И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает

– Так после ухода Хейторнтуэйта дела на заводе Майлза покатились под откос?

– Не сразу. Поначалу всем работы хватало: в условиях военного времени у машиностроителей и металлургов не было недостатка в заказах, – но потом сыновья миссис Майлз отправились на фронт и оба погибли. Ее жизнь лишилась смысла. Дела расстроились, завод пришел в упадок. Пока Хейторнтуэйт процветал, миссис Майлз оказалась в долгах, однако сполна расплатилась с кредиторами. Удивительно, но эту женщину ничто не смогло сломить. Она живет в загородном доме с парой слуг и, боюсь, уже не выходит – слишком слаба.

– Думаю, ее мне тоже стоит навестить, если это возможно, Хауорт. Вероятно, сейчас она согласится поговорить о событиях тех лет.

– Даже если и нет, посетить ее надо. Она личность исключительная… и может быть настоящим дьяволом в юбке, если стих на нее найдет.

– А сэр Калеб?

– Он заработал порядочное состояние, и довольно быстро, но с богатством возникли и проблемы. Он женился на дочери Люка Кросса. О любви здесь речь не шла, как вы можете догадаться. Эта пара не жила долгие годы душа в душу, их даже никогда не видели вместе. В наших краях говорят: прадед голью был – в богачи вышел, так правнук деньги спустит да голью станет. Ну а Калебу повезло еще меньше – если дальше так пойдет, правнуки не увидят его богатства. Молодого Джона Хейторнтуэйта, единственного ребенка Калеба, интересуют лишь виски, быстрые автомобили и доступные женщины. Отец вечно вытаскивает его из передряг. Теперь Калеб единственный владелец завода, и ему уже недолго осталось.

– Значит, миссис Майлз может праздновать победу?

– Да. Калеба все терпеть не могут из-за его скверного характера. Он местный мировой судья, но постоянно грызется с другими судьями и даже пытается поучать секретаря суда и адвокатов, как им вести дела. Кстати, ему пришлось проглотить горькую пилюлю, когда он задумал баллотироваться в парламент от нашего округа. Калеб пожертвовал солидную сумму в фонд партии и благодаря этому получил рыцарское звание, а потом какой-то подхалим предложил выдвинуть его кандидатом. Калеб решил, что его ждет легкая победа. Местный житель, крупный работодатель в сфере промышленного производства, от него зависят сотни людей. Но они ему показали! Калеба прокатили, да еще как! Победил его соперник, Том Хаул, кандидат от лейбористов. От этого удара сэр Калеб так и не оправился. Его преследовали неудачи, и история с выборами стала последней каплей. Сталь – его ремесло, у этого человека стальное сердце, стальной кулак, и, думаю, душа у него тоже из стали.

– Ну, если я отправлюсь беседовать с ним, то буду знать, на что иду.

– Тут вы правы. Но нужно помнить еще одно: он человек тщеславный. Льстите ему, соглашайтесь с ним, и он разговорится. Другое дело, что он может вести речь вовсе не о том, что вам надо.

Литтлджон вздохнул:

– Подобная тактика не в моем вкусе. Однако цель, похоже, оправдывает средства. Я постараюсь, насколько позволит мне самоуважение. Сэр Калеб меня всерьез заинтересовал: есть пара вопросов, на которые я хотел бы получить ответы, и прежде всего деньги, что свалились на Сайкса незадолго до убийства. Он где-то раздобыл весьма солидную сумму, достаточную, чтобы обеспечить матери безбедную старость. Возможно, сэр Калеб заплатил ему за молчание? Что это, шантаж или награда за услугу? Вряд ли мне удастся вызвать старика на откровенность, но я все же попробую. Может, получится сломить его лобовой атакой.

– Восхищаюсь вашей дерзостью, Литтлджон!

– Сэр Калеб любил поохотиться. Ему принадлежала земля, на которой обе жертвы встретили свою смерть. Где он находился, когда прозвучали выстрелы? Прошло двадцать лет, но у меня хватит нахальства спросить его, где он был в то время. Он может вытолкать меня взашей, только и всего.

Хауорт от души расхохотался, пошатнул табуретку, на которой покоилась его больная нога, и вздрогнул от боли.

– Чертова нога! Будь она неладна! Я пропущу все веселье. Хотел бы я увидеть, как сэра Калеба просят представить алиби.

– Как вы думаете, в котором часу мне лучше отправиться в Спенклаф-Холл?

– Днем вы ничего не добьетесь. Дома вы его не застанете, а если явитесь на завод, немедленно оглохнете от адского шума, который проникает везде и всюду. Вдобавок в кабинете сэра Калеба вечно толпятся подчиненные, они стекаются к нему потоком. Я побывал там в прошлом месяце, когда молодой Джон въехал в столб на главной улице. Он сел мертвецки пьяным за руль и разнес вдребезги знак разворота, превратил свою машину в груду металлолома, а сам не получил и царапины. Похоже, Бог пьяниц любит. В участке дежурил Росс, и он отправил парня на всю ночь в камеру – остудить пыл. Потом вокруг того случая поднялся шум до небес… Но довольно о нем. Вечер – лучшее время. Вы найдете старика дома в любой день.

– Еще нет и девяти часов. А если я отправлюсь туда прямо сейчас?

– Лучше вначале позвоните и узнайте, согласится ли он вас принять. Можете взять мою машину.

– Хорошо. Думаю, это не займет много времени. Я вернусь к вам, если останусь цел, когда мы закончим…

Спенклаф-Холл строился без большого размаха. Квадратный особняк с короткой подъездной аллеей и широкой, посыпанной гравием площадкой перед входом, а вокруг парк, раскинувшийся на несколько акров. Нынешний хозяин купил дом вместе с землей и обстановкой у какого-то разорившегося миллионера. Главные ворота были открыты, и Литтлджон выехал на аллею, не остановившись у будки сторожа. Уже совсем стемнело, и он заметил маленькую деревянную постройку, лишь когда миновал ее.

Дверь открыла пожилая служанка – толстуха в белом чепце и длинном белом переднике с трудом ковыляла. Она напомнила Литтлджону горничную из какой-нибудь захолустной гостиницы. Служанка проводила его в маленькую, мрачного вида комнату и включила электрообогреватель, который немедленно принялся отважно, но безуспешно бороться с холодным сырым воздухом. Женщина взяла визитную карточку инспектора и удалилась, оставив его разглядывать помещение. Нагромождение мебели наводило на мысль, что обитатели дома согласно своему вкусу или из сентиментальности не смогли расстаться со скромным скарбом, накопленным в прежние, менее благополучные времена, и втиснули его в комнату, доставшуюся им при покупке вместе со всем остальным.

Служанка почти сразу вернулась и пригласила Литтлджона последовать за ней. Они прошли вдоль холодного, сплошь устланного коврами коридора в кабинет сэра Калеба, когда из радиоприемника в районе кухни донесся звон Биг-Бена – часы на башне Вестминстерского дворца пробили девять.

Сэр Калеб Хейторнтуэйт, тучный приземистый мужчина лет шестидесяти, выглядел намного старше своих лет. Тревоги и волнения испортили и его характер, и пищеварение. Крупную голову с огромной блестящей лысиной обрамлял на затылке венчик тонких седых волос. На круглом мучнисто-бледном лице выделялся длинный и острый нос характерного розового цвета, какой бывает при несварении желудка. Довершали портрет плотно сжатые тонкие губы, редкие седые брови, а также твердый подбородок, как и щеки, гладко выбритый. «Кого же мне напоминает это лицо? – задумался Литтлджон и тотчас сообразил: – Грока!»[17] Белая как мел кожа, красный нос, нездоровые пятна румянца на скулах, обширная лысина и жидкие волосенки на затылке вызывали в памяти образ клоуна в гриме. Но картинка мелькнула и исчезла. Бледно-голубые глаза встретили взгляд детектива. Глаза были жесткими, стальными. Крепкий квадратный подбородок выдавал упрямство и напористость. Сэр Калеб водрузил на нос очки в черной оправе с широкими дужками. Они отчасти скрывали темные круги у него под глазами, но подчеркивали мертвенную бледность лица. Хейторнтуэйт поднялся и протянул руку гостю, но в этом приветствии не чувствовалось дружелюбия.

– Ну, инспектор, чем я могу быть вам полезен?

Говорил он чисто, без примеси диалекта, хотя и с заметным североанглийским акцентом.

– Добрый вечер, сэр Калеб. Меня привело сюда дело Сайкса – его открыли вновь, после того как на пустоши обнаружили останки…

– Уж конечно, к этому расследованию не стали бы привлекать Скотленд-Ярд. Садитесь.

– Верно. Я встречал Рождество вместе с суперинтендантом Хауортом, а он, как вы знаете, повредил ногу, поэтому вынужден оставаться дома.

– Да. Я об этом слышал.

– Я вызвался помочь ему. Неофициально. Взял на себя всю беготню.

– А что насчет Росса? Разве он не может возглавить расследование?

– У него и без того хлопот хватает. Наше соглашение будет успешным, если только мне удастся склонить к сотрудничеству всех, кто связан с данным делом.

– Полагаю, вы говорите обо мне, инспектор. Но какое отношение имею я к той истории и почему вы явились сюда в столь поздний час? Мне нечего вам сказать.

– Вы близко знали обоих покойных, Трикетта и Сайкса, сэр. Может, вам приходит на память какой-нибудь случай из их жизни или черта характера, любая мелочь, способная дать нам подсказку? Я понимаю, прошло много лет, но нам приходится работать с тем, что у нас осталось, а вы, сэр Калеб, осмелюсь заметить, часть этого, ведь вы были их последним нанимателем.

– Ну и чего вы от меня хотите? Я занят, как видите, так что нет нужды ходить вокруг да около. Давайте сразу перейдем к сути.

В тоне Хейторнтуэйта не ощущалось дружелюбия. Он не предложил Литтлджону закурить или выпить, но достал из ящика стола большую трубку и зажег ее, чиркнув спичкой. Затем толкнул к гостю по столу сигаретницу. Это вышло так резко и грубо, что инспектор отказался. Когда свидетель не скрывает враждебности, то и обращаться с ним следует соответственно!

– Что вы можете сказать об отношениях между Сайксом, Трикеттом и другими рабочими в период, когда те двое работали на вас, и раньше, до того как они ушли с завода Майлза вместе с вами, сэр Калеб? – спросил Литтлджон.

– Вы, верно, думаете, что у меня хорошая память, инспектор. Что ж, вы правы. На память я не жалуюсь, но мне не слишком много известно о том, что делается в цехах. Конечно, Трикетт был обычным механиком. Что до Сайкса, тот служил у меня помощником управляющего и подчинялся непосредственно мне.

– А кто был управляющим, сэр Калеб?

– Я сам и вдобавок младшим партнером. Так что можете мне поверить: управляющий не убивал Сайкса из зависти, если вы к этому клоните.

– На заводе Сайкса любили?

– Он был моим человеком. Понимаете, о чем я? Я увел его за собой с завода Майлза, потому что он мне нравился. Сайкс был парнем с мозгами. Люди, как правило, не жалуют начальников, кто бы ни занимал это место, тем более на заводе. Но это не значит, что они бы охотно застрелили его.

Сэр Калеб говорил оскорбительно высокомерным, властным тоном. Всем своим видом он показывал, что видит Литтлджона насквозь и отлично знает, о чем тот думает.

– Сайкс не был профсоюзным активистом? – невозмутимо продолжил Литтлджон.

– Нет. Будь это так, я бы не сделал его своим помощником. Я не люблю тех, кто служит и нашим, и вашим.

– Вам не приходилось слышать, сэр Калеб, что у Сайкса или Трикетта имелись враги? Влиятельные враги?

– Нет. Сайкс не пользовался особой любовью, после того как получил повышение, я уже говорил, если вы вообще меня слушали. Но я не представляю, чтобы кто-нибудь рискнул собственной шеей и убил его или Трикетта.

– Они ушли с завода Майлза вместе с вами. Уволились сами или их уволили?

– Оба ушли с прежней работы по собственной воле. Сайкс перешел ко мне первым и привел приятеля. – Сэр Калеб нетерпеливо поднялся. – Это нас никуда не приведет. Зачем беспокоить меня в такой час вопросами, на которые может ответить любой другой – его мать, например?

– Я хотел выслушать независимое мнение – суждение, которому можно доверять.

– Бросьте, инспектор, мне не нужна ваша лесть!

Однако сэр Калеб заметно смягчился, сменив гнев на милость. Литтлджон решил задать еще вопрос:

– Как я понял из полицейских отчетов, тех двоих убили на ваших охотничьих угодьях, вскоре после того как вы с гостями покинули пустошь. В это время вы находились где-то поблизости, сэр?

– Я ждал этого вопроса, инспектор. Итак, вы хотите, чтобы я представил вам алиби? – Взбешенный обладатель рыцарского звания навис над столом, бледное лицо исказилось от злобы. – Идите вы к дьяволу!

– Это мне не слишком поможет…

– А я и не собираюсь вам помогать. С того дня прошло более двадцати лет. Многие из тех, кто там был, уже в могиле. Остальные – глубокие старики, их незачем беспокоить. Почему нельзя просто забыть о том, что давно миновало? Лучше не тратьте время попусту. Вам не раскрыть этого дела, вы не добьетесь больше, чем Пикерсгилл. А что до моего алиби, я расскажу, как все было. Я ушел с пустоши вместе с егерем, тот умер много лет назад. Мы с ним расстались, и меня подбросил на машине один молодой парень. Он служил во Франции, приезжал в отпуск. Так вот: этот малый, что доставил меня домой, потом погиб на передовой. Я добрался до дома и сел за стол обедать вместе с женой. Нам прислуживал дворецкий. Того дворецкого нет в живых, а свидетельство моей жены не может быть принято… В общем, проверять чье-то алиби – пустое дело. Все это ваше расследование просто чушь собачья.

Хейторнтуэйт снова уселся с видом победителя, на его бескровном лице проступил румянец, а глаза с набрякшими веками сверкали злорадством.

– Ведь мне решать, верно? – заметил Литтлджон.

– Вам! Да кто вы такой? Чужак. Вы ничего не знаете ни о местной жизни, ни о том, что происходило в наших краях. Спросите Пикерсгилла и того старого хрыча, его тестя. Они вас вразумят насчет этого дела.

– Что ж, у меня всего один вопрос, сэр Калеб. Последний.

– Ну, тогда послушаем и покончим с этим.

– Сайкс умер, оставив матери приличные средства. Более тысячи фунтов. Где такой молодой человек мог добыть подобную сумму? Разумеется, не за счет жалованья.

– Почему вы спрашиваете об этом меня? Можете не сомневаться: из денег, что я ему платил, он не сумел бы скопить столько, хотя в последнее время зарабатывал неплохо… десять фунтов в неделю.

– Вы не выделяли ему средств сверх того… я говорю о единовременной выплате, вознаграждении, денежном возмещении?

– Или о шантаже! Почему бы не сказать прямо? Кто вам внушил этот вздор? В этом нет ни слова правды, что бы вы там ни думали.

Сэр Калеб возмутился и сбился на протяжный местный говор – так он обычно бранил своих рабочих на заводе.

– Я ни на что не намекаю, сэр Калеб. Вы неверно истолковали мои слова. Деньги откуда-то взялись, и естественно предположить, что это была крупная выплата, заказ или нечто подобное.

– Что ж, ничем не могу помочь! На этом я с вами прощаюсь.

Он поднялся. Литтлджон встал и, уже собираясь уходить, проговорил как бы про себя:

– Полагаю, нам помогут старые банковские счета Сайкса, если они существуют…

Хитрая уловка удалась. Сэр Калеб заметно смутился и, нерешительно закусив губу, произнес:

– Прошло немало лет – вероятно, я забыл. Мне нужно просмотреть свои записи. Присаживайтесь, я скоро.

Хейторнтуэйт вышел из комнаты. Литтлджон не сомневался, что тот тянет время, хочет собраться с мыслями. Выстрел, сделанный наугад, попал точно в яблочко. Инспектор усмехнулся: он знал то, о чем, судя по всему, не догадывался сэр Калеб, – добраться до банковских записей без предписания суда так же трудно, как до резервов наличности. В ожидании он обвел глазами комнату.

Тяжелая мебель красного дерева. Кресла, обтянутые волосяной тканью. На стенах громоздкие картины в золоченых рамах. Натюрморты, олени и быки на шотландских холмах, коровы в высокой траве, озера. Большей частью мазня, приобретенная, похоже, вместе с домом. Полки с почти новыми книгами в темных кожаных переплетах. На крышке массивного бюро лежал потертый чехол для ружья, отполированный до блеска. Литтлджон задержал на нем взгляд и прислушался. Ни звука. Он бесшумно прокрался по мягкому ковру к бюро, снял чехол и положил на пол. Потом опустился на колени, щелкнул замками и откинул крышку.

Внутри уютно лежали два великолепных охотничьих ружья. Каждое стоило несколько сотен фунтов, не меньше, работа первоклассного мастера! Детектив не стал их касаться, хотя соблазн был велик – ему нравились подобные вещи. Рядом оказалась коробка с патронами. Литтлджон ее не тронул, но заметил название фирмы на старой упаковке: «Ашуорт и Холл», Хаддерсфилд. Он закрыл чехол и успел вернуться в свое кресло прежде, чем сэр Калеб отворил дверь.

Перед тем как промышленник вошел в кабинет, Литтлджон услышал, как открылась и хлопнула входная дверь. Приблизились медленные шаги – очевидно, вошедший встретил сэра Калеба на пороге кабинета. Раздались громкие гневные голоса. Сэр Калеб яростно бранил кого-то, а новоприбывший отвечал чуть тише, развязным тоном. Наверное, беспутный сын вернулся домой после очередной попойки. Незадачливый рыцарь появился в дверях с искаженным лицом, покрытым багровыми пятнами, опустился в кресло, помолчал, потом вытянул шею в сторону Литтлджона.

– Когда Сайкс перешел ко мне, я заплатил ему за изобретения, над которыми он работал. Парень согласился продать мне патенты. Я совсем об этом забыл…

– Патенты? А на заводе Майлза они тоже использовались?

– Это вас не касается. Думаю, вы выяснили достаточно для одного визита. Теперь уже задаете вопросы наобум, лишь бы спросить. Но с меня довольно. Мне больше нечего вам сказать, и я не вижу пользы в дальнейшей беседе.

Казалось, нервы Хейторнтуэйта напряжены до предела. Что вывело его из себя: новые вопросы или возвращение сына, – инспектор не знал, хотя догадывался.

– И снова это мне решать, сэр Калеб, – произнес он. Обращение Хейторнтуэйта начинало его раздражать. – Спасибо за информацию. Может, я еще зайду к вам. Посмотрим, как будет двигаться расследование.

– Я человек занятой, инспектор. Нужно что-то поважнее всей этой ерунды, иначе я вас не приму. Я никому не позволю попусту тратить мое время.

– Я приду снова, если сочту это необходимым, сэр Калеб. И вы меня примете, если будете дома. Отнимать у людей время не в моих правилах, вдобавок я дорожу собственным временем и не терплю, когда приходится расходовать его впустую. Доброй ночи.

Хейторнтуэйт оставил эту отповедь без внимания, звонком вызвал горничную и попрощался с посетителем.

Когда Литтлджон заводил машину Хауорта, где-то рядом взревел мотор. Спортивный автомобиль, стоявший, очевидно, за углом дома, пронесся в опасной близости от инспектора по подъездной дорожке и вылетел в черноту ночи. Затемнение было ему нипочем. Представитель второго поколения Хейторнтуэйтов спешил оправдать печальную поговорку о голытьбе, что выбилась в богачи.

Глава 10. Трехпалого предали

У меня нет жены – упаси меня бог, —Пусть болваны ярмо это тащат!В дороге жена – обуза одна,Все брюзжит да ворчит, сатана.Амон Ригли

Из персонажей пьесы, что были на сцене, когда произошло двойное убийство, осталось лишь несколько. И один из них особенно интересовал Литтлджона. К нему-то и направился инспектор морозным утром на следующий день после визита к Калебу Хейторнтуэйту. Он решил прогуляться пешком до «Лошади и жокея», чтобы встретиться с Сетом Уигли, бывшим владельцем паба, давно удалившимся на покой.

Старый паб, словно крепость, прочно стоял на земле, открытый солнцу и ветрам Пеннинских гор. У этого заведения были свой характер и история. Суровыми зимами он, бывало, по полтора месяца оставался безлюдным, а в пору молодости Сета Уигли паб славился домашним пивом и обильным столом. В прежние дни, когда продуктов было вдоволь и стоили они недорого, там неизменно подавали коронное блюдо, яичницу с ветчиной, а Сет Уигли умел готовить ее мастерски. Водился там и жареный сыр, и сочный рассыпчатый уэнслидейл[18], который выкладывали одним куском на тарелку, чтобы каждый отрезал себе сам. Eheu fugaces[19].

Особого внимания заслуживала вывеска «Лошади и жокея», главная здешняя достопримечательность. Крепкая, побитая ветром и дождями, она висела на самом ветреном углу и покачивалась даже от легкого дуновения. Когда Литтлджон остановился под ней после четырехмильной прогулки вверх по холму, ему страстно захотелось яичницы с ветчиной из былых времен, о которой рассказывал Хауорт. На потемневшей вывеске он разглядел изображение святого Георгия, поражающего дракона! Еще когда в пабе заправлял старый Уигли, здесь появился какой-то бродячий художник и вызвался нарисовать вывеску за ночлег и дармовое пиво. Сет угостил его так щедро, что тот забыл название паба, перепутал лошадей и всадников, однако успел сделать отменную вывеску, прежде чем обнаружилась ошибка. Хозяин нашел шутку забавной и решил, что вывеска послужит хорошей рекламой его заведению. История разошлась по округе, название паба слышали все, и туда толпой повалили любопытные, желающие взглянуть на вывеску.

Миссис Брейсгердл, хозяйка «Лошади и жокея», проводила Литтлджона в маленькую душную гостиную, где перед большим камином сидел ее отец. В комнатке теснились медная кровать, комод красного дерева и громоздкий гардероб. Сет Уигли, обложенный подушками, сидел в кресле у огня, теплый плед полностью скрывал его ноги. Это был полный старик с отечным розовым лицом и белоснежными шелковистыми волосами. Видимо, он страдал водянкой, но, несмотря на почтенный возраст и немощь, лучился весельем и с нетерпением ждал весны, когда его кресло вынесут в сад и он сможет снова вдохнуть свежий воздух любимых вересковых пустошей, почувствовать на щеках прохладный ветерок и солнечные лучи, услышать крики летящих птиц. Сет Уигли внимательно слушал, пока Литтлджон объяснял ему цель своего визита.

– Только не смешите его, инспектор, – прежде чем оставить мужчин одних, предупредила дочь, пухлая пышногрудая женщина лет пятидесяти. – Я всегда боюсь, что он лопнет, стоит ему начать смеяться.

Сет с добродушным грохочущим смешком предложил гостю сесть и крикнул, чтобы принесли выпить. Вошла девочка с большой стеклянной кружкой эля. Одарив обоих мужчин сияющей улыбкой, она поставила кружку перед Литтлджоном. Крепко сбитая, мускулистая, грациозная, она была в школьном гимнастическом костюме. Девочка двигалась легко, с плавностью балерины, и Литтлджону невольно вспомнились фигуры танцовщиц Дега.

– Ну, дедушка, я ухожу, – сказала она и поцеловала старика.

– Моя внучка, – с гордостью пояснил Сет. – Учится в школе для девочек в Манчестере. Сейчас она на каникулах, собирается в Хаддерсфилд, там у нее танцевальное выступление, концерт организует «Красный Крест». Великая вещь образование… Эта малышка далеко пойдет, мистер. Паб на болотах не для нее. Ну, инспектор, у вас, наверное, много вопросов: хотите послушать, что тут случилось в день убийства. С тех пор много воды утекло, да и мне теперь немало лет. Когда прогремели те выстрелы, мы малость подумали и решили, что кто-то еще охотится на куропаток в сумерках. Мы не могли поверить, что Сайкс с Трикеттом станут палить друг в друга. А теперь получается, что вместо этого какой-то малый застрелил их обоих.

– Да, и кто бы это мог быть, мистер Уигли? У вас есть предположения?

– Нет, приятель. Может, на дороге в то время и было несколько человек с ружьями, но ни один из тех парней не убил бы хладнокровно другого, а я всех их отлично знаю, уж вы мне поверьте.

– Понятно.

– С тех пор как откопали скелет Сайкса, я все задаю себе вопрос снова и снова: кто мог желать смерти ему и Трикетту? И всегда в голову приходит один ответ: никто! Уже стемнело, когда это случилось. Буллер, егерь – его уже нет в живых, – говорил, что находился в то время на болотах и видел обоих парней, перед тем как раздались выстрелы.

– Да. Жаль, что он не задержался и не проводил их до границ владений Хейторнтуэйта.

– Да. Но вот что мне кажется странным. Если Буллер заметил их, почему же не видел того, кто отправился следом за ними? Конечно, тогда все считали, будто Трикетта прикончил Сайкс. И свидетельство Буллера, похоже, это подтвердило. Но если обоих убили вместе, как могло случиться, что Буллер не приметил третьего, шнырявшего поблизости? А если он кого-то углядел, то почему не сказал об этом на первом дознании?

Верно подмечено, подумал Литтлджон.

– В то время Буллер работал на мистера Хейторнтуэйта?

– Да. Но я не уверен, что его с хозяином связывали теплые отношения. Калеб взял его на службу, когда купил охотничьи угодья, потому что Буллер был лучшим егерем во всей округе. Прежде болота принадлежали миссис Майлз, и Буллер работал на нее, а еще раньше – на ее мужа. Для бедняги настал черный день, когда земля сменила владельца. Видите ли, мистер, Буллер с детских лет служил семье Майлз, но ему пришлось зарабатывать себе на хлеб.

– А кто-нибудь еще находился на болотах примерно в это время?

– Ну, я никогда толком не понимал, с чего это Трехпалый Билл так притих на время дознания. Он со своей девкой ночевал в моей конюшне в ночь убийства. Они, наверное, бродили где-то по пустоши, когда застрелили тех парней. Однако Трехпалый молчал как рыба. А в последнее время стал задаваться. Два дня назад явился сюда в стельку пьяный, и Чарли, мой зять, отказался обслужить его. Понятия не имею, где он достал выпивку, но Чарли говорит, Билл налакался рома и разило от него как из бочки. Трехпалый раздувался от самодовольства, важничал да хвастался: дескать, ему привалила удача. Не знаю, что он там задумал, но убежден: ничего хорошего.