Вариант «И»

Возиться с ним я не стал. Мне нужно было в считанные секунды решить, как действовать дальше. Хотя думать тут, собственно, было не о чем.

Ольга была мертва. И хотя очень нехорошо было по отношению к ней – к ее телу, к памяти о ней – оставить ее вот так, другого выхода я просто не видел. Меньше всего сейчас мне нужно было затевать знакомство с милицией и доказывать, что к убийству ее я не имею отношения – во всяком случае, как инициатор или исполнитель. Я подставил ее под пулю – да, это скорее всего так и было. Потому что, кроме прочего, убить хотели наверняка не ее: в таком случае любой специалист стрелял бы в спину, а не в затылок. Тем более издалека; а о том, что выстрел был сделан с немалого расстояния, свидетельствовало то, что пуля была уже на излете и не прошла навылет. Это могло значить лишь одно: стреляли в меня, и она находилась между мною и стрелком, оставляя доступной для прицела лишь мою голову. Времени у убийцы было, вероятно, в обрез: иначе он мог бы обождать, пока мы не начнем двигаться, и я не открылся бы целиком. Хотя, может быть, он побоялся, что мы зайдем в вагон? Это можно было предположить: что иное могло бы заставить нас назначить свидание именно на этом месте? То есть сообразить, наверное, можно было, но у них не было времени и на раздумья.

Но для того, чтобы втолковать все это милицейским операм, понадобится, кроме расхода времени, еще и в какой-то мере раскрыться перед ними; а этого сейчас делать никак не следовало. Мои дела были важнее. Тем более что если кто-то и найдет стрелка, то уж не они, во всяком случае.

Сейчас надо было исчезнуть. Обдумать все можно станет и потом.

– Прости, Оля, – сказал я, глядя на нее. – И прощай.

Попрощался, потому что знал: на похоронах ее меня скорее всего не будет. А если и приду, то погляжу издали.

Я вышел на площадку. Отворил дверь. Поезд шел не очень быстро. Конечно, вокруг была никак не пустыня; но если кто-то и заметит, то вряд ли сможет опознать меня. Перед тем как спрыгнуть, я убедился в том, что купленной кассеты со мною нет, что она действительно оставлена мною в боксе, как и все прочее. Так что рисковал я разве что шеей. Я поднял мостик, спустился на нижнюю подножку и прыгнул так, как когда-то учили: лицом вперед, сильно отталкиваясь против движения. Повезло: даже не упал и вовремя разминулся с мачтой контактного провода. И быстро пошел, чтобы поскорее покинуть полосу отчуждения.

5

В гостиничный номер я вернулся без особых происшествий в пятом часу дня. По дороге зашел было пообедать, чтобы потом никуда уже не выходить из номера; но из благого намерения ничего не получилось: я смог лишь поковырять вилкой заказанный кусок мяса с жареным луком, но в горло кусок не полез; я и не видел толком, что мне подали, потому что вместо столика перед глазами несмываемым стоп-кадром стояло все то же: асфальт перрона и медленно оседающая на него Ольга, а затем – стеклянная башня нового здания вокзала, куда мгновенно метнулся мой взгляд, привычно определяя директрису выстрела; но там ничего, разумеется, не было заметно. И снова – перрон, и снова – Ольга… От моего прыжка из идущего поезда в памяти почему-то не осталось почти ничего. В конце концов я оттолкнул от себя все съедобное, расплатился и хотел уже встать и топать восвояси, чтобы воспользоваться плодами нового приобретения. Мне нужно было поработать – не для собственного удовольствия, но чтобы хоть как-то привести в порядок нервы, а также и мысли, сильно разболтавшиеся после того, как умерла Оля. От этого лучше всего излечивает работа.

Но все никак не встать было; однако внезапно все мои лениво-горестные рассуждения исчезли, уступая место совсем другим: оперативно-боевым.

Я понял, что если я и не полный идиот, то, во всяком случае, личность совершенно безответственная. И добро бы это еще касалось только меня!

Я собирался встретиться с Ольгой. А накануне вечером в меня стреляли. Пусть это были не президентские ребята; кто-то другой – выбор предоставлялся достаточно широкий. А если меня подкараулили в темноте и к тому же в месте, где я мог бы и не оказаться, то мог бы сразу сообразить: тут, в отеле, как бы я ни преображался, за мной приглядывают и будут приглядывать, будут провожать. Так и получилось, по всей вероятности – и таким образом я их вывел на женщину; она не играла никакой роли в наших делах, одноразовая просьба, к тому же почти сразу отмененная, не в счет; но женщина всегда считается слабым местом, точкой давления на мужчину, наживкой, на которую его выманивают… Я надеялся, что если за мной от гостиницы пойдут – то я-то ускользну, хороший газетчик должен уметь внезапно появляться и исчезать, да и вообще скорее всего я еще здесь избавлюсь от их внимания. Но если мой разговор с ней прослушивался, то установить ее адрес для хотя бы и средненького специалиста было делом простым. И они повели ее, чтобы выйти на меня там, где я меньше всего ожидал этого.

То есть – это я ее подставил, и только я.

Вернуть ее я не в силах, и никто другой – тоже. Но разобраться в случившемся обязан.

Еще одно дополнение к планам и диспозициям.

Сказано в суре восемнадцатой, называемой «Пещера», в айяте семьдесят третьем: «Неужели ты убил чистую душу без отмщения за душу?» И далее, в восемьдесят третьем: «Мы укрепили его на земле и дали ему ко всему путь, и пошел он по одному пути».

Значит, дело это от меня не уйдет. Но всему свой черед. И довлеет дневи злоба его.

С такими мыслями вернулся я в свой номер, как уже сказано, без осложнений.

Мне предстояло прежде всего разобраться в истории вопроса, с которым была связана купленная за немалые деньги запись.

После попытки 2013 года, которая осталась в истории с названием «Кефирный путч», мысли о реставрации монархии, казалось, исчезли столь же незаметно, как перед тем возникли. Населению и без того приходилось думать о множестве вещей куда более актуальных. Инфляция, с которой предполагалось покончить еще лет за двадцать до того, продолжала существовать и расти не очень торопливо, зато непреодолимо; она уверенно обгоняла рост доходов. Экономика по-прежнему хромала на обе ноги: промышленность лихорадило, она то как бы взвивалась на дыбы, удивляя мир и, похоже, сама удивляясь великолепным темпам роста продукции, то небольшое время спустя спотыкалась на все четыре: произведенные товары не продавались, поскольку качество их оставалось на уровне советского – значит отличного (как острили в давние времена), отличного от хорошего. Там же, где России действительно было что показать – в производстве вооружений, аэрокосмической промышленности и, наконец, в продуцировании идей, ее или всеми силами старались не выпустить на рынки, или, если это представлялось уж никак невозможным, в игру вступал кто-то из «Великой триады» (как уже назвали к тому времени три гигантских финансово-промышленных группы, объединявшие не отдельные компании, но государства: североамериканскую, контролировавшую, впрочем, и южный субматерик; дальневосточную, все увереннее вытягивавшую на свою орбиту и Индию, и, разумеется, европейскую, больше всего на этом зарабатывавшую, поскольку по традиции основные экономические связи России шли через Европу). Вступая в игру, члены Триады – кому первому удавалось – инвестировали не такие уж большие деньги в создание транснациональных (российско-чьих-то еще) компаний – и, пользуясь ими, как насосом, качали прибыль в свою пользу благодаря большому и многогранному опыту в этой области; что касается русских партнеров, то отдельные люди, фигурировавшие в этих компаниях, сколачивали неплохие состояния, которые формировались, правда, отнюдь не в отечественных банках; страна же в целом теряла все больше. Государство пыталось огрызаться; прошло несколько крупных и многошумных процессов, успешно вытеснявших из телевизионных программ традиционные бесконечносерийные мыльные оперы (тоже, кстати, главным образом не российского происхождения); обвинители были сокрушающи, защитники – великолепны, судьи – величавы, приговоры – сдержанны; но деньги не возвращались. Именно к тем временам относятся пресловутые «Бунты пенсионеров», которые на самом деле, конечно, бунтами не были, они походили скорее – если пользоваться сравнениями из исторического ряда – на демонстрацию 9 января 1905 года: людей выталкивала на улицу безнадежность. В отличие от тех давних времен в стариков не стреляли и даже не очень разгоняли: ясно было, что – вследствие преклонного возраста и незавидного здоровья – далеко им не уйти и долго не продержаться; так и получалось каждый раз, а всего этих бунтов было четыре. Бессмысленные, они тем не менее способствовали очередной смене власти, когда на место фашистов пришли «тилингеты». Событие, на положение дел в стране (если говорить не о содержании пропаганды, а о вещах реальных) никак не повлиявшее, да и не способное повлиять.

Так обстояло дело к 2017 году…

Прежде чем по-настоящему углубиться в работу – или в отдых, в конце концов бывает трудно отличить одно от другого, – я неспешно обошел свои апартаменты, не постеснялся даже заглянуть под кровать; затем убедился, что дверь надежно заперта изнутри, и прилепил к ней маленькую коробочку сторожа с ревуном – он поднял бы шум при малейшей попытке отпереть замок снаружи даже не отмычкой, а ключом; и в довершение подготовки опустил жалюзи и зажег настольную лампу; дома я еще подумал бы – стоит ли, но тут за электричество я не платил – или все равно платил, так что можно было не экономить. Все эти меры были предприняты потому, что кто-нибудь, не попав накануне в цель в темном переулке, а нынче – на вокзале, вполне мог повторить попытку и среди бела дня – через окно из снайперской винтовки или изнутри – бесшумно войдя через незапертую дверь. Такой возможностью я не мог пренебречь, и вообще эта угроза казалась мне достаточно серьезной; я отлично понимал, что лень ленью, но она никак не удержала бы меня в четырех стенах. А вот нежелание подставлять себя под пулю смогло отбить у меня охоту прогуливаться по городу – во всяком случае, без серьезной необходимости. Только завершив все меры безопасности, я вернулся к делам.

Итак, две тысячи семнадцатый год. Сам я помнил его достаточно смутно, да и трудно было сейчас отличить, где кончались мои собственные впечатления, плавно переходя в почерпнутую впоследствии в материалах информацию. Собственно, это и не имело значения: и к тому, и к другому я всегда относился с осторожностью, зная, что и собственной памяти не каждый раз можно доверять, а уж чужим свидетельствам – тем более, и тут как нельзя более кстати бывает метод перекрестного допроса. Я и применял его; однако бывают случаи, когда контрольные тесты невозможны, и ты можешь верить или не верить, принимать или не принимать, опираясь исключительно на свою интуицию, без которой в политической журналистике (а в другом ремесле и подавно) и вообще делать нечего.

Приближавшееся столетие исторического события мало кого оставляло равнодушным. Я имею в виду, конечно, то небольшое (численно) меньшинство в стране, которое интересовалось политикой в любом ее аспекте – а история с ее интерпретациями событий всегда была и остается политикой. Подавляющее большинство жителей России, целое столетие блуждавшей в поисках самой себя, к славной траурной годовщине было уже настолько отуплено проблемами выживания, что им было не до юбилеев – разве что в праздник местами давали дармовую жратву и выпивку; но такое бывало редко. Население – даже те группы и группки в его составе, которые с первого взгляда можно было принять за активные: мелкие торговцы и предприниматели – на самом деле черпали уже из последних резервов сопротивляемости, и с ними, по сути дела, можно было делать что угодно. Как в том, вековой давности анекдоте, когда согласно последнему указу правительства все жители обязаны были в массовом порядке повеситься в публичных местах. Там, в анекдоте, единственной реакцией населения после оглашения указа было: «Веревки свои нести, или профсоюз обеспечит?» Возникни подобный указ в ноль семнадцатом году – реакция была бы до мелочей схожей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Времена меняются… (лат.)

2

советник (ит.).

3

десь живут львы (лат.).