Король Севера. Война

Евгения Минаева

Король Севера. Война

Примерная карта Приречья и Центральных земель, составлена королевским картографом в 352 год от правления новой династии

Моэраль

Сражение началось перед рассветом.

Снег алел на заре, словно кровью помеченный. Тишина стояла над полем, где весной зеленели всходы, а осенью колосилась рожь. Молчали птицы, люди, само небо застыло в безмолвии. Только кони фыркали, предчувствуя тяжелую работу, и пар белесыми облачками вырывался из их ноздрей.

Одна армия железной змеей вытянулась вдоль жидкой березовой рощи, оставив за спиной деревню, покинутую жителями, но облюбованную войсками. Другая медлила, страшась выходить из леса: скачущие строем по узкой дороге рыцари не сразу соберутся в стальной кулак, кто знает, как противник использует минутное промедление? Войска северян скапливались на повороте тракта, ожидая приказа короля.

И тот не заставил себя ждать.

Моэраль понимал, что войску сложно перестроиться с марша в атакующий бросок, но ему не оставили выбора. Переправа заняла слишком много времени, и вассалы Сильвберна успели подготовиться. Теперь северному королю либо оставалось принять навязанный бой, либо уходить в чащу. Холдстейн понимал, что пускать конников через лес означает потерять армию. Оставалась битва.

Лучники, толку от которых в этом бою не было, рассеяв строй, скрылись среди обнаженных стволов. Сжимая в ладонях рукояти секир и топоров, древки коротких копий, на обочину сходила пехота. Конные рыцари, прикрываясь щитами, строились клином. Глядя, как неумолимо растягивается основная ударная сила войска, Моэраль злился. Будь у него в запасе хоть пол дня, они успели бы на луг раньше противника. И сейчас бы не они, а Сильвберновы вассалы опасливо высовывали нос из кустов.

Хорошо хоть противник опередил их ненамного, иначе, не избежать засады.

Приречные лорды торопились использовать преимущество.

Заревел боевой рог. Двинулись вперед вражеские пехотинцы, опережая их, рванула к северянам конница. Моэраль поднял взгляд к стягу, полощемуся на пронизывающем ветру. Если все пойдет хорошо, скоро этот стяг воспарит над серебряными башнями Сильвхолла. О том, что в случае неудачи гордую птицу втопчут в грязь, а небесно-голубой простор ее обитания озарится всполохом пожара, Моэраль старался не думать.

– Играй наступление, – одними губами шепнул король герольду.

И затрубил второй рог.

Отливающей металлом стрелой полетела к вражеским рядам северная конница. На середине поля плотный рыцарский строй начал разворачиваться веером, и в этот самый миг лучники противника дали первый залп. Что и говорить, они успели занять выгодную позицию: стрелы летели без риска ранить своих. Били по лошадям, но досталось и людям. Те из северян, кто не успел укрыться за щитами или решил сэкономить на доспехе, ломаными куклами обвисли в седлах. Несколько боевых коней, оставшись без седоков, помчались к лесу.

От своей позиции, у самой кромки опушки, Моэраль хорошо видел, как вражеские конники, сместившись к правому краю поля, стремились зайти в тыл к северным рыцарям. Расстояние между березовой рощей и развернувшимся веером северян было недостаточным для маневра, и рыцарям пришлось порядком потесниться. Поэтому залп лучников северного короля, неожиданно для противника последовавший с ветвей деревьев, оказался кстати.

Конечно, не все стрелки попали в цель – голые раскоряченные ветки, среди которых они засели, мешали прицелиться. И все же, даже комариный укус порой приносит пользу. Вражеские рыцари, опасаясь более организованной атаки, направили коней вглубь поля, ударяя северянам не в спину, а в бок.

Схлестнулись в схватке боевые кони, лязгнули мечи. Уже не разобрать было, где свои, где чужие, поэтому лучники Приречных земель принялись споро отходить за спины пехоты.

– Вперед, – скомандовал Моэраль, и плотный строй пеших северян начал наступление.

Но пехотинцы противника оказались быстрей, и не успели войска Холдстейна полностью выйти на поле, как под топорами врагов уже падали северные рыцари.

Что на севере, что на юге, топоры и секиры – типичное оружие пехоты, которой не дозволялось пользоваться мечами – были страшны в ближнем бою. Конник всегда опасается хорошего пехотинца. Безжалостные лезвия мгновенно перерубают сухожилия коня, и животное заваливается наземь, погребая под собой хозяина. Подойти и добить упавшего рыцаря проще, чем сражаться с ним. Иное дело, если конница атакует пехоту с разбегу. Тут уж единая лавина сминает жалкие человеческие фигурки, разбивает пехотный строй, и вот уже подкованные копыта ступают по изломанным телам. Поэтому и стараются в бою конники связать конников, не допустив врага до собственных латников. А латники вмешиваются в схватки рыцарей, нередко перерубая топорами ход битвы.

В этот раз пехота северян опоздала, не успев принять удар вражеских секир на себя, и над полем пронесся стон страдающих коней.

Моэраль грязно выругался – хорошо бы скомандовать отступление, чтоб конница перестроилась для нового удара, да куда там – завязнувшие в драке люди не смогут организованно отойти, а иначе получится бегство. Молодой король оглядел собственный отряд – два десятка отборных рыцарей, почувствовал, как в животе предательски екнуло, и отрывисто приказал:

– За мной!

Похоже, лорды Приречных земель не ожидали, что Холдстейн примет личное участие в битве. Ничем иным, во всяком случае, Моэраль объяснить их растерянность не мог, ибо военачальники вражеской армии до последнего не отдавали пехоте приказа к перестроению. А потом стало поздно, и кулак северян, возглавляемый Моэралем, обойдя рассыпавшийся строй собственной пехоты, ударил в бок чужих пехотинцев, в мгновение смяв первые ряды.

Многие воины даже не успели обернуться, чтоб увидеть, откуда пришла смерть. Наседая на конников, бившихся впереди, они прозевали удар королевского отряда, и своего первого врага Моэраль убил тычком в шею. На удивление легко меч прошел под доспехи, и из оседающего тела вверх выплеснул фонтанчик крови. А Моэраль уже обернулся к следующему врагу.

Убивать оказалось на удивление легко. Не было ни тени мысли, что вот прямо здесь и сейчас обрывается чужая жизнь. Не было страха и омерзения, все чувства, казалось, отошли на второй план, оставив лишь горячку боя: где либо ты, либо тебя. До этого момента Моэраль много думал о том, тяжело ли дастся ему война. Оказалось – нет. Навыков хватало с лихвой, чтобы убивать и не быть убитым самому, а все остальное стало неважным. Он ощутил себя наемником, и даже почувствовал некоторое удовольствие.

Воодушевленные появлением на поле боя своего короля, северяне усилили напор. Многие рыцари принялись пробиваться к королевскому штандарту, одновременно защищая короля и уничтожая противника. Достигнувшая наконец места схватки пехота с гиканьем ввязалась в бой, собирая кровавую жатву. И тут сверху на толпу северян упали вражеские стрелы: подобравшиеся поближе приречные лучники не теряли времени даром.

Лучники в бою боятся вообще всех. Одетые в легкие латы, они становятся уязвимыми практически для любого оружия, будь то топор пехотинца или меч рыцаря. Быстрые, маневренные, они спасаются путем стремительного отступления, однако человеческие ноги все равно уступят скорости коня.

– Конница! Разворот направо, вперед! – рявкнул Моэраль, и, выдираясь из гущи битвы словно из топкого болота, собранный вокруг него костяк ринулся в атаку на вражеских стрелков.

Гаркнули вражеские командиры, но их подчиненные не нуждались в приказе – едва завидев несущуюся на них конницу, лучники развернулись и бросились к деревне. Началось преследование.

– Не дайте им скрыться в домах! – закричал Моэраль на пределе голосовых связок и подхлестнул коня.

Следом за ним неслось десятка четыре конников, среди них юный Борсэ, старавшийся не отставать от своего короля. Убегавшие стрелки вдруг резко развернулись и дали слаженный залп. Моэраль скорее услышал, чем почувствовал, как по самому краю шлема чиркнула стрела. Еще одна ударилась в локоть, застряв среди пластин на суставе. Выругавшись в голос, Холдстейн обернулся назад – взглянуть на возможные потери. Конники все так же следовали за своим королем. Только конь молодого Борсэ теперь бежал в одиночестве.

Король еще раз дал шенкеля коню и настиг последнего из убегавших стрелков. Взмах меча, и под копыта валится рассеченное тело. А верный скакун уже топчет второго, и третий враг напрасно натягивает тетиву, стараясь продать жизнь подороже. Вновь падает лезвие меча, и отрубленная голова летит в истоптанный снег.

– Милорд! – Как сквозь вату Моэраль слышит голос лорда Эмунда Сольера. – Справа!

И точно, проваливаясь по бабки в подтаявшую грязь, со стороны деревни, стремясь разделиться и захватить отряд Моэраля в клещи, скакало семь десятков человек. Предводитель отряда держал в руке хорошо знакомый щит – зеленая лягушка на черном фоне. Лорд Фисму – негласный глава Приречных лордов, – дождавшись, пока северный король окажется в уязвимом положении, поспешил нанести удар.

Моэраль скрипнул зубами. Отходить, проявляя трусость, ему не хотелось, но заговорил здравый смысл. Высок ли шанс выжить в схватке с превосходящими силами противника? А он – король, и его поражение будет поражением во всей войне…

– Отходим! – выкрикнул он, и первый развернул коня.

Он не мальчишка, чтобы так рисковать, проявляя напрасную отвагу! Чего ожидал приречный лорд? Что Холдстейн дождется его и ввяжется в бой? Не на того напали! А уже спустя минуту отряд короля севера, резко развернувшись, соединился с вырвавшимися из сечи конниками под предводительством лорда Эмунда Сольера, с ног до головы покрытого кровью, и уже перед лордом Фисму встал выбор: убегать или принимать бой.

Фисму выбрал второе.

Подбадривая себя героическими криками, размахивая мечами, его люди бросились на рыцарей короля севера. Два отряда схлестнулись, смешались люди и кони. Моэраль, остервенело рубя мечом, прорывался в центр схватки, где возносился к небу штандарт приречного лорда. Что-то чиркнуло по ноге, король резко дернул за повод, разворачивая коня. Напротив него на высоком вороном красавце, поигрывая мечом, гарцевал молодой мужчина в черненом доспехе. На поднятом щите красовалась все та же зеленая лягушка. Младший брат владетельного Фисму? Племянник? Сын?

Моэралю не было дела до родства. Поудобней перехватив меч, он устремился навстречу врагу, но его опередили. Быстрый как смерч, мимо пронесся Эмунд Сольер, и лягушачий рыцарь откинулся назад. Из-под нагрудной пластины побежали тонкие ручейки крови.

Холдстейн не стал наблюдать за гибелью противника. Вновь развернув коня, он выискивал глазами вражеский штандарт, но напрасно. Разозленный, бесящийся при мысли, что Фисму мог удрать, король вертелся то вправо, то влево. Штандарта не было. И как-то слишком тихо для драки было вокруг…

Уже другими глазами Моэраль оглядел поле боя.

У края деревни недвижимыми точками лежали убитые лучники. Два штандарта приречных лордов – лорда Смони (кувшинка на зеленом) и лорда Роулда (рыба на голубом) – окружили северные пехотинцы. Врагов брали в плен. Жалкие кучки разбитой вражеской пехоты настигались в безуспешных попытках скрыться в лесу. Пленные рыцари со связанными за спиной руками с понурым видом стояли в стороне. А так долго высматриваемый штандарт лорда Фисму валялся в грязи, затоптанный копытами северных коней. Рядом, сжимая древко окровавленными руками, лежал сам владетельный лорд.

Битва была окончена. Моэраль одержал свою первую победу на чужой земле.

Разбитые войска приречных лордов отступали к ближайшему замку – родовой обители Смони, называемой Речной Приют. Вел войска сын лорда – шестнадцатилетний Риалан, чудом уцелевший в схватке. Вдогонку ушедшим Моэраль отправил Эстана Сольера – задачей лорда был захват замка и подготовка к встрече армии. Понимая усталость людей, с трудом пересекших Муор и вырвавших у врага победу, Холдстейн не собирался торопить их, намереваясь дать время на отдых. Два дня заняли похороны убитых – людей не дело оставлять на потеху зверью. Благородных лордов, которым не посчастливилось пасть в первой же битве, в наспех сколоченных ящиках отправили домой. Таких, по счастью, было лишь двое: юный Борсэ и троюродный брат лорда Льесса. Рыцарей погибло несколько десятков, чуть больше – пехотинцев, лучники уцелели почти все – лишь единицам не повезло попасться под руку врагам, так что северное войско не понесло серьезных потерь. Кроме того, где-то там, на юге, на соединение с основными частями королевской армии шел Вардис, ведя за собой вассалов.

Его-то Моэраль и решил дождаться, отдыхая в замке врага.

Северная армия шла по заснеженным дорогам. Речной Приют, подобно Иэралю, находился в месте скопления нескольких притоков Муора, берущих исток в лесных озерах. Должно быть, здесь было очень красиво летом. Хвойный лес, характерный для севера, тут уступал место лиственному, и густые ветви, покрытые темно-зеленой листвой, давали благословенную прохладу. Среди напитанных влагой мхов бежали ручейки, теряясь в сырых оврагах. В отсутствие людей пугливые олени выходили на водопой к кристально чистым окошкам родников. Ярко-рыжие белки, глумливо стрекоча, кидались в случайного путника ореховой скорлупой.

Сейчас этот красивый, девственно чистый лес дремал под толщей снега. Вековые дубы грозили небу оголенными ветвями, гроздья оледенелой рябины кровавыми каплями сверкали на солнце. Подмерзшие сугробы испещрили звериные следы.

Вот тут бежал заяц, торопясь в теплую нору. А здесь прокралась лиса, быть может, выслеживая этого же зайца. Один раз передовой отряд нашел отпечатки лап, похожих на медвежьи. Не спалось зверю в берлоге.

Да и как тут спать? Тишины в лесу не было. Лязгали доспехи, ржали кони, говорили люди. По петляющей дороге войско подходило к небольшой крепости.

Ворота стояли отворенными, над надвратной башней висел обледенелый стяг Холдстейнов.

Встречать своего короля вышел преисполненный чувства выполненного долга Эстан Сольер. На плечах молодого лорда красовалась роскошная медвежья шуба, по всей видимости, позаимствованная из сундуков Смони. Завидев Моэраля, лорд поклонился.

– Рад приветствовать вас в Речном Приюте, Ваше Величество!

– Спасибо, Эстан. Как быстро захватили замок? Велики ли потери?

– За пару часов. Потерь практически нет. – Эстан взял коня короля под уздцы и повел во внутренний двор.

Моэраль кивнул. Речной Приют не выглядел местом, которое нужно долго осаждать: со всех сторон окруженный лесом, он был чрезвычайно неудобен для обороны. Под прикрытием стволов и кустов враг вплотную приближался к стенам, а тут уж в дело шли веревки и крючья. А Эстан продолжал:

– Лорд Риалан ранен, я даже не стал отправлять его в темницу, запер в его же покоях с лекарем. От Муора он смог увести немногих, кто-то скончался уже по дороге, так что оборона была слабой. Правда, от начальника стражи я слышал, что на подмогу Приречным лордам из Тавесты вышел какой-то отряд, но, судя по всему, с нами он решил не связываться, и в Приют не сунулся.

Моэраль только кивал. Услышанное не стало большой новостью, очевидно, что по всей стране собираются отряды: кто поддержать Холдстейна, кто – Сильвберна. По уму, Линелю следовало бы собрать всех лордов в одно войско, но на все нужно время, а его-то и не было. Вот и выступали подданные Сильвхолла по одиночке, надеясь задержать продвижение Моэраля вглубь страны, а то и вовсе разбить его армию.

– Лорда ранили при взятии замка?

– Вроде бы нет, Ваше Величество. Люди докладывают: он дурно чувствовал себя еще до осады.

– Видно, пострадал при битве. Молодец, мальчик, выносливый. Проводи-ка меня к нему. А сам размещай людей: мы тут останемся надолго.

Пленного лорда действительно оставили в его же комнате. Моэраль зашел в нарочно затемненное помещение – больной плохо переносил солнечный свет – и поморщился. Насколько был терпелив лорд Риалан, он не знал, но вот в том, что полученную рану следовало лечить лучше, не сомневался: в теплом пропитанном ароматами трав воздухе витал запах гноя.

Молодой лорд лежал на постели, с ног до головы укутанный в одеяло, наружу торчало только бледное исхудавшее лицо да руки, все еще сохранявшие видимость силы, праздно лежащие вдоль тела. Светлые тонкие волосы разметались по подушке, широко распахнутые голубые глаза словно вот-вот готовы были заглянуть за грань. При виде узурпатора юный Риалан напрягся, попытался было приподняться, но добился лишь выступивших на лбу капель пота.

– Спокойно, милорд. – Моэраль попытался улыбнуться, но, судя по взгляду Смони, улыбка вышла холодной. – Как бы то ни было, я не враг вам.

– Скажите это оставшимся у Муора!

– Не стоит так кричать. – Моэраль сел у постели больного. – Сил у вас осталось не так уж и много, так стоит ли тратить их на крики? Я и так прекрасно знаю ваше мнение обо мне.

– Вы предатель, лорд Холдстейн.

– И кого же я предал, лорд Смони? Вас?

Лихорадочный румянец появился на щеках юноши.

– Короля!

Моэраль покачал головой.

– Опять кричите. Стоит ли?

Юноша молчал. Он и вправду был очень смелым и выносливым. Только очень уж молодым, очень. Моэраль и сам был молод, но все же не так… Лорд Смони в свои шестнадцать еще не понимал, что иногда приходится идти на компромиссы.

– Вы что-нибудь знаете о завещании Таера, Риалан?

Юноша покачал головой.

– Ну разумеется, – неприятно ухмыльнулся Холдстейн. – Детей можно заставить умирать за идеи отцов, но посвящать их в эти идеи необязательно. Это ваш родитель поддержал предателя, Риалан.

– Нет! – Смони побледнел еще больше, хотя, казалось, бледнее быть было уже нельзя. – Вы… вы…

– Лжете? Это то, что вы хотели сказать, лорд Смони? То, что я лгу? Бросьте, не нужно отворачиваться. Не думаете же вы, что я, лорд-наместник, претендент на престол – раз уж вы не желаете признать меня королем, – рыцарь, в конце концов, убью больного из-за неосторожного слова? Только не кажется ли вам, Риалан, что, учитывая вышеперечисленное, несколько… непочтительно, что ли, обвинять меня во лжи?

– Я говорю вам, что думаю, милорд. Можете казнить меня, я от своих слов не откажусь.

– Мне достаточно смерти вашего отца, – холодно ответил Моэраль. – Ваше заблуждение простительно: вы ничего не знаете о завещании Таера, по которому он оставил корону мне. Ваш отец знал. И поэтому именно он предатель, а не я. Я хорошо отношусь к вам, Риалан, вы смелый человек и сделали все от вас зависящее, чтобы уберечь свои земли и своих людей – пусть даже не получилось. И я не буду казнить вас за грехи отца. Но запомните: врага я за спиной также не оставлю. Сильвберн – узурпатор, и наказание за помощь ему – смерть. Даже если вам суждено поправиться, вы все равно умрете, Риалан, если не признаете мою правоту. Так что думайте, милорд. Думайте.

И, оставив молодого лорда пребывать в размышлениях, Моэраль вышел из комнаты.

Рейна

Цвета лета – зеленый, синий, ярко-голубой. Ярко-голубое – небо, синяя – вода, зеленое – трава, деревья, кусты. Яркие кроны, напоенные жизнью, контрастируют по цвету с насыщенно-коричневыми стволами, с темными ветвями, переходящими в черное. Яркими пятнышками, желтыми, красными, раскиданы по полю цветы.

По небу плывут облака, больше похожие на взбитые сливки: такие в далеком детстве, еще в Клыке, Рейне на завтрак давала кухарка. Эти сливки были, пожалуй, одним из самых приятных ее воспоминаний.

Рейна взглянула в окно и вздохнула. Хмурая зима, короткий день, уже стремящийся к вечеру, так отличался от иллюстрации к книге, лежащей у нее на коленях.

Рейна задумалась. Со дня свадьбы прошло уже больше двух недель, но она все никак не могла привыкнуть к тому, что теперь замужем. Она все так же оставалась пленницей, только сменила прежние, весьма скромные покои, на более роскошные – приличествующие жене лорда Молдлейта. Смотрела на мир через широченное, по краям все в цветных стеклах окно, ходила по мраморным полам, надраенным до блеска, спала на широкой кровати под бархатным балдахином. Спала не одна, и к этому привыкнуть было еще сложнее.

Рейна тяжело вздохнула, и в этот же момент в дверь постучали. На пороге возникла молоденькая служанка – совсем девочка, судя по виду нет и четырнадцати.

– Ваша милость, вас зовет королева.

Сердце в груди трепыхнулось и затихло, осталось лишь неприятное предчувствие. Рейна поднялась, с сожалением отложила книгу и пошла следом за служанкой.

Путь до покоев ее величества занял совсем немного времени – комнаты леди Молдлейт находились гораздо ближе к комнатам Селиссы, нежели комнаты леди Артейн. И мог бы занять еще меньше, если б не постоянные вынужденные расшаркивания со встреченной по дороге знатью. Рейна отвечала на приветствия с холодным выражением лица: несмотря на приторно-сладкие улыбки, она прекрасно знала истинное отношение к ней двора Линеля.

У самой двери, за которой ждала королева, Рейна столкнулась с Эмилией Уэсс. Та улыбнулась заученной улыбкой, но, отойдя на пару шагов, прыснула, неумело замаскировав смех под кашель. Рейна и виду не подала, что заметила оплошность леди Уэсс – еще бы, как Эмилии не смеяться над женой калеки. Ей-то достанется приличный муж!

Королева была одна. Ее величество вышивала. На гобелене в ее руках золотилась осень.

– Ваше Величество.

– Леди Молдлейт. – Селисса улыбнулась, но улыбка не коснулась глаз, они остались все такими же: горящими предвкушением предстоящей пакости. – Присаживайтесь.

Рейна села на предложенную скамеечку, отметив, что это сидение было гораздо ниже королевского. На Селиссу ей приходилось смотреть снизу вверх, и королеву это, похоже, вполне устраивало.

– Как ваши дела, Рейна? Вы довольны замужеством?

– Спасибо, Ваше Величество, вполне.

– Вполне?! – Селисса изумленно изогнула бровь. – О, со мной можете быть честной! Я сотни раз говорила моему возлюбленному супругу, что такую нежную красавицу как вы нельзя отдавать за это… это чудовище, этого урода! Ох, простите меня, леди Артейн, я забываюсь, что говорю о вашем муже…

Королева изобразила сочувствие на лице, протянула руку и похлопала Рейну по плечу.

– Простите, моя милая, но я так переживаю за вас.

– Благодарю, Ваша милость.

– Не стоит! О, мне так жаль вас! Скажите, он по крайней мере не жесток? Знаете, обиженные жизнью люди так часто бывают грубы…

– Лорд Фадрик вежлив со мной. Я благодарна богам за такого мужа, – ответила Рейна, с удовольствием отмечая, как хищное выражение, появившееся было на лице королевы, на миг сменилось на разочарованное. Но – только на миг.

– О, милая, я никогда не поверю вам. Подумать только, ложиться в постель к такому человеку…

Рейна слушала причитания Селиссы и молила богов, чтобы негодование, так и плещущее внутри, не вырвалось наружу. Как может эта женщина, наглая, вульгарная, лживая насквозь, так говорить о ее муже?! Об этом славном, добром человеке, ни словом, ни делом ни разу не упрекнувшем Рейну ни в чем! Об этом юном мужчине, всю жизнь переносившем насмешки, но не озлобившемся…

– О, я только подумаю о его горбе… Леди Уэсс, она была у меня и тоже так переживала за вас, бедняжка! Так прямо и сказала: «Я б лучше умерла, чем за такого вышла замуж!»

«Ну, Эмилия, – подумала Рейна. – Уж я тебе отплачу, лишь бы случай подвернулся».

А королева все болтала:

– Уж я просила-просила его величество, но вы же знаете мужчин! Все было бесполезно. Он все говорит о древности и благородстве рода Молдлейт, какая это хорошая партия для вас. Молдлейты преданы, очень преданы моему супругу, леди Артейн… Ох, Молдлейт! Милая, я все забываю, горе какое, что вы теперь Молдлейт! Ваш супруг верен роду Сильвберн. А вы? Вы тоже верны, Рейна?

И королева глазами, будто зубами, впилась в свою подданную.

– Конечно, Ваше Величество, – ответила Рейна, а про себя подумала: «Скитаться вам вечно по вересковым пустошам».

– Приятно это слышать. Ведь вы не только Молдлейт. Вы владеете Клыком Свирепого, ваш муж, ваши дети будут сидеть в кресле лорда-наместника. Правда, это затруднительно сейчас. – Взгляд королевы стал еще более пристальным. – Ведь Артейн теперь под Холдстейном.

Селисса замолчала.

– Это так, Ваше Величество, – пробормотала Рейна, понимая, что от нее ожидают ответа, но пока неизвестно, какого.

– Еще бы! Ваш дядя, леди Молдлейт, был мятежником! И после его смерти ничего не изменилось. Его войска так же идут за королем севера. Ваши войска, Рейна!

– Вот именно! – прозвучал от двери голос, хорошо знакомый Рейне голос, и такой ненавистный! – Лорд Молдлейт – наш верный и преданный союзник. А вот его жена, по всей видимости, нет.

Линель Сильвберн прошел через всю комнату, встал у кресла Селиссы, ласково, демонстративно погладил плечо жены, его рука скользнула по ее спине, как нарочно для этого – обнаженной. Рейна, словно прикованная к своей низенькой скамеечке, обреченно смотрела на его узкое бледное лицо, чисто, аж до синевы, выбритое; его черные, совсем как у Моэраля, но только не прямые, а волнистые волосы; его черные, совсем не Моэралевы глаза, глядевшие на нее с такой неприязнью; на шрам на виске, наливавшийся алым.