Филиппа

– Но она влюбилась в него, – запротестовала Сесилия. – И он такой красивый.

– Она его вожделела, – поправила Филиппа. – Пойми, она была вдовствующей королевой! И отказаться от власти и положения ради какого-то юнца? Бросить все на ветер? Остальные лорды не желали, чтобы Шотландией правили Дугласы. Поэтому и выбрали нового регента для молодого короля Якова.

– Но Джон Стюарт родился во Франции, – не уступала Сесилия. – Вряд ли нога его ступала на шотландскую землю, прежде чем за ним послали и объявили регентом. А кроме того, он наследник короля, так что я могу понять страхи королевы Маргариты!

– И все же у него репутация человека порядочного и беззаветно преданного монарху, – возразила Филиппа.

– Двенадцатая ночь! – воскликнула Сесилия, меняя тему. – Помнишь ту первую Двенадцатую ночь? Ну не чудесно ли?

Мечтательно улыбнувшись, она закатила глаза.

– Кто бы мог ее забыть? – вздохнула Филиппа. – Представление называлось «Сад надежды», и на огромной подвижной сцене был устроен целый искусственный сад! Леди и джентльмены танцевали в этом саду, прежде чем его увезли. Помню, как наша маленькая принцесса Мария вскочила и радостно захлопала в ладоши.

– Как жаль, что у нас нет других принцев и принцесс, – тихо прошептала Сесилия. – Несмотря на благочестие нашей кроткой королевы, постоянные паломничества к Богоматери Уолсингемской и добрые дела, бедняжка не может зачать ребенка.

– Королева слишком стара, – ответила Филиппа так же тихо. – И за три года, что мы пробыли здесь, состарилась еще больше. Она ушла в религию и старается не участвовать в забавах двора. Король начинает скучать и все чаще обращает взор на придворных прелестниц. Разве не замечаешь?

– Королева никогда не уклонялась от супружеского долга, – отметила Сесилия. – И у них с королем так много общего! Они по-прежнему охотятся вместе, и он каждый день после обеда навещает королеву в ее покоях.

– Но всегда в сопровождении придворных, – не сдавалась Филиппа. – Они почти никогда не остаются наедине. Как может человек зачать сына, если не приходит в постель жены? Король много жалуется, но не делает ничего, чтобы исправить положение.

– Ш-ш-ш… – остерегла ее Сесилия.

– Заметила, как он поглядывает на мистрис Блаунт? Совсем как большой бродячий кот на пухленького хорошенького зяблика.

– Филиппа, ты невыносима! – хмыкнула Сесилия. – Элизабет Блаунт просто очаровательна и в отличие от Миллисент Лэнгхолм никогда не делает подлостей!

– Король зовет ее Бесси, особенно когда считает, что никого из посторонних рядом нет. Я слышала своими ушами, – сообщила Филиппа. – Понаблюдай за его лицом, когда она снова будет танцевать для их величеств.

– Ее назвали в честь матери короля, – возразила Сесилия. – Матушка Бесси была из семьи Пешоллов, а отец сражался за старого короля при Босуорте, когда был побежден Ричард III. Она родом из Шропшира, а это почти так же далеко на севере, как твоя Камбрия!

– Ты еще не заметила, что она не живет в Шропшире? – сухо осведомилась Филиппа. – Подобно мне, она душой и телом принадлежит двору и к тому же обладает превосходными связями.

– Не говоря уже о том, что довольно смазлива, – заметила Сесилия. – Но ты права. Ее кузен, лорд Монтджой, в милости у короля. А граф Суффолк и Френсис Брайан тоже к ней неравнодушны. Слышала, как она поет? Прелестный голос!

– Хотелось бы хоть немного походить на нее, – с легкой завистью протянула Филиппа. – Все ее любят, все замечают…

– Особенно король, – вставила Сесилия. – Что, если он… ну, ты понимаешь. Разве ее репутация не будет непоправимо испорчена? Кто женится на девушке, которая…

– Леди не может отказать королю. Как верная подданная, она обязана исполнять все его желания. Кроме того, короли заботятся о своих любовницах. По крайней мере король Яков так и делал. Думаешь, наш добрый король Генрих поступит иначе? Это не по-рыцарски, а наш король – самый благородный человек во всем христианском мире! Помнишь, в прошлом году, когда в город пришла черная оспа, король перевел весь двор из Лондона в Ричмонд, а потом и в Гринвич, пока мор не утих. Он великий монарх! – с воодушевлением объявила девушка, но тут же, вновь помрачнев, спросила: – Люди злословят обо мне, Сесилия? Из-за твоего брата? Что мне делать? Я не самая завидная невеста при дворе, а северные земли – далеко не роскошное приданое. Будем откровенны: твой брат был невероятно удачной для меня партией, а мои владения принесли бы ему собственные земли.

– Все девушки очень тебе сочувствуют, – заверила Сесилия. – За исключением, разумеется, Миллисент Лэнгхолм. У тебя был бы достойный брак, а теперь она с утра до вечера хвастается сэром Уолтером Ламли и его имениями в Кенте. Он ведет переговоры с ее отцом, и она собирается пойти к алтарю в конце года.

– Ты к тому времени тоже выйдешь замуж, – тяжело вздохнула Филиппа. – И тогда мне не с кем будет поговорить по душам. Кажется, всю нашу жизнь мы дружили, хотя встретились, когда нам уже исполнилось десять. Но лучшие годы жизни мы провели при дворе. Мне никогда не захочется покинуть его.

– Если я и выйду замуж, то не раньше конца лета, – покачала головой Сесилия, – а потом вместе с Тони приеду ко двору на рождественские праздники. А у тебя остаются Мэгги Радклифф, Джейн Хокинс и Энни Чамберс. Они составят тебе компанию, пока меня не будет. А Миллисент уберется в имения сэра Уолтера.

Губы Филиппы вдруг дрогнули в лукавой усмешке.

– Миллисент может получить сэра Уолтера, но только после того, как я с ним покончу. Теперь, когда твой братец меня бросил, я свободна, как птичка!

Серо-голубые глаза Сесилии удивленно округлились.

– Филиппа! Что ты задумала?! Помни о своей репутации, если хочешь, чтобы тебе нашли подходящего мужа! Ты не какая-то дочь графа, которой все дозволено, а всего лишь богатая наследница из Камбрии. Нельзя вести себя так глупо и безрассудно!

– О, Сеси, не стоит расстраиваться! Я просто хотела немного поразвлечься. Поверь, до этого момента я была самой целомудренной из фрейлин королевы, помня о верности Джайлзу, но теперь мне до него нет дела. Короля влечет к мистрис Блаунт. Это означает, что остальные ее обожатели должны отступить. Я собираюсь занять ее место. А почему бы нет? Я красивее. Унаследовала неплохой голос от своего отца-валлийца, которым до сей поры не хвасталась, потому что пела только на мессах, да и то почти тайком. И хотя должна признать, что Элизабет Блаунт считалась лучшей танцовщицей после сестры короля, я тоже танцую достаточно хорошо. Рано или поздно матушка обязательно найдет мне другого жениха, но, учитывая, где она живет, это наверняка будет сельский джентльмен, так что я вряд ли снова вернусь ко двору, – печально констатировала Филиппа. – Поэтому, прежде чем меня свяжут по рукам и ногам узами брака, я хотя бы вдоволь повеселюсь!

– Но флирт с сэром Уолтером Ламли?! – язвительно хмыкнула Сеси.

– Почему бы и нет? – оживилась Филиппа. – Я сделаю это не только для себя, но и для всех пострадавших от ядовитого язычка и ехидных уколов Миллисент Лэнгхолм за последние три года. Все остальные фрейлины посчитают меня героиней!

– Но что, если сэр Уолтер решит, что хочет такую жену, как ты, и бросит Миллисент? Ведь тебе такой муж не нужен?

– Ни за что! – объявила Филиппа. – Говорю же, Сеси, не тревожься по пустякам! Я не из тех девушек, на которых женятся люди, подобные сэру Уолтеру, как бы велико ни было вожделение. Как и Миллисент, он из тех, для кого важно мнение двора. О нет, я поиграю с ним ровно настолько, чтобы обозлить и привести в отчаяние Миллисент. Может, я даже позволю ему поцеловать себя, а потом сделаю все, чтобы она узнала об этом. Ну а потом займусь другим джентльменом, выставив сэра Уолтера дураком, который будет рад даже такой девушке, как Миллисент. Вообще эта девица должна быть благодарна мне!

– Сомневаюсь, что она того же мнения, – рассмеялась Сесилия.

– Может, и нет, – ухмыльнулась Филиппа.

– Никогда не думала, что ты можешь быть такой коварной, – покачала головой Сесилия.

– Я тоже не предполагала, но мне это нравится.

– Только смотри, как бы королева не поймала тебя за такими проделками, – шепнула Сесилия, опасливо оглядываясь.

– Она никак не ожидает от меня ничего подобного. Я начну свою игру сегодня же вечером. В сумерки король устраивает пикник у реки. Слуги развесят бумажные фонарики, и, пока не стемнеет, мы будем стрелять из лука в мишени. Сэр Уолтер славится своей меткостью. Я буду целиться очень небрежно и окажусь самой плохой лучницей. Постараюсь устроиться рядом с ним. Как благородный рыцарь, он, конечно, не преминет мне помочь.

– Но ты превосходно стреляешь! – удивилась Сесилия.

– Однако он-то вряд ли об этом знает, – хмыкнула Филиппа. – А если и знает, притворюсь, что пыль в глаза попала.

– Увидев это, Миллисент лопнет от злости! – объявила Сесилия.

– Да. Но что она сможет сделать? Ведь свадьбу еще не назначили! И брачный контракт не подписан. Поверь, так оно и есть, иначе конца бы не было разговорам и хвастовству! Вряд ли она имеет право упрекать своего жениха! Бедняга! Не будь он таким напыщенным индюком, я почти пожалела бы его!

– Он и вправду настоящий индюк! – согласилась Сесилия. – Сомневаюсь, что ты сумеешь его завлечь! Ты не настолько важная особа, Филиппа!

– Да, но я была достаточно хороша для сына графа Ренфру, до того как он решил принять сан. Любопытство подвигнет сэра Уолтера на безрассудные поступки.

– Какое счастье, что Джайлз от тебя избавился! – поддразнила Сесилия. Филиппа со смешком шлепнула ее.

– Возможно, но он ранил мои чувства своей нечестностью и бессердечием! Зачем он тянул так долго? Думаю, Джайлз знал, чего хочет, по крайней мере уже с год! Но у него не хватило храбрости и искренности! Как он мог поставить меня в столь сложное положение?

– Все будет хорошо, – утешила Сесилия. – Значит, Господь не захотел вашего брака. Кстати, недалеко от лондонской дороги стали табором цыгане. Пойдем погадаем завтра утром? Джейн и Мэгги тоже собирались.

– Как интересно! Обязательно пойдем!

Во второй половине дня слуги принялись устанавливать столы на речном берегу. Придворные собирались обедать на свежем воздухе, и столы устелили белым полотном. На вбитых в землю столбиках развесили фонарики. В заранее вырытой яме жарился олень. Чуть подальше воздвигли мишени, а к берегу пришвартовали небольшие плоскодонки для тех придворных, которые захотят прокатиться по реке ранним вечером. На газоне установили небольшое возвышение и принесли стулья. Здесь будут сидеть королевские музыканты, чтобы двор смог насладиться сельскими танцами на траве. До конца мая осталось два дня, после чего двор переберется на месяц в Ричмонд, пока не настанет время летних переездов. Двор вернется в Лондон не раньше конца осени, поскольку городской воздух считался нездоровым и источником всяческих болезней.

Вернувшись в покои фрейлин, девушки умылись и переоделись, готовясь к вечерним развлечениям. Несмотря на скромное происхождение Филиппы, платья ее всегда отличались элегантностью, что признавали даже ее враги. И хотя особенно роскошными их было трудно назвать, зато шились они по последней моде. Хорошим вкусом Филиппы восхищались, а многие и завидовали.

– Не знаю, как ей это удается, – проворчала Миллисент, наблюдая за Филиппой и ее служанкой. – Она не может быть богатой. Мать ее, как мне сказали, простая фермерша и разводит овец. Вообще не знаю, как эта низкорожденная особа попала сюда!

– Ты ревнуешь, Миллисент! – покачала головой Энн Чамберс. – Отцом Филиппы был сэр Оуэн Мередит. Простой рыцарь, он был в большой милости у отца нынешнего короля, любившего его за глубочайшую верность и преданность дому Тюдоров. Он был валлийцем и служил Тюдорам с самого детства.

– Но ее мать – жалкая крестьянка, – упорствовала Миллисент.

– Ее мать – наследница огромного имения, – рассмеялась Энн, – и вряд ли ее можно назвать крестьянкой. Ходят слухи, что она оказала королеве огромное одолжение. Госпожа Фрайарсгейта провела часть юности при дворе в обществе двух королев, и обе называли ее другом. Так что, Миллисент, неплохо бы тебе помнить об этом. Филиппа Мередит уважаема и любима своими подругами. Я не знаю ни одного человека, который бы ненавидел ее или сказал бы о ней плохое слово! Поостерегись, чтобы тебя с позором не отослали домой!

– Я все равно скоро уеду, – фыркнула Миллисент.

– Значит, брачный контракт подписан? – оживилась Энн.

– Ну… почти. Есть несколько тонкостей, которые, как считает отец, должны быть улажены, прежде чем подписи будут поставлены. – Миллисент медленно поправила белокурую прядь. – Правда, он не сказал, в чем дело.

– А я слышала, – вмешалась Джейн Хокинс, – что сэр Уолтер в приданое за тобой хочет больше золота, чем предложил твой отец, и последнему пришлось идти к менялам, чтобы взять взаймы. Очевидно, ему до того не терпится избавиться от тебя, что он готов даже залезть в долги!

– Так вот в чем дело? – с невинным видом удивилась Энн Чамберс. – А я что-то слышала о нескольких бастардах, которых успел наплодить сэр Уолтер. Говорят также, что одна из пострадавших – дочь лондонского торговца, который обратился к королю с жалобой, прося компенсации за утерянную добродетель девушки, денег на содержание внука и имени сэра Уолтера для парнишки.

– Это гнусная ложь! – возмутилась Миллисент. – Сэр Уолтер – самый благородный и добродетельный из всех мужчин на свете. С тех пор как мы помолвлены, он и не смотрит на других девушек. Что же до остальных женщин, на которых он обращал внимание до знакомства со мной, то все они хитрые и жадные шлюхи, полностью заслужившие свою участь. И не смей повторять эту клевету, иначе я пожалуюсь нашей госпоже королеве!

Энн и Джейн, посмеиваясь, удалились. Они уже были посвящены в планы Филиппы относительно сэра Уолтера, тщеславного и напыщенного джентльмена, известного своей похотливой натурой, которую он тщательно пытался скрывать. Девушки намеренно дразнили Миллисент, зная, что теперь она глаз не спустит с сэра Уолтера, но ничего не сможет поделать, кроме как кипеть в бессильной злобе, когда он поддастся на уловки Филиппы, что обязательно произойдет. Ни одна из подруг Филиппы не считала ее способной на такие проделки, но со вчерашнего дня она резко изменилась. Все, конечно, понимали, как она страдает из-за недостойного поведения Джайлза Фицхью, и, кроме того, Миллисент получит по заслугам!

Филиппа уделила своей внешности больше внимания, чем обычно. Она была в лучшем положении, чем другие фрейлины, поскольку в ее распоряжении был лондонский дом дядюшки Томаса, где она хранила свой обширный гардероб. Девушкам выделялось крайне мало места для вещей, которые приходилось собирать за четверть часа, по срочному приказу, если королеве вдруг взбредет в голову немедленно перебраться в очередной дворец, где планировалось пробыть ближайшие несколько недель. Филиппа была достаточно щедра, чтобы поделиться нарядами с подружками: Сесилией, Мэгги Радклифф, Джейн Хокинс и Энн Чамберс. Ее служанка Люси всегда могла сбегать в дом сэра Томаса и принести все, что требуется.

Филиппа выбрала светлое платье персикового цвета из шелковой парчи, с низким квадратным вырезом, отделанным вышитой золотом лентой, и широкой юбкой колоколом. Верхние рукава были узкими, нижние – широкими, с подкладкой из шелковой парчи персикового цвета, под которыми виднелись еще одни, фальшивые, рукава из прозрачного шелка телесного цвета, со сборчатыми манжетами у запястья. С талии на длинной золотой цепочке свисал небольшой кошель из шелковой парчи. На голове красовался маленький французский чепец по моде, введенной Марией Тюдор, отделанный жемчугом и с короткой, свисающей на спину вуалью. Эта вуаль едва прикрывала роскошные рыжеватые волосы, спускавшиеся ниже пояса. На шее поблескивала тонкая золотая цепочка с кулоном, изготовленным из броши с изумрудами и бриллиантами, которую прислала бабушка короля, когда родилась Филиппа.

– Ты не надела камизу с высоким воротом, – заметила Сесилия.

– Не надела, – подтвердила Филиппа, лукаво улыбаясь.

– Но твои груди видны в вырезе! – нервно пробормотала подруга.

– Если я отправляюсь на охоту, нужно иметь достойную наживку.

Сесилия широко распахнула глаза.

– О, пожалуйста, помни о своей репутации! – умоляюще пробормотала она. – Понимаю, Джайлз жестоко тебя обидел, но потеря доброго имени – не лучший способ ему отомстить. Подозреваю, что ни один мужчина не стоит такой жертвы со стороны женщины.

– Судя по моему последнему разговору с Джайлзом, вряд ли ему есть дело до того, что со мной будет. Он никогда не любил меня, потому что любящий человек ни за что не поступил бы так с невестой! Если церковь значит для него больше, чем женитьба на мне, да будет так! Но он и не подумал о том, в какое ужасное положение ставит меня его поступок! Заботился только о себе, а этого я простить не смогу! Я хранила свою чистоту, надеясь на брак с ним. Не позволяла ни одному парню поцеловать меня, хотя остальные, как тебе известно, далеко не так строги! Скоро моя мать найдет мне богатого сквайра, или отчим привезет сына одного из своих шотландских друзей. Мне придется покинуть двор! Что из того, если я немного развлекусь? И какое значение имеет слегка подпорченная репутация? Сквайр или шотландец все равно ничего не узнают! Кроме того, клянусь потерять свою девственность исключительно в брачной постели, кто бы ни стал моим мужем!

– Ну, – нерешительно признала Сесилия, – ты действительно вела себя осмотрительнее, чем большинство из нас. А теперь, когда королевские прихлебатели благодаря кардиналу Вулзи впали в немилость, полагаю, будет вполне безопасно пококетничать с молодыми людьми при дворе.

– Начиная с сэра Уолтера, – кивнула Филиппа. – Я покажу этой маленькой сучке, как сплетничать за моей спиной. Интереснее всего, что, хотя она будет злиться на сэра Уолтера, ей все же придется идти под венец, поскольку обратной дороги нет, а Миллисент очень хочется обрести то положение, которое даст брак с ним.

– Бедный сэр Уолтер, – вздохнула добросердечная Сесилия. – Он женится на настоящей ведьме!

– А мне его не жаль! Он собирается жениться и в то же время при одном взгляде на мою обнаженную грудь готов забыть о невесте! Какое уж тут благородство? Он и Миллисент достойны друг друга! Надеюсь, они будут ужасно несчастливы!

– Неужели в тебе нет ни капли сострадания? – изумилась Сесилия.

Филиппа покачала головой:

– Абсолютно. Если в человеке нет порядочности, о каком сострадании может идти речь? Говорят, что мой отец был благородным и честным рыцарем. То же самое можно сказать о моем дядюшке лорде Кембридже и отчиме Логане Хепберне. Ни на что иное я не соглашусь.

– Ты стала жестокой, – заметила Сесилия.

– Нет, я всегда была именно такой, какая есть. Ты просто не замечала.

Глава 2

– Пойдемте, девушки, – позвала леди Брентвуд, помощница старшей фрейлины. – Пикник начинается. Королева сказала, что вы все можете гулять, кроме тех двух-трех, кто останется рядом с ней. Разумеется, вам придется дежурить по очереди.

Фрейлины, весело переговариваясь и смеясь, поспешили во двор. Пикник у реки считался прекрасным развлечением, а главное, в таких случаях об этикете предпочитали забывать. День выдался погожим. Небо сияло голубизной, и легкий ветерок играл лепестками цветов. Для претворения в жизнь ее плана было слишком рано, поэтому Филиппа вызвалась первой посидеть с ее величеством. Она еще не видела сэра Уолтера и надеялась, что он успеет немного выпить.

– Какая ты хорошенькая сегодня, дитя мое, – заметила королева. – И так похожа на свою мать в молодости!

Она держала на коленях извертевшуюся дочь: маленькую принцессу принесли из детской, разрешив присоединиться к развлечениям.

– Мэри, сиди спокойно, куколка, иначе папа рассердится!

– Не разрешите ли мне повести ее на прогулку, ваше величество? – вежливо осведомилась Филиппа. – Я могу немного поиграть с ней. Я всегда помогала маме присматривать за младшими сестрами и братьями.

Королева облегченно вздохнула:

– О, Филиппа, как ты добра! Сегодня прибудет французский посол, чтобы посмотреть на Марию, а потом написать своему хозяину, королю Франциску, о том, что видел. Теперь, когда она помолвлена с дофином, французы считают своей обязанностью следить за ее успехами. Хотя… я бы предпочла обручить ее со своим племянником Карлом. Да, уведи ее и постарайся, чтобы она не испачкалась.

– Сделаю что могу, мадам.

И, протянув руку маленькой принцессе, попросила:

– Пойдемте, ваше высочество. Мы немного погуляем и хорошенько разглядим чудесные платья придворных дам.

Трехлетняя Мария Тюдор, хорошенькая малышка с рыжеватыми волосами и серьезными глазами, одетая в точную копию наряда матери, соскользнула с коленей королевы и послушно сжала пальцы Филиппы.

– Ты одета лучше всех, – объявила она. Для своих лет она была чрезвычайно умна и, несмотря на детский возраст, могла объясняться на английском и латинском.

– Благодарю, ваше высочество, – кивнула Филиппа.

Они направились к берегу, где девочка оживилась при виде лодок.

– Пойдем. Я хочу покататься.

– А вы умеете плавать, ваше высочество?

– Нет, – покачала головой малышка.

– В таком случае нам нельзя садиться в лодку. Это только для тех, кто умеет плавать.

– А ты? Ты умеешь?

Странно взрослые глаза в упор смотрели на Филиппу.

– Умею, – улыбнулась она.

– А кто тебя научил? – допытывалась принцесса.

– Человек по имени Патрик Лесли, граф Гленкирк.

– Где?

– На озере, в землях моей матери. Он научил и моих сестер, Бэнон и Бесси. Мы считали наше озеро холодным, но он утверждал, что это чепуха, а действительно ледяная вода в озерах Шотландии. Однажды я была в Шотландии, но так и не посмела окунуться в воду.

– Моя тетя Мег – королева Шотландии, – сообщила маленькая Мария.

– Уже нет, – поправила Филиппа. – Овдовев, она второй раз вышла замуж и теперь считается всего лишь матерью короля. Но я вместе со своей матушкой появилась при дворе, еще когда леди Маргарита была королевой. Чудесное было время! И прекрасный двор!

– Лучше, чем у папы? – лукаво поинтересовалась принцесса.

– На земле нет двора более великолепного, чем у короля Генриха! – поспешно воскликнула Филиппа. – Вы прекрасно знаете, ваше высочество, что ваш папа – самый могущественный и прекрасный король во всем христианском мире.

– Какая восхитительная лесть! – раздался голос короля.

Филиппа покраснела от смущения.

– Папа! – воскликнула девочка, бросаясь в объятия отца.

– А как поживает самая прекрасная в целом мире принцесса? – осведомился король, ущипнув дочь за розовую щечку. Ребенок счастливо прыснул, но взор короля уже был устремлен на Филиппу. – Ты дочь Розамунды Болтон, не так ли?

Кровь Христова, какая же милочка! Это хорошенькое невинное личико, как по волшебству, унесло его в прошлое.

– Да, ваше величество.

Филиппа боялась посмотреть на него. Вообще неучтиво таращить глаза на короля, и он этого не любит.

Генрих протянул руку и приподнял подбородок девушки.

– Ты так же прелестна, как твоя мать в этом возрасте. Я знавал ее в те времена!

– Да, ваше величество, она мне рассказывала! – со смехом вырвалось у Филиппы. Пришлось прикусить губу, чтобы не опозориться окончательно. Но король не рассердился. Тихий смешок с рокотом вырвался из широкой груди, прикрытой богато вышитым драгоценными камнями бархатным камзолом.

– Ах вот как? Значит, тебе все известно? Впрочем, тогда я был совсем мальчишкой, непоседливым и озорным.

– А кроме того, речь шла еще и о пари, – лукаво напомнила Филиппа.

Король громко хмыкнул:

– Так оно и было, мистрис Филиппа, а моя бабушка забрала выигрыш и опустила в кружку для бедных в Вестминстере. И тогда я усвоил, что нельзя позволять гордости брать верх над разумом, а прежде чем заключать пари, нужно хорошенько подумать, – объяснил он, опуская дочь на землю. – Я слышал, что младший сын Ренфру решил принять сан. Мне очень жаль.

Слезы вновь обожгли глаза девушки, и она поспешно провела по ним рукой.

– Такова воля Господня, – промямлила она не слишком убедительно.

Король покачал головой:

– Если я смогу помочь, мистрис Филиппа, вам достаточно только попросить. Я все еще не исключил вашу мать из числа своих друзей, хотя она и вышла за дикаря шотландца.

– Благодарю, ваше величество, – сказала девушка. – Но не стоит думать плохо о моем отчиме. Логан Хепберн – хороший человек.

Король кивнул:

– Отведи мою дочь к матери, и можешь немного развлечься с подругами, Филиппа Мередит. Таков королевский приказ! Знаешь, девочка, – неожиданно улыбнулся он, – я помню и твоего отца. Он тоже был прекрасным человеком и одним из самых преданных слуг дома Тюдоров. И его дети находятся под моим покровительством. Не забывай этого, Филиппа Мередит. А теперь беги! Сегодня последний день мая, и настало время повеселиться.