Полная версия
– Так она говорила, – поддержал брата Олег.
– А что, – кивнул Лука Демьянович, – надобно узнать, что за богатство я имею. Надо будет показать этой бабенке иконы. Как ее кличут-то?
– Надька, – ответил Олег. – Фамилию не знаем. Если незамужняя, значит, Постанова, как у Гришки покойного.
– А чего вы не подмогли Григорию, когда Ванька с вертолета на крышу прыгнул? – усмехнулся Лука Демьянович.
– Да вы же говорили, чтоб не влезали, – обиженно напомнил Олег.
– Пожалел вас. Он бы вас обоих убил. А у речки не стал Иван кровь проливать, сына постеснялся. – Старик рассмеялся. – И ведь придумал, злыдень, – под лед вместе с бабой неверной нырнул. Ее нашли, а его до сих пор мертвым объявить не могут.
– Так звать вам Надежду или нет? – спросил Василий.
– Надобно будет, сам кликну. А вы вот что, племяши мои милые, ежели голову мне дурить мыслите, зазря надеетесь. Я старый, но из ума не выжил. И с вас шкуру спущу, ежели прознаю, что обмануть решили. Пошли вон!
Братья вышли.
– Филимон Лукич, – приоткрыв дверь бани, негромко позвал длинноволосый парень, – до вас сообщение имею.
– Ну что там, Песец? – спросил Филимон.
– К Луке Демьяновичу Торовы приходили, – Песец вошел, – и баба приехала, сестра Гришки Постанова.
– И что?
– Так она придет к Луке Демьяновичу смотреть иконы. Торовы говорили, что сестра Гришкина…
– Когда она придет? – перебил его Филимон.
– Не знаю.
– Что за баба? – спросил Штейн.
– Сестра убитого любовника жены Денова, Людоеда. Он из лагеря бежал…
– Надо опередить ее, – перебил его Штейн.
– Гришка тоже виды имел на иконы, – кивнул Филимон. – Поэтому и соблазнил бабу Денова.
– Ее нельзя отпускать, – зло проговорил Штейн.
– Держи, Песец! – Филимон сунул в карман Песца пятьдесят долларов.
– Благодарствую, Филимон Лукич, – пробормотал тот.
– Иди, – махнул рукой Филимон, – и если что узнаешь, махом ко мне.
– А что дальше? – спросил Штейн. – Если эта баба ввяжется…
– Посмотрим, что и как будет. Если вдруг иконы сумеет взять, далеко не уйдет, из района я ее не выпущу.
– Сможешь?
– Без вопросов.
– Надо посмотреть иконы, и желательно сегодня.
– Я же сказал – посмотрим.
– Сестра, говоришь, приехала? – процедил Афанасий Семенович. – И какого ее сюда нанесло, чего она тут забыла? Гришку отправили, как и положено, в гробу. А ей-то какого лешего здесь понадобилось? Уж не насчет ли икон придет торговаться? Прав, выходит, батя был, ценность в иконах имеется. Я сколько годов думал и не мог понять, что там. А выходит, что-то есть… Пашка! Ну-ка неси из молитвенной иконы! Все три тащи.
– Перестань, Афанасий, – попыталась остановить его жена. – Разве можно…
– Стой! – крикнул Афанасий. – Права ты, Тамара, негоже это. Но есть в этих иконах что-то. На кой ляд они так нужны? Из-за них же Гришка Натку приголубил. А ведь знал, что Ванька так просто это дело не оставит. Да и Василий, брат Луки, тоже что-то про иконы говорил, когда обещался Ваньке помочь. Ладно, спрячу я их подалее. Для внука пусть останутся.
– Правильно, Афанасий, – вздохнула Тамара Васильевна. – А то…
– Давайте-ка лучше обедать. Лопать хочется! – Старик подмигнул жене. Она удивленно посмотрела на него и ушла на кухню. – Все вы, голубчики, сами придете… И уж не уйти вам. За Ивана я сумею поквитаться.
Поселок Ыык-Куель
– А дед у тебя ничего, – сказал Виталий. – Сколько ему годков-то?
– Восемьдесят три, – улыбнулся Данила.
– Ни хрена себе! А не дашь. Я думал, лет шестьдесят еще.
– Идите, мальцы! – звучно позвал их от баньки пожилой мужчина. – Сполоснитесь малехо. С дороги банька самое то, весь устаток сымет. Вы это, – он указал на небольшой водоем метрах в двадцати от баньки, – как распаритесь, туды сигайте. Вода холоднющая, хворь любую изгонит и здоровья прибавит. Идите.
– Чтоб он показал иконы, – тихо проговорил Данила, – надо делать, как он скажет.
– Годится, – согласился Виталий.
– А я приказание отдам, чтоб жрать варили, – сказал старик.
– Федот Савельевич, – окликнула его с крыльца большого дома женщина средних лет, – чего готовить?
– Щей и пельмешек отвари, – ответил старик.
– Блин, – Виталий отшатнулся, – да тут сваришься на хрен, дышать нечем…
– Дед идет! – Пригнувшись, Данила шагнул в парилку. Виталий двинулся следом.
– Как парок? – послышался голос вошедшего старика.
– Зашибись, – с трудом отозвался Виталий.
– Сейчас еще поддадим. – Старик выплеснул на кирпичную горловину тазик воды.
Молодые мужчины дружно взвыли от обдавшего их пара.
– Веничком пройдите тела-то, – закрывая дверь, посоветовал Федот Савельевич. – А минут через пять в воду – сразу помолодеете.
– Блин! – выдохнул, присевший на пол Виталий. – Похоже, мы тут и крякнем.
– Выживем, – отозвался Данила.
– А молодцы мужички, – сказал подошедший к крыльцу Федот Савельевич. – Я так не могу.
Из баньки выскочил голый Данила, за ним Виталий. Они одновременно прыгнули в воду. Раздался дружный вопль. К баньке мужчины бежали еще быстрее.
– Там же лед, – хмыкнул старик. – Вечная мерзлота. По сто грамм им поднесите моей настойки, – кивнул он в сторону баньки. Две женщины налили в стаканы красноватую настойку и пошли к баньке.
Якутск
– А где Иннокентий Яковлевич? – спросила Маша рыжеволосую плотную женщину.
– Поехал договариваться о дальнейшем маршруте. Меня зовут Маргарита Сергеевна, до возвращения Иннокентия Яковлевича я буду с вами. Дальше тоже, но уже под руководством Иннокентия Яковлевича.
– А сейчас что делать будем? – спросила другая девушка.
– Поедем в краеведческий музей.
– Она только с одной девчонкой и ходит, – сказал по телефону сидевший на заднем сиденье джипа с затемненными окнами парень. – Так что проблем никаких.
– Присматривайте за ней, – приказал мужчина. – Где Штейн?
– Без понятия. Он вчера исчез с каким-то…
– Ясно, – не дал договорить ему абонент. – В общем, запомни, Бегун, только наблюдение. Если она попытается уйти – берите.
– Ништяк. Если дернется – хапнем.
– И без жаргона желательно.
– Все путем.
– Кто с ними сейчас?
– С кем?
– Бегун, ты думать или хотя бы слушать умеешь? Кто с группой?
– Баба какая-то, ничего шкура. И какой-то мужичок, амбал. В тени, на расстоянии держится. А…
– Ладно. Надеюсь, ты все запомнил. Если попытается уйти – берите.
– Понятно.
– И не забудь еще одно: Иннокентий ни о чем не должен узнать.
– Да я в курсе, – хмыкнул Бегун.
Ыык-Куель
– Какие-то линии, – пожал плечами Данила, – и ничего конкретного.
– А сколько всего икон? – спросил Виталий.
– Без понятия. Да и не знаю я, на кой хрен они нужны. Просто базарок идет, что с их помощью можно найти это захоронение. Может, иконы все вместе нужны. И если сложишь их правильно, будет ясно, где искать гробы. Иначе как тут понять – что это? Ну вот тут линия, – кивнул он, – а в другой чуток черточки, и в стороны какие-то запятые уходят. Ни хрена непонятно!
– Молодые люди, – в комнату заглянула женщина, – Федот Савельевич к столу приглашает.
– Идем. – Данила поднялся.
– А если деда спросить? – предложил Виталий. – Он наверняка…
– Выгонит сразу, и потом близко к дому не подойдешь. Моего отца, когда тот хотел продать иконы, наладил и даже на похороны не приехал. За ним машину послали, а он сказал – не сын он мне. Пошли, ждать дед тоже не любит. Во всем его слушаюсь.
Они вошли в комнату.
– Как здоровье? – спросил сидящий за столом старик.
– Великолепно, – усаживаясь, ответил Данила. – Правда, когда в котлован прыгнул, думал, сердце остановится, холодища…
– Так лед там, – старик хитро прищурился, – тут же мерзлота. Ну, давайте начинать! – Он перекрестил самодельный каравай.
Виталий заметил, что крестил он двумя пальцами. Покосился на Данилу. Тот сидел неподвижно, опустив голову. Виталий тоже уставился в стол.
– Правильно, – усмехнулся дед. – Я не то что верю в Бога, но жил так и помирать так же буду. Иконы, которые твой батька желал продать и которыми вы интересуетесь, мне от деда достались. Говорят, тайна в них имеется. Семь штук их. Вам, кажись, тоже хочется вызнать тайну эту, но не знает ее никто. Могет, и ведает кто-то, но не я. Правда в том, что у меня есть две, мало кто знал. А теперь, поди, и не осталось таковых. Только ты, выходит дело, – кивнул он внуку. – А ты, значится, и приехал на иконы посмотреть. Так не жаль, смотри сколь хошь. Давайте обедать. Для аппетита настоечки примем.
– А вы что-то знаете про иконы? – осторожно спросил Виталий.
– Если ешь, то молчи, – осадил его старик.
Тикси
– Снова Войцевская у нас, – улыбаясь, проговорил вошедший в кабинет майор.
– Слышал, – кивнул полковник. – Кстати, уже доброе дело сделала – Савелия Степанова кто-то подставил…
– Да слышал. Интересно, кому и зачем это понадобилось. Что за ключ?
– Степанов о нем молчал, но потом у него Журин был, ему и рассказал. Интересно – тогда действительно застрелили якута, у него нашли пистолет убитого почтальона. Откуда он появился в том районе, установить не удалось. И вот лжемилиционеры прилетают в Топь, забирают Степанова и доставляют в Тикси. Где находится квартира, в которой его допрашивали, Савелий не помнит. Окна были занавешены. А вели его, натянув на глаза шапочку. Надо в поселение староверов съездить, выяснить…
– Начальство возражает, – сказал полковник. – Закона они не нарушают, а журналисты расценивают наши посещения как преследование по религиозным мотивам.
– А что делать? Степанов упоминал о ключе, и надо выяснить, что это за ключ. Я сам поеду к староверам. Совсем не обязательно, чтобы об этом узнала пресса.
– Да все как всегда, – недовольно буркнул в телефон Жеренов. – Сказала – расстаемся. А мне это невыгодно. Так что… – Его перебили. Он усмехнулся. – Хорошо, пробуй… – И замолчал минуты на три. Затем, играя желваками, недовольно проговорил: – Хорошо. – Отключив сотовый, он сунул его в карман и выругался. – Что-то здесь не так. Надо было послать всех на хрен! С Войцевской отношения нормальные, если место позволит, запросто могу еще раз взять. Но эти аванс дали. Тоже мне, блин, бизнесмен хренов, останешься ни с чем. – Он снова выругался.
– Понял, – сказал по телефону мордатый молодой мужчина – все сделаем. Но ты вроде как начала…
– Не торопитесь, – остановила его женщина. – Просто приглядывайте, чтоб лишнего не наговорил.
– Лады. А когда эта канитель закончится? Порядком надоели эти делишки. Сидим, как срок на поселении отбываем.
– Поспешишь – людей насмешишь, зато потом будете по полной гулять. Так, кажется, вы говорите.
– Как скоро это будет?
– Еще немного, еще чуть-чуть.
– Все хи-хи ловишь? – отключив сотовый, процедил мордатый. – Если голяк будет, мы тебе устроим хи-хи!
Поселок Топь
– Спасибо тебе, Ирина, – вздохнула Варвара.
– Это я вас благодарить должна, – улыбнулась Ирина. – Если бы не тетя Паша и не вы с Савелием, я бы…
– Ну хватит вам! – Савелий поднялся со стаканом. – За сына тебе спасибо. Растет богатырь! – засмеялся он. – А если тебе понадобится наша помощь, все, что можем, сделаем. Я сейчас за тебя и смерть приму. Знаешь, наверное, нет любви сильнее, чем родительская. Я вот вижу – сын здоров, и счастливы мы с Варькой.
– Да, – улыбнулась Варя. – Ты все в нашей жизни исправила.
– В общем, за тебя – и чтобы ты мужика путного нашла! – Савелий поднял стакан.
– Да где ж их, путных, сейчас найдешь-то? – проворчала Павлина Андреевна. – Одна пьянь и осталась без жен. Да сейчас и бабы-то что вытворяют – и пьют, и гуляют. А молодежь совсем с ума посходила. Наркотики колют и курят. И в селе такие есть. А уж в Тикси прямо беда с наркоманами. И ведь мрет сколько!.. А родителям каково?
– Тетя, – остановил ее Савелий, – давай за здоровье Ирины выпьем.
– Отпустили Степанова, – кивнул на дом Савелия пожилой якут.
– Да вроде его и не забирали, – отозвался молодой. – Какие-то бандиты под милицию работали. Но отпустили живым. А сейчас у него тетка, Павлина Андреевна, она ему вместо матери, и эта из Москвы, которая помогла Мишку вылечить.
– Это та, которая с Деновым зимой шла?
– Она.
– Храбрая баба. Сызнова приехала, однако.
– Смелая, – согласился молодой, – и добро помнит. Сына Савелия вылечила, охотникам на волков баню прислала. В самый лютый мороз мыться можно.
– О ней и плохие люди не раз вопросы задавали.
– Кто такие?
– Чужие. У Заячьего ручья.
– А что спрашивали?
– Где они первый раз останавливались.
– А зачем им это?
– Они не сказали, – насмешливо проговорил старик. – Ключ ищут, – помолчав, сказал он. – Помнишь, убили на Лысой сопке одного? Машину почтовую он ограбил и шофера убил. Он у староверов был. Разговор идет, ключ он украл. Староверы на кладбище святого рода дорогу ищут. Кровь скоро в тайге будет пролита, много крови. Чужих людей в тайге много сейчас. Что делать будем?
– Надо участковому сообщить.
– Высокие чины тоже кладбище святого рода разыскивают. Золото всегда убивать заставляет. Человек разум теряет и зверем лютым становится. Попомни мои слова, Михаил.
Якутск
– Как вы тут? – улыбаясь, спросил Штейн.
– Все хорошо, – ответила Рита. – Претензий к группе нет никаких. И мне кажется, они мной тоже довольны.
– Маргарита Сергеевна хороший человек, – проговорил рыжеволосый парень. – А вы где были?
– Договаривался о дальнейшем маршруте. Завтра отправляемся вверх по Лене. Обещаю массу впечатлений. Все сообщили родителям, что мы задержимся на пару недель и будем работать? Если кто-то не захочет, то…
– Все будут, – перебил рыжеволосый.
– Знаешь, Ермаков, мне не нужен в группе лидер, который навязывает свое мнение. К тому же ты не похож на лидера. – Парень покраснел, остальные рассмеялись. – Итак, – уже серьезно заговорил Штейн, – сегодня отдыхаем. Завтра с утра к реке и грузимся на судно. Убедительная просьба – отдохните и выспитесь. Три дня будут довольно трудными.
* * *– Да ничего мы не поняли, – недовольно признался Филимон. – Я и повез его для того, чтоб он посмотрел иконы. Думал, разберется, но напрасно. Кстати, там сестра Гришки Постанова Надька. С ней двое парней. Они о чем-то говорили с Васькой и Олегом, моими двоюродными братишками. Но батя на них ставить перестал. Сейчас они никто и звать их никак, пользы никакой.
– Но если Постанова с ними говорила, что-то, значит, они еще могут, – заметил полный пожилой мужчина. – Кешка тоже не так прост, как кажется. Я вполне допускаю, что он что-то понял, посему за ним сейчас глаз да глаз нужен. Рита с ним?
– Конечно.
– Кто еще в группе?
– Мамонт и Ритка. Проводник наш будет. Штейн не знает, что он из наших.
– Отлично. А кто проводник?
– Луговой.
– Софрон и Клык с ними пойдут?
– Да, Альберт Игоревич.
– Правильное решение. Список принес?
– Вот. – Филимон положил на стол бумагу. – Здесь еще данные о родственниках. Только у Марика Яновича Вишневского богатые родители. Мачеха – банкир, отец – бывший комитетчик. Точнее, фээсбэшник. Что-то в Чечне отмочил, его и попросили со службы. Но знакомые в ФСБ у него есть. И деньги тоже.
– Не забывай о Войцевской. У ее матери здесь много знакомых, среди них есть менты. Если вдруг что-то пойдет не так и придется потерять детишек в тайге, Войцевская наверняка обратится к знакомым ментам. Узнали, какой идиот забирал Степанова?
– Не мы. И пытаемся выяснить кто. У хребта были трое. Потом ушли. Судя по всему, это они брали староверов, у них пропали трое. Правда, бабу нашли. Ее росомаха загрызла…
– Надо выяснить, кто там был, – перебил его Альберт Игоревич.
– Пытаемся.
– А какие у тебя отношения с сыновьями Василия Демьяновича? Они тебе тоже братья двоюродные. Или что-то в отношениях между вашими отцами не так?
– Отношений нет ни у бати с Василием Демьяновичем, ни у меня с Антоном и Михаилом. Более того, Антон с меня пытался получить бабки. Я золотишко скупал в Усть-Нере, а он хотел этот район под себя подгрести. В общем, было небольшое столкновение. Кстати, они тоже интересуются иконами. Скорее всего Мишка дело замутил…
– Час от часу не легче! Ты готов убрать своих родственников?
– Нет у меня родни, – усмехнулся Филимон. – Но сейчас, кажется мне, рано их убирать. Неплохо было бы разузнать, что им известно. На иконах обнаружили какие-то полоски. Отец говорил, что икон должно быть семь. Две у него, три у Денова. А где еще две? Наверное, все семь надо сложить вместе, тогда что-то можно будет понять. Кстати, за эти иконы предлагают очень хорошие бабки.
– По моим сведениям, иконы стоят несколько сотен тысяч евро. А если поделить деньги на двоих, то хватит и нам, и нашему потомству. Кстати, как у тебя дела с Инной? – поинтересовался Альберт Игоревич.
– Как только появятся приличные деньги, я женюсь.
– Она в курсе твоих планов?
– Разумеется. Это она предложила продать иконы, но батя заартачился.
– Я помню.
– А вы думаете, Кешка что-то понял?
– Будем надеяться, что нет.
Поселок Выселки
– Так, – недовольно вздохнула Надежда. – Значит, кто-то был у Луки Демьяновича с Филимоном. А Филя ищет иконы. Две иконы не дадут ничего. Но все-таки они их видели. Три у Денова. А вдруг по пяти можно прочесть, где находится захоронение?
– Поставить на уши и Луку Торова, и Денова, – предложил Михаил.
– И через час мы будем изуродованы, а милиции отдадут наши тела. Здесь свои законы, и милиция не всегда успевает спасти преступников. Отсюда до трассы около ста километров. Да нам и выйти из поселка не дадут. Так что это исключено. Остается надеяться, что Филька с приятелем не забрали иконы. Насчет Денова я думала. Может, просто сходить к нему и попросить продать? Узнать, что ему очень нужно, но он никак не может это приобрести, и предложить обмен. Деньги его скорее всего не интересуют, он довольно состоятельный человек. На него работают люди из поселка, есть своя охрана. Одним словом, князек. Это и о Торове Луке Демьяновиче можно сказать. Потому они и враждуют. Но если у Денова, надеюсь, можно иконы на что-то выменять, то с Торовым гораздо сложнее. Наверное, придется прибегать к силовому решению. Надо поговорить об этом с братьями. Они наверняка знают слабые стороны своего дядьки. И вот еще что – надо выходить из дома, просто пошататься по окрестностям. В магазин зайти. Завтра утром пойдем гулять по сопкам.
– Тут комаров полно, – проворчал Леонид.
– Днем немного, – возразил Михаил. – Может, вызовем бригаду Конопатого? – взглянул он на Надежду.
– Когда и что делать, решаю я, – осадила его она.
– Значится, так, – сказал Лука Демьянович, – едешь в район и получаешь эти самые допуска на мытье золотишка лотком. Ну а будут бумаженции, под этим видом проходнушку поставим и людей вблизи, чтоб предупредили, когда заявится милиция. Убрали проходнушку, и все. Ясно?
– Понятно, Лука Демьянович, – кивнул рыжебородый.
– Ну и ладно тогда. И вот что еще: с мужиками Афанасия не цепляйтеся, сейчас это нас до добра не доведет. И узнай, как там сестра Гришкина. Надобно наведаться к ней и погутарить насчет икон. Что-то она наверняка скажет.
– Дело говорите, хозяин, – согласился Шут.
– Афанасий Семенович, – заглянул в комнату Пашка, – к вам барышня городская.
– Чего ей надобно? – Допив молоко, Денов вытер усы и бороду.
– Добрый день! – Надежда вошла в комнату.
– И тебе не хворать. Погодь-ка, ты ж сестра Гришки Постанова. И вот так запросто заявилась, гадина? – Денов, проведя по столу ладонью, сжал пальцы на рукоятке ножа.
– Афанасий, – бросилась к нему жена, – охолонь! А вы, барышня, лучше из поселка уезжайте.
– Я никогда не поддерживала брата, – заявила Надежда. – И пришла, чтоб сказать вам правду и попросить прощения. Но дело не в этом. Григорию нужны были ваши иконы. Есть мнение, что в иконах указано место захоронения…
– Погодь, – остановил ее Денов, – не тараторь. С чего это ты вдруг решила просветить нас да еще и сожаление высказать? И какого лешего заявилась? Из-за брата твоего сын наш сел в лагерь, потом сбег и убил и Гришку, и Натку, жену свою непутевую, которой твой брат голову вскружил. А ты, значится, не одобряла его? – Денов резко махнул рукой. Тамара Васильевна вскрикнула. Надежда после того, как в косяк впился нож, отскочила. – Уходи, – прохрипел старик, – добром прошу, уходи.
– Я не для того пришла, чтобы вот так уйти, – вздохнула Надежда. – Вы можете сделать со мной все, что угодно. Но вас арестуют и посадят. А учитывая ваш возраст…
– Выметайся отсель, гадина! – крикнул Денов.
Надежда подошла к столу, села и закурила. Денов ошалело смотрел на нее. Пашка замер около двери, открыв рот.
– Не курят у нас, – строго проговорила Тамара Васильевна.
– Извините. – Надежда погасила сигарету. – Я очень прошу выслушать меня. Вам тоже грозит опасность. Вы никого и ничего не боитесь, но у вас есть внук. Поэтому…
– Погодь, – остановил ее Денов, – с чего это ты вдруг о нас печешься-то?
– Мой брат принес горе в ваш дом, но я знаю, что это было только начало. Настоящая беда впереди. У вас есть три иконы, они нужны мафии. Да-да, именно мафии. Поэтому Гришка и совратил вашу невестку. С ее помощью он хотел получить иконы за вашего внука. – Надежда посмотрела на дверь комнаты, из которой слышался детский голос. – Поэтому Наталья и бросила сына. Она уж очень хотела в город…
– А чего это ты так за нас беспокоишься? – вкрадчиво спросил Афанасий Семенович. – Прям матерь родная. Могет, тебе иконы отдать, чтоб у нас этой самой беды не было?
– Зря вы так.
– Вот что я тебе скажу… Наглючая ты, как волк, побывавший в капкане. Хитра, будто лиса, стрелянная охотником, и зла в тебе, как в росомахе, отведавшей крови человеческой. Отпущу тебя, не желаю грех на душу брать. Но ежели еще раз объявишься, на муравейник усажу и к дереву привяжу. Это смерть лютая. Ясен день? А теперь убирайся! – Он вышел из комнаты.
– Уйди от греха подальше, – попросила Тамара Васильевна, – а то он лют дюже бывает, когда не слушают.
Надежда встала и закурила.
– Сами ко мне приползете, – прошептала она. Выдохнув дым, быстро вышла.
– Вот сучка! – процедил Павел. – Может, ее…
– Окстись, басурман! – прикрикнула на него Тамара Васильевна.
– Значится, вот что им треба, – вздохнул Денов и посмотрел на висящие в углу иконы. – И зачем они им понадобились? Продать, наверное, желают. Сейчас же все продается, ничего святого нет. А ведь правду баяла эта стерва, интерес к иконам большой. Что-то за ними есть. Ну что ж, сунется кто – пусть на себя пеняет. Внуку иконы завещаю. Сыну хотел передать, но он сторонился этого. Сам я виновен, хотел мужиком его сделать, а он убивцем стал. Правда, перед гибелью попросил внука таким не делать. Эх, Ванька, Ванька… – Он тяжело вздохнул.
В комнату вошла Тамара Васильевна.
– Не боись, – посмотрел на нее Денов. – И вот что, жена, – он положил руки ей на плечи, – дай слово верное – не отдашь иконы никому, окромя Лешки.
– Смерть приму, – прошептала она, – но не дам их в чужие руки.
– Надобно мужикам сказать, чтобы готовые к нежданным гостям были.
– А может, к участковому пойти? – несмело спросила жена. – Он мужик правильный и закон блюдет. Народ верит в его защиту.
– Сам смогу. А за Лешкой глаз да глаз нужен. Спасибо этой гадине, что наглости набралась прийти. Теперича хоть знать будем, что недруг имеется. Они через мальца нашего иконы заполучить хотят.
– А может, отдадим их? – тихо спросила жена.
– Эти иконы третье поколение оберегают. Думал, и четвертое сохранят, да не вышло. Так пусть Лешке достанутся. Я в память о деде и бате к Богу иной раз обращаюсь. Ивана они не отвратили от лихой судьбы. Знать, грехов на мне много. Людей ел, а уж это лихо даже на небесах не прощают. Помни слово свое, Тамара, и не заикайся больше о том, чтобы отдать иконы.
– Прости, Афанасий, слабость и опасение за внука так говорить заставили. Более такого не будет.
– Верю тебе, Тамара! – Он на мгновение прижал ее к себе. – И сами управимся. Тут наши места, и не смогут они просто так нас убить. А живыми иконы не отдадим. Сладим мы с извергами, и не таких бандюков видывали.
– Внук, – сообщила по телефону Надежда, – единственное, чем дорожит Денов. Но с ними не справиться. Даже если и удастся иконы взять, не уйти, весь поселок поднимется, так и закопают в сопках. Надо что-то придумать. А с Лукой Демьяновичем Торовым даже не знаю, что и делать. Были у него двое. Сын его Филимон и какой-то Иннокентий Яковлевич. Фамилию никто не знает. Иконы он гостям не отдал. Найди Филимона и прижми. Значит, кто-то из центра этим делом занялся. Гришка дурак, такой шанс упустил. Возьми Наталью с сыном, увези их. За внука Денов все отдал бы. А Гришка на мальчишку хрен забил. Болеет, говорил, не дай Бог, умрет, а я виноват буду. Наталья ему план нарисовала, где иконы висят. А в дом взвод спецназа без боя не войдет. В общем, труба.