Новое. Любимое (сборник)

Феллиниевской Кабирией я была не раз! Я уже училась на курсах японского языка. Однажды гуляю с подружкой в парке. К нам подходят два парня. Один из них сразу же стал ухаживать за подругой. Через два дня мы собрались у нее. Вдруг ее кавалер приглашает меня на танец, и я чувствую, что и у меня есть шанс. Я не подлая натура, но тогда все-таки совершила подлость и в тот вечер ушла с ним. Как я потом просила прощения у подружки! Но сделать ничего не могла. Я полюбила, и он полюбил… Как он признался, даже развелся из-за меня. Но однажды не встретил меня, как обычно, после курсов. Я удивилась: неделю не появляется, дай, думаю, позвоню. К телефону подошла какая-то девушка. Как оказалось, он встречал с курсов меня, а вышла эта девушка. Они познакомились… Так он развелся ради меня, а женился через неделю на другой…

Я плакала и страдала от многочисленных ударов судьбы. Потом все образовывалось, молодость брала свое. Но когда поняла, что моя жизнь безнадежно погружается в одиночество, решила спуститься с небес. Даже стихи у меня такие есть: «Мне тридцать лет, а я не замужем…» Да и папа однажды сказал: «Хватит летать выше облаков. Нужно найти надежного серьезного человека». Понятное дело, только где же его взять?! И опять обратилась за помощью к подругам. Как-то в Ялте отдыхала с друзьями и познакомилась с Галиной Борисовной Волчек. Я поведала ей о своей печали: хочу замуж, да не за кого! «Слушай, у меня в Москве есть классная подруга, а у нее брат. Вы подходите по возрасту. Считай, что устроена», – обнадежила Галина Борисовна. Я не могла дождаться конца отпуска. И вот в один из вечеров назначили смотрины. Едва подруга Волчек Тата переступила порог, я сразу же поняла – будем дружить. А брат… слава богу, я ему не понравилась. Но с тех пор мы с ним хорошие товарищи.

Тата с этого вечера стала активно искать мне жениха. Обзвонила всех подруг: «У нас тут есть Лариска. Ей нужен человек – свободный, положительный, да и еще чтобы интересовался поэзией!» Одна сразу же «просигналила»: «У моего мужа в клинике работает один. Только что развелся. Стоматолог. Приличный человек». И мне решили показать этого стоматолога. Я в ужасе: «Он хоть одну книжку прочитал? В театр ходил?» «Разведка» тут же донесла: «Не волнуйся, он занимался самодеятельностью. Его в институте называли даже стоматолог-Мейерхольд». Кандидат в женихи мне страшно не понравился! Высокий, большой, а я любила маленьких… Так что на свидания ходила без всякого удовольствия. А теперь я представляю слово моему мужу.

Давид, муж Ларисы Рубальской:

В то время, когда меня насильно познакомили с Ларисой, я был «вольный казак» и не хотел серьезных отношений. А наши общие друзья настаивали: «Она хороший человек, прекрасная женщина!», и отказывать им было неудобно. Я долго сопротивлялся, но меня заставили все-таки пойти на смотрины. Все уши прожужжали: «Это все ради тебя устроили!» Девятого мая вся компания должна была собраться в ресторане «Узбекистан». Но я не мог этот святой праздник провести не с родными. Подъехал с родней к ресторану и на минутку туда заскочил, чтобы не обижать отказом. Среди сотрудников сидела незнакомая женщина, которая, как я понял, очень серьезно подготовилась к встрече.

– Как же это ты успел заметить?

– На тебе висело штук двадцать разных цепочек. Я только одного не мог понять: она пришла на аукцион или на свидание? Как потом объяснила Лариса: чтобы сразу же меня ослепить, она надела все презенты от японцев. Я посчитал их количество и попрощался. Словом, отметился!

– А ты думал обо мне потом, какую красавицу встретил?

– Нет, честно говоря, не думал. Поскольку я работал стоматологом, никакой материальной заинтересованности в этих цепочках у меня не было. А ее таланты и женское обаяние при первой встрече не разглядел.

– А чем же я поразила при второй встрече?

– Тем, что ты могла так много выпить! Я видел, что тебя за это очень уважали японцы. И я решил на втором свидании тебя проверить. Друзья продолжали упорно нас сватать, деваться было некуда.

– А мне ты так не понравился, что я просто решила забыться и выпила как следует. Чтоб не видеть с кем, чтоб расплылось! А потом ты стал по мне скучать?

– Не скучал, я не люблю пьяных. Мне было уже тридцать семь, и мама мечтала сдать сына на руки женщине, которая будет не хуже ее обо мне заботиться.

– Да, а я, рискуя жизнью, просто купила ему в «Березке» японскую дубленку. Тут он и понял: куда ж деваться! И лыжи купила, чтобы мы встречались.

– Лыжи купил я! Кому вы верите: мне или ей? Когда я сказал, что будем ходить на лыжах, она тут же позвонила Галине Борисовне Волчек: «Какой ужас! Он зовет меня кататься на лыжах!» А когда собрались летом в поход, я долго объяснял Ларисе, как складывать вещи в рюкзак. Но она полюбила эти походы, полюбила и лыжи. Наверное, и меня…

Продолжаю рассказ. Друзья пригласили меня отдохнуть в Сухуми. Аркадий Хайт, Александр Левенбук и Лион Измайлов поехали с женами, а я одна. Жили в симпатичном домике у моря. По вечерам ходили в город прямо по железнодорожным шпалам. Впереди шли три парочки, а сзади плелась я. В какой-то день мне стало грустно, я взяла листочек бумаги и нарисовала картину: шпалы, рельсы, шесть человечков идут парами, а я, седьмой, сзади плетусь. И коротко приписала: «А я хожу сзади одна…» Запечатала конверт и отправила письмо этому жутко не понравившемуся типу. Он тут же приехал ко мне в Сухуми! В Москву мы вернулись абсолютно близкими людьми.

Заканчивался сентябрь. Папа, познакомившись с Давидом, сказал: «Если ты его упустишь, считай, что зря живешь на свете!» Я потихоньку смирилась с тем, что он высокий, что немножко медленно говорит, зато он очень интересно рассказывал о театре, искусстве. Не скажу, что была сильно влюблена, но почему-то хотелось быть с ним рядом. Потом наступил октябрь, затем ноябрь… Мне уже тридцать первый год, и я прекрасно понимала: если мы быстро не определимся насчет замужества, это опять зависнет. И тогда я решила пойти на хитрость. И купила лыжи. Думаю: «У нас будет повод встречаться». Заготовила фразу, которую собиралась сказать: «Знаешь, наступают холода, встречаться нам негде, будем ходить на лыжах». А когда мы встретились, первым начал Давид: «Знаешь, наступают холода, а встречаться нам негде, давай поженимся». Я иногда думаю: как хорошо, что все мои предыдущие попытки выйти замуж рухнули и я встретила свою судьбу! С Давидом мы вместе вот уже тридцать лет. Ведь именно мой муж вправе назвать себя моим «крестным отцом» в поэзии… А началось это так. На дни рождения Давиду я всегда писала стишки. Однажды он спрашивает: «Тебе никогда не говорили, что ты талантливо пишешь?» Я только отмахнулась. Шесть лет он меня уговаривал заняться этим серьезно. Однажды к нему на прием пришел композитор Володя Мигуля. Сидит в кресле со слепком во рту, а муж говорит: «Моя жена пишет замечательные стихи. Хочу вам показать». Володя не посмел отказаться – слепок-то во рту так может и остаться! Вот он и дал мне задание написать песню. В это время я как переводчица поехала с группой японцев в Сочи. Пошла гулять по пляжу и все думала: о чем писать? И тут нашла билетик в кино. Там стояло число прошедшего лета. И родились строчки: «Не в сезон, в начале марта, я приду на пляж забытый. Прошлогодние приметы я у моря поищу…» Придумала еще три куплета и отдала Мигуле. Он прочитал и сказал: «Вы скоро будете ездить на белом «Мерседесе»!» Прошло полгода. Звонит Мигуля: «Быстро включай телевизор!» Там Толкунова пела мою песню. С этого момента я перестала быть тем, кем была до тех пор… И стала поэтессой. А до этого я работала переводчиком с японского… Почему именно с японского? Когда я получила диплом учительницы русского языка и литературы, количество преподавателей на душу населения учеников зашкаливало. Меня приняли в школу старшей пионервожатой с правом преподавания в пятом классе. На первый же открытый урок пришла комиссия из РОНО. Мы проходили сказку «Морозко». Я объясняла детям, что единственный положительный герой сказки – собачка, которая правду о злой мачехе и ее дочке тявкала. После урока в учительской мне объяснили: «Собачка в советской школе положительным героем быть не может. Это возмутительно! Больше никаких уроков!» Дома я весь вечер рыдала. Расстроенная моим провалом мама читала «Вечерку» и вдруг говорит: «Ларис, гляди: объявление на курсы японского. Ты у нас чудная – что другие не могут, ты сможешь!»

И я пошла на курсы. А поскольку всегда была нацелена на поиски женихов, то на занятиях не сводила глаз с одного «кандидата». Поэтому выучила японский ушами, не выучив глазами: ни писать, ни читать не умею. Но это не помешало мне проработать переводчицей двадцать пять лет! Я работала на японском телевидении и в московском представительстве газеты «Асахи». Мы с корреспондентом ходили на пресс-конференции, я стенографировала текст, а потом переводила его на японский с листа. Ездила на саммиты во многие страны мира, а если надо было, сопровождала жен японских корреспондентов к сапожникам или в магазины.

Как-то к нам приехал известный японский пианист, и я его всюду сопровождала. И вот он приглашает меня на ужин в ресторан. Я еле дождалась вечера, надела все самое лучшее, даже парик напялила. Мне казалось, что длинные волосы делают из меня романтическую красавицу. Хозяйка парика, моя соседка, густо побрызгала мои родные волосы лаком, и парик сел намертво. В ресторан я опоздала на две минуты (хотя надо было минут на десять, чтобы кавалер поволновался). Сдаю в гардероб пальто и от счастья, забыв обо всем, снимаю парик, как шапку, и тоже отдаю гардеробщику. Не могу описать того ужаса на его лице, который мне довелось увидеть! Я схватила пальто и вылетела на улицу. Догонять меня никто не стал. Волосы я потом час отмывала от лака. Соседку жалко: осталась без парика, которым так гордилась!

Однажды нас с японцами повезли в показательный колхоз. Коровник по приказу начальства драили так, что в нем должно было пахнуть «Шанелью», но пахло как обычно – навозом. Зато коровы были здоровые, вымя на земле лежало! Японец мне попался совсем дурной: что ни переведу – ничего не запоминает. Измучилась совсем! И тут у меня в голове от досады проносится фраза: «Напрасные слова…» В этот момент корова, промычав, поднимает хвост и с шумом делает свое дело. Навоз шлепается теплой кучей на пол, а у меня рождается строчка: «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала». Теперь вы знаете, «из какого сора растут стихи!» С этого момента я больше не могла переводить японцу. Так родился романс «Напрасные слова» о «виньетке ложной сути». А знаете, что такое «виньетка»? Расскажу. Я родилась в 45-м. Бедное, голодное, оборванное детство. Мы – худые до синевы военные детишки. Однажды во дворе появился фотограф с «лейкой» и поснимал ребятню. Через два дня он принес карточки. Мы глазам своим не верили – на фоне гордых кипарисов, синего моря и райских птичек на нас смотрели розовощекие с ясными глазками дети из другой, благополучной жизни. «Это виньетка!» – объяснил чудо-фотограф. С тех пор я поняла, что всю жуть вокруг можно скрыть «виньеткой».

Музыку к моим стихам написал Давид Тухманов, а редакторша телевидения познакомила меня с Малининым, тогда еще неизвестным исполнителем, кстати, и фамилия у него была другая. Молодой певец готовился к конкурсу в Юрмале. Пришел ко мне домой за песней в длинной шинели, с хвостом и двумя серьгами в ухе. С ним была какая-то девушка с разноцветными ногтями. Малинин сел за пианино и спел песню «Летают перепелки, ходят телки». Я испугалась: «Рокер какой-то! Как с ним найти общий язык?» Но муж проявил большую гибкость и убедил Сашу исполнить на конкурсе мой романс: «Тухманов в жюри, не забывай об этом!» Малинин послушался и выиграл конкурс! Теперь с удовольствием поет мои романсы.

Исполнителей в первые годы искала я. Однажды в моем доме появилась парочка – Ирина Аллегрова и Володя Дубовицкий. Мы очень подружились: им нужна была я, а мне – они. Мы сидели и под огурчики и водочку жарко обсуждали будущее. Ира думала, как ей зачесывать свои темные волосы – слева направо или наоборот, что петь и как петь. В ее репертуаре уже появилась наша с Тухмановым песня «Темная лошадка». В то время мы с ней были одного размера. И когда Иру пригласили на запись «Голубого огонька», я ей одолжила свой джинсовый костюм, который мне помогли приобрести друзья-японцы. Я написала Ире песни «Транзитный пассажир», «Сквозняки», «Угонщица»…

Помню, на день рождения к Давиду Ира пришла с двумя огромными противнями пирожных, которые сама испекла. Их было пятьдесят – ровно столько, сколько исполнилось юбиляру. Ее муж, Володя Дубовицкий, стал просто моим братом: он заходил в гости часто без дела, мы сидели и трепались. Когда они с Ирой разошлись, передо мной встал вопрос: с кем остаться? Надо было кого-то из них выбрать. Володька тогда оказался мне ближе… С Ирой же мы сохранили хорошие отношения. Она единственная из звезд не отсылает меня к своим секретарям. Мы всегда друг другу очень рады.

В то время Александр Буйнов ушел из «Веселых ребят» и начинал сольную карьеру. Я написала ему песню «Люби меня, как я тебя», которая ему очень понравилась. Мы приятельствовали с ним и его женой Аленой. Однажды она говорит: «Мы идем к Пугачевой. Давай тебя с собой возьмем». Я затряслась от страха, но Давид уговорил: «Иди! Это же такой шанс!» Я стала думать, что ей подарить. И тут вспомнила про подаренные японцами две пары колготок и две пачки рисовой вермишели. Это чтобы подкрепить свое появление в доме звезды экзотическим подношением.

Я так волновалась, что сразу же стала пить одну рюмку за другой. Когда же все сели за стол и появилась возможность пообщаться с нужными людьми, я уже лыка не вязала! Зато громко и храбро что-то несла. Помню, сказала Алле: «Знаете, вы не такая уж заносчивая, как о вас говорят!» Она рассмеялась: «С нормальными я нормальная!» Однако не думаю, что я на нее произвела тогда благоприятное впечатление! Больше «ко двору» меня не приглашали.

И тем не менее Алла спела песню Андрея Савченко на мои слова «Какая ты смешная, любимая моя» на день рождения Кристины, заменив слово «любимая» на «доченька». Песня стала очень популярной. А вторую – «Живи спокойно, страна!» – для Аллы мы написали с Игорем Крутым. А в тот день я даже колготки на нервной почве забыла отдать. Так все обратно и принесла! Между прочим, в то время это был страшный дефицит. Когда уезжала моя первая группа японцев, мне в подарок оставили пакетик. Увидев там три пары колготок, я потеряла дар речи и тут же раздарила их подружкам. В «Спутнике» мы проходили инструктаж: можно брать ручку или брелок и никаких колготок. Однажды японец мне протягивает огромный пакет с колготками. Я ему шепчу по-японски: «Отдадите позже! В номере». Сопровождающий отвел меня в сторонку и спросил: «А что вы шептали японцу?» – «Я ответила, что у советских своя гордость и колготки нам не нужны!»

Мы ездили с делегациями по стройкам и колхозам, и я совершенно искренне переводила здравицы о советских достижениях и успехах. Даже стишки написала: «Я японцев укрощаю, в нашу веру обращаю».

Было смешно: лет-то мне было уже немало, а я и не подозревала, что существует какая-то нетрадиционная форма любви. Как-то в Союз приехало очень популярное варьете «Девушки из Такарадзуки». Во время шоу семьдесят три девушки беспрерывно переодевались, и я, как человек отзывчивый, помогала им застегивать молнии на платьях, подавала боа. Вдруг ко мне подходит одна из старших группы и вежливо просит: «Лариса-сан, к этой девушке больше не подходите». Я не поняла, в чем дело. Потом мне переводчица все объяснила: «Ты что – дура? Это же ее девушка! Она тебя закусает, если ты будешь ее трогать».

С одной группой мы поехали в Вильнюс. Решили пойти в ночной бар. Глава делегации предложил мне надеть кимоно. Наряжали меня всей группой: черный парик, накрасили глаза, затянули пояс-оби. Никто не догадался, что я не японка. Вернулись в гостиницу за полночь. У себя в номере я стала раздеваться, но никак не могу развязать хитро закрученный пояс. Жарко, спать страшно хочется. Иду по коридору в кимоно, все уже улеглись, свет горит только из-под двери главы делегации. Стучу: «Китамори-сан, помогите размотать пояс». Он вежливо согласился мне помочь. Вдруг на пороге как из-под земли появился администратор! Потом меня замучили объяснительными: что вы делали ночью в номере у японца и почему он вас раздевал?

Я никогда не изнуряла себя модной диетой, как эстрадные звезды. И правда, не всем же ходить по подиуму. Если мне вдруг становится грустно, я иду в музей и любуюсь женщинами Рубенса и Рембрандта. Брожу однажды по Эрмитажу с японцами. Остановились у Данаи. Слышу, руководитель японской делегации задумчиво произносит: «А Даная-сан очень похожа фигурой на нашу Ларису-сан!», так что у меня нет комплексов по поводу веса. Как-то мы с Давидом и нашим другом Юрой отдыхали в Сухуми. (Юру я порой называю «мужезаменитель», настолько он наш близкий друг.) Собрались вечером в ресторан. Я нарядилась, долго вертелась перед зеркалом и, хотя целиком в нем не уместилась, была очень довольна той частью, которую удалось увидеть. В ресторане с меня не сводил восторженных глаз грузинский повар, но Юра предупредил: «Ты особо-то не обольщайся! Он приглядывает тебя на холодец!» А мне и не обидно! Зато когда я на сцене выступаю, меня и без бинокля хорошо видно!

В моей жизни, конечно, не обошлось без испытаний. В апреле 2004 года у Давида случился инсульт. Семнадцать дней мы с ним провели в реанимации, а потом четыре месяца в больнице. Он очень сильный человек и борется с недугом изо всех сил! Его очень уважают и любят коллеги, он продолжает занимать пост заведующего отделением. Надеюсь, мы преодолели самые тяжелые испытания в нашей жизни… Он совершенно полноценный, думающий, чувствующий человек, а того, что ему не хватает, я добавлю.

Еще я печалюсь, что у меня нет детей. Было время, когда все подружки вокруг рожали, а я завидовала. Я лечилась, делала все что могла, но, как говорится, Бог не дал… А на прощанье скажу вот что. Только последние три года я не работаю переводчиком. А ведь я была очарована Японией настолько, что дома ходила в кимоно, ела только палочками, повсюду у меня висели веера. А теперь я убрала веера, забыла про суши и спрятала кимоно. У меня началась новая страница в жизни – концерты, песни, гастроли. Я перелистываю страницы жизни, они хорошо склеиваются, и я уже не хочу возвращаться в прошлое.

Все сначала

Она подошла ко мне на автобусной остановке, посмотрела внимательно, потом вдруг протянула руку, дернула меня за волосы и печально так сказала: ну вот и проспорила.

Хотя я про себя ничего такого особенного не воображала, но все же глупо было бы не отреагировать: девушка, почему вы так странно себя повели – подошли к незнакомому человеку, за волосы дернули? Как это понимать?

А она: – Ой, Ларис, я что-то не подумала, вы так часто по телику, ну совсем своя. А у нас девчонки на работе поспорили – кто говорит, что у вас парик, потому что свои волосы так не лежат, а кто – что просто вы укладку каждый день делаете. Ну я из тех, кто про парик думает. Выходит, мы торт проиграли… Меня Света зовут.

Напишите вот тут что-нибудь, а то девчонки не поверят, что я вас так, на остановке встретила. Мы думаем, что такие, как вы, только на машинах крутых ездят. Надо же, мне как повезло!

Пока Света тараторила, я ее разглядывала. У меня вообще привычка такая – разглядывать, расспрашивать. Причем, задавая вопрос, я уже примерно знаю ответ. И почти никогда не ошибаюсь. Наверно, из-за большого жизненного опыта. Сразу вижу – одиноки ли, сколько лет (как бы ни была накрашена), откуда приехала – по речи слышу. Одним словом, могу цыганкой наряжаться и промышлять гаданием. Свете было лет двадцать восемь, но выглядела она помоложе. Я разглядела в ней неудачное недолгое первое замужество, после которого последовал роман с женатым мужчиной, недавно закончившийся и до конца еще не отболевший. Еще угадывалось, что не все потеряно, и скоро появится новая любовь, в которую Света пока еще не верит.

Мне захотелось проверить свои догадки, и я, сама не знаю почему, позвала ее выпить по чашечке кофе в кофейне неподалеку. Света смутилась, но минут через двадцать мы уже сидели друг против друга и болтали, как старые подружки.

Переворачивать кофейную чашечку, чтоб погадать на гуще, Свете не пришлось, потому что я так точно описала ее прошлое, что в предсказания на будущее она тут же поверила.

На мой концерт Света привела всех своих девчонок, которые тогда на торт поспорили. И они все смеялись, когда после концерта пришли ко мне в гримерку, а я ждала их, напялив специально принесенный парик. Торт уже был нарезан, чай разлит по чашкам. Выходило, что никто не проспорил – и свои волосы лежат хорошо, и парик к лицу.

Они все его по очереди померили и взяли потом на память – мои новые подружки, пять аварийных девчонок, уже переживших, уже настрадавшихся, ожидающих и надеющихся. На прощанье я им сказала – главное, дождаться мая. А потом само покатит.

Света иногда звонит мне, и я знаю, что УЗИ показало, что у нее будет мальчик, что токсикоз очень измучил, и Игорь за нее и будущего сына очень волнуется. Конечно хорошо, что сынок, а если б девочка была, она бы назвала ее Лариской. Правда, имя сейчас не модное, но ведь это все я ей напророчила, и все сбылось.

Таких историй я могла бы рассказать очень много, и все они были бы со счастливым концом, потому что я хочу вам напророчить радость.

А плохое, и даже очень страшное, бывает в каждой жизни. И никуда от этого не денешься. Но мне-то зачем об этом писать?!

Предупреждаю всех сразу – не будет ни в рассказах моих, ни в стихах ни смертей, ни убийств, ни наркоманов, ни алкоголиков. И воров тоже не будет, и детей никто в доме ребенка не оставит, и друга не предаст.

Правда, разведенки попадаться будут, мужики-паразиты, соседки вредные. Вот и все. Ничего интересного. Но я хочу, чтоб именно так и было. А я просто так ничего не говорю. Про Свету помните? Вот так.

Там, на вираже

Я боюсь оглянуться назад,Там ты южный, я северный полюс.Видеть твой обжигающий взгляд,Слышать твой остужающий голос.Вспоминать я боюсь и забытьНочь в холодном, заброшенном доме.Нам с тобою там больше не быть,Так зачем я, скажи, это помню?Там, на вираже,Ты, как в гонках сложных,В яростном броскеМчишь на красный свет.И в моей душеТак неосторожно,Словно на песке,Оставляешь след.Я боюсь оглянуться назад,Снова быть отрешенной и грешной.Облетает цветущий наш сад,В зимний сон погружаясь неспешно.Будут дни холодней и темней,Мне однажды покажется, может,Что ты тоже грустишь обо мнеИ ту ночь вспоминаешь ты тоже.Я боюсь, что накатит волнойТо, что мне пережитым казалось,И тебя там не будет со мной,Только грусть где-то в сердце осталась.Грусть пройдет, так бывало не раз,Вспоминать тебя буду без боли.Только это потом, а сейчасСердце бьется, как птица в неволе.

Посерединке августа

Ты повесил на гвоздьБескозырочку белую,Бросил ты якоряУ моих берегов.Я теперь не пойму,Что такого я сделала,Что уплыл твой корабльИ исчезла любовь.Посерединке августаНа берегу осталась я.А ты увел свой парусникЗа дальние моря.Не вспоминай, пожалуйста,Про серединку августа,Когда зашкалит градусникВ начале января.Я забыть не могуТу походочку плавную,Волны сильных штормовВ глубине синих глаз.Я сейчас поняла,Что любовь – это главное,Только жаль, что онаНе сложилась у нас.Посерединке августаНа берегу осталась я.А ты увел свой парусникЗа дальние моря.Не вспоминай, пожалуйста,Про серединку августа,Когда зашкалит градусникВ начале января.Я на фото смотрюИ роняю слезиночки.Сколько ласковых словТы сказал мне тогда.Ненаглядной назвалИ своей половиночкой,Поматросил меняИ забыл навсегда.

Растворимый кофе

Сегодня что-то грустно мне,А к грусти не привыкла я.Включу негромко музыкуИ сигаретку выкурю.Хоть было все неправдою,Что ты наговорил,Но все равно я радуюсь,Что ты со мною был.Хоть ты не настоящий,Как растворимый кофе,Но действуешь бодряще,В любви ты суперпрофи.Считаю жизнь пропащей,Когда мы врозь, любимый,Хоть ты не настоящий,Как кофе растворимый.Ты не оставил адреса,Мой сладкий, засекреченный.Тебя искать отправлюсь яСегодня поздним вечером.У кофе растворимогоНеповторимый вкус.Тебя найду, любимый, яИ тут же растворюсь.

Лесные пожары

Солнце отпылало жарким шаромИ сгорело где-то в вышине.Те лесные давние пожарыСнова искрой вспыхнули во мне.Что со мной случилось, кто мне скажет,В сердце тлеет серая зола.Может, я на том пожаре страшномЖив остался, но сгорел дотла?Лесные пожары,Лесные пожары,Мне снятся и снятсяНочные кошмары.Сгорели осины,Обуглились ели,В стихии всесильнойЛишь мы уцелели.На рассвете мы с тобой проснемся,Ты не плачь, любимая моя.Никогда мы больше не вернемсяВ эти опаленные края.Только кто пожары в нас потушит?Мы навек остались в тех лесах.Искрами взлетают наши души,Догорая в темных небесах.

В апельсиновом саду