Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине

Командование бригады поставило за поход Августиновичу заслуженную хорошую оценку. В его аттестации за 1941 год указывалось: «Подводная лодка К-1 к выполнению боевых задач подготовлена хорошо. Смелыми и решительными действиями [Августинович] утопил один фашистский транспорт. Выставил три активных минных заграждения у берегов противника. Установлена гибель двух транспортов противника на минах, выставленных подводной лодкой К-1. Предан делу партии Ленина – Сталина и социалистической Родине. Политически и морально устойчив, хорошо знает свое дело, грамотный командир-подводник. Кораблем управляет хорошо. Дисциплинирован, состояние дисциплины на корабле в удовлетворительном состоянии. В начале командования кораблем требовательность к подчиненным была недостаточна, сейчас повышается. Организация службы стояла на низком уровне в начале войны (потеря плавучести, выстрел боевой торпедой у пирса), за последнее время на корабле улучшилась. Занимаемой должности соответствует. Достоин посылки на учебу в академию»[17].

Но ни в какую академию Августинович поступать не стал – не для того он писал рапорт о переводе на должность командира подлодки. Вместо этого он снова пошел в море. Пятый поход «катюши» состоялся в январе – феврале 1942 года на восточный участок коммуникации в районе Тана-фьорда. И в этот раз подлодка ставила мины, но из-за неудачно выбранного в штабе Северного флота места постановка не имела успеха. Тогда решили вновь обратить внимание на западный шхерный район коммуникаций. Туда «катюша» совершила свой шестой поход в апреле 1942-го. Он стал одним из самых удачных и в полном объеме продемонстрировал командирский талант Августи новича. На подходе к месту постановки первой банки он обнаружил два тральщика, осуществлявшие контрольное траление фарватера. Пронаблюдав за ними пару часов, Михаил Петрович точно установил, где пролегают курсы вражеских кораблей, и после ухода тральщиков выставил там две группы мин.

Одиннадцатую мину заклинило в люке, но благодаря мастерству личного состава она была выброшена за борт, а минное устройство вновь введено в строй. После этого К-1 перешла в соседний район, где выставила оставшиеся девять «сюрпризов». Все три банки оказались результативными. В апреле 1942-го на одной из них погибло судно «Курцзее», в мае на другой – крупный транспорт «Асунсьон» (оба с грузом продовольствия). После этого немецкие тральщики протралили весь район, но не настолько тщательно, чтобы сделать его полностью безопасным. В феврале 1943-го на случайно пропущенной при тралении мине подорвался и получил серьезные повреждения транспорт «Мольткефельс». К счастью, он не затонул – его «груз» составляли советские военнопленные, каторжный труд которых немецкое командование использовало для строительства дорог и береговых батарей. Что же касается апрельского похода, то в ходе него «катюша» еще и высадила на берег разведгруппу, а также приняла участие в операции по прикрытию союзного каравана. После возвращения из похода Михаил Петрович был удостоен своей первой боевой награды – ордена Боевого Красного Знамени. И напротив, седьмой поход в мае 1942-го в район порта Вардё был неудачен – из-за наступления полярного дня лодка неоднократно обнаруживалась и подвергалась преследованию противолодочных сил противника, не давших ей ни одной возможности для выхода в атаку. Мин в том походе «катюша» не ставила.

Сосредоточенный и требовательный в море, на берегу Михаил Петрович был мастером шуток, розыгрышей и душой любой компании. Мало кто знает, но знаменитая традиция чествовать экипаж добившейся успеха подлодки за обедом с жареными поросятами – именно его изобретение. В своих мемуарах И. А. Колышкин писал:

«Приятное разнообразие в наш будничный быт вносят торжественные обеды с жареным поросенком. Этим роскошным по военным временам блюдом угощают победителей. А началось все с шутки. Как-то Августинович, сохраняя серьезное выражение на лице, сказал Морденко (командир береговой базы бригады подлодок СФ. – М. М.):

– Не вижу со стороны береговой базы ликования по поводу наших побед. Подводники, понимаешь ли, в поте лица корабли топят, салюты в честь этого дают. А вы вроде бы и не замечаете. Поросенка бы, что ли, резали за каждую победу. А то нехорошо получается…

Григорий Павлович отнесся к такому предложению вполне по-деловому. Договорились, что для каждой команды, вернувшейся с победой, будет даваться обед с поросятами по числу потопленных кораблей. И командир базы сдержал свое слово. Новый обычай всем очень понравился. И вскоре Морденко пришлось завести довольно крупный свинарник. Случалось, он сокрушался:

– Ну виданное ли дело? Для одной «малютки» – двух поросят жарить! Команда ведь маленькая – не съедят. Да и свиней этак не напасешься.

Однако опасения рачительного хозяйственника были напрасны. Поросячье стадо имело достаточный приплод. А то, что попадало на праздничный стол, никогда не оставалось недоеденным.

Популярность таких обедов объяснялась отнюдь не преувеличенным интересом подводников к тонкостям гастрономии. Обеды с поросятами стали своеобразной формой сплочения и укрепления нашей морской семьи и даже обмена боевым опытом. На них приглашали командующего флотом, члена Военного совета, командование бригады, командиров дивизионов и лодок, стоявших в базе. В простой и непринужденной обстановке участники минувшего похода с увлечением рассказывали о пережитом в море, приводили бесчисленные подробности боевого столкновения с врагом. Здесь в отличие от официальных разборов их рассказы получали более сочную, эмоциональную окраску.

За некоторыми праздничными столами бывает не принято говорить о повседневных делах, о службе – считается, что интереснее и лучше для отдыха вести общий, «развлекательный» разговор; в этом видят чуть ли не признак хорошего тона. Мы придерживались на это своей точки зрения. Для нас не было ничего, более интересного и увлекательного, чем свежие воспоминания товарищей о поиске и торпедных атаках, артиллерийском бое и уклонении от вражеского преследования. Ведь в этом была вся наша жизнь!»[18]

Вообще же весна – лето 1942 года стали периодом заметного снижения активности и результативности действий североморских подводников. Дело в том, что немецкое командование, до того почти игнорировавшее угрозу своим перевозкам из-под воды, приняло решительные меры к их защите, заметно усилив эскорт конвоев и выставив вдоль берега противолодочные минные поля. Сразу же начались потери, которые за первое полугодие составили шесть субмарин из двадцати одной, с которыми бригада встречала Новый 1942 год. Головокружение от успехов быстро прошло, у многих экипажей и командиров его сменили пассивность и уныние. Даже в базе субмарины не могли чувствовать себя в безопасности – в результате участившихся авианалетов на Мурманск и Полярный ряд подлодок получил повреждения. Не стала исключением и проходившая ремонт К-1 – 2 июля она была буквально изрешечена осколками трех взорвавшихся рядом авиабомб. Лишь благодаря самоотверженным усилиям рабочих и экипажа она к началу августа была введена в строй, после чего сразу же вышла в новый боевой поход.

На этот раз ей предстояло поставить мины в устье весьма крупного по размерам Порсангер-фьорда, где находился узел немецких морских коммуникаций. С некоторой задержкой из-за густого тумана это задание было выполнено вечером 6 августа. Правда, без каприза минного устройства не обошлось – на этот раз в люке застряла девятнадцатая мина. Предшествующие восемнадцать были выставлены новым способом, который, по-видимому, придумал сам Августинович, – не отдельными мелкими банками, как это делалось раньше, а «ожерельем», то есть на одной дуге сложной конфигурации. В последующие дни «катюша» продолжила действовать на позиции в торпедном варианте. Вечером 11 августа она чуть было не стала жертвой того же оружия, которым столь успешно действовала против вражеского судоходства. Когда «катюша» отходила в подводном положении от вражеского берега для зарядки аккумуляторов, над ней прогрохотал мощный взрыв. Лодку спасло лишь то, что благодаря предусмотрительности командира она шла на глубине 60 метров, в то время как противолодочная мина была установлена на глубине 11 метров от поверхности и сработала в результате задевания корпуса лодки за чувствительную антенну. В момент взрыва внутри «катюши» погасло все освещение, вышли из строя кормовые рули, а сама она получила значительный дифферент на нос.

Нам сейчас тяжело представить, какие эмоции испытали моряки в этот момент. Главное же, что никакой паники в этот момент не было. Благодаря четко отданным командам и многократным тренировкам члены экипажа произвели все необходимые действия и, после восстановления освещения и плавучести, приступили к выяснению полученных повреждений. А они оказались на удивление небольшими. Помимо большого количества разбившихся лампочек и измерительных приборов, сплющило ввод радиоантенны, через который в лодку начала поступать вода. Течь была легко устранена. После всплытия выяснилось, что палуба в носовой части сильно вогнута, а ограждение рубки и орудия поцарапаны осколками, которые в изобилии валялись на верхней палубе, зенитный перископ был заклинен и не выдвигался из тумбы. Михаил Петрович посчитал, что, несмотря на подрыв, субмарина вполне может продолжить действия на позиции, но после доклада в штаб его отозвали домой. Это неудивительно, с учетом того, что примерно в то же время в результате подрывов на минах погибли однотипная К-2 и «малютка» М-173. Изучив материалы похода Августиновича, командование бригады пришло к выводу, что следует обязать всех командиров подлодок осуществлять подход к берегу через районы, предположительно заминированные врагом, на глубинах погружения 75 метров. В дальнейшем эта рекомендация спасла жизнь не одному экипажу подлодок.

Что же касается мин, выставленных К-1 в том походе, то спустя несколько дней после возвращения флотская разведка донесла, что на них погиб сторожевой корабль противника. На самом деле история выставленных «катюшей» «сюрпризов» сложилась иначе. К тому времени немцы уже наладили контрольное траление на всем протяжении своей прибрежной коммуникации и вскоре наткнулись на постановку К-1. Несколько мин оказались вытралены, но немецким тральщикам не удалось вычислить сложного начертания «ожерелья Августиновича». 12 сентября на оставшихся в районе минах подорвался и затонул немецкий пароход «Роберт Борнхофен», шедший в Киркенес с грузом угля. Лишь после этого немцам удалось уничтожить большую часть остававшихся мин.

В сентябре К-1 выходила для прикрытия союзного конвоя, а затем некоторое время ремонтировалась. Наконец-то ее экипажу удалось выявить причину постоянно возникавших неисправностей минного устройства. Немалая заслуга в этом принадлежала лично Михаилу Петровичу. Он добился разрешения на проведение серии испытаний устройства на морском полигоне в условиях, максимально приближенных к боевым. Техническая комиссия флота с участием командира высказывала различные предположения о причинах регулярных заеданий, они устранялись, лодка выходила в море и приступала к практической постановке. Так происходило несколько раз, но результат каждый раз оставался негативным – мины снова и снова застревали в люках. Командир делал все возможное к тому, чтобы удержать их в таком положении и привезти в базу, чтобы комиссия могла наконец-то выяснить причину заеданий. В конце концов ее удалось раскрыть – оказалось, что из-за производственного дефекта кулачки вертикальных направляющих минного устройства имели различную высоту. Когда при постановке мина наезжала на них, из-за дефекта кулачков ей сообщался крутящий момент, разворачивающий мину вокруг своей оси, что приводило к падению ее на люк и заклиниванию всего устройства. После того как высоту кулачков выровняли, все последующие практические и боевые постановки проходили уже без проблем. Рекомендации по регулировке устройства передали на другие «катюши», что позволило наконец-то, к середине второго года войны, преодолеть этот дефект вооружения. В этом была немалая личная заслуга Михаила Петровича.

В начале ноября 1942 года в штабе Северного флота был разработан новый план минирования вод противника. И если ближние вражеские коммуникации могли быть заминированы катерами, то дальние – исключительно подводными заградителями, которых к тому моменту в строю флота было всего три единицы. Две из них являлись только что вступившими в состав флота подлодками типа «ленинец», экипажи и командиры которых еще не успели приобрести необходимого опыта. Выполняя план, каждый из заградителей совершил по три похода, но успех сопутствовал только подлодке Августиновича – на новом «ожерелье», выставленном в устье Порсангер-фьорда, спустя две недели погибли два немецких сторожевых корабля. Они шли в составе одного конвоя, один из них подорвался на мине, а второй – при попытке спасти экипаж первого. Погибло 65 немцев – из состава экипажей обоих сторожевиков мало кому удалось спастись. Конечно, такой успех отчасти объяснялся счастливым стечением обстоятельств, но налицо было и мастерство командира «катюши». Ведь мины были выставлены скрытно, точно на судоходном фарватере, и «ожерелье» располагалось таким образом, что при следовании по фарватеру корабли оказывались бы идущими не поперек, а вдоль линии мин – в противном случае на них не подорвалось бы два корабля. После этого суммарный счет командира достиг семи погибших и одного поврежденного корабля противника. Правда, Михаил Петрович об этом не знал. В аттестации за 1942 год ему засчитывалось только три корабля – редчайший случай для нашего флота, поскольку у остальных командиров число декларируемых побед всегда превышало число реальных. Тем не менее за успешное выполнение заданий командования в январе 1943 года его наградили орденом Отечественной войны первой степени. Тогда же корабль стал в продолжительный ремонт.

В чем же заключался секрет успехов Михаила Петровича? Казалось бы, его слагаемые – старательность при выполнении приказов командования о постановке в точно назначенном месте, доразведка начертания вражеских фарватеров перед постановкой, стремление и умение соблюсти скрытность – лежали на поверхности, и о том же самом докладывали и другие командиры подводных минзагов. Но в том-то и дело, что докладывали многие, а реально делал именно Августинович. Документы противника дают достаточно много информации к размышлению о личном почерке наших командиров – чьи банки стояли точно на фарватерах, чьи рядом с ними, а чьи вообще не удалось обнаружить ни немецким, ни нашим тральщикам при послевоенном тралении…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Морозов М. Э., Свисюк А. Г., Иващенко В. Н. Подводник № 1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945. М.: Центрполиграф, 2015.

2

Одна из подлодок отдельного дивизиона – Д-2 – в настоящее время сохраняется как корабль-музей – филиал ЦВММ в Санкт-Петербурге (Васильевский остров).

3

ЦВМА. Личное дело М. П. Августиновича. Л. 12.

4

Колышкин И. А. В глубинах полярных морей. М., 1970. С. 101.

5

ЦВМА. Личное дело М. П. Августиновича. Л. 12.

6

ЦВМА. Личное дело М. П. Августиновича. Л. 14.

7

С лета 1939 года бригада состояла уже из четырех дивизионов ПЛ.

8

Виноградов Н. И. Подводный фронт. М., 1989. С. 33.

9

Там же. С. 5.

10

Там же. С. 33.

11

Виноградов Н. И. Указ. соч. С. 33–34.

12

До настоящего времени одна из «катюш» сохраняется в качестве корабля-музея – филиала музея Северного флота. Это К-21, стоящая в Североморске.

13

ОЦВМА. Ф. 112. Д. 1497. Л. 141.

14

ОЦВМА. Ф. 112. Д. 1497. Л. 220.

15

ОЦВМА. Ф. 112. Д. 19191. Л. 403.

16

ОЦВМА. Ф. 112. Д. 19327. Л. 276–277.

17

ЦВМА. Личное дело М. П. Августиновича. Л. 20.

18

Колышкин И. А. Указ. соч. С. 90–91.