Розамунда, любовница короля

– Но это будет не слишком скоро? – взволнованно пробормотала девушка.

– Думаю, сентябрь – самый подходящий месяц для путешествия, – ответил он, снова улыбаясь. Она боится. Еще бы! Любая бы на ее месте испугалась. И хотя это кажется заманчивым приключением, Розамунда Болтон не похожа на особу, пускающуюся в приключения. Она девушка порядочная. И очень практичная, как он уже успел заметить.

– Тогда я доверяю вам свою судьбу, сэр рыцарь, – ответила она наконец. – Но разве король не ожидает вас раньше?

– Нет, девочка, – усмехнулся Оуэн. – Я всего лишь один из многих слуг короля. Просто известен своей надежностью и верностью, поэтому мне чаще дают поручения. При дворе знают, что я вернусь, когда выполню свои обязанности. В остальном я вряд ли так уж важен для государственных дел.

– Рыцарь – и не важен? – недоуменно протянула она.

Сидевшие за столом мужчины слушали так же внимательно, как сама Розамунда. Только Генри уже совершенно ничего не соображал. И Эдмунд, и Ричард, хотя и радуясь, что Розамунда избавилась от Генри, гадали, правильное ли решение принял Хью, отдав жену под защиту незнакомых людей. Они дружно подались вперед, жадно ловя каждое слово сэра Оуэна.

– Как и ваш покойный муж, я всего лишь младший сын у отца. Самый младший. Мать умерла, дав мне жизнь. Отец скончался, когда мне было тринадцать. Мое семейство живет в Уэльсе. Я служил у Джаспера Тюдора, дяди короля, с шести лет, сначала пажом, потом оруженосцем. После битвы при Стоуке меня посвятили в рыцари.

– Сколько лет вам было тогда? – поинтересовался Эдмунд.

– Чуть больше пятнадцати.

Эдмунд и Ричард переглянулись и молча согласились, что этому спокойному, мягкому человеку можно доверить заботу о Розамунде.

– Вы, должно быть, устали, сэр, – заметила девушка, вспомнив свои обязанности хозяйки. – Один из слуг проводит вас в спальню. Мы рады видеть вас во Фрайарсгейте.

Отвернувшись, она приказала слуге:

– Отведи моего дядю в его покои, Питер, а потом возвращайся и уложи моего кузена в постель. Добрые господа, я оставляю вас допивать вино. День для меня выдался долгим и печальным.

Она поднялась, присела в реверансе и тихо удалилась.

– Она всю ночь молилась у гроба мужа, – заметил Эдмунд сэру Оуэну.

– Она добрая христианка, сэр, – вторил Ричард.

– Однако слишком молода, чтобы так хорошо сознавать свой долг. Ей же всего тринадцать! – воскликнул Мередит.

– Исполнится в последний день месяца, – кивнул Эдмунд.

– Мать короля овдовела в тринадцать, будучи на шестом месяце беременности, – пояснил сэр Оуэн. – Леди Маргарет – женщина удивительная. Думаю, в то время она очень походила на вашу племянницу.

– Розамунда совсем неопытна, – вздохнул Эдмунд.

– Ее чему-нибудь учили? – поинтересовался рыцарь. – При дворе лучше всего преуспевают хорошо образованные люди.

– Хью научил ее читать и писать. Отец Бернард – церковной латыни. Она превосходно знает математику и последние два года сама ведет все счета Фрайарсгейта. Розамунда куда образованнее большинства деревенских девушек, сэр. Чего ей недостает?

– Я научу ее французскому и светской латыни, – пообещал сэр Оуэн. – Она владеет каким-то музыкальным инструментом? Молодой принц Генри прекрасно сочиняет музыку и стихи. Мальчик он поразительный. Отец рассчитывал, что в один прекрасный день он станет архиепископом Кентерберийским. Теперь же, после смерти принца Артура, ему предстоит стать королем. Правда, король не наставляет его в обязанностях правителя. Возможно, он слишком цепко держится за трон и власть над сыном, – признался сэр Оуэн и, вспыхнув, добавил: – Пожалуй, ваше превосходное вино ударило мне в голову. Пора найти свою постель и хорошенько выспаться.

Он встал и последовал за слугой.

Братья вновь наполнили чаши из кувшина на столе и долго сидели молча. Наконец Ричард спросил:

– Ты все знал о планах Хью?

– Немного, – признался Эдмунд. – Он только сказал мне, что имеет могущественного друга и сделает доброе дело, отдав Розамунду ему на попечение. И что с ее красотой и богатством он без труда найдет ей хорошего мужа, а выгодный брак добавит блеска нашему имени. Я понятия не имел, что этот друг окажется королем. Когда Хью понял, что скорее всего больше не оправится, немедленно послал гонца на юг. Думаю, он хотел мне все рассказать, но смерть пришла раньше.

– Ты не ожидал, что он скончается? – удивился Ричард.

– Ожидал, конечно, но не так скоро. Розамунда считает, что тут каким-то образом замешан Генри, но доказательств я найти не смог. Все же, согласись, совпадение странное: стоило приехать Генри, и Хью умирает. Генри явился, чтобы заставить Хью передать Розамунду в его заботливые руки. Вряд ли он был доволен прямотой и дерзостью племянницы. Он наверняка обвинил во всем Хью.

– Думаешь, наш брат в самом деле имеет какое-то отношение к смерти Кэбота? – спросил священник. Эдмунд вздохнул.

– Не хотелось бы верить этому, но не могу сказать, что считаю его полностью невиновным. Только независимо от того, что думаем мы с Розамундой, доказательств все равно нет.

Ричард понимающе кивнул.

– Но можно ли без опаски позволить нашей племяннице ехать ко двору? – протянул он.

– Хью желал своей жене исключительно добра. Она становится женщиной, Ричард. Мейбл сказала, что у нее начались месячные. Она девственна. Следующий ее брак будет осуществлен на деле, и она сможет родить наследников для Фрайарсгейта. Сын Генри еще мал. Если Розамунду принудят его ждать, ей будет уже двадцать, когда ему только-только исполнится двенадцать. Пусть лучше едет на юг, а когда вернется с мужем, вольет новую кровь в жилы Болтонов из Фрайарсгейта. К тому же нашему братцу давно пора забыть о землях Розамунды. Они принадлежат только ей, и никому больше.

– Когда она уедет и увидит, что за стенами Фрайарсгейта существует иной мир, может, и не захочет сюда вернуться, – задумчиво сказал священник.

– Нет, Розамунда обязательно вернется и останется здесь. Она черпает силу от Фрайарсгейта, братец, – заверил Эдмунд.

– Завтра я отправляюсь в аббатство Святого Катберта, – сообщил Ричард. – Но только после того, как провожу Генри. Представляю, как у него будет трещать голова с похмелья! Он выпил сегодня больше обычного и проснется в надежде, что все это было только сном и что Розамунда по-прежнему остается в его лапах. Конечно, это не по-христиански, но я искренне наслаждаюсь его муками. Кстати, надеюсь, ты дашь мне знать, когда Розамунда уезжает, чтобы я смог приехать и попрощаться с племянницей.

– Обязательно, – пообещал Эдмунд.

– В таком случае спокойной тебе ночи, брат, – сказал священник, вставая. – Доброго сна. Пусть тебе явятся светлые ангелы.

Он вышел из зала, причем длинные полы сутаны едва шелохнулись, такой плавной была его походка. Белый пояс ярко выделялся на черном фоне.

Мейбл, сидевшая у очага, тоже поднялась и подошла к мужу.

– Тебе следовало рассказать ему, – укорила она.

– Но ты же сидела не настолько далеко, чтобы не слышать моих слов! Я говорил правду: Хью держал свои планы при себе, и был прав. Генри может вопить, жаловаться, взывать к небесам, но не сумеет доказать сговора между мной и Хью.

– Он будет кричать об этом на всех углах, но если ты был откровенен со мной, муженек, тогда ему и вправду ничего не удастся сделать. Точно так же, как мы не в силах доказать его причастности к смерти Хью, – парировала Мейбл.

– Ты должна поехать с ней, – заметил Эдмунд.

– Знаю, – кивнула Мейбл, – хотя мне тяжело покидать тебя. Все же это не навсегда, да и ты человек, которого больше интересуют свои обязанности, а не хорошенькие ножки! Тебе, Эдмунд Болтон, я могу доверять, и, кроме того, есть немало доброхотов, которые немедленно сообщат мне, если ты свернешь с дороги добродетели.

Эдмунд, фыркнув, обнял жену.

– А ты, дорогая? Поддашься придворным соблазнам?

– Я? – оскорбленно ахнула Мейбл.

– Почему бы нет? Ты женщина привлекательная, а твоя улыбка чарует мужчин.

– Льстец!

Она шутя шлепнула его и мило покраснела.

– Моя единственная забота – безопасность и счастье Розамунды. Я должна убедиться, что ей больше не навяжут нежеланного брака с целью завладеть ее наследством.

Эдмунд Болтон кивнул.

– Да, – сказал он, – но ей нужно уметь постоять за себя. Мы не хотим, чтобы она вышла замуж за кого-то вроде моего брата Генри.

– Не дай Бог! – воскликнула Мейбл. – Ты прав, я научу ее постоять за себя. К тому же, я думаю, никто не станет принуждать ее сразу после приезда. Розамунда не настолько важная особа, чтобы сильные мира сего волновались за ее судьбу. Она присоединится ко двору королевы и будет делать то, что от нее требуется. На нее никто не обратит внимания, пока кому-то из придворных не понадобится богатая жена.

– И ты, моя дорогая, будешь все время рядом, чтобы наставлять ее, – заметил Эдмунд, улыбнувшись своей мудрой женушке.

– Обязательно, Эдмунд, – пообещала Мейбл.

Утром Генри Болтон медленно приковылял в зал, держась за голову, как и предсказывал брат. Голова раскалывалась от боли, и он почти забыл о приезде сэра Оуэна.

– Где Розамунда? – пробурчал он. – Она должна ехать со мной.

Он уселся за стол и вздрогнул при виде корки каравая, полной горячей овсянки.

– Разве ты не помнишь? – тихо спросил Ричард. – Опекуном нашей племянницы стал сам король. В конце лета она поедет ко двору вместе с рыцарем, которого он за ней прислал.

– Я думал, это мне приснилось, – мрачно признался Генри. – Ричард, ты знаешь законы. Нельзя ли оспорить то, что сделал Хью? Неужели ты хочешь, чтобы наша племянница покинула Фрайарсгейт и была насильно выдана замуж за чужака?

– Пока о замужестве речи не идет, – возразил священник.

– Но когда-нибудь они захватят ее наследство, – почти простонал Генри, отодвигая корку.

– Это ты пытался его захватить, – спокойно возразил Ричард. – После смерти Гая и Филиппы ты делал все, чтобы сохранить власть над наследством, принадлежавшим Розамунде. Сначала выдал ее за своего сына. Потом за Хью Кэбота. Теперь пытался вынудить ее обручиться со вторым сыном, пятилетним ребенком. Тебе безразлична Розамунда. Важно только то, чем она владеет. Хью был прав, когда решил отослать ее. Пусть она повидает мир, встретится с людьми могущественными и богатыми. Наша племянница – необыкновенная девушка, Генри. Может, ей повезет влюбиться в того человека, которого выберут в мужья. Или она обзаведется влиятельными друзьями, что пойдет на пользу семье. Надеюсь, что она вернется сюда по-прежнему молодой и счастливой. Но кто бы ни стал ее мужем, уверен, что ей будет с ним куда лучше, чем в твоих лапах. А теперь поезжай в Оттерли и занимайся своими делами. Тебе нужно кормить троих сыновей и трех дочерей. Может, ты будешь рад узнать, что сестра Джулия здорова и процветает в своем монастыре.

В желудке Генри все перевернулось. Тошнота подкатила к горлу.

– Джулия, – пробормотал он, – получила приданое, когда поступила в монастырь Святой Маргариты.

– Твоя старшая дочь примет постриг через несколько лет, братец. Я ожидаю, что к тому времени ты внесешь кругленькую сумму в благодарность за уход и обучение. Тех денег, что ты дал ей тогда, едва хватало на ее содержание. Монастырь Святой Маргариты небогат. Она же – достойная христианка и хорошая девушка.

– Она родилась уродиной, – презрительно фыркнул Генри. – Девочки Мейвис – настоящие красавицы, и им нужно приданое.

– Которое ты, вне всякого сомнения, собирался выкачать из Фрайарсгейта, – сухо заметил Ричард. – Земли Оттерли богаты и плодородны, хоть их и немного. Ты же не один год подряд беззастенчиво забирал отсюда скот, так что твои стада сейчас, должно быть, огромны. Добейся лучших доходов, и твои девочки получат приданое, которое заслуживают. Они еще дети, а ты всегда был трудолюбив. Ты же Болтон, Генри. Где твоя гордость? Похоже, ты растерял ее, пытаясь завладеть тем, что тебе не принадлежит.

– Должно быть, священнический сан заставил тебя забыть свое происхождение, бастард?! – прорычал Генри.

– Наш отец пролил семя в лоно своей любовницы. Это правда, Генри, но наш Отец небесный сделал меня равным любому человеку. Я также желал бы напомнить тебе, что и твой отец, и твоя мать любили всех сыновей, законных и незаконных, – парировал священник.

– Ты, наверное, хочешь пораньше отправиться в Оттерли, – вмешался Эдмунд. – Приказать кухарке завернуть вам в дорогу хлеба и мяса? А вот и твой сын…

– Я голоден! – громко объявил Генри-младший, поднимаясь к высокому столу. – Моя мать всегда дает мне по утрам овсянку со сливками.

– Твоей матери здесь нет! – рявкнул отец. – Мы уезжаем.

– Но я голоден, – повторил малыш.

– Тогда садись и доедай то, что мне в глотку не лезет!

Он схватил сына за шиворот и почти швырнул на скамью. Генри-младший опустил ложку в кашу, стоявшую перед отцом.

– Она холодная, – проныл он.

– Тогда не ешь! – заревел Генри.

– Но я голоден!

– Принесите мастеру Генри горячей овсянки, – приказала Розамунда, входя в зал. – Дядя, выпей вина. Голова сразу пройдет. Отец Ричард, спасибо за утреннюю службу. Так приятно снова слышать мессу в нашей маленькой церкви.

– Не хочешь ли, чтобы я послал тебе священника, племянница? – спросил тот. – В нашем аббатстве есть один юноша, который прекрасно тебе подойдет. В таком поместье, как Фрайарсгейт, без священника нельзя. Небольшое вознаграждение, стол и крыша над головой вполне удовлетворят отца Мату.

– Мата? – с подозрением переспросил Генри. – Это шотландское имя.

– Верно, – согласился Ричард.

– Шотландец во Фрайарсгейте? Да ты с ума сошел! – завопил Генри. – Неужели не знаешь, что шотландцам доверять нельзя?

– Он священник, Генри, – последовал спокойный ответ.

– Священник или не священник, но и у него найдется родня или члены его клана, готовые украсть наших овец и скот! Я не позволю, Ричард!

– Мата – сын шотландской рабыни и английского солдата, – пояснил Ричард. – Он вырос в аббатстве и ничего не знает о кланах. Его мать умерла родами. Он такой же англичанин, как мы с тобой. Перед смертью мать попросила, чтобы его назвали шотландским именем Мата, вместо английского Мэтью, чтобы он помнил о своем наследии. Мата – скромный молодой человек и станет верно служить Фрайарсгейту.

– Кроме того, дядя, решения здесь принимаешь не ты, – объявила Розамунда. – Эдмунд, что ты думаешь?

– Было бы неплохо, если бы у нас снова появился священник. Нужно обвенчать несколько пар и окрестить немало детишек.

– Но шотландец! – снова воскликнул Генри. Эдмунд пронзил родственника свирепым взглядом.

– Ричард говорит, что этот священник подойдет для Фрайарсгейта. Когда это наш брат был неверен Болтонам?

– Я с радостью встречу отца Мату, – спокойно вставила Розамунда.

– Он скоро прибудет, племянница, – с улыбкой пообещал Ричард.

– У меня много работы, дядя, – обратилась девушка к Генри. – Нужно выдать зерно на посев, и я должна за всем присмотреть. Желаю тебе благополучной поездки. Передай привет своей доброй жене и моим маленьким кузенам. И ты прощай, мальчик. Будь здоров.

Она кивнула родственникам и поспешно ушла.

– Хорошо, что мне больше не надо на ней жениться, – пробормотал Генри-младший с полным ртом, продолжая жадно пожирать овсянку.

– Заткнись, недоумок! – бешено взорвался отец, судорожно сжимая в руках чашу с вином. Вопреки обещаниям Розамунды лучше ему не стало.

Глава 4

Оуэн Мередит немало удивился, узнав, что, хотя его молодая хозяйка не очень образованна, по меркам двора, все же обладает немалыми знаниями. Про себя он думал, что она нигде, кроме Фрайарсгейта, не будет поистине счастлива. Розамунда Болтон казалась неотъемлемой частью поместья. Несмотря на молодость, ее уважали и работники, и арендаторы. Этому немало способствовали ее дядя Эдмунд Болтон и покойный муж, Хью Кэбот. С отъездом Генри это стало особенно заметно. Отныне все делалось лишь во имя Розамунды, что укрепляло ее позицию хозяйки Фрайарсгейта.

С самой весны Оуэн зачарованно наблюдал, как тщательно она вникает в каждую мелочь. Фрайарсгейт был настоящим натуральным хозяйством, где выращивалось несколько сортов зерна, овощей и фруктов. Именно Розамунда решала, какие поля засеять, а какие оставить под паром, когда обрезать плодовые деревья, каких коров и лошадей продать, каких оставить на молоко и мясо, а каких и обменять. По предложению Хью Розамунда стала выращивать лошадей. Но самым большим источником дохода были овцы, ибо шерсть Фрайарсгейта высоко ценилась.

На землях поместья стояли небольшая мельница, где постоянно жил мельник, церковь и дом священника, который сейчас чистился и ремонтировался в ожидании прибытия отца Маты. На лугах паслись овцы, лошади и коровы. Был и лес, как господский, так и общинный, и общинные пастбища, так что обитатели Фрайарсгейта могли охотиться, ловить рыбу и пасти свой скот. Большинство когда-то были сервами, но дед Розамунды освободил их. Несколько семейств покинули Фрайарсгейт, чтобы искать счастья в других краях, но остальные не захотели расставаться с родными местами. И хотя поместье принадлежало людям незнатным, все же считалось очень большим владением, а его молодая госпожа – богатой наследницей. Воды здесь хватало, поэтому и земля, и животные всегда были напоены. Розамунда быстро усвоила, что скот нужно перегонять с одних пастбищ на другие, чтобы трава росла равномерно и земля не слишком истощалась. Так что Фрайарсгейт никогда не был бедным, а в последнее время просто процветал. Ни одно крестьянское семейство не обходилось без коровы, свиней и птицы. Обитатели Фрайарсгейта были бесконечно преданны Болтонам, добровольно соглашаясь отдавать работе на них три дня в неделю, как в прежние времена. У селян были также свои наделы, где они выращивали собственное зерно, и в урожайные годы они даже продавали излишки. Если же возникали споры, Розамунда с помощью Хью и Эдмунда старалась их разрешить.

Оуэн Мередит, воспитанный среди знатных людей, уже забыл о существовании таких имений. Детство до переезда во дворец Джаспера Тюдора тоже помнилось ему плохо. Поэтому он с невероятным интересом наблюдал, как умело выполняет Розамунда свои обязанности хозяйки богатого поместья, причем с такой легкостью, что со стороны это казалось делом совсем несложным. Однако он понимал, что это не так. Ей приходилось очень нелегко, тем более что каждый день после обеда он обучал новую подопечную короля французскому и светской латыни, на которой говорили и писали при дворе. Иностранные языки трудно давались Розамунде, но она старалась изо всех сил, с такой решимостью, что Оуэн от души радовался. До сих пор у него вызывали восхищение только мать короля Маргарет Бофор, графиня Ричмонд, известная как Достопочтенная Маргарет, и его жена, Элизабет Йорк, женщины уже не очень молодые, обладавшие достаточным жизненным опытом, и все же эта юная девушка чем-то походила на обеих. То же чувство долга и внешняя мягкость, как у Элизабет, те же решительность и преданность, как у Достопочтенной Маргарет. Он понял, что беспокоится, сумеет ли провинциальная девушка вроде Розамунды, не имея ни титула, ни влиятельных родственников, прижиться при дворе Генриха VII. И тут вдруг сообразил, что его единственная обязанность – доставить Розамунду ко двору и на этом их отношения закончатся. Это почему-то расстроило Оуэна.

Лето подходило к концу. Настал Ламмас[2], а вместе с ним и начало жатвы. Ламмас был праздником, в котором главную роль играл хлеб. На рассвете Розамунда вышла из дома с миской хлебных крошек из каравая, пролежавшего целый год, и скормила их птицам.

Арендаторы были приглашены на обед, состоявший в основном из хлебных и мучных блюд. Подавали хлебный пудинг с орехами, сыром и яйцами, овечий желудок, фаршированный хлебом, овощами, яйцами, сыром и свининой, мортрюс – мясное блюдо с яйцами и хлебными крошками, ячменные лепешки с пахтой, большой круг сыра и сидр с пряностями и плавающими в нем яблоками.

Когда все поели, начались игры. На лугу мужчины гоняли мочевой пузырь овцы, набитый шерстью. Смысл состоял в том, чтобы перекинуть импровизированный мяч с одного конца луга на другой. Лучники метали стрелы в соломенные мишени, установленные перед домом. Победителю подносили большую кружку эля. Когда день стал клониться к закату, все вернулись в зал, где замужние женщины сидели за игрой, названной «Принеси выигрыш в дом». Каждой рассказывалась воображаемая неприятная история о ее муже, и участницы должны были обернуть ситуацию в свою пользу. Женщину, добившуюся этого и сумевшую развлечь слушательниц, объявляли победительницей и награждали синей шелковой лентой.

В конце праздника всем участникам дарили хлебцы из муки нового урожая с маленькими, вставленными в них свечками.

На следующий день Оуэн завел с Розамундой разговор об отъезде.

– Вы должны назначить дату нашего путешествия, миледи, – тихо сказал он, когда они сидели в зале за уроком французского. Он и обратился к ней на этом языке.

Она вскинула растерянные глаза, и Оуэн понял, что она сообразила, о чем идет речь. Но девушка тут же попросила:

– Пожалуйста, говорите со мной на нашем добром английском языке. Я не разобрала ни единого слова.

– Ах, маленькая обманщица, – добродушно пошутил он, по-прежнему на французском. – Ты прекрасно поняла меня, Розамунда.

– Вовсе нет! – вскричала она, но тут же в ужасе зажала рот рукой, осознав, что разоблачена, и обреченно пробормотала по-английски: – Назавтра после Дня святого Михаила[3].

– Но это еще почти два месяца, Розамунда!

– Вы сказали, что король в вас не нуждается, сэр. Что вы не важная персона. Как и я. Король просто выполняет свой долг перед Хью Кэботом. Почему нам вообще нужно ехать?

– Потому что, если мы останемся, твой дядя может обратиться к королю с просьбой об опекунстве, – тихо объяснил он. – Эту петицию может увидеть не король, а один из его секретарей, который не задумается выжать деньги из Генри в обмен на помощь. Только и всего! Генри Болтон вновь завладеет тобой и поместьем, а мальчишка станет твоим мужем. Если ты действительно желаешь этого, я вернусь на юг, обо всем доложу королю, и дело сделано. Но если предпочтешь исполнить желания мужа, перестань бояться неведомого и едем со мной.

Зеленовато-карие глаза вопросительно глядели на девушку.

– Но в День святого Михаила я по традиции нанимаю слуг на будущий год и плачу им, – прошептала она.

– Это сделает Эдмунд. Первого сентября, Розамунда.

– Слишком скоро!

Она поспешно сморгнула слезы.

Оуэн Мередит скрипнул зубами, стараясь ожесточить свое сердце против женских хитростей. Ах уж эти дамы! Всегда плачут, когда стараются добиться своего.

– Вовсе нет. У тебя почти целый месяц, чтобы собрать вещи и передать дела Эдмунду и остальным. Ты знала, что этот день приближается. Я здесь уже почти четыре месяца, Розамунда, и не был при дворе почти пять. Пора. Подумай о Мейбл. Она тоже должна приготовиться. Пойми, она покидает мужа ради тебя!

– Я никогда еще не уезжала из дома, – всхлипнула Розамунда, и Оуэн понимающе кивнул. – Мне не очень страшно, просто я не из тех девушек, кому по душе приключения.

– Какое же это приключение? Всего лишь путешествие от Фрайарсгейта до королевского двора. А в хозяйстве королевы жизнь течет тихо, мирно. У тебя будут свои обязанности, и твои дни будет заполнены только ими. Так что никаких особенных волнений не предстоит. Единственная разница в том, что там ты не будешь хозяйкой.

– Но когда я снова вернусь домой? – жалобно пробормотала Розамунда.

– Через определенный срок королева может позволить тебе навестить Фрайарсгейт. Или приедешь с мужем, выбранным тебе королем. Ты ведь понимаешь, что рано или поздно снова придется выйти замуж, возможно, за человека, которого выберет сам король.

– Иными словами, мне снова навяжут супруга, – раздраженно отрезала она.

– Таковы обычаи света, Розамунда, – пожал плечами Оуэн.

– Я надеялась, что на этот раз выйду за человека, которого полюблю, – призналась девушка.

– Возможно, так оно и будет, – пообещал он. – А вдруг ты со временем полюбишь выбранного тебе мужа? Но как бы то ни было, нужно исполнять свой долг, Розамунда. Я давно понял, что ты именно такова.

– Да, сэр, – кивнула она. – Все же было бы неплохо, если бы мне удалось последовать девизу нашей семьи – Tracez votre chemin.

– Сам прокладывай себе путь. Хороший девиз, и кто знает, моя прекрасная дева, может, ты и сумеешь проложить свой путь. Никому не известно, что принесет завтрашний день. Несмотря на нашу нелюбовь к переменам, жизнь полна сюрпризов. Я скажу Эдмунду Болтону, что мы покидаем Фрайарсгейт первого сентября. Ну как?

– Хорошо, – нерешительно протянула девушка. – Сколько телег взять для вещей?

– Всего одну вьючную лошадь. Видишь ли, – пояснил он, – при дворе у тебя наверняка не будет своих покоев. Вы с Мейбл станете спать в большой комнате вместе с фрейлинами королевы и их служанками. Маленький сундук – это все, что у тебя будет. Нужно уметь быстро складываться, поскольку двор постоянно переезжает с места на место. Король и королева никогда не остаются надолго в одном дворце. То и дело перебираются из Лондона в Гринвич, Ричмонд, Виндзор и обратно. А летом их величества привыкли навещать поместья своих благородных подданных. Если пригласят и тебя, ты все три месяца проведешь в дороге. Повезет, если останешься в каком-нибудь из дворцов. Тогда хоть спать будешь в постели.