Другая война на Свалке

Утро понедельника для многих обитателей Алинграда, столицы Лараны 5, самое тяжкое время. Как весело было на выходных и как не хочется возвращаться к тяжёлому монотонному труду в рудниках и шахтах проклятой Ямы. Впрочем, для Янпана Свана, гораздо более известного под кличкой Лом, утро понедельника обладает своей собственной неповторимой привлекательностью. В отличие от подавляющего большинства подневольных работников Ямы он обожает свою работу. Чем может быть плох понедельник, когда после двух законных выходных в кругу любимых жён и детей можно наконец вернуться к любимому делу?

Для своих сорока семи стандартных лет Сван выглядит великолепно: здоровенный физически крепкий мужик. Не жирный боров с отвислыми боками, а крупный боец. В синей рабочей робе Сван похож на обычного эмигранта третьей категории с накаченными бицепсами, пудовыми кулаками и пропитыми мозгами. На деле это не совсем так. Пусть у него пальца рук и в самом деле короткие и толстые, зато совершенно нетронутые лопатой или ломом. А всё потому, что Сван не работает на урановом руднике инженером или прорабом на стройке. Нет. Вот уже двадцать шесть лет Сван прилежно трудится главным следователем в Управлении полиции Алинграда. По сути он главный следак всей Ямы.

С момента основания пятьдесят лет назад Алинград почти естественным образом разделился на три уровня. Самый верхний, самый престижный и дорогой, занимают жилища колониальных чиновников и прочих не самых бедных жителей столицы. На среднем расположились предприятия по обслуживанию Алинграда, заводы, мастерские и, естественно, Управление полиции. Третий, самый низкий и большой уровень, занимает урановый рудник и обогатительная фабрика. Словно в насмешку бараки эмигрантов третьей категории застряли между вторым и третьим уровнями.

На работу в Управление Сван предпочитает ходить пешком. Просторные улицы-туннели едва-едва оживают. Работяги в полинялых спецовках и чиновники в потёртых пиджаках торопливо-медленно перебирают ногами. Немногочисленные женщины ведут ещё менее многочисленных детей под руки в единственный в Алинграде детский сад. Изредка по проезжей части проскакивает электромобиль. Прохожие нехотя уступают дорогу древним развалюхам на четырёх колёсах. Гул голосов и топот ног то и дело прорезают гудки машин и грязная ругань водителей.

По правой стороне улицы-туннеля тянутся большие панорамные окна. Сван на секунду остановился перед одним из них. Внизу, в свете прожекторов, копошатся огромные машины. С высоты в две сотни метров отлично видно, как экскаватор четырёхметровым ковшом зачёрпывает взорванную вчера вечером породу. Кузов гораздо более маленького самосвала ходит ходуном, когда экскаватор опрокидывает в него очередной ковш.

На дне Алина, в жерле исполинского давно потухшего вулкана, работает самый крупный на планете карьер. Столица колонии прилепилась на северном склоне исполинского жерла. Близкое соседство с карьером ни как не отражается на жизни города. У Лараны 5 начисто отсутствует атмосфера. Ни шум от работы исполинских машин, ни запах смазки или горелой резины не тревожат жителей столицы. Лишь раз, от силы два раза, в неделю улицы и дома Алинграда мелко встряхивает, когда в карьере тонны взрывчатки дробят на мелкие камешки сотни тонн богатой ураном породы. Настоящих природных землетрясений на Ларане 5 не бывает. Недра планеты давным-давно остыли.

В вестибюле Управления полиции за старым железным столом с отполированной столешницей сидит утус Озар Чвирин, семидесятивосьмилетний эмигрант третьей категории. На удивление бывший заключённый совершенно не боится носить чёрный мундир полицейского, к тому же изрядно поношенный и с чужого плеча. Как полицейскому Свану полагается точно такой же, только форма вот уже который год висит в шкафчике в кабинете без всякой пользы. Сам Сван предпочитает носить тёмно-синий рабочий комбинезон простого шахтера.

Лет сорок назад Озара Чвирина сослали в Яму за коррупцию. Некогда городской чиновник средней руки не смог устоять перед подношением в конверте и проворовался самым глупым образом. В полиции Алинграда утус Чвирин работает привратником, секретарём и дворником одновременно. К нему в первую очередь стекаются донесения и рапорты о всех без исключения происшествиях в колонии. Так же он на короткой ноге со всеми секретарями и секретаршами руководителей колонии. Ну а с различными диспетчерами и дежурными рудника и городских служб так вообще завзятый друг и собутыльник. Утус Чвирин самый информированный человек в Яме. По этой же причине он самый большой сплетник.

Утус Чвирин может часами рассказывать кто с кем спит, кто с кем дружит и кто кого ненавидит. Что в его словах правда, а что глупейший домысел, разобрать невозможно. И как только он до сих пор умудряется сохранять голову на плечах? Любого другого на его месте давно бы тихо повесили за длинный язык в многочисленных проходах и туннелях Алинграда. Яма не Акатуна, нравы здесь простые и конкретные.

– Ну, уважаемый, – костяшками пальцев Сван облокотился о столешницу и синей скалой навис над утусом Чвирином, – какие новости?

Выходные дни в Алинграде богаты на события. Узнать сводку происшествий с утра понедельника не блажь, а служебная необходимость.

– Ничего серьёзного, уважаемый, – утус Чвирин льстиво улыбнулся как должник при виде кредитора. – Так, мелочь одна: семь драк, две поножовщины. В «Усталом горняке» клиент не захотел оплатить услуги проститутки, за что сутенёр вывернул ему карманы и поставил на счётчик. И да! – глаза утуса Чвирина заблестели от возбуждения. – Убит Ирш Елагин, мастер-проходчик с Чётвертого участка.

Убийство – обычное дело, Сван лениво зевнул. В Алинграде, в самом большом городе маленькой колонии, редкие выходные обходятся без трупов. Ирш Елагин покойник официально зарегистрированный. Не исключено, что ближе к обеду в коллекторах и отстойниках найдут ещё парочку трупов. А пока с утра пораньше нужно будет по-быстрому раскрыть убийство мастера-проходчика.

– Хорошо, – Сван выпрямился, – бди дальше.

– Подождите, витус!

Утус Чвирин схватил Свана за рукав комбинезона. Прочная ткань недовольно затрещала.

– Чего тебе, – Сван вновь повернулся к утусу Чвирину.

– А вы слышали самую главную новость сегодняшнего утра?

Глаза утуса Чвирина забегали из стороны в сторону как у алкаша при виде большой бутыли самогона. Однако Сван не поддался на провокацию, лишь молча вырвал правую руку из цепких пальчиков привратника и самого большого на планете сплетника.

– На орбите над Ямой, – голос утуса Чвирина опустился до противоправного шёпота, – завис «Ягуар».

– Какой ещё ягуар?

Терпение испаряется капля за каплей, Сван недовольно сдвинул брови. Если Чвирин опять заведёт очередную любовную байку, то ему придётся срочно бежать в туалет. Кровь, если её вовремя не смыть, оставит на чёрном засаленном мундире бурые пятна.

– Разведчик «Ягуар» ВКС Федерации, – охотно подсказал утус Чвирин.

Космический разведчик… Сван скосил глаза в сторону. А! Ну да – относительно небольшой боевой корабль для разведки в глубоком космосе. Вооружение относительно слабое, зато могут летать быстро и очень, очень далеко. В ВКС Федерации входит всего одна эскадра боевых разведчиков: «Ягуар», «Кот», «Пума» и «Леопард», кажется. Почему её и называют «кошачий флот». Как раз на прошлой неделе по телеку рассказывали.

– Ну и что, – равнодушно протянул Сван. – Нам-то какое дело? Как прилетел, так и улетит. Бунта в Яме, хвала Великому Создателю, не наблюдается.

– Ну как же, уважаемый! – утус Чвирин эмоционально всплеснул руками, будто только что узнал, что на самом деле он женщина. – Не приведи Создатель, бунт, так к нам бы послали какой-нибудь крейсер. На крайний случай Первый крейсерский флот. Ну, это, как на Свалку. Не-е-е… – утус Чвирин потряс указательным пальчиком, – это «мяу» не спроста. «Кошка» что-то или кого-то привезла, мизинец на отсечение. Причём в большой спешке, раз это что-то или кого-то не послали замороженной тушкой обычным транспортником.

– Да ну тебя, – лениво отмахнулся Сван. – По меньше болтай по телефону и почаще протирай пыль в голове.

Сван отошёл от стола привратника. «Кошка», «мяу», которое неспроста, его не касается. Незачем забивать голову. И без «мяу» проблем хватает.

Личный кабинет порадовал приятной прохладой, Сван аккуратно закрыл за собой дверь. Пусть витус Райден, начальник полиции Лараны 5, что-то там ворчит об экономии электроэнергии, однако сам предпочитает оставлять кондиционер на полную катушку на все выходные. Иначе к утру понедельника в кабинете скапливается затхлый воздух с запахом металла и жжёной резины.

По меркам Ямы личный кабинет главного следователя обставлен очень даже хорошо, можно даже сказать дорого. Рабочий стол не из местного железа дурного качества, а из более дорогого и приятного пластика тёмно-коричневого цвета под дерево. А толстая столешница вообще из натуральной древесины. Пусть электронный рабочий стол то и дело скользит по ней, зато дотрагиваться до настоящего дерева гораздо приятней, чем до холодного металла или бездушного пластика.

На стене напротив стола электронные часы в деревянной раме. В углу пылится ещё один крошечный круглый столик на высокой стальной ножке. Вообще-то он предназначен для цветов. Но, увы, цветы в личном кабинете не живут. То ли атмосфера здесь тяжёлая, то ли поливать их нужно регулярно. Причём желательно водой, а не остатками кофе или чая.

Главное украшение кабинета, самая настоящая гордость, большое кресло из нержавеющей стали с широким подголовником. Четыре толстых болта намертво удерживают кресло точно напротив письменного стола. На подлокотниках широкие захваты, ещё пара на подставке для ног.

Указательным пальцем Сван чиркнул по электронному столу. Большой экран тут же ожил, точно по середине замигала грозная предупредительная надпись: «Введите пароль». Сван десять раз ткнул пальцем по виртуальной клавиатуре. Утус Чвирин, старый сплетник, обычно правильно докладывает о самых главных происшествиях, однако прочитать официальную сводку лишним не будет. Болтливый привратник частенько забывает маленькие, но очень важные в работе следователя детали и подробности. Что неудивительно: Чвирина в первую очередь интересуют самые перчённые подробности, чтобы было о чём поболтать и чем поразить Нерду, секретаршу витуса Рюпона, губернатора Ямы. Старый козёл упорно подбивает клинья к сорокалетней красавице, упорно на что-то надеется. Будто у него найдётся хотя бы один крошечный шанс супротив того же губернатора.

Так, это должно быть здесь. В пару кликов Сван вывел на рабочий стол официальную сводку. Ну да, так и есть – выходные дни прошли в Алинграде как обычно.

Янпан Осьятич Сван – представитель самого первого поколения коренных жителей Лараны 5. Оба его родителя уголовники. Отец был осуждён на Акатуне за бандитизм, мать там же за финансовые махинации в особо крупных размерах.

На Акатуне Есида Тинкун даже не глянула бы в сторону Осьята Свана. Однако в Яме она быстро сориентировалась и ещё быстрее выскочила замуж за крутого мужика с накаченными бицепсами, бычьей шеей и дурным характером. Иначе ей грозила бы судьба всеобщей невесты. Длинные ноги, грудь четвёртого размера и густые русые волосы на планете-тюрьме из достоинств превратились в проклятье. И не прогадала: по достоверным слухам Осьят Сван лично свернул шеи десятерым претендентам на красавицу Есиду, сотне или около того просто морду набил. Не хватает женщин в Яме, очень не хватает. Именно от отца Сван унаследовал мощную фигуру, физическую силу и упрямство перегруженного ишака.

Полноценного образования Сван не получил, да и не мог получить. Причина та же: когда ему было пять лет системы образования на Ларане 5 просто не было. Ни одной даже самой занюханной школы с древними планшетниками и ещё более древней интерактивной доской. По большей части Сван учился самостоятельно. Ни папа, который сам едва умел читать, ни мама, которая никогда не любила ни папу, ни его семя, не заставляли Свана корпеть над учебниками. Только благодаря тому, что в маленькой колонии преступности просто негде развернуться, он не пошёл по стопам родителей.

Когда Свану исполнилось двадцать лет, в Яме наконец-то была организована полиция. Как самого начитанного и сильного его тут же взяли следователем в криминальный отдел. Папа был не в восторге, маме, как обычно, было по барабану. Но Сван плюнул на мнение папы с самой высокой вышки Алинграда. Гонять эмигрантов третьей категории, сажать их в кутузку и отправлять на виселицу гораздо приятней и легче, чем вкалывать вместе с ними в рудниках и шахтах.

В двадцать пять Сван разом женился на двух девушках, чем вызывал острую зависть большей части мужского населения колонии. Готара и Ланта, как и сам Сван, представители самого первого поколения коренных жителей Ямы. Вместе в детстве на горшках сидели, играли одними и теми же игрушками, а потом создали одну семью. За двадцать два года брака жёны родили ему пятерых детей. Хотя, и в этом злые языки были как никогда правы, Готара и Ланта предпочли обрести в его лице могучего защитника и тем самым надёжно оградить себя от грязных посягательств со стороны измученных воздержанием мужиков. И не ошиблись: Сван лично свернул шеи шестерым особо наглым ухажёрам и ещё около полусотне просто морду набил. Не хватает женщин в Яме, очень не хватает.

За двадцать семь лет безупречной службы Свану ни раз и не два предлагали должность заместителя начальника полиции, самое высокое кресло, которое только может занять абориген. Только более высокому окладу и кипам деловых бумажек Сван предпочёл гораздо более интересную работу в «поле».

Драка, драка, поножовщина. «Усталый горняк» и жадный клиент, пусть сам со «счётчиком» разбирается. Сван быстро пролистал официальную сводку. А! Вот – убийство мастера-проходчика Елагина. На место преступления был вызван лейтенант Равер, дежурный офицер. Согласно его рапорту, преступник наступил на лужу крови. Размер ботинка – сорок четвёртый. Орудие убийства – гаечный ключ на 50. Так, Сван ткнул пальцем в синюю ссылку, справка из криминалистической лаборатории. В крови убитого обнаружена убойная доза алкоголя, а в желудке выпивка самого низкого качества.

Всё ясно, Сван выпрямился в кресле. Накануне смерти в субботу вечером мастер-проходчик Елагин прилежно нализался дешёвым бухлом в каком-нибудь задрипанном баре, где бармен вместо закуси даёт понюхать собственную лысину. Неофициальной жены нет, официальной тем более нет. Проституток мало и стоят они бешенные деньги. Вот и остаётся простым работягам единственная радость – дешёвый самогон и алкогольное опьянение.

Пора браться за дело, Сван ткнул указательным пальцем в иконку вызова личного помощника.

– Доброе утро, витус, – на рабочем столе возникло изображение Цлага Габауна. – Да, я уже ознакомился с материалами дела. С чего начнём?

Среди эмигрантов третьей категории Цлаг Габаун получил кличку Фомка от прозвища самого Свана. Фомка – маленький лом. Цлаг парень исполнительный, а вот с инициативной у него не очень. Другой бы на его месте давно стал бы либо самостоятельным следователем, либо ушёл бы на повышение. А Фомка по-прежнему предпочитает ходить следом за Сваном.

– Раз ты в курсе, то подгоняй ко входу «воронок». Поедем подозреваемого брать.

– Вы уже знаете, кто убийца? – лицо Фомки вытянулось от ожидания.

– Нет, – Сван смачно зевнул. – Работа топорная. Только полных лох мог оставить свою визитку возле трупа в виде отпечатка ботинка. Проблем с поиском не будет.

«Воронок» – маленький электромобиль на двух полицейских. Главное достоинство кроме четырёх колёс – небольшое отделение для задержанного за сиденьями водителя и пассажира. Пусть убийство топорное, однако в поисках преступника придётся обойти множество баров на рабочей окраине Алинграда. Топать пешком далеко и утомительно.

Поиск убийцы не занял много времени. В «Изотопе», в четвёртом по счёту питейном заведении, бармен и официант опознали убитого Елагина. Они же рассказали, кому именно накануне в субботу вечером мастер-проходчик набил морду – некий Итин Бишак, чернорабочий с карьера.

Запрос в базу данных мэрии Алинграда выявил ещё один интересный факт: в понедельник утром утус Бишак взял на складе спецодежды новые ботинки, а старые так и не сдал. В пояснении Итин Бишак указал, будто старая обувь полностью износилась и страшно воняет. Тем более подозрительно: прежнюю пару ботинок он получил всего четыре месяца назад. Вряд ли за это время он мог износить их до такой степени, что сдавать обратно на склад совершенно нечего. Да и размер ноги у Итина Бишака совпадает, тот же сорок четвёртый.

В досье на утуса Бишака отмечено, что он отличается склочным и мстительным характером, за что и угодил в Яму. На Акатуне за ним числится два трупа. В уголовном деле следователь прямо указал на возможное наличие ещё двух жмуриков. Отпали последние сомнения: Итин Бишак грохнул Ирша Елагина. Для окончательного доказательства вины осталось найти ботинки со следами крови жертвы и орудие убийства гаечный ключ на пятьдесят.

На предварительное следствие ушло около четырёх часов. Ещё до обеда Сван вместе с помощником взял Итина Бишака в бараке для рабочих.

– Садись, – Сван грубо толкнул Бишака в большое кресло из нержавеющей стали.

Подозреваемый шлёпнулся на сиденье и затравленно оглянулся. Бишак едва, едва держится, дабы не наложить в штаны от страха. Без малейшего сопротивления он позволил Фомке застегнуть руки и щиколотки в стальных зажимах на подлокотнике и подставке для ног.

– Клиент готов и жаждет общения, – Фомка разогнул спину.

Сван с грохотом поставил стальную табуретку рядом с креслом для допросов. От страха Бишак дёрнулся всем телом, побледнел, но промолчал. Сван взгромоздился на табуретку. На клиенте новенькая, с иголочки, роба. На рукавах и штанинах не успели разгладиться складочки от долгого хранения на складе. Новые ботинки на липучках до сих пор припорошены белесой пылью. Так…, Сван уставился на подозреваемого холодным немигающим взглядом, придётся найти ещё и старую робу. Запачкал кровью, болван, когда бил Ирша Елагина ключом по голове.

Тягостное молчание действует сильнее самой грязной ругани. Бишак побледнел ещё больше. Руки в стальных зажимах мелко, мело трясутся, грязные обкусанные ногти царапают металл. Понимает, каналья, куда попал и что его ждёт. Страх перед лицом грозного Лома плещется в глазах Бишака, однако ужас перед неизбежным наказанием пока перевешивает. От того и молчит. Бледнеет, ёрзает, скребёт ногтями, но всё равно молчит.

Не смотря на новенькую робу от Бишака несёт мочой и застарелым потом. В давно немытых волосах блестят крупинки перхоти. Однако смачный перегар перебивает прочие запахи. Господи, Сван недовольно поморщился, что он только пил?

Не хватает женщин в Яме, очень не хватает. Редкий мужчина может похвастаться законной женой. Только отсутствие пары полбеды, даже треть. Никаких, для эмигрантов третьей категории абсолютно никаких, перспектив по жизни. Вот и остаётся подавляющему большинству бывших жителей благодатной Акатуны пить, пить и ещё раз пить. Пить и призывать цирроз печени как избавителя от тоскливого и однообразного существования.

– Ну, утус Бишак, – медленно протянул Сван, – для начала попробуем по-хорошему. Скажи, мил человек, за что ты убил Ирша Елагина? Куда спрятал гаечный ключ на пятьдесят, а так же робу и ботинки? Те самые, которые ты кровью убиенного заляпал.

Бишак затряс головой, захлопал губами словно рыба, которую вытащили из аквариума на свежий воздух. Белые и красные пятна разукрасили лоб и щёки чернорабочего с карьера.

– Не виноват я, начальник, – с хрипом выдавил из себя Бишак. – Не знаю я, кто Елагин грохнул. И старую робу с ботинками в люк канализационный я не прятал. Я, это, того, в субботу вечером, как обычно, в «Изотопе» нализался. Что дальше было – не помню. Очухался ночью прямо в третьем туннеле. Да, точно, в третьем. Не знаю как до барака добрёл. Воды, это, того, налакался и снова вырубился, у себя, это, в конуре.

Врёт Бишак неумело и крайне неубедительно. Особенно про канализационный люк, в котором он не прятал заляпанные кровью робу и ботинки.

– Если врать не умеешь, то лучше не делай этого, – ласково произнёс Сван. – Вот, например, ботинки на тебе новые, а старые ты на склад так и не сдал.

– Так, это, – глаза Бишака испуганными кошками заметались из стороны в сторону, – износились старые. Да! Точно износились. Сильно. И воняют. Сильно. Я их, того, сразу в утилизатор бросил. Девиго, это, кладовщик, ругается матерно, когда мы ему вонь приносим.

Пусть на Ларане 5 давно нет атмосферы, однако под поверхностью планеты обнаружены большие запасы ископаемого льда. Чем с чем, а с водой в колонии проблем никогда не было. Только очень многие эмигранты третьей категории настолько запускают себя, что не моются месяцами.

– За четыре месяца износил, – Саян участливо склонил голову.

– Да! Да! За четыре, – Бишак тут же судорожно закивал.

– А ничего, что они на три года рассчитаны? – как бы между прочим поинтересовался Сван. – А многие их и все пять носят.

– Так они, это… – паника выступала на лбу Бишака обильной испариной. – Бракованные были. Да! Точно! Бракованные. И воняли. Сильно.

От столь счастливой находки Бишак аж приободрился.

– Допустим, – тут же легко согласился Сван. – А старую робу куда дел? Тоже сносилась? Тоже воняет? Тоже в утилизатор бросил?

– Да! Да! Сносилась, воняет, бросил, – Бишак аж заулыбался от радости.

– Ох, врёшь ты, братец. Врёшь, – Сван в сомнении покачал головой. – Не мог ты её в утилизатор бросить. Никак не мог. Твой весьма скромный семейный бюджет никак не потянет столь сильную трату.

Как и большая часть эмигрантов третьей категории Итин Бишак живёт очень бедно. Старая рабочая роба, даже заношенная до дыр и вонючая как заброшенный толчок, очень ценная вещь. Если спецодежду никак нельзя подремонтировать, заштопать, то её вполне можно пусть на материал для ремонта других спецовок, на тряпки пол мыть, наконец. Ещё из свёрнутой робы получается отличная подушка под голову, или ноги укрыть. Да мало ли где ещё может пригодиться старая рабочая спецовка.

– Честное слово, начальник, в утилизатор бросил, воняла, – Бишак упорно гнёт свою линию. – Не убивал я, мамой клянусь.

Сван тяжело вздохнул. На счёт мамы он это зря сказал.

– Мил человек, ты пойми: – Сван наклонился к Бишаку, – ну не досуг нам с Фомкой искать тот самый канализационный люк, куда ты улики сбросил. Не досуг. Знаешь, сколько этих самых люков по всему Алинграду натыкано. А мне домой хочется, пообедать по-человечески.

Предлагаю по-хорошему последний раз, – Сван выпрямился на табуретке, – сознавайся, куда улики сбросил?

Итин Бишак задышал глубоко-глубоко и побелел, словно его облили белилами.

– Не виноват, я-я-я… – Бишак едва не плачет от отчаянья.

Не сознаётся, Сван тихо вздохнул. Итин Бишак упорно не хочет говорить, куда сбросил улики. Вопреки названию утилизатор не уничтожает вещи, а отправляет их на склад вторсырья. В казённые ботинки и робы для учёта и контроля встроены микрочипы. Какими бы сношенными и вонючими не были бы вещи Бишака, они в любом случае должны были бы оказаться на складе. Об этой важной детали Бишак либо забыл, либо не знал вовсе.

– Жаль, жаль, очень жаль, уважаемый, – Сван притворно вздохнул. – Придётся нам поговорить с вами по-плохому. Крокодила! – Сван резко выбросил в сторону правую руку.

Итин Бишак тут же задёргался, завертелся в стальном кресле для допросов, будто через его руки и ноги прошёл электрический ток в тысячу вольт и сотню ампер. Зашуршал отодвигаемый ящик письменного стола. Фомка вложил в протянутую руку хвост игрушечного крокодила.

Обычная детская игрушка, старая и облезлая. Некогда ярко-зелёная шкурка крокодила со временем стала грязно-зелёной, а на вытянутой морде появились бурые пятна. При виде старой детской игрушки Бишак замер в кресле для допросов, словно примёрз к широкой спинке. Зато глаза чернорабочего едва не вылезли из орбит.

Медленно, демонстративно медленно, Сван поднёс игрушечного крокодила к лицу Бишака. Тупая мордочка с крошечным красным язычком упёрлась чернорабочему прямо в губы. Бишак инстинктивно дёрнулся назад, затылок гулко стукнулся о стальной подголовник.

Сван сощурил глаза. Обычно в этот момент подозреваемый либо колется, либо писает. Лёгкое журчание, Сван опустил глаза, из левой штанины Бишака выбежала вонючая жёлтая струйка. Это плохо, чернорабочий выбрал второй вариант, придётся повозиться.

Крокодилья мордочка прошлась красный язычком по губам, носу и подбородку Бишака. Чернорабочий пристально смотрит на старую игрушку, тяжело дышит и продолжает упорно молчать.

– Ну так что, – Сван легонько ткнул Бишака крокодильей мордочкой в левый глаз. – Может, сознаешься? Пока не поздно.

Итин Бишак на грани паники, от страха он перестал трястись всем телом, однако упорно продолжает и продолжает молчать. Тем хуже для него.