбежали к воде, затянутой ряской, с громкими воплями. Старушка несказанно радовалась, безостановочно проваливаясь в мягкое песочное прибрежное дно – скобы задевали подвернувшуюся на пути растительность. Илья, отбросив кроссовки, погрузился в воду следом за ней, не снимая одежды.

Вода бодрила, смачивала пересохшие губы, омывала царапины – в данный момент она символизировала свободу от дремучего плена.

Отплыв на середину, Олеся увидела вдалеке мыс, от которого они отклонились вправо – довольная улыбка сползла с её лица, девушка вновь ощутила себя в яме, некой червоточине, оставив которую без внимания можно нарваться на более пагубные последствия. Поначалу она колебалась, держась на плаву, – теперь она ясно представляла, в какой стороне её машина: переплыви пару-тройку метров вместе с Ильёй, они умчались бы прочь из этого жуткого места.

Её взгляд задержался на склоне другого берега, взобравшись по которому можно отыскать автомобиль, затем перевёлся на печально известный мыс – в половине расстояния до него, где торчит из воды коряга, должно находиться главное зло – палатка. Дно под ногами не ощущалось – она устала сучить в воде израненными ногами, пора было принимать решение.

Она предложила Илье забрать кроссовки и поплыть по реке – попутное течение было кстати. Пока они переправлялись, мир в их глазах разделился надвое: правая сторона ассоциировалась с возвращением к прежней жизни, левая – с порталом, способным откинуть их куда угодно, возможно обратно в лес, в самую гущу. Последняя секунда принятия окончательного решения далась Олесе с трудом. Резко она свернула к торчащей коряге.

– Блин, я кроссовки утопил… – Слышала она за спиной недовольное ворчание Ильи, когда карабкалась на берег. – Теперь не одеть, пока не просохнут, иначе придётся хлюпать…

За деревьями стояла опустевшая палатка – Илья шокировался, так как до сих пор ничего не знал о её переносе на другое место, точнее не помнил. Как оказалось, он следовал за Олесей чисто доверившись её правильному ходу мыслей – как отсюда выбраться, сам же он видимо настолько устал, скитаясь далеко не первый день, что мозги у него просто плавились. Он шарахнулся назад, как от чумы.

– Я думал, что вы забили на палатке… Думал мы на пути к свободе… Что она здесь делает? Ведь это и есть моя палатка!

– Забыла тебе рассказать, как сёстры перенесли своё барахло, когда запаниковали увидев меня…

– Давайте лучше валить отсюда! И как можно быстрее! – Илья кричал в панике. Неожиданно он наступил на банку с борщом и волнение сразу сошло с его лица. – О! Хавчик! – Он бросился перебирать снизку ключей, которые лежали в застёгнутом кармане его мокрой куртки. Олеся снисходительно наблюдала, как он нервозно пытается вскрыть банку брелоком-открывалкой. – Пока не поем разбирать ничего не буду! – закончил он.

После холодного густого борща он с жадностью уплетал слипшийся брикет консервированной перловки, Олеся в это время довольствовалась родниковой водой из запасов сестёр и съела пару сухарей.

– Я смотрю, вы так мало едите… – сказал он. – Да и от девок осталось много провизии. Думал им еле хватит, а они похоже клевали, как цыплята… Повезло мне с бабами!

Олеся не стала дожидаться, когда он насытится и начала сооружать холм из скомканных газет на кострище, где накануне пылал огонь, разведённый девчонками. Удовлетворённый Илья приступил к разбору палатки. Каждую деталь, что приходилось ему отсоединять, они разглядывали с особой тщательностью. У Ильи начали возникать сомнения:

– Вроде палатка, как палатка, ничего в ней особого… Может мы зря добро уничтожаем?

– Хочешь проверить: в ней дело, или не в ней?

– Не-е! – встрепенулся он. – Лучше зазря спалим, чем опять повторится такое попадалово.

Некоторые части он теперь без сожаления резал ножом: мельчил полотнище нейлона на более мелкие куски. Олеся последовательно отправляла их в огонь. Столб коптящего дыма уходил прямо в небо, по округе распространялась едкая вонь. Для экологии это было уроном, но на кону стояла вероятность более глобальной катастрофы.

Илья заметил, что в комплекте не хватает одного колышка, стал ходить по местности, осматривая утоптанную тропу, в это время Олеся рыскала по рюкзакам девчонок. Ей попался крем с пантенолом, она начала выдавливать и прикладывать его к раздражённым местам. Подвернулся гель от укусов – обмазалась и им. Ощутила блаженство. В рюкзаке лежали духи, дезодоранты и другой парфюм, напомнивший о нормальном течении жизни в нормальном мире – Олеся с удовольствием растворилась в головокружительных запахах, перебивавших характерную вонь растопленного полиэстера. Илья сосредоточенно продолжал толкать в огонь куски материи, фыркая при этом – больше от того, что расправляется с обыкновенной, ничем не примечательной палаткой, добром, купленным за хорошие деньги. Между делом он снова прохаживался в поисках недостающего элемента. Тропинка увела его в заросли, откуда девчонки всё перетаскивали. Наконец-то в траве блеснул алюминивый стержень с кольцом на конце – Илья радостно подобрал его, вернулся и закинул в огонь.

Олеся брызнулась духами.

– А-а-а-а… – из кустов раздался тонкий девичий голосок, давший понять, что их застукали с поличным. – Слышу: кто же тут мародёрствует, а это вот кто…

Марьяна выбралась из укрытия навстречу Илье, застывшего у костра, одетая в джинсовые шорты и розовую майку, настроенная явно недружелюбно. Затем перевела взгляд с Ильи на Олесю.

– Нехорошо лазить по чужим вещам, – пристыдила она.

Без резких движений она приблизилась к Илье ещё на пару шагов – он наблюдал за ней, распахнув рот от удивления. Сидящая на земле Олеся не видела его сконфуженной реакции – к ней он стоял спиной.

– Всё-таки Танюха была права насчёт тебя… – продолжала ехидничать Марьяна. – А я ей не верила… Теперь понятно: подсыпал нам хрень какую-то, чтобы поугарать над нами… Ну как, хорошо повеселились?

Она медленно подобрала с земли ранее обронённый шампур.

Теперь Олеся заметила, что на запястьях у той красуются следы от ожогов, колени содраны, повсюду на открытых частях зияют многочисленные ссадины, майка разодрана – ей стало ясно в каком Марьяна пребывает календарном дне: опять девятое августа. Так выглядеть она могла только девятого, не позднее, потому как её отыскали десятого ранним утром, но только сейчас она казалась вполне целёхонькой для девушки, один вид которой впоследствии, когда её выгружали из машины скорой помощи, приводил в ужас.

– Да-а, не кисло вы нас погоняли по лесу… Я из-за вас сеструху потеряла, нигде найти её не могу – вы за это ответите, сволочи! – Последнюю фразу она с надрывом выкрикнула на весь лес.

Олеся уловила эмоциональную нестабильность, что у девицы явные проблемы с психикой.

– А теперь, смотрю, вещички собираете, да? И мои в том числе? – В голосе Марьяны опять начал преобладать язвительный характер. Шаг за шагом она обходила Илью, как бы осторожно подкрадываясь к палатке. – А эта подруга, – кивнула она на Олесю, – которая любит копаться в чужих вещах и брызгаться чужими духами… она тебе кто? Вы с ней встречаетесь, да?

При последних словах парень резко обернулся, уставившись на Олесю. По одному его бешенному взгляду ей стало понятно, что больная карга из сто тринадцатого года наконец исчезла.

Илья растерянно поздоровался:

– Здрас-с-сте… – Больше ему в голову ничего не пришло – для Марьяны это выглядело тупо.

– Ну дава-а-ай, скажи, что ты видишь её впервые… – громко подколола она издевательским тоном. – Именно в эту минуту ты увидел её впервые! Аж глаза округлил!

С этого момента все мысли Олеси были заняты костром, на Марьяну она уже не реагировала. Пламя отдавало необычным свечением: над костром играли сполохи. Зрелище притягивало будто магнит: языки пламени раздувались и вновь становились едва заметными, но сполохи от этого не уменьшались. Не было ни малейших сомнений, что искривление во времени порождала обычная с виду палатка.

Марьяна не улавливала, что происходит, злилась и заводилась.

– Вы в порядке? – обеспокоенно спросил Илья, обращаясь к Олесе.

– Поддерживай огонь, не прерывайся! – крикнула она. – Со мной всё в порядке – вот с ней не очень… – Олеся кивком показала на девушку. – Не отвлекайся от дела, а с этой истеричкой я сама разберусь!

Вдохновлённый осознанием того, что ему выпала роль спасителя мира, Илья принялся с бо́льшим упорством подпихивать в пламя детали, не охваченные огнём, тем временем до него доносилось:

– Кто это истеричка?! Это я-то истеричка?! Ты такая крутая – разберёшься со мной?

Возгласы перешли на визг. Истеричка бросилась на Олесю, выставив опасный конец шампура, та успела в него вцепиться, чтобы он никого не проткнул – в результате хлипкий металл, за который держались обе, согнулся в пополам. Одной рукой Марьяна схватила её за волосы – Олеся, бросив биться за бесполезный шампур, вцепилась в противницу обеими руками. Девушки завалились в траву, перекатываясь и полосуя друг друга по лицу ногтями.

– Вы за всё ответите! – хрипела Марьяна. – И за сестру мою тоже… Я её из-за вас чуть насмерть не забила!

– Твоя сестра в больнице лежит! – Олеся напрягалась изо всех сил. – Идёт на поправку… А тебя недавно перевели из реанимации, куда ты сейчас упорно пытаешься загреметь…

Та на секунду ослабила хватку, соображая, затем взялась с новой энергией. Борьба продолжалась. Олеся думала об одном: Марьяна была вполне сильна и вполне здорова телом. Травмы, что на ней сейчас были, она могла бы залечивать и на дому – с такими не лежат в больницах, в реанимации тем более. Каким тогда образом её тело превратится в кусок отбитого мяса, кто меньше чем за сутки сделает из неё без пяти минут мертвеца?

Медсестра уводила её подальше от костра, к деревьям, за которыми начинался берег. Так они оказались у реки – больше отступать было некуда: две стороны заполонили густые заросли, третью преграждала вода. Марьяна надвигалась на неё поступью пантеры, затем вдруг сделала рывок, свалив Олесю прямо в воду – в последний момент та, захлёбываясь, заметила насколько безумны глаза у нападавшей. Ей пришлось активизироваться, чтобы спасти свою жизнь, и в воде оказалась Марьяна. Олеся начала сдавливать ей гортань. Когда она осознала, что таким образом утопит её, ослабила руки, даже попыталась вытянуть пятидесятикилограммовое тело на берег. Девушка стояла на четвереньках на самой мели, откашливалась. Склонила голову, прочищая дыхательные пути. С неё ручьями текла вода. Лопухина вызвала намерение помочь, но та явно концентрировалась на отражении атаки, или новом нападении, собирая пятернями подводный песок.

Между девушками снова завязалась драка, в результате которой больше пострадала Марьяна – привыкшая к спортивным состязаниям Олеся оказалась ей не по зубам. Единственное, что у той получалось от отчаянья – это вцепиться в противника зубами и изо всех сил держать твёрдой хваткой. От боли Олеся выкручивала сопернице руки, та выла, ослабляла челюсти и кидалась вновь – драка продолжалась.

Никакие уговоры не действовали, тогда Олеся не стала испытывать судьбу и постепенно начала отступать обратно, надеясь, что Илья закончит возню с палаткой – вдвоём они скрутят обезумевшую вконец Марьяну.

Парень в это время сгребал в огонь остатки. Аномальное свечение было едва заметным, словом, догорало. У Ильи появилось предположение: судя по локализации сияния, причиной временны́х сбоев оказался банальный колышек – именно вокруг него постоянно что-то происходило, именно с него началось яркое мерцание. И несмотря на то, что его не удалось полностью ликвидировать он приобрёл обугленный вид. Сияние постепенно над ним затухало.

При появлении девушек, исцарапанных и покусанных, Илья забеспокоился – не пора ли оставить в покое костёр и вмешаться. У Олеси было разорванно ухо, у Марьяны травмирована стопа – она отставала, злилась, пребывала в перевозбуждённом состоянии. На миг Олеся отвлеклась, уставившись на затухающее пламя и обернулась только, когда на неё неслись, замахиваясь довольно внушительным для девичьих рук бревном – Марьяна пёрла его пыхтя. Ещё немного она бы заехала этой тяжестью по сопернице, но та своевременно отразила атаку столом. Бревно упало, после чего Олеся врезала столом ещё раз, теперь по лицу. Угол металлического каркаса рассёк сопернице плечо. Олеся снова повторила удар, в результате чего ту отбросило прямо в костёр. Девушка рухнула в тлеющий ворох, в самый эпицентр, где высвобождались остатки негативного явления.

Этим всё не закончилось. Внезапно тело подбросила невидимая струя, и несколько раз оно перевернулось в воздухе – так прокручиваются вещи в стиральной машине. Затем Марьяну закрутило словно в воронке невидимого вихря, лицом протащило по земле, снова взнесло вверх, снова обрушило на кострище.

В одну секунду от Марьяны не осталось и следа, она исчезла в миг, оставив после себя лишь обгорелую труху, рассыпавшуюся под её весом. Илья, став свидетелем жуткого зрелища, потерял дар речи. Какое-то время он с пристальным вниманием стоял и пялился на кострище, застыв в одной позиции, Олеся, видев не впервые исчезновения людей в этом лесу, закрыла ладонью рот и металась вокруг костра, сгорая от безысходности.

– Куда она подевалась? – Илья спросил, будто от него спрятали птаху в кулаке, а затем разжали пустой кулак.

Олеся могла лишь догадываться.

– Она была из девятого августа – значит туда и вернулась, – предположила она. – Неужели этот кошмар позади? – Девушка опустилась на землю, уставшая и вконец выдохшаяся. – Остаётся надеяться, что в данный момент Марьяна лежит в нашей больнице – в это время у нас обед…

Костёр догорал, по-прежнему разнося по округе ядовитую вонь плавленых деталей. Верёвки и ткань превратились в смесь спёкшейся массы и пепла, металл покрылся гарью. Сполохи потухли вместе с Марьяной – от них не осталось и следа.

– А мы? – спросил Илья. – С нами теперь что?

Олеся пожала плечами.

Он обратился, будто к инструктору, но она здесь была таким же стажером, и сама могла только предполагать. Она взяла на себя миссию успокаивать и держать ситуацию под контролем – пока ей это удавалось.

– Нам надо выбираться, – ответила она.

Назад они возвращались на её машине – Илья отказался сделать хотя бы шаг обратно в лес, чтобы найти свою. Средства связи у обоих не работали, видимо, её телефон тоже успел исчерпать заряд благодаря беспрерывным дозвонам. Олеся думала о том, как там издёргались её родители. Перед выездом она им звонила, чтобы сказать, что по пути должна заехать в одно место, а затем пропала на целые сутки… А может не сутки? Может больше? Кто знает – сколько она бродила по этим лесам, сколько гоняла в глуши, отлавливая двух беглянок?

Возникло желание притормозить на обочине, остановить любую попутку и задать вопрос: какое сегодня число? Но ни один водитель не поймёт: чего ради его выловили на дороге… Чтобы узнать какое число? Любой придёт в ярость, воспримет как издёвку.

Илья вспоминал всех, кто был в курсе, где находится то злополучное место, прикидывал: не нарвётся ли кто на могильник для ловушки времени, который они устроили в опустевшей яме, где раньше хранились продукты. Из пятилитровых баклажек они соорудили совки. Прогоревшие части переносили осторожно; Илья с омерзением нёс обугленный колышек в ворохе пепла – предполагаемую причину, так же с отвращением высыпал содержимое в яму и долго тряс. Совки покоробились от неостывших углей, но функцию свою исполнили. Их постигла та же участь – они оказались в могильнике вместе с остальным. Голыми руками вдвоём молодые люди забрасывали яму всем, чем придётся, лишь бы никто не обнаружил спрятанное – мало ли кто пожелает здесь развернуть в будущем лагерь.

– Что скажем дома? – спросила Олеся. – Как было на самом деле?

Илья издал короткий смешок.

– Ага… Особенно как у меня из памяти выпали недели, и как Марьянку крутило над костром, после чего она растворилась прямо на наших глазах…

– …как я перевоплотилась в старую себя и как летала на метле… – продолжила пересказ Олеся.

Оба рассмеялись. Притихли, наблюдая за машиной автоинспектора, тот обогнал их и исчез из виду.

– Таня пыталась рассказать, как было на самом деле, – начала вспоминать Олеся. – Абсолютно все сочли её за обманщицу. Каждый вытягивал из неё правду, как мог, и у большинства главной версией были психотропы. Хочешь, чтобы и про нас так думали?

Олеся представила лица окружающих во время её правдивого рассказа. Можно не сомневаться, что после этого у неё не останется ни друзей, ни подруг, а родители подсядут на лекарства.

– А что тогда говорить людям? – Илья замер в ожидании ответа.

– Ну к примеру, что заблудились…

– Как-то банально… Хм… Просто заблудились… Я хотел креативнее, народ поудивлять…

– Правдой удивишь – не то слово, только потом всю жизнь будешь удивляться, как у тебя ума хватило рассказать правду…

Впереди показалась развилка. Машина свернула с автострады под мост – вдалеке обозначились многоэтажки.

– Ну так что? Заблудились? – Олеся ждала ответа.

– Эх-х-х… – Вобрал воздуха Илья. – Жалко-то как… – Затем с силой выдохнул, скрестил пальцы и подложил их под голову. – Такое значимое событие в моей бестолковой жизни и придётся вспоминать его в тишине… Ладно! Пусть будет –заблудились!