Обратный отсчет

Берн, как и многие студенты и преподаватели в Гарварде, был коммунистом.

– Твой отец – банкир! – проговорил он с отвращением. – И сам ты будешь банкиром. Разумеется, для тебя ничего нет лучше капитализма!

Элспет заметила, что к щекам Люка прилила краска. Только на прошлой неделе в журнале «Тайм» опубликовали статью, из которой явствовало, что отец Люка – один из десяти миллионеров, сумевших сколотить себе состояния во время депрессии. Однако Элспет догадывалась: Люк краснеет не потому, что его обозвали сынком богача, а потому, что любит свою семью и не хочет терпеть даже завуалированных обвинений в адрес отца. Ей тоже стало обидно за него, и она с жаром возразила:

– Берн, мы не судим людей по их родителям!

– Не вижу ничего плохого в работе банкира, – добавил Люк. – Банки помогают начинать свое дело и создавать новые рабочие места.

– Ага, как в двадцать девятом!

– Все совершают ошибки. Да, иногда банки кредитуют не тех, кого следовало бы. Но, знаешь, солдаты на войне тоже иногда стреляют не в тех – однако я не говорю, что ты убийца!

Пришла очередь Берна покраснеть и насупиться. Тремя или четырьмя годами старше остальных, он успел съездить в Испанию и повоевать добровольцем на тамошней гражданской войне; теперь, быть может, ему вспомнились какие-то трагические сцены из военного прошлого.

– Во всяком случае, – заключил Люк, – я становиться банкиром не намерен.

Пег, подружка Берна, взглянула на него с интересом. Эта простенькая с виду девушка тоже была пламенной коммунисткой, однако не обладала острым языком своего приятеля.

– А кем же ты хочешь стать? – спросила она.

– Ученым.

– И чем будешь заниматься?

– Межпланетными исследованиями, – выпрямившись, гордо ответил Люк.

Берн насмешливо расхохотался.

– Полеты в космос? Да это сказки для школьников!

– Придержи язык, Берн! – снова бросилась на защиту Люка Элспет. – Тебе-то откуда знать? – В Гарварде Берн специализировался по французской литературе.

Впрочем, Люка насмешка вовсе не задела. Он, похоже, привык к тому, что люди усмехаются, услышав о его мечте.

– Я думаю, однажды мы полетим в космос. И вот что еще скажу тебе, Берн: уже при нашей жизни научный прогресс сделает для обычных людей столько, сколько твоим коммунистам и не снилось!

Элспет чуть поморщилась: о политике он порой рассуждал, как сущий ребенок.

– Ты слишком все упрощаешь, – проговорила она. – Блага науки доступны лишь элите.

– Неправда, – возразил Люк. – Пароходы улучшили жизнь не только пассажиров, но и матросов.

– А ты был когда-нибудь в машинном отсеке океанского лайнера? – поинтересовался Берн.

– Был – и там никто не умирал от цинги!

– Эй, ребята! – послышался вдруг новый голос, и над столом нависла высокая широкоплечая фигура. – Чем это вы тут заняты? Алкоголь распиваете? А вам всем уже есть двадцать один год?

Это был Энтони Кэрролл, в синем саржевом пиджаке, как обычно, таком изжеванном, словно Энтони не снимал его и на ночь. А с ним… Элспет с трудом подавила невольный возглас удивления – никак не ожидала она увидеть рядом с Энтони такую красотку! Хрупкая миниатюрная девушка в модном красном жакете и черной юбке, в лихо заломленной набок алой шляпке, из-под которой густым водопадом падали на плечи и спину пушистые темные кудри.

– Познакомьтесь с Билли Джозефсон! – представил свою спутницу Энтони.

– Джозефсон… – Берн повернулся на стуле и окинул новую знакомую пристальным взглядом. – Вы еврейка?

От такого прямого вопроса она, кажется, смутилась.

– Да.

– Значит, сможете выйти за Энтони замуж – но даже не надейтесь попасть в его загородный клуб!

– Я не состою в загородном клубе! – запротестовал Энтони.

– У тебя еще все впереди! – заверил Берн.

Люк встал, чтобы пожать Энтони руку, при этом неловко толкнул стол и опрокинул бокал. Такая неуклюжесть была совсем не в его духе; с легкой досадой Элспет заметила, что он не сводит глаз с Билли.

– Признаюсь, я удивлен, – заметил он, одаривая новую знакомую своей самой очаровательной улыбкой. – Когда Энтони сказал, что встречается с девушкой по имени Билли, мне сразу представилась девица шести футов росту и с борцовскими мускулами!

Билли весело рассмеялась и скользнула на скамью рядом с Люком.

– На самом деле меня зовут Билла, – объяснила она. – Это библейское имя. Служанка Рахили и мать Дана[3]. Однако выросла я в Далласе, а там все звали меня Билли-Джо.

– Скажи, она прелесть! – вполголоса проговорил Энтони, усаживаясь рядом с Элспет.

В сущности, Билли нельзя было назвать красавицей. Вглядываясь в ее лицо, Элспет ясно видела в нем недостатки: узкое, с мелкими чертами, острый нос, слишком большие темные глаза. И все же девушка была обворожительна. В ней привлекало все вместе: алая помада на губах, лихо заломленная шляпка, протяжный техасский выговор и более всего – живость и одушевленность. Не успев присесть, она уже рассказывала Люку какой-то техасский анекдот – и не столько рассказывала, сколько изображала в лицах, то улыбаясь, то хмурясь, разыгрывая целую сцену.

– Очень милая, – согласилась Элспет. – Странно, что я ее раньше не замечала.

– Она мало ходит по вечеринкам – почти все время посвящает учебе.

– А где же ты с ней познакомился?

– Заметил ее в Музее Фогга. На ней тогда было зеленое пальто с латунными пуговицами и берет, и я подумал: точь-в-точь игрушечный солдатик!

Ну нет, на игрушку Билли совсем не похожа, подумала Элспет. Она куда опаснее. Как раз в этот миг Билли, рассмеявшись какому-то замечанию Люка, с игривым упреком шлепнула его по руке. Разозленная таким откровенным кокетством, Элспет обратилась к ней:

– А вы не боитесь опоздать к комендантскому часу?

К десяти часам вечера студенткам Рэдклиффа предписывалось быть в общежитии, у себя в спальнях. В принципе разрешалось возвращаться и позже, но всякий раз это была целая история: студентке приходилось вписывать свою фамилию в специальный журнал, объяснять, куда она идет и когда вернется, и время ее возвращения потом проверяли. Однако ученицы Рэдклиффа не зря славились умом и способностью находить нестандартные выходы из самых затруднительных ситуаций.

– Ко мне, видите ли, приехала тетушка, остановилась в «Ритце». Сегодня я ночую у нее, – ангельским голоском объяснила Билли. – А у вас какая версия?

– Никаких версий – просто окно на первом этаже, которое открыто всю ночь.

– На самом деле я переночую в Фенвее, у друзей Энтони, – понизив голос, объяснила Билли.

Поймав взгляд Элспет, Энтони запротестовал:

– Это знакомые моей матери, у них просторная квартира… И нечего бросать на меня такие викторианские взгляды! Страшно респектабельная семья!

– Надеюсь, – чопорно проговорила Элспет. От нее не укрылось, что Билли залилась краской – и, как ни стыдно признаться, это доставило ей удовольствие. – Милый, – проговорила она, повернувшись к Люку, – во сколько у нас фильм?

Он взглянул на наручные часы.

– Нам уже пора.

На выходные Люк арендовал машину, двухместный «Форд» с кузовом модели А, выпущенный лет десять назад. В сравнении с плавными обтекаемыми линиями новых автомобилей, мчащихся мимо по шоссе, эта тесная колымага выглядела непрезентабельно. Однако Люк вел неказистый автомобиль умело, явно наслаждаясь своим мастерством водителя.

В кинотеатре «Лоуи» они смотрели новый фильм Альфреда Хичкока «Подозрение». В темноте Люк приобнял Элспет, а она положила голову ему на плечо. Все было бы чудесно, если бы не сюжет фильма – история брака, обернувшегося кошмаром; совсем не то, на что Элспет хотелось бы смотреть вместе с Люком.

Около полуночи они вернулись в Кембридж и, проехав по Мемориал-драйв, остановились в парке, на берегу Чарльз-ривер, неподалеку от эллинга. Обогревателя в машине не было; Элспет подняла меховой воротник пальто и прижалась к Люку в поисках тепла.

Они разговаривали о фильме. Элспет считала, что в реальной жизни героиня Джоан Фонтейн, спокойная и рассудительная девушка, воспитанная чопорными родителями, едва ли влюбилась бы в такого «обаятельного негодяя», какого сыграл Кэри Грант.

– Так поэтому-то она на него и запала! – возразил Люк. – Почуяла в нем опасность!

– Разве опасные люди привлекательны?

– Еще как!

Элспет отвернулась и уставилась на отражение луны в беспокойных волнах. Ей вспомнилась Билли Джозефсон: опасная штучка, это уж точно!

Почувствовав ее раздражение, Люк сменил тему.

– Кстати, сегодня профессор Дэвис сказал мне, что я могу, если хочу, защитить диссертацию прямо здесь, в Гарварде.

– Почему он об этом заговорил?

– Я упомянул, что надеюсь попасть в округ Колумбия. «Зачем? – ответил он. – Оставайтесь здесь!» Я объяснил, что в Нью-Йорке живет моя семья – а он на это: «Семья? Пфф!» Как будто тот, кто хочет чаще видеться с сестренкой, никогда не станет серьезным математиком!

Люк был старшим из четверых детей. Мать его была француженкой; они с отцом Люка познакомились в Париже в конце Первой мировой войны. Элспет знала, что Люк очень любит братьев-подростков, а одиннадцатилетнюю младшую сестру просто обожает.

– Профессор Дэвис – холостяк, – ответила она. – Он живет только работой.

– А ты не думала защититься?

Сердце Элспет пропустило такт.

– Думаешь, стоит? – Что это? Он просит ее поехать вместе с ним в Колумбию?

– Почему нет? Ты в математике круче большинства наших парней.

– Я всегда хотела работать в Госдепартаменте…

– И жить в Вашингтоне?

Элспет не сомневалась, что Люк не планировал этого разговора. Просто размышлял вслух. Таковы мужчины: запросто, мимоходом говорят о том, что способно определить всю твою жизнь. Однако мысль о том, что они могут разъехаться по разным городам, ему явно не понравилась. Что ж, думала Элспет, у этой задачи очень простое решение – и, несомненно, очевидное ему, как и ей!

– Ты когда-нибудь была влюблена? – вдруг спросил Люк. И, словно сообразив, о чем спрашивает, поспешно добавил: – Извини, это очень личный вопрос, я не имею права спрашивать…

– Все нормально, – ответила Элспет. Желание Люка поговорить о любви играло ей на руку. – Да, было дело, – небрежно бросила она, с удовлетворением отметив, что по его лицу в неверном лунном свете скользнула тень неудовольствия. – В семнадцать лет. В то время в Чикаго начались забастовки сталелитейщиков, а я тогда очень увлекалась политикой. Вот и пришла в штаб забастовщиков и предложила свою помощь. Передавать сообщения, варить кофе, все такое. Там был один молодой активист по имени Джек Ларго, мы работали вместе, – и я в него влюбилась.

– А он в тебя?

– Что ты, конечно, нет! Ему было двадцать пять лет, и на меня он смотрел как на ребенка. Разумеется, был со мной милым, обаятельным… Он со всеми таким был. – Поколебавшись, она добавила: – Хотя… однажды он меня поцеловал.

Наверное, этого не стоило рассказывать Люку – однако Элспет слишком хотелось выговориться. Никому и никогда еще она об этом не рассказывала.

– Мы с ним вдвоем в задней комнате упаковывали листовки. Я сказала что-то такое, что его рассмешило, – уже не помню, что. И вдруг он говорит: «Элли, ты просто сокровище!» – знаешь, он был из тех людей, что всех вокруг называют сокращенными именами, ты для него наверняка стал бы «Лу». Так вот, он сказал: «Ты просто сокровище» – и меня поцеловал. Прямо в губы. Я чуть от счастья не умерла. А он пошел дальше раскладывать листовки по коробкам, как будто ничего не случилось.

– Мне кажется, он все-таки тоже был в тебя влюблен.

– Не знаю.

– А что было дальше? Где он сейчас?

Элспет покачала головой.

– Умер.

– Как? Такой молодой!..

– Его убили. – Она сглотнула непрошеные слезы. Еще не хватало, чтобы Люк решил, что она до сих пор тоскует по Джеку! – Администрация завода наняла двух полицейских. После смены, в штатском, они подкараулили Джека в пустынном месте и забили до смерти арматурой.

– Господи Иисусе! – проговорил Люк, глядя на нее широко раскрытыми глазами.

– Все в городе знали, кто это сделал, но никого так и не арестовали.

Он взял ее за руку.

– Я читал о таких случаях в газетах, но мне казалось, это что-то из другой жизни…

– Это реальность. Завод должен работать и приносить прибыль. Всякого, кто попытается этому помешать, сотрут в порошок.

– Послушать тебя, получается, что наша промышленность ничем не лучше организованной преступности.

– По-моему, особой разницы в самом деле нет. Ладно, неважно. Я этим больше не занимаюсь, с меня хватит. – Вот дура! Люк заговорил о любви – а она умудрилась перевести разговор на политику. – А ты? – спросила она, возвращаясь к прежней теме. – Ты кого-нибудь любил?

– Даже не знаю, – с сомнением в голосе ответил он. – Наверное, я вообще не очень понимаю, что значит «любить».

Типично мужской ответ!.. Но в следующий миг он ее поцеловал, и Элспет расслабилась.

Ей нравилось прикасаться к нему во время поцелуев: кончиками пальцев гладить волосы, уши, затылок – нежно, словно касаниями крыльев бабочки. Иногда он отрывался от ее губ, чтобы с легкой улыбкой взглянуть на нее; в такие мгновения ей вспоминались слова Офелии из «Гамлета»: «Стал пристально смотреть в лицо мне, словно его рисуя»[4]. А потом вновь склонялся к ее губам. «Что ж, – думала Элспет, – по крайней мере, я ему действительно нравлюсь».

– Не понимаю, – наконец произнес он, – почему говорят, что семья – это скучно! Ведь женатых людей ничто не отвлекает!

О, он заговорил о семье!

– Их отвлекают дети, – с улыбкой ответила Элспет.

– А ты хотела бы когда-нибудь иметь детей?

Элспет ощутила, что ее дыхание учащается. О чем он спрашивает?

– Конечно.

– Я хотел бы четырех.

Как и у него в семье!

– Мальчиков или девочек?

– И тех и других.

Наступило молчание – Элспет боялась заговорить, чтобы не спугнуть мгновение. Пауза затягивалась. Наконец Люк поднял на нее серьезный взгляд.

– А ты что об этом думаешь? Четверо детей – как тебе?

Только этого Элспет и ждала!

– Разумеется, если они будут твоими, – со счастливой улыбкой ответила она.

В ответ он снова ее поцеловал.

В воздухе заметно холодало; они с неохотой развернулись и поехали к дому, в общежитие Рэдклиффа.

Когда они проезжали по Гарвард-сквер, кто-то помахал им с обочины.

– Энтони? – воскликнул Люк. – Что он здесь делает?

В самом деле, это был Энтони – и с ним Билли.

Люк приоткрыл окно, и Энтони подошел к машине.

– Какая удача, что я тебя поймал! Выручи меня, ладно?

Билли, дрожащая от холода, стояла у него за спиной; видно было, что она в ярости.

– Что вы здесь делаете? – спросила Элспет.

– У нас беда. Понимаете, друзья из Фенвея куда-то уехали на выходные. Наверное, перепутали даты. И теперь Билли некуда идти.

Ах да, вспомнила Элспет. Билли соврала о том, где проведет ночь, – и, если теперь явится в общежитие, ее обман раскроется.

– Я повез ее в Хаус. – Энтони говорил о Кембридж-Хаусе – мужском общежитии, где жил в одной комнате с Люком. – Думал, она поспит у нас, а мы с Люком проведем ночь в библиотеке.

– Да ты с ума сошел! – проговорила Элспет.

– Многие так делают, и обычно все прокатывает, – вставил Люк.

– Только не сейчас. Нас засекли.

– О господи! – воскликнула Элспет.

Студентка в комнате у студента, особенно ночью – серьезнейшее нарушение: за такое отчисляют обоих провинившихся.

– Кто вас видел? – быстро спросил Люк.

– Джефф Пиджон и с ним еще целая толпа.

– Ладно, Джефф не заложит… А еще кто?

– Я не уверен. Свет мы не включали, а они все были пьяные. Утром поговорю с ними.

Люк кивнул.

– Хорошо, но теперь-то что делать?

– У Билли есть двоюродный брат в Ньюпорте, на Род-Айленде, – сказал Энтони. – Не сможешь ли ты отвезти ее туда?

– Что? – воскликнула Элспет. – До Ньюпорта добрых пятьдесят миль!

– Ну да, дорога займет час-другой, – отмахнулся Энтони. – Так как же, Люк?

– Не вопрос, – ответил Люк.

Иного ответа Элспет и не ожидала. Она понимала, что для Люка помочь другу – дело чести. Почему же ее охватило такое раздражение?

– Спасибо, старина! – поблагодарил Энтони.

– Без проблем, – ответил Люк. – Хотя погоди, проблема есть. Машина-то у меня двухместная.

Элспет открыла дверь и вышла из машины.

– Садитесь, – коротко бросила она, сама стыдясь своей неприветливости. Что дурного в том, что Люк пришел на помощь другу в беде? И все же ей невыносима была мысль о том, что несколько часов он проведет в тесном салоне наедине с этой сексапильной штучкой – Билли Джозефсон!

– Элспет, – окликнул Люк, видимо, почувствовав ее раздражение, – возвращайся в машину, давай я сначала довезу тебя до общежития.

– Не стоит, – ответила она, с усилием натягивая маску любезности. – Энтони меня проводит. А вы, Билли, скорее садитесь, а то замерзнете до смерти.

– Ну, если ты уверена… – проговорил Люк.

Элспет от души пожалела о своем благородстве. Слишком уж легко он согласился!

– Не знаю, как вас благодарить! – воскликнула Билли, чмокнув Элспет в щеку. Затем села в машину и захлопнула дверь, даже не попрощавшись с Энтони.

Люк помахал им и тронулся с места.

Энтони и Элспет, стоя на тротуаре, смотрели, как «Форд» растворяется во тьме.

– Черт! – пробормотала Элспет.

6.30

На белоснежную стенку ракеты нанесены огромные черные буквы UE. Буквенно-цифровой код очень прост:

Н U N T S V I L E X

1 2 3 4 5 6 7 8 9 0

Таким образом, UE означает номер ракеты – 29. Код придуман для того, чтобы не давать иностранным разведкам подсказок о количестве созданных ракет.

Над продрогшим городом занимался серый день. Люди выходили из домов, щуря глаза и морщась от пронзительного ветра и кусачего холода, поднимали воротники и почти бежали по улице, стремясь поскорее оказаться в своих офисах и магазинах, отелях и ресторанах – там, где тепло и светло.

Только Люку некуда было идти. Одна улица для него ничем не отличалась от другой, ибо ни с одной из них его ничто не связывало. Быть может, при следующем повороте за угол его озарит – он узнает место, где вырос, или здание, в котором работал… Увы, каждый поворот приносил ему лишь разочарование.

В бледном утреннем свете он разглядывал попадавшихся на пути прохожих. Что, если где-то среди них – отец, брат, сестра или, быть может, даже сын? Его не оставляла надежда, что какой-нибудь незнакомец, встретившись с ним взглядом, вдруг бросится к нему с распростертыми объятиями, восклицая: «Люк, где ты пропадал? Что с тобой? Идем, я тебе помогу!» Впрочем, быть может, встреченный родственник отвернется от него с каменным лицом и пройдет мимо. А может статься, что все его родные живут где-нибудь в другом городе.

Нет, похоже, ему не повезет. Никто из прохожих не бросался с радостными криками навстречу, и в улицах, по которым он проходил, не ощущалось ничего знакомого. Просто бродить по городу, мечтая об удаче, – не лучшая стратегия. Нужен план. Должен же быть какой-то способ выяснить, кто он!

Вдруг он числится в списках пропавших без вести? Наверняка такие списки существуют. Где их искать? В полиции, разумеется.

Мимо отделения полиции он проходил несколько минут назад. Люк развернулся, чтобы направиться в обратную сторону, – и едва не сшиб с ног молодого человека в зеленом габардиновом плаще и такой же кепке. Где-то он его уже видел… Взгляды их встретились; на мгновение Люку показалось, что незнакомец его узнает, – но в следующий миг тот смущенно отвел глаза и пошел своей дорогой.

Проглотив разочарование, Люк решил пойти обратно по своим следам. Это было не так-то легко: он шел в задумчивости, сам не зная куда, сворачивая или переходя улицы по своей прихоти. Впрочем, рано или поздно полицейский участок ему на дороге попадется.

На ходу он пытался извлечь из памяти хоть какую-нибудь информацию о себе. Вот высокий мужчина в серой фетровой шляпе зажег сигарету и с наслаждением затянулся; глядя на него, Люк не ощутил желания закурить. Значит, в «прежней» жизни он не курил. Мимо проносились автомобили: Люк с удовольствием любовался их плавными очертаниями, низкой посадкой – и знал, что это новые модели. Мог даже назвать марку и модель. Эта безличная информация удержалась в его мозгу, как и умение говорить по-английски. Должно быть, в прошлой жизни ему нравилась быстрая езда, и теперь он не сомневался в том, что умеет водить машину.

Бросая взгляд на свое отражение в витринах, Люк видел там потрепанного бродягу без возраста. Однако, глядя на прохожих вокруг, он без труда мог примерно определить, сколько им лет – двадцать с чем-то, тридцать, сорок или еще больше. Более того: он заметил, что машинально делит встречных на тех, кто старше его и кто моложе. Задумавшись об этом, Люк сообразил, что люди лет двадцати с небольшим кажутся ему молодыми, а старше сорока – старыми. Выходит, ему где-то между тридцатью и сорока.

Эти маленькие победы над амнезией сильно его приободрили.

Однако, задумавшись, он сбился с дороги. С неудовольствием Люк заметил, что оказался на захолустной улочке, полной дешевых лавчонок: магазины одежды с кричащими вывесками «Распродажа! Скидки!» поперек витрин, ломбарды, продуктовые лавки с консервами. Люк оглянулся, размышляя, куда идти дальше… и наткнулся взглядом на молодого человека в зеленом габардиновом плаще. Тот стоял у витрины, разглядывая выставленный в ней телевизор.

«Может быть, он за мной следит?» – нахмурясь, подумал Люк.

Шпик, ведущий слежку, всегда один; в руках у него обычно нет ни сумки, ни портфеля, и выглядит он как праздно слоняющийся бездельник. Тип в зеленом плаще под это определение подходил.

Впрочем, это несложно проверить.

Люк дошел до конца квартала, пересек улицу и пошел обратно по другой стороне. Дойдя до конца, остановился и посмотрел в обе стороны. Зеленый плащ маячил ярдах в тридцати от него. Люк снова перешел улицу. Чтобы не вызывать подозрений, он рассматривал подъезды, словно искал номер улицы и дома. Так он дошел до того места, откуда начал свой эксперимент.

Тип в зеленом плаще шел следом.

Сердце Люка забилось быстрее. Человек, следящий за ним, определенно что-то о нем знает. Может быть, знает, кто он?

Однако, несмотря на возбуждение, рассудительный голос в голове поинтересовался: «А откуда, интересно, тебе известно, как определить слежку?» Люк задумался. Трудно сказать. Может быть, он сам за кем-то следил, прежде чем стать бродягой?

Ладно, об этом подумает позже. А сейчас ему нужна остановка автобуса. В карманах потрепанного пальто и брюк не было ни цента: наверняка вчера он все до последнего гроша истратил на выпивку. Но не беда. Мелочь вокруг повсюду: в карманах у людей, в магазинах, в такси.

Теперь Люк смотрел вокруг себя уже другими глазами. Подмечал газетные киоски, которые можно ограбить, сумки, которые можно вырвать из рук, карманы, которые можно обчистить. Заглянул в небольшую кофейню – увидел крепкого мужчину, стоящего за стойкой, и официантку, обслуживающую столики. Что ж, место не хуже любого другого. Он толкнул дверь и вошел.

Обшарил взглядом столики, надеясь, что там найдутся оставленные чаевые. Ничего. Люк подошел к стойке. Здесь громко хрипело радио – передавали утренние новости: «По утверждениям экспертов, это наш последний шанс сравняться с русскими в гонке за освоение космического пространства…» Бармен за стойкой делал эспрессо: от сверкающей кофемашины валил пар, и от аппетитного запаха у Люка едва слюнки не потекли.

Что должен сказать бродяга?

– Эй, у вас черствой булочки не найдется? – спросил он.

– Вали отсюда! – пробурчал бармен.

Люк подумал было о том, чтобы перепрыгнуть через стойку и вскрыть кассу – но нет, это уж слишком. Ему нужно всего-то несколько центов на автобусный билет!.. В следующий миг он увидел то, что искал. Возле кассы, совсем рядом с ним, стоял ящик с щелью в крышке, а на нем – фотография ребенка и надпись: «Поможем незрячим!» Люк сдвинулся так, чтобы своим телом загородить ящик от бармена и официантки. Оставалось лишь отвлечь бармена.

– А может, пару центов дадите? – жалобно протянул он.

– Ну ладно! – угрожающе проговорил бармен. – Сам напросился! – И, со стуком поставив кофейную кружку на стойку и вытерев ладони о передник, нырнул под стойку.

Пролезая под стойкой, он не видел Люка – а Люку это и было нужно! Он схватил ящик для пожертвований и сунул за пазуху. Ящик был легким, но все же в нем что-то звякнуло, значит, не совсем пустым.

Бармен схватил Люка за ворот и потащил к дверям. Люк не сопротивлялся, пока у самого порога бармен не пнул его коленом под зад. Тут, забыв о своей роли, Люк резко повернулся, сжав кулаки. Бармен изменился в лице и поспешно юркнул в кафе; Люку показалось, что он испугался.