Путешествие белой медведицы

Сьюзан Флетчер

Путешествие белой медведицы

Посвящается Куинсу

Susan Fletcher

JOURNEY OF THE PALE BEAR

Published by arrangement with Margaret K. McElderry Books, an Imprint of Simon & Schuster Children’s Publishing Division.

All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Печатается с разрешения литературного агентства Andrew Nurnberg.

Иллюстрация на обложке Шейна Ребеншида

Дизайн обложки Анастасии Чаругиной

В макете использованы материалы по лицензии shutterstock.com

Text copyright © 2018 by Susan Fletcher

Jacket illustration copyright © 2018 by Shane Rebenschied

© Е.С. Токовинина, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Пролог

Лондон, 1272 год

Вечером, когда становится темно, я возвращаюсь в крепость. Стражник подносит к моему лицу фонарь, и на мгновение я слепну, щурясь от яркого света. Тихий звон кольчуги, лязг меча… Фонарь исчезает, и вокруг меня снова сгущается сумрак. Лишь призрачные пятна света плывут по воздуху передо мной. Я слышу скрежет больших железных засовов; глухой щелчок ржавого металла – и они открываются. А потом высокие западные ворота, хрипя и поскрипывая, распахиваются, чтобы пропустить меня.

Один из стражников отделяется от своих товарищей, чтобы меня проводить; все они знают, куда я иду. Мы пересекаем ров по деревянному мосту, и глухой звук наших шагов раздаётся в тишине. Пройдя через вторые ворота, мы попадаем в коридоры внешней крепостной стены. Фонарь стражника колеблется, и тень со светом водят вокруг нас причудливый хоровод. Моя рука привычно держит кожаную шлею[1]. У меня на плече – тяжёлый канат; его большие толстые кольца тихонько поскрипывают в такт нашим шагам. И вот я снова ощущаю пыльный запах перьев и свалявшейся шерсти, землистый душок навоза. Я слышу, как тяжело ступают её лапы, как она фыркает, рычит, зевает… а потом (так знакомо!) начинает низко урчать в знак приветствия.

Медведица ждёт, прижавшись к железным прутьям клетки. Её старый нос судорожно принюхивается к нам. Она всегда чует моё приближение, хотя я до сих пор не могу понять, как ей это удаётся. Её тяжёлый, резкий, терпкий запах наполняет мои лёгкие, и дышать становится тяжелее. Вставив ключ в замок, стражник прячется за моей спиной, и я проскальзываю в клетку.

Медведица обнюхивает меня с ног до головы, а потом подставляет свою большую широкую голову, чтобы я её почесал: левое ухо с рубцом от пиратской шпаги, морду с глубоким шрамом от стрелы. Я кладу шлею на землю и зарываюсь пальцами глубоко в её шерсть, касаясь чёрной кожи, – как она любит. Шерсть густая и жёсткая. Я зарываюсь в неё лицом и вдыхаю запах всё ещё дикого животного. Медведица издаёт тихий рык, и он перерастает в низкий рокочущий вздох, словно поднимающийся из глубин земли.

Я перекидываю ремень через голову медведицы, застёгиваю на её грудине, затем снимаю канат с плеча и привязываю его к кольцу на шлее. Вывожу её из клетки, и мы идём под тенью деревьев Тауэра в сторону речных ворот.

Теперь она уже старушка. Её шерсть потускнела, зубов осталось мало, а тазовые кости выступают, как плавники, над её спиной. Медведица медленно шаркает следом за мной, согнувшись под тяжестью лет и прихрамывая; кроткая, как ягнёнок в угодьях моего отчима. Больше не пытается сбежать. Кажется, наконец довольна.

Но так было не всегда. Когда-то она наводила страх на самых храбрых моряков, проплывала сотни лиг[2] без остановок, выдерживала град стрел, сражалась с пиратами. Спасла мальчика, который её любил. Когда-то ею восхищались и гордились короли. Давным-давно… когда мы с ней были юными.

Часть I

Норвегия

Глава 1

Вор

Берген, Норвегия

Весна 1252 года

Меня разбудил запах жареного мяса.

Моросил неприятный дождь, и, хотя я заснул, свернувшись калачиком под крышей сапожной мастерской, мокрая земля успела напитать влагой мои плащ, тунику и рубаху. Слух уловил чьи-то разговоры и смех, но я точно знал: меня разбудил не шум. Нет. Запах.

Он словно дразнил меня: то усиливался, то становился едва уловимым. На мгновение мне даже показалось, что это сон. Но тут я с новой силой ощутил его: насыщенный, густой аромат мяса, от которого у меня потекли слюнки. Я приподнялся на локте и вдохнул этот запах, представляя, как вгрызаюсь в аппетитный кусок баранины, приготовленный мамой. Я почти почувствовал тепло и тяжёлую ленивую негу сытого человека.

Я поправил шапку, закинул за спину котомку и, покачиваясь, поднялся на ноги. Мои припасы закончились два дня назад, и я очень ослаб от голода.

Голоса немного утихли и послышались снова. Стемнело; даже звёзды исчезли за облаками. Толпа на улице заметно поредела, и теперь лица прохожих, искажённые тенями и светом загорающихся фонарей, казались мне зловещими. Вдоль набережных Бергена гордо возвышались богатые дома и здания лавок, плотно прижимающиеся друг к другу и не оставляющие места для таких голодных заморышей, как я.

Я прокрался вниз по улице и, свернув в переулок, увидел постоялый двор, в окнах которого горел неяркий тёплый свет. Аппетитный запах мяса усилился, и я мучительно сглотнул. Я убеждал себя снова и снова: бесполезно пытать себя этими соблазнительными ароматами, ведь без денег меня здесь никто не ждёт. Мне даже может грозить опасность.

Открыв дверь, я вошёл внутрь. Хотя в трактире было людно, он производил мрачное впечатление. В воздухе смешались запахи пота, кислого эля, мокрой шерсти и грязи. Но аромат горячего мяса перекрывал все остальные и увлекал меня в глубину заведения. Мимо прошмыгнула горничная, неся на голове огромный поднос, и с грохотом опустила его на стол. Передо мной во всей красе предстали запечённые кролики, утопающие в душистом соусе и крови. Вокруг подноса столпились мужчины в синей моряцкой одежде и принялись отрезать и отрывать куски мяса. Ароматная крольчатина исчезала с невероятной скоростью, пока на подносе не осталась последняя ножка.

Я не тратил времени на размышления. Я решил действовать. Проскользнув между двумя моряками, которые потянулись к подносу, я схватил кроличью ножку и что есть мо́чи рванул к двери.

Позади раздался крик:

– Эй! Мальчишка!

Ещё крики. Проклятия. Скрип скамей за моей спиной.

– Держи вора!

Кто-то ухватил меня за край плаща и едва не повалил на пол. Оглянувшись, я посмотрел на него: белокурый крепкий моряк примерно пятнадцати лет, может, на пару-тройку лет старше меня. Я с силой лягнул его и вырвался, а потом взобрался на стол, но споткнулся и перекатился на другую сторону, попутно перевернув несколько кружек и большой кувшин с элем.

– Эй!

Кто-то попытался схватить меня за ноги. Я увернулся – и налетел на блюдо, до краёв наполненное мясом, а потом спрыгнул со стола и побежал к выходу. Распахнув дверь, я врезался в человека, а стоило мне проскользнуть мимо него, как я упал на землю, так и не выпустив кроличью ножку. Вскочив и растворившись в темноте, я молился, чтобы моряки в трактире оказались слишком пьяны и ленивы для погони.

Глава 2

Дикий

Я помчался вниз по улице, скользнул за угол и очутился в небольшом переулке.

Они приближались: до меня доносились тяжёлые шаги, звон металла. В руках одного из них был фонарь. Пересёкши заросшую травой дорогу, я ещё раз завернул за угол, перевёл дух на перекрёстке и нырнул в ближайший переулок. Впереди виднелись широкие ворота, распахнутые настежь, а чуть дальше, вниз по переулку, шёл мужчина в синей моряцкой одежде, который обнимал женщину, склонив голову к её волосам. Я услышал её смех и сбавил шаг, чтобы ненароком не привлечь к себе внимание, а затем снова оглянулся. Я по-прежнему слышал шаги – теперь уже совсем тихие, – но не мог понять, откуда идёт звук, и не видел преследовавших меня людей.

Я прошмыгнул в ворота.

Здесь было ещё темнее. Похоже на амбар. В помещении стоял сильный рыбный запах, но в него вплетался ещё какой-то странный животный душок: не лошадь, не овца, не корова, а… я споткнулся обо что-то твёрдое; наклонившись, нащупал бочку и прополз чуть дальше, чтобы меня не было видно с улицы. А потом я наконец присел и начал есть – вгрызся зубами в кроличью ножку; сок бежал по моему подбородку и стекал на тунику и рубаху. Мясо! Всё ещё тёплое и…

Голоса. Двое ворвались в помещение следом за мной. Я метнулся в сторону, чтобы уклониться от тощего юнца с фонарём – и тут же врезался во второго. Я узнал его: белобрысый парнишка из трактира. Он схватил меня за шкирку.

– Я тебе сейчас покажу, как воровать у меня, щенок!

Я почувствовал, как он сорвал с меня котомку.

– Так-так. Что тут у нас?

Его слова напомнили мне о самом старшем из моих сводных братьев, Эдвине. Тот говорил похожим тоном, когда хотел заполучить мои вещи. Я попробовал увернуться, но моряк крепко держал меня. Неожиданно из дальнего тёмного угла амбара послышался низкий рокот. Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом. Моряк застыл в оцепенении.

– Что это? – спросил тот, у которого был фонарь. Он выглядел совсем юным, немногим старше меня.

– Понятия не имею, – отозвался второй и крепко ухватил меня за запястье. – Может, посмотрим?

– Пойдём лучше отсюда, Хаук, – предложил парень с фонарём. – Ты можешь отметелить его в переулке.

– Прекращай своё нытьё, – отрезал Хаук. – Я хочу посмотреть, что там.

В темноте снова раздалось глухое урчание, за которым последовали тяжёлые шаркающие шаги. Вероятность получить тумаков в тёмном переулке уже не казалась мне такой ужасной. Мои сводные братья постоянно лупили меня. Я, можно сказать, самый настоящий мальчик для битья. Я лягнул Хаука два раза, но потом он меня в живот, и я согнулся от боли. Моряк потащил меня за собой вглубь амбара. Запах животного усилился – дикий и резкий, с мускусными нотками. К горлу подступила тошнота.

В тусклом свете фонаря я увидел большую белую фигуру. Животное… в клетке. Медведь. Белый медведь. С Севера. Он расхаживал по клетке из стороны в сторону и мотал головой от нетерпения. Мне хорошо знакомо такое нетерпение – когда внутри жужжит и гудит, все жилы напряжены до предела и тебя снедает желание броситься бежать, бежать как можно дальше.

– Хаук, – повторил парнишка с фонарём. – Пойдём.

Но Хаук тащил меня к медведю. Я понял, что он собирается сделать, и начал изо всех сил отбиваться. Я кричал, брыкался, бил его кроличьей ножкой. Он схватил меня за руки и заломил их за спину.

Медведь испустил долгий вздох, похожий на стон.

– Нет! – закричал я. – Не делай этого. Я верну тебе твоё мясо. Я…

Но Хаук не слушал. Он развернул меня боком и начал пропихивать между прутьями. Сначала я понадеялся, что не пролезу, но вот в клетку проскользнуло моё плечо, потом голова, а за ними и бёдра. Пошатнувшись, я упал на колени прямо на пол, а когда поднял глаза, то увидел, что медведь стоит в дальнем углу клетки… и смотрит прямо на меня.

Глава 3

Белый медведь

В его глазах, маленьких и тёмных, я увидел насторожённость, любопытство и осознанность. До меня долетало его дыхание, а в нос мне ударил сильный, тяжёлый медвежий запах, и постепенно я начал в нём тонуть. Где-то вдалеке слышались голоса Хаука и парня с фонарём: они о чём-то ожесточённо спорили, но все эти звуки перекрывали стук моего сердца, которое готово было выпрыгнуть из груди, и бешеное желание бежать отсюда.

Медведь раскатисто зарычал.

Я вскочил на ноги и пятился до тех пор, пока не ощутил спиной холодные прутья железной клетки. Я не сводил глаз с широкой белой морды зверя, как будто силой взгляда пытался заставить его отступить и не разрывать меня на кусочки огромными челюстями и когтями. Я видел эти когти – огромные когти, когти из ночных кошмаров про чудовищ.

Прямо над моим ухом раздалось сопение. Большой чёрный нос напряжённо принюхивался, словно что-то искал. Воздух наполнился монотонным гудением, и мне казалось, этот звук пронизывает до костей. Медведь медленно наклонился, и я увидел, что с его плеча свисает что-то вроде ремня. В следующее мгновение зверь уставился на мою грудь, а я опустил глаза и понял, что по-прежнему сжимаю в руке кроличью ножку. Так вот к чему принюхивался медведь!

Я осторожно отвёл жареную ножку от груди. Наверное, я мог бы просто вытянуть руку и предложить зверю мясо, как подавал маме упавший напёрсток, но тут медведь сделал шаг навстречу, и меня сковал ужас. Что есть силы я метнул ножку вперёд, и, угодив в прут решётки, она шлёпнулась на пол. В ту же секунду огромная голова медленно повернулась ко мне, и медведь посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд выражал нечто вроде упрёка, будто он хотел сказать, что бросаться едой вовсе не обязательно: это ниже и медвежьего, и моего достоинства. Затем он наклонился, схватил кроличью ножку и, сжав огромные челюсти, разгрыз её.

Я судорожно выдохнул, сделал осторожный шаг назад и просунул ногу между прутьями решётки. Меня никто не остановил, хоть до моих ушей доносились чьи-то голоса. Медведь издавал ужасающие звуки: щёлкал зубами, хрустел костью, чавкал. Скоро от кроличьей ножки ничего не останется, и потом… я продолжал медленно пятиться. Когда бёдра проскользнули сквозь решётку, почти пролезли грудь и плечи, неожиданно раздался незнакомый низкий голос:

– Эй, ты! Мальчик!

Медведь поднял голову с оглушительным рыком. Я попытался вернуться в клетку, но ничего не вышло: я застрял – и тут кто-то потянул меня за руку. Тело выскользнуло из клетки слишком быстро, и, не успев повернуть голову, я со всей силы ударился подбородком о железные прутья.

– Быстрее! – крикнул незнакомец.

Я мотнул головой и вылетел наружу как раз в тот момент, когда медведь бросился за мной. Прутья клетки заскрежетали, и даже пол под моими ногами содрогнулся.

Из пасти медведя снова вырвался леденящий душу рёв, и мои мысли окончательно спутались. Я почувствовал, как рука незнакомца отпустила меня. За моей спиной послышались крики и звуки борьбы. Рёв прекратился. Я моргнул, огляделся по сторонам и побежал к двери, но тут рука снова сомкнулась на моём запястье, и прямо над моим ухом прозвучал раскатистый бас:

– Ты совсем спятил? Что ты здесь забыл?

Глава 4

Этого мы оставим

Я плохо видел человека, который говорил, в мерцающем полумраке, но квадратный его силуэт излучал надёжность и решительность. Его рука железным обручем обхватывала моё запястье, и я понял, что сбежать не получится.

– Что ты можешь сказать в своё оправдание? – строго спросил он.

Я огляделся по сторонам и увидел Хаука – его руки были связаны верёвкой за спиной. Конец этой верёвки сжимал в кулаке стоявший рядом с Хауком моряк, которого до того я видел на улице с женщиной. Должно быть, это караульный, которого отвлекли от работы.

– Он затолкал меня в клетку, – заявил я, указывая на Хаука. – Я просто шёл своей дорогой, и тут…

– Он украл мой ужин! – перебил Хаук.

– Неправда!

– Правда!

– Неправда!

– Правда! У меня есть свидетели!

Мужчина, державший меня, повернулся к Хауку.

– Я полагаю, твой свидетель – это сбежавший мальчишка? – поинтересовался он.

– Это Оттар, – ответил Хаук. – Можете пойти в трактир «Латунный карлик». Там подскажут, где его найти. Другие тоже видели. Они подтвердят мои слова.

Я сглотнул, вспоминая, как вскочил на стол, перевернул кувшин и растоптал еду. Да, свидетелей там было предостаточно.

– Но это ты влез куда не следует и побеспокоил медведя, – обратился мужчина к Хауку.

Побеспокоил медведя? А про меня никто не подумал?

– Я никуда не влезал, – ответил Хаук. – Дверь была открыта. И он вошёл первым.

Хаук кивнул в мою сторону.

– Я просто пошёл следом.

– И ты решил проучить его и бросить в клетку с медведем?

Хаук пожал плечами.

– Но я же его выпустил!

– Он мог погибнуть. Его жизнь висела на волоске – по крайней мере, мне так кажется, – добавил мужчина и с любопытством оглядел меня.

– Это правда. Я чуть не погиб, – подтвердил я. – А ещё он украл мою котомку! – Я указал на пол, где она лежала. – И он не выпускал меня, он…

– А ты действительно украл его ужин?

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Мне только-только начало казаться, что незнакомец на моей стороне! Интересно, как поступают с ворами в этом городе? Запирают в темнице? Изгоняют? Отрубают руки?

Мужчина сильнее сжал моё запястье.

– Отвечай!

– Я не знал, что это его ужин, – промямлил я.

– Но ты украл его! – возразил Хаук.

– Я был голоден. Меня ограбили и отобрали все деньги!

– Хм-м-м.

Незнакомец внимательно посмотрел на меня, как будто прикидывал, хватит ли длины верёвки, чтобы вздернуть меня.

– Что прикажете делать с этим, доктор? – спросил караульный, дёрнув за верёвку, которой были связаны руки Хаука.

Доктор. Я думал, он констебль или какой-нибудь другой высокопоставленный чиновник.

– Держись отсюда подальше, – обратился доктор к Хауку. – Мне неинтересно, что украл другой. Если я ещё раз увижу тебя где-нибудь рядом с медведем, ты очень об этом пожалеешь.

– А что насчёт него? – поинтересовался Хаук, бросив на меня гневный взгляд.

– Не твоё дело. Держись подальше. Понял?

Хаук пожал плечами.

– Ты меня понял?

– Да, – процедил Хаук сквозь зубы.

– Подожди-ка, – произнёс доктор. – Ты сказал, что был в «Латунном карлике». Ты моряк?

Хаук снова пожал плечами, но караульный со всей силы дёрнул за верёвку, и тот споткнулся и выкрикнул:

– Да!

– Куда ты отправляешься?

– А вам какое…

Караульный дёрнул ещё раз.

– Лондон.

Лондон. Я пытался попасть на этот корабль, но меня не взяли.

Несколько мгновений доктор молчал.

– Отпустите его, – приказал он.

– Но… – начал было караульный.

– Не думаю, что он захочет вернуться.

Караульный достал нож, разрезал верёвку и толкнул Хаука в спину. Моряк растворился во мраке.

– А с этим что? – спросил караульный, кивая на меня.

– С этим? – переспросил доктор. – Этого мы оставим.

Глава 5

«Латунный карлик»

Он отвёл меня в трактир «Латунный карлик» – туда, где я был до всей этой истории. Хотел поговорить, но сначала вернул мне котомку и пообещал накормить. Я боялся, что он соберёт свидетелей Хаука и отправит меня в констебулярию[3], чтобы… Заковать в колодки? Выколоть глаз? Пытать и четвертовать? Я хотел его пнуть, вырваться, но он крепко держал меня за руку, словно прочитал мои мысли. Сбежать не получится.

Когда мы вошли, в трактире было очень шумно. В воздухе витал аромат эля, смешанный с запахами мяса и пота, а под потолком клубился дым. Хмель завладел моряками: они пели, танцевали и притопывали в такт мелодии волынщика, который приехал издалека. Двое из них затеяли шуточную драку в центре зала, а ещё двое по соседству разругались всерьёз: кусались, били друг друга по лицу, таскали за волосы и дёргали за уши. Трактир был плохо освещён, и я с облегчением отметил, что никто, по-видимому, не узнал во мне кроличьего воришку. На самом деле никто даже не посмотрел в мою сторону. Доктор уверенно пробирался сквозь толпу и наконец указал мне на столик в самом дальнем углу трактира, откуда крики моряков казались монотонным гулом.

Он заказал ужин – большой поднос с ячменным хлебом и густой подливой из оленины – и подвинул в мою сторону, когда трактирщик опустил его на стол. Я стянул котомку с плеч и набросился на еду, как будто её могли отнять у меня в любую минуту. Мясо было жёстким, жилистым и хрящеватым, но вскоре я почувствовал приятное тепло и сытость. Я обмакнул последний кусочек хлеба в подливку, и мне больше ничего не оставалось, кроме как снова посмотреть на доктора. Всё это время он внимательно наблюдал за мной.

У него было широкое квадратное лицо – не как у толстяков, а именно широкое, как у здоровяков с крупной костью. Его насторожённый проницательный взгляд почему-то напомнил мне взгляд старого боевого коня моего отчима: всегда готовый к любым опасностям, он смотрел на мир с мудростью печального, уставшего от жизни создания, повидавшего на своём веку слишком много страданий и смертей. В свете огарка на щеках доктора выделялись маленькие рытвинки и шрамы, а в уголках его глаз и на лбу – морщинки. Он не хмурился и не улыбался, просто рассматривал меня, как загадку, которую ему предстояло разгадать.

– Когда ты ел в последний раз? – спросил он.

Я пожал плечами.

– Где твой отец?

Этот вопрос вызвал из глубин моей памяти его голос – голос отца – низкий, с тёплой хрипотцой. Прошло шесть лет, с тех пор как его жизнь унесла лихорадка. Мне тогда было шесть лет.

Я опять пожал плечами.

– Что ж, хорошо. А твоя мать? Где она?

Мама… Она, должно быть, сходила с ума от тревоги. Она даже не знала, жив я или мёртв.

– Значит, ты беглец?

Я снова ощутил знакомое беспокойство и ноги начали гудеть, в ушах застучало, сердце забилось сильнее. Я схватился за стол одной рукой и одну ногу опустил на пол, устланный травой. Как поступают с беглецами в этом городе? Отрезают им пальцы на ногах? Отправляют в рабство? Варят заживо в кипящем масле?

Но когда я снова поднял глаза, что-то во взгляде доктора остановило меня. Он смотрел на меня не как на маленького, ни на что не годного мальчишку, который в очередной раз убежал из дома, а так, как смотришь, например, на новый молот, пытаясь оценить, насколько он хорош, прежде чем заплатить за него торговцу инструментами.

– Что ж, отлично, – неспешно произнёс доктор. – Я хотел бы задать тебе ещё один вопрос. Ты хорошо ладишь с животными? Лошадьми, собаками, коровами… словом, любыми животными, с которыми тебе приходилось встречаться?

Медведь. Он хочет поговорить о медведе.

– Нет, – быстро ответил я, и мой желудок сжался от страха.

В нашем доме говорили про полярных медведей. Время от времени у нас останавливались охотники и рассказывали истории… Мы боялись белых медведей больше, чем волков и рысей, – пожалуй, больше всех на свете.

Доктор не отводил от меня взгляда.

– Понимаешь ли, – продолжил он, проигнорировав мой ответ. – Мне показалось, что ты нашёл общий язык с той медведицей. Когда я вошёл в амбар, она просто смотрела на тебя, принюхивалась. Как долго ты находился в клетке? До сих пор она нападала на каждого, кто пытался покормить её или прибрать в клетке… а на тебя – нет.

Она. Я не думал, что это она…

– Вы не заставите меня вернуться. Я ни за что не пойду в эту клетку снова! Ни за что на свете!

– Если кому-то придётся заходить в клетку, то только мне. Но если твоё присутствие – хотя бы снаружи – успокоит её, будет просто чудесно. Она целыми днями мечется по клетке и бьётся о решётку. Взрослые крепкие мужчины боятся приближаться к ней. И от меня она… как бы это сказать… тоже не в восторге.

Доктор закатал рукав и показал мне глубокую длинную рану на своём предплечье. Она уже затянулась, но по-прежнему была красной по краям.

– Чтобы осмотреть её, я пытался одурманить её сонными травами, но они не подействовали. Да даже если бы у меня получилось… она почти не ест и может умереть от голода. И если бы мы нашли кого-то, кто ладит с животными и с кем поладит она, это очень помогло бы делу.

– Но зачем? – спросил я. – Зачем вам нужен медведь?

– Мне нет никакого дела до этой медведицы!

Доктор откашлялся; казалось, он пытался совладать с собой. Когда он снова заговорил, в его голосе уже не было раздражения.

– Но я должен заботиться о ней. А зачем – тебя не касается. Так что, мальчик? Ты ладишь с животными? Если да и если ты готов помочь, я в долгу не останусь.

Некоторые животные в нашем поместье правда любили меня. Кошки, жившие в коровнике, тёрлись о мои ноги и мурлыкали, – даже старый Балдур, который на всех шипел. Овцы паслись рядом со мной, когда я чинил забор. Однажды я отвёл на пастбище коров, пробравшихся в приусадебный сад. Ничего сложного. Мой отец ладил с лошадьми, и я тоже легко находил с ними общий язык. Но медведица…

Я вспомнил, как почувствовал её желание: она хотела сбежать – так же, как и я. И так же, как и я, ощущала беспокойство. Я вспомнил, как она посмотрела на меня, когда я швырнул ей кроличью ножку, упрёк в её глазах…