bannerbanner
Новая Зона. Принцип добровольности
Новая Зона. Принцип добровольности

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

– Прошу сюда. – Доктор снова подхватил его под локоть и направился к ближайшей конторке. – Наденьте халат.

Следующие полчаса Нечаев провел на обзорной экскурсии по больнице – ничем иным таскание его по этажам назвать не выходило. Он никак не мог отделаться от ощущения, будто его планомерно обрабатывают или подготавливают к чему-то.

– Если старая, чернобыльская Зона сплошь радиоактивна, то наша, московская, психоактивна, – говорил доктор то, о чем Нечаев и без него знал. – В первом случае страдает тело, во втором – душа человеческая.

Нечаев тяжело вздохнул.

– Нет, вы неправильно меня поняли, – тотчас сказал доктор. – Я не религиозен и тем более не намерен изображать сектанта или новомодного православного проповедника, предлагая говорить о Боге, дьяволе и прочих высших материях.

– Слава богу, – хмыкнул Нечаев. – Впрочем, не причисление себя к одной из ветвей христианства не означает автоматического непринятия понятия «душа», как бы этого ни хотелось религиозным служителям.

– Именно так, господин Нечаев, – кивнул доктор. – Я шел к подобному выводу сорок лет, рад, что вы оказались умнее.

– Это не мои слова и выводы, – признался Нечаев.

– Значит, друга.

Нечаев подозрительно сощурился. Возможно, справки доктор наводил не только по поводу его рабочей деятельности, но и личных связей, а это уже не на шутку коробило.

– Сложно все же с вами, гэбэшниками, – посетовал тот.

– Я не…

– А что, по-вашему, есть ЦАЯ, как не одно из подразделений? Да ее ФСБ курирует, как собственный филиал, не говорите, будто не в курсе. А Главное Разведывательное Управление на пушечный выстрел не подпускает к нашим аномалиям полчища эколого-охранных организаций и откровенно плюет на резолюции ООН, по которым московская и чернобыльская Зоны считаются последствиями антропогенных катастроф общепланетарного характера, затрагивают всю биосистему и требуют создания международной комиссии.

– Им сильно не нравится платить за продаваемые нами артефакты.

– С покупкой газа и нефти они еще смирились, – согласился доктор. – Американцы намерены ввести санкции на поставку артефактов, кстати. Боятся, как бы с Нью-Йорком не случилось то же, что и с Москвой.

– На мой взгляд, им следовало бы опасаться за Майами, – заметил Нечаев. – А учитывая последние выборы – за Вашингтон.

– Так вот по поводу подозрений. Раз вывод о душе не ваш, то вы его услышали или прочли. В настоящий момент книгоиздательства находятся в упадке и не печатают философские труды. Беллетристика и эзотерика наравне со ста одним способом чего-либо – макулатура не вашего формата. Остается кто-то знакомый, даже близкий скорее всего, – заметил доктор и поправил очки.

Нечаев вздохнул, смирился с наличием давно и периодически успешно подавляемой привычкой и повторил его жест. Вспоминать неоригинальную фразу про связь паранойи и слежки, а тем более повторять ее ему не хотелось.

– Как видите, никто за вами не шпионил, вывод вытекает из элементарного логического построения.

– Вижу… – покивал Нечаев.

В конце коридора открылась дверь одной из палат. Вначале выехала тележка с тарелками и пустым графином, затем показалась медсестричка: юная, миловидная и тоненькая. Нечаев не обратил бы на нее внимания, если бы не толстая коса пшеничного цвета, перекинутая через плечо и спускавшаяся до пояса.

– Вы простите, что я так задержал вас, – приняв виноватый вид, попросил доктор. – У вашего брата режим, и он, думаю, был бы против, чтобы вы оказались свидетелем его трапезы… руки пока не слушаются его, как раньше, однако уверяю, подобное ненадолго.

– Я понимаю, – заверил Нечаев, не сводя глаз с направляющейся к ним девушки.

Не красавица, но и дурнушкой назвать ее не повернулся бы язык. Необыкновенная. В век типажей ей не нашлось бы места на экране, а вот в моделях она могла бы заблистать. Только не среди вешалок, вышагивающих по подиуму, а тех, кто смотрит с портретов художественных салонов или экспозиций фотохудожников. Резко очерченные скулы привносили в ее внешность нечто монгольское, как и узкие раскосые глаза. Вот только цвет их был не черный, а поистине колдовской: бледно-болотный. Ни светло-карим или серым, ни просто зеленым назвать его не выходило. Длинные черные ресницы очерчивали их, словно у фараонов на древнеегипетских фресках. Тонкий длинноватый нос с горбинкой ее нисколько не портил, как и бледные нитевидные губы.

Тележка звякнула, Нечаев посторонился.

– Все хорошо, Настенька? – спросил доктор, стоило девушке поравняться с ним. – Как чувствует себя Арлен Владимирович?

– Поел, шутил, одарил двусмысленным комплиментом, – голос у нее оказался низким и переливчатым, под стать внешности.

– Вот видите, – доктор взглянул на Нечаева, – прогресс налицо. Если пациент начинает интересоваться прекрасным полом, значит, он точно выздоравливает.

– А в чем двусмысленность, если не секрет? – спросил Нечаев.

Настя повела плечиком:

– Не знаю даже, обидеться или возгордиться, – призналась она. – Арлен Владимирович назвал меня истинным совершенством, созданным не для любви, а для восхищения.

– Это в его духе, – улыбнулся Нечаев, подумав, что вряд ли сумел бы столь же четко обозначить свое впечатление от этой девушки.

– А вы его брат, – сказала Настя.

– Двоюродный, – поправил Нечаев и кивнул.

Он мог бы говорить с ней бесконечно, но доктор ухватил его за локоть и потащил в сторону палаты. Осталось лишь попрощаться, улыбнувшись напоследок. Жаль, мимолетная встреча не предусматривала обмена телефонными номерами или приглашения на ужин. Да и не ходят такие девушки по ресторанам с первыми встречными родственниками их подопечных: только с друзьями детства, одобряемыми строгим отцом.

– Привет, очкарик.

Нечаев и не заметил, как дошел до двери и ввалился в палату.

Арлен полулежал на больничной койке, словно какой-нибудь падишах из «Тысячи и одной ночи» в изысканной постели, только-только отпустивший от себя очередную наложницу, и улыбался ему так, словно не существовало никаких разногласий и даже последних лет пятнадцати, а они – два молодых идиота, собравшихся на какую-нибудь отвязную вечеринку.

– Рад тебя видеть, братик.

Глава 4

Стоило Ворону повесить трубку, переговорив с Шуваловым, как позвонил Нечаев. Ворон было решил, что разговор пойдет о странном явлении, в которое попал Денис в Периметре, но ошибся. Все оказалось хуже.

– Как ты? – поинтересовался Нечаев.

– За сегодняшний день меня спросили об этом человек десять, причем маскируя за данным вопросом желание поговорить о своих насущных проблемах, – ответил Ворон и предупредил: – Могу нагрубить.

– Груби, – разрешил Нечаев. – Я собираюсь грязно использовать твою персону в личных целях.

– Уже интереснее. – Ворон откашлялся и уточнил: – Во имя Добра и общего блага, естественно?

– Само собой.

– Это уже менее интересно, – признался Ворон, – идеологической подоплекой попахивает, а запах у идеологии специфический… как от того, чего лучше не трогать и тем более не вляпываться.

– Анархист, – фыркнул Нечаев.

– Ничуть. – Ворон повел плечом и поморщился. – Просто строем не хожу и не люблю, когда других заставляют. Ну, так что у тебя?

Нечаев вздохнул и отчеканил, словно при научном (или даже армейском) докладе:

– Брат. Двоюродный. Пропал почти полгода назад. До этого к Зоне на пушечный выстрел не приближался, считал помойкой, от меня нос воротил, как от ассенизатора или последнего маргинала.

– Он уже мне нравится, – вставил свои пять копеек Ворон.

– Спасибо, Игорь.

– Не за что. Дальше.

– Нашелся в больнице, в которую свозят жертв артефактов, аномалий и прочих, поехавших крышей на почве Зоны. С головой порядок, тело как у куклы. На шее – татуировка-голограмма. Бледнеет уже. И по мере ее исчезновения руки-ноги все лучше слушаются.

Ворон порадовался тому, что занимательный рассказ происходил по телефону, а не в каком-нибудь кафе. Пожалуй, удержать лицо отрешенным он не сумел бы.

– Что рассказывает? – зато голос слушался, а кашель вполне удавалось списать на болезнь. Давненько до Ворона не добирались проклятущие ОРЗ с ОРВИ. С непривычки скрутило так, что он поставил на уши даже Романа. Теперь, когда все почти прошло, за свое поведение было немного стыдно, но исправить прошлое еще ни у кого не выходило, а потому и рефлексировать из-за него не стоило.

– Ничего конкретного.

– Отговаривается амнезией?

– Нет. Просто молчит. И я не собираюсь применять к нему пытки.

– Значит, ты хочешь привлечь в качестве дознавателя меня? За кузена не боишься? – усмехнулся в трубку Ворон.

– Ну тебя к черту!

Кажется, с шуткой он несколько перегнул. Нечаев, похоже, был на взводе и не расположен воспринимать своеобразный вороновский юмор.

– Обязательно и в скором времени. Соскучился я по Москве, – признался тот.

– Игорь… выслушай, ну будь ты человеком. И если я тебя обидел, то…

– Услышу «извини», оборву связь, – предупредил Ворон. – Значит, так, Дэн не умеет читать мысли, и если ты надеялся через него получить информацию, то ничего не выйдет. Он лишь улавливает отголоски мыслей и эмоций, и то наиболее явных. То есть внезапный страх или сильную злобу вполне почувствует, только что нам это даст? Ну и я сам вряд ли смогу все понять, лишь раз взглянув на твоего родича. Советую все же подумать о методах, не раз выручавших человечество в прошлом и настоящем.

– В этой больнице человек двадцать с похожими симптомами. У всех эти чертовы татуировки.

Ворон выругался. В замысловатой длинной фразе цензурными являлись только предлоги и аббревиатура ЦАЯ.

– Да Центр-то здесь при чем?

– А он всегда вмешивается! – разозлился Ворон. – Вспомни историю с крысами, когда Шувалов решил поиграть в детектива! Наблюдатели хреновы! А теперь они вместо того, чтобы решать проблему и сотрудничать с полицией, подставляют тебя. И прекрасно знают, между прочим, кому ты позвонишь в первую очередь!

– Изучением московской Зоны – путей, входов в нее и выходов из нее, свойств артефактов и проявлений аномалий, в том числе и носящих локальный характер, классификацией и наблюдением за мутантами занимается Институт Исследования Зоны, сокращенно ИИЗ. Центр Аномальных Явлений, сокращенно ЦАЯ, озабочен проблемой аномалий в целом, – Нечаев на память зачитал выдержку из официального документа, разграничивающего полномочия организаций.

– То есть всем и одновременно ничем конкретным, – подытожил Ворон. – Хорошо устроились, сволочи.

– Ты строг, – протянул Нечаев, – но в чем-то несправедлив.

– Плевать. – Ворон провел свободной рукой по глазам. – Ситуация – хуже не придумаешь.

Не только лезть в нее, но и просто приближаться к ней не стоило. За татуировками мог стоять Сестринский, а к нему отношение оставалось двояким не только у Ворона. Но хуже всего было то, что не заняться исчезновениями людей и массовыми психическими расстройствами не вышло бы в любом случае.

– Птичка коготком увязла – всей ей и пропасть, – едва слышно проронил он.

– Я не расслышал.

– Это я так… Тихо сам с собой.

– Связь барахлит, – посетовал Нечаев. – Значит, нет?

– Я подумаю, – пообещал Ворон. – Жди моего решения и ничего не предпринимай. Рыпнешься – пошлю точно, а так пока не уверен. Отбой. – И первым прервал связь, не дожидаясь заверений в чем-либо и прощания. Стало резко не до вежливости, более всего хотелось наорать хоть на кого-нибудь. Однако в доме Ворон пребывал в одиночестве, что сейчас было и к лучшему.

Ловушка захлопывалась. Он прекрасно знал, к чему приведет именно его вмешательство, но не спешил улетать из клетки – даже не позолоченной, а самой обычной. Почему? Было интересно, чем все завершится. Западня представляла собой приключение длиною если не в жизнь, то несколько лет точно – настоящий лабиринт, выстроенный то ли самой судьбой, в которую Ворон верил только как в исторический процесс – последовательность причин, действий, ими вызванных, и последствий, – то ли невообразимо хитроумным соперником.

Если б сам Ворон не полез в Москву, жил бы сейчас совершенно иной жизнью. Не факт, что менее захватывающей, просто другой. Не предложи свои услуги ИИЗ, вряд ли вляпался бы во все это. Да только не мог он иначе.

Не сможет ферзь довольствоваться судьбой пешки. Будучи ею, он попрет до последней линии и либо дойдет, либо сложит голову. Вот на этой устремленности, Ворона и поймали.

Затянувшаяся на нем петля поначалу была почти невидимой. Он и теперь не сомневался: противоборство с Дмитриевым случилось независимо от кого бы то ни было. Олигарх решил влезть в чужой бизнес, и если первое Ворона не особенно задевало (места хватало всем), то методы, которыми Дмитриев действовал, как и попытка навязать окружающим правила своей игры, его не устроили категорически. Результатом стала почти эпическая дуэль и… черт его знает, возможно, тогда-то Ворон и напомнил о себе тому, чье внимание привлекать не следовало.

Прозвание легендарным сталкером – это одно. Мало ли на кого роняют слюни восторженные малолетки? Большая часть нынешних кумиров Зоны в подметки не годилась старикам первой, Зоны чернобыльской. Однако Ворон совершил тактическую ошибку: он показал, что способен не только с автоматом бегать и водить группы. Он выбился из роли тупого героя боевика, а под конец истории еще и умудрился найти с Дмитриевым общий язык. Тот оказался неплохим мужиком с личной драмой, в которой Ворон увидел отголоски собственной истории. Ну и опять же, общее прошлое – фехтовальный клуб, романтика, будь она неладна, – просто не могло не сыграть свою роль. Именно после противоборства с Дмитриевым в его жизнь снова заглянул профессор Сестринский. До этого о нем и слухов не ходило.

Ворон сел за компьютер и, открыв скайп, долго смотрел на ник Алла Андреева. Он находился в избранных, потому отобразился сразу. Напротив него светился зеленый огонек. Однако рука все же не тянулась кликнуть на аватарку – откровенный разговор скорее всего приведет к разрыву. Здравый смысл настаивал, что у Ворона разыгралась паранойя, а этим звонком он разнесет в дребезги свою наконец-то благополучную личную жизнь.

Паранойя у сталкеров – не редкость. Часть из них стабильно оказываются в психбольницах и не факт, что возвращаются оттуда. Вот только удавка стала затягиваться после истории с преступниками, называющими себя «белыми сталкерами», Алла тогда и появилась. Более того, именно она наняла Ворона и Дениса искать Валентина, по сути, подставив под удар. Эта привлекательная, чертовски умная женщина вдобавок ко всему являлась ученым, непосредственным разработчиком «радужки», «грима» и невесть еще какой гадости, стояла у истоков синтеза и создания искусственных артефактов. Разработки ее лаборатории стоили жизней многих хороших и не очень хороших людей.

Ворон терпеть не мог тех, кто предпочитал чувства разуму, и сам же оплошал. Алла мастерски сыграла на старом, как мир, соперничестве двух самцов. Ворон и так схлестнулся с Дмитриевым, но заполучить ее благосклонность стало для него главной целью. А ведь работу у Дмитриева она так и не оставила и не рассказывала, чем занималась сейчас.

Вступая в борьбу с «белыми сталкерами», Ворон никогда и не предположил бы атаки именно на себя – даже для столь самоуверенного типа с манией величия это слишком. Прошлое, которое порядком давно не заявляло о себе, спряталось за углом и нахально выжидало, а он даже не подумал оглянуться. Более того, он совершил непростительную ошибку.

В Периметре не находилось места для жалости, глупости, сентиментальности и надежды. Последняя – самая отвратительная из всего, чему подвержены люди вообще. Именно она издыхает позднее остальных, сковывая владельца по рукам и ногам, не давая действовать и заставляя рассчитывать на случайность.

Шрам был не жилец, Ворон в том не сомневался, да и никто не предположил бы иного. Нереально вынести из Зоны мужика минимум на голову выше и в полтора раза шире себя в плечах. Особенно если он не любимый родич или приятель, а преступник, религиозный фанатик, псих и просто убийца, привыкший не ставить ни во что чужие жизни, а людей воспринимать боевыми единицами. Шрам едва не убил Дениса, да Ворон глотку хотел бы ему разодрать собственными затупленными человеческими зубами. А если в спину дышит отряд отморозков, способных не просто выживать, а ходить в Периметре, как дома, то и говорить не о чем. Правосудие… да когда Ворон в него верил? И в России, и за границей закон – дышло и палка о двух концах.

Однако самолично пристрелить Шрама духу у него не хватило. Ворон не умел бить лежачих и калек, даже если они являлись распоследним дерьмом, а потому понадеялся на Зону. Та же воспользовалась шансом подшутить. Вероятно, не просто так попал в руки Шрама тот свисток, обеспечивший ему повиновение крыс-мутантов.

Так или иначе, а выйти из игры Ворон больше не мог: остановить маньяка, которого создал собственноручно, он считал делом чести. А вместе со Шрамом в его жизнь вошел и Сестринский – так, словно никогда из нее и не уходил, всегда находился поблизости и следил одним глазом за своим неприкаянным, свободолюбивым творением.

Творение еще могло отказаться от намечаемой встречи. Ворон сумел бы послать Нечаева к зоновым тварям, объявить отпуск, ухватить Дениса в охапку и увезти на край мира, хоть в Австралию! Но… не хотел. Ему, черт возьми, было интересно, чем все закончится. При этом иллюзий относительно хеппи-энда он не питал абсолютно никаких.

Наверное, Сестринский превосходно играл в шахматы. Ворон обожал эту игру в детстве, но так и остался любителем, умеющим просчитывать комбинации не далее четырех ходов. Помнится, еще в школе его угораздило обыграть учителя физкультуры. Мужик был правильный, потому не оскорбился, а потащил на шахматный турнир. На нем Ворон обыграл двух сверстников и одного десятиклассника и вчистую на пятой минуте продул второклашке!

«А на что ты рассчитывал, это чемпионка Москвы», – сказал тогда физкультурник.

После того случая Ворон забросил шахматы. Продолжил играть только в выпускных классах, но лишь на любительском уровне, ради развлечения. Может быть, и зря.

Впрочем, жизнь сложнее любой игры, и у него имелся пусть единственный, но весомый козырь. Козырь появился случайно и тоже благодаря глупой сентиментальности, о которой Ворон еще ни разу не пожалел и точно не собирался делать этого впредь. А еще у него оставались друзья – настоящие, готовые терпеть все его выходки и за которых не жаль было положить собственную жизнь.

– Поиграем, – сказал Ворон экрану и почти уже нажал на вызов Аллы, когда некто Оттер постучался и попросил добавить себя в список контактов.

Глава 5

Денис загнал машину в гараж, выключил зажигание и только после выдохнул с облегчением. «Будь проклят тот день, когда…» – всплыло в памяти. Нет, машина, особенно после доработок, внесенных техниками Ворона, его полностью устраивала. Всем, кроме габаритов. Если бы Денис покупал ее под себя, а не в надежде пересадить друга с двух колес на четыре, то присмотрел бы автомобиль покомпактнее. Гибридный седан его вполне бы устроил. А уж если б он знал заранее, что не пройдет и нескольких дней, как Ворон заведет себе космический корабль, скрывающийся под названием «Хонда Пилот», то вообще отказался от покупки. Два джипа в гараже становились с ювелирной четкостью. Полметра влево-вправо – и либо поцарапаешь, либо дверь не откроешь, и придется вылезать из пятой. После выхода из Москвы, разбирательств на КПП по поводу сданных с рук на руки вольных, дачи показаний приехавшему наряду полиции и почти ста километров езды – то еще удовольствие.

Со второго этажа доносились всхлипы бас-гитары и барабанный ритм, значит, Ворон все же решил выполнять предписанный постельный режим и надирался, лежа на диване, рефлексируя по поводу подхваченной простуды. Если в отношении всевозможных ранений и увечий напарник строил из себя стойкого оловянного солдатика, то первый же чих делал из него представителя типичного мужского анекдота про: «Слушай меня внимательно, женщина, это мои последние слова». Роль данной гипотетической женщины, разумеется, доставалась Денису: Алла подобного попросту не вынесла бы.

Пройдя на кухню, Денис щелкнул кнопкой чайника и, разорив холодильник, принялся строгать бутерброды. Наверх он поднялся во всеоружии: с подносом, нагруженным большим блюдом и двумя кружками с чаем и кофе. Последний – с лимоном и специями – Ворон поглощал в больших количествах и в любое время дня и ночи. Содержащийся в напитке кофеин нисколько его не беспокоил и сну не препятствовал. Кружки ничем не напоминали те, в которых принято разносить пиво: глиняные, пузатые. Одну, в виде головы сказочного витязя (наверняка с которым беседовал Руслан в поэме Пушкина), Денис забрал себе. Не менее пузатую с вылепленной в передней части распластавшей крылья птицей приготовил для напарника.

– Жив, здоров, весел, бодр? – поинтересовался Ворон еще до того, как обернулся. Расположился он не на диване, а в черном кожаном кресле, поставив на закинутые на табуретку ноги ноутбук, и явно пребывал в приподнятом настроении, что-то печатал левой рукой, а в правой грел донышко квадратного бокала с покачивавшейся на дне прозрачной желтоватой жидкостью.

– Вокруг тлен и безысходность, – ответил Денис, перекрикивая Джеймса Хэтфилда.

Со знаменитым вокалистом и гитаристом «Металлики» соперничать не выходило, Ворон оторвал руку от ноутбука и дотянулся до пульта. Воцарилась тишина.

– Как все печально… – фыркнул Ворон, ухватил с подноса кофе, отпил, повел носом, улавливая мельчайшие оттенки аромата, и опрокинул в него содержимое бокала, после чего отставил тот подальше. – Явно не испортит.

– С горя или с радости? – поинтересовался Денис.

– С душевного настроения, – ответил Ворон, сделал первый глоток и мечтательно улыбнулся.

– И ты, я вижу, практически здоров? – Денис поставил поднос на передвижной столик, подкатил его к креслу и, облокотившись на спинку, заглянул в экран.

Компьютерные игрушки, по большому счету, оставляли равнодушными их обоих. На сидение в длинных стратегиях времени было откровенно жаль, а для перезагрузки мозгов прекрасно подходил и тетрис. Еще Ворон отдавал предпочтение симуляторам, как сейчас. На экране покачивал крыльями остроносый F-35. Справа давались характеристики и краткие выдержки из истории создания.

– А почему не наш какой-нибудь? – спросил Денис.

– Неужто ты и в самолетах разбираешься? – усмехнулся Ворон. – Ты с этим своим самообразованием меня до инфаркта доведешь.

– Не ерничай, пожалуйста, – попросил Денис. Он вырос в клане, не ходил в обычную школу и не получил никакого образования, кроме базовых умений и того, что считали нужным лидеры. Потому, когда появилась возможность, стал усиленно читать. Не умученные школьной программой мозги требовали заполнить их информацией, причем четкой склонности именно к техническим или гуманитарным наукам не имели.

– Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, – усмехнулся Ворон и пообещал: – Так и быть, не буду подтрунивать. Но вообще-то этот красавец, – он указал на истребитель, – почти наш. В конце двадцатого века американцы заинтересовались вертикальным взлетом и посадкой и принялись сотрудничать с опытно-конструкторским бюро имени Яковлева. Времена для нашей страны стояли не из лучших, потому разработчики восприняли предложение о разбазаривании интеллектуального богатства России… то есть Союза с энтузиазмом. Демонстрационная версия получившегося самолета во многом внешне напоминала Як-141, за исключением того, что обходилась одним основным двигателем, а не двумя дополнительными подъемными турбореактивными. В результате была намечена разработка унифицированной модели истребителя-бомбардировщика для стран НАТО. О России, как понимаешь, все быстро забыли.

– Свинство какое. И ты собрался на нем летать? – Денис поморщился.

– Не я. Это онлайновая игрушка. Но надо же знать, что представляет собой противник, – заметил Ворон. – К слову, F-35 превысил бюджет и неплохо отъел заграничного капитала, потому можно считать себя в некотором смысле отомщенными. Что касается моего выбора, я тебя не удивлю. – На экране появился Су-34. В черном корпусе и с намалеванной на боку птичьей головой смотрелся он впечатляюще. – Передняя часть самолета приплюснутой формы, из-за чего многие зовут его «Утенок», но я, как видишь, верен себе.

– Многофункциональный истребитель-бомбардировщик, осуществляет выполнение основных боевых задач без сопровождения истребителями прикрытия ввиду высоких боевых качеств, позволяющих вести самостоятельно маневренный воздушный бой с любыми существующими истребителями противника на равных условиях, – прочитал Денис. – А вы будете воевать?

– Пока просто полетаем, – сказал Ворон и пробежал пальцами по клавиатуре.

Будь на месте ноутбука рояль, наверняка родилась бы новая мелодия.

На страницу:
3 из 6