Смертельная цена успеха

Тут она увидела его глаза – безжизненные, стеклянные. Наверное, такие же глаза у дьявола. Кто знает, может, она на самом деле повстречалась с дьяволом? Тогда все ее попытки убежать напрасны. Он всегда будет впереди, он всегда догонит…

Чужие пальцы дотронулись до ее горла, погладили кожу от подбородка вниз, затем вверх. Погладили с нежностью. Инга всегда ужасно боялась щекотки, но от прикосновений этих пальцев она заледенела. И поняла: ее короткая жизнь оборвется именно сегодня, сейчас. А не пойди она «разумным» коротким путем, пришла бы домой. Пусть и позже, но пришла бы. Выслушала бы нотации, лишилась бы бала, но осталась бы живой. Теперь она ничего не будет бояться, потому что ее не станет. И тогда она закричала, думая, что ее услышит весь город. Но даже он – дьявол перед ней – не услышал ее сдавленного шепота:

– Помогите!..

Затем Инга ощутила на своих губах смертельный вкус его губ…

* * *

Оленька сидела на каменном выступе ограды, ежась и стуча зубами от холода.

Она промокла до нитки, выплакала все слезы, ее лихорадило. Но при воспоминании, что ей пришлось увидеть собственными глазами, рыдания возобновлялись, правда, уже без слез. Ослабевал и поток с неба, видимо, у небес тоже иссяк запас влаги. Что ж, в конце концов, все когда-нибудь иссякает, даже жизнь. Однако расставаться с жизнью Оленька не помышляла. Правда, в ее голове мысли путались, возникали и тут же пропадали многочисленные реальные и нереальные планы, но то, что они хотя бы были, показывало, что она не сошла с ума. На первом месте для нее сейчас стояла мысль о возмездии. Без него – возмездия – невозможна дальнейшая жизнь, планы и все прочее.

Оленька вспомнила об одежде докторши, которую она покидала в свою сумку, и вернулась к зданию больницы, где есть свет и можно подробно разглядеть конфискованные вещи. Она доставала из сумки их по одной и рассматривала с брезгливостью, попутно соображая, как использовать трофей.

Брюки сейчас носят большинство врачей и медсестер, на брюках не написано, кому они принадлежат. Сама Оленька на работе отдает предпочтение белым халатам, ставшим символом медицины. Но не одни брюки, туфли и трусики прихватила она – оказывается, еще и курточку. А вот на курточках обычно ставят метку. Есть! Имя, отчество и фамилия выведены полностью на прямоугольнике визитки-бейджика, а визитка приколота к нагрудному кармашку. И кармашек тоже с обратным адресом – на нем аккуратно вышиты инициалы. Медицинских работников отличает аккуратность во всем. Даже совершать половой акт они предпочитают в стерильных условиях – прямо на рабочем месте. Отбросив эту неуместную сейчас мысль, Оленька зловеще усмехнулась: в своем умопомрачении она прихватила полный комплект одеяния докторши! Интересно, как соблазнительница ее мужа отправится назад в свое отделение? В одной кофтенке, с голой попой и в чулочках на «окорочках»? Забавно было бы на это посмотреть. Но нет, назад Оленька не вернется.

А вернулась она к ограде. С той же аккуратностью, свойственной медработникам, развесила вещи докторши на острых прутьях. Трусики приколола к кармашку визиткой. Хорошие новшества ввел главврач – обязал медицинский персонал носить визитки, чтобы больные знали, с кем имеют дело. Оленьке визитка сослужит хорошую службу. Завтра персонал больницы пойдет на работу и остановится у галереи медицинской одежды и белья. Люди здесь работают умные, без слов догадаются, почему пикантная деталь женского одеяния нескромно «украшает» ограду. Представив лица сотрудников больницы от главврача до санитарки, читающих визитку, Оленька расхохоталась. Но недолго длился ее смех, ведь все равно она чувствовала себя проигравшей. Такого омерзения, подавленности и отчаяния Оленька не испытывала ни разу в жизни.

Она вымыла в луже руки, которыми брала одежду докторши, и медленно побрела домой. Домой? Нет, в то место, где она была так счастлива целых семь месяцев, не знала, что ее счастье – всего лишь мираж, Оленька не вернется. Да, все когда-нибудь кончается, счастье тоже, оно тем более не может длиться вечность, потому что вечного счастья не бывает.

Оленька брела под дождем без зонта, который оставила в больнице, брела вдоль обочины асфальтированной дороги. В это время суток редкий автомобиль проезжал мимо, вспенивая лужи и ручьи у края дороги. Что и говорить – второй час ночи. Воды с неба натекло море. Утонуть бы в нем… Так думала Оленька и не огибала громадные лужи, а шла прямо по ним. Туфли намокли, разбухли и отяжелели. Да только обида и боль были куда тяжелее.

Но пришлось остановиться, потому что Оленька задумалась о том, где найти приют на сегодняшнюю ночь. Ужасно хотелось тепла и человеческого участия. «Ну конечно, Жанна не выгонит», – подумала Оленька и свернула с пути. Она долго лавировала в переулках, затем вышла к лесопарку. Пройдя немного вдоль дикого, запущенного парка, свернула на центральную аллею, которая рассекает его по прямой. На аллее хотя бы не свернешь шею в темноте, да и дорога короче. Оленька преодолела неровные ступеньки, машинально поправила ремешок от сумки на плече и неторопливо пересекла большое световое пятно от единственного на этом участке фонаря. Дальше простиралась темень, но она ее не пугала. Оленьку сейчас трудно было бы напугать.

Внезапно, пересекая границу света и тени, она столкнулась с высоким человеком – буквально стукнулась лбом о его грудь.

– Извините… – не поднимая головы, пробормотала девушка и продолжила идти уже по темной аллее в глубь парка.

Она шла, чувствуя затылком взгляд незнакомца. Оленька вдруг подумала, что было бы неплохо умереть именно сейчас. Вот если бы этот человек взял и ни с того ни с сего убил бы ее… Тело нашли бы утром, сообщили мужу, он приехал бы и катался по мокрой земле рядом с мертвой Оленькой, стеная от раскаяния. Представив, как Виталька до конца дней будет жить с виной на душе, она остановилась – захотелось срочно умереть. И тогда она оглянулась, словно провоцируя незнакомца…

В отделение, где работала Оленька, однажды попал психолог. Так вот, он утверждал, что большинство людей живет с нарушенной психикой, даже не подозревая об этом. Но в определенных ситуациях у таких людей начинают активно вырабатываться какие-то особенные гормоны, происходит полное помутнение рассудка, и они совершают поступки, не совместимые ни с их воспитанием, ни с моральными принципами, ни с общественными законами.

…Она оглянулась. Незнакомец, с которым Оленька столкнулась на границе света и тени, потому что вынырнул он из темноты внезапно, был ей хорошо виден. Он стоял на верхней площадке лестницы без зонта, повернувшись лицом в сторону Оленьки. Мужчина не мог ее видеть, она находилась уже за пределами освещенного пространства, но ей тем не менее показалось, что он изучает и оценивает ее. Фигура его напряглась – Оленька это ощутила, хотя стоял он достаточно далеко. Она ждала, что будет дальше. Прошла минута, и незнакомец сделал шаг к ней, ступив на первую ступеньку. Затем сделал второй шаг, ступив на вторую… Третий… Он шел к ней с пассивной обреченностью, будто Оленька его притягивала, а ему не хотелось идти. Четвертый шаг…

И вдруг внутри у нее тоскливо заныло. Эта тоска не имела отношения к сегодняшнему событию, то есть к измене мужа. Заныло внутри по другому поводу – как бы душа Оленьки угадала в незнакомце нечто фатальное и страшное. Тут же у нее мелькнула мысль: а если Витальку не будут мучить совесть и вина? Изменять молодой жене прямо на работе, там же, где работает и Оленька, – верх цинизма. Что, если он потом, после ее смерти, благополучно женится, заимеет парочку детей, будет менять любовниц, в то время как она будет гнить под толстым слоем земли… Нет, пока она не насладится местью, ни о какой смерти не может быть и речи!

Незнакомец спустился по ступеням. Он шел медленно, все больше вселяя беспокойство в душу Оленьки. У границы светового пятна он остановился, а на противоположном его конце стояла Оленька. И сколько времени они так стояли, трудно сказать. Ей вдруг непереносимо захотелось увидеть лицо мужчины, посмотреть ему в глаза, но маска из тени надежно прятала облик незнакомца. И еще Оленька поняла, что он видит ее. Их разделяло большое световое пятно, но у нее сложилось впечатление, что он сейчас запоминает ее черты, особенности фигуры, даже цвет мокрых волос. Возможно, его зрение обостряется в темноте, как у кошки? Да, в том, что он ее видел, у нее уже не было сомнений. Достаточно долго они стояли друг напротив друга, будто прикованные к своему месту, и каждый, кажется, раздумывал, что делать дальше.

Вдруг нечто необъяснимое, нематериальное перелетело через световое пятно от мужчины к Оленьке и толкнуло ее в грудь. «Нечто» опутывало ее, леденя сердце, но, почувствовав его, это «нечто», она неожиданно сорвалась и помчалась по аллее парка к противоположной его стороне. Но ей казалось, что какая-то невидимая нить странным образом связала ее с незнакомцем. Что эта нить приклеилась к Оленьке и теперь растягивалась по мере того, как она убегала все дальше и дальше. Девушке стало по-настоящему страшно, и ничего она так не желала, как оторваться от невидимой липучки, поэтому, едва касаясь земли ступнями, что было сил мчалась к жилым домам на дальнем краю лесопарка. Поняв, что сумка ей мешает, Оленька потянула за ремень, бросила сумку позади себя и дальше понеслась налегке…

Его нога наступила на мягкий предмет. Мужчина поднял мокрую спортивную сумку, постоял некоторое время, глядя вслед убежавшей девушке, затем неторопливым шагом вернулся к фонарю. Стоя так, чтобы свет падал сверху, он обыскал сумку. Вынул кошелек. Деньги его не интересовали, и посему кошелек он кинул назад в сумку, не раскрывая. Увидел термос. Не удосужился даже достать. Журнал с головоломками и книга. Веером пролистнул страницы книги, небрежно бросил назад в сумку. В кармашке нашел ключи и записную книжку. Пролистал ее, не заостряя внимания ни на одной из страниц. Вдруг из книжки выпал небольшой прямоугольный листок, упал ребром на гальку, слегка коснувшись его ботинка. Мужчина двумя пальцами поднял листок. Это был служебный пропуск с фотографией, местом работы и именем Оленьки.

* * *

Она нажимала на звонок, уткнувшись лбом в стену и не отрывая пальца от круглой кнопки. Послышались шаги, затем сонный женский голос обеспокоенно спросил:

– Кто там?

– Это я, Жанна. Ольга.

Щелкнули замки, приоткрылась дверь. Оленька ворвалась в квартиру, ничего не объясняя. Направилась в кухню. За ней на темном линолеуме оставались мокрые пятна.

– Батюшки! – всплеснула руками заспанная Жанна, следуя за подругой. – Ты одетая купалась в бассейне? Почему так промокла?

– Не кричи, – тяжело опускаясь на табурет, произнесла Оленька. – Стаса и детей разбудишь.

– Стас уехал к маме и забрал детей. Надо же помочь бабушке уничтожить урожай, который она вырастила. Что тебя принесло среди ночи?

– Не знаю, – пробормотала Оленька, закрыв ладонями лицо. – Ничего не знаю.

– Погоди, а почему ты одна в такой час? Где твой муж? Почему отпустил тебя одну? Оленька, ты слышишь?

– Конечно, – кивнула она. – Конечно, слышу. Ты сядь, сядь… У меня потрясающая новость. Боюсь, услышав ее, упадешь на пол.

– Господи, что случилось? – опасливо произнесла Жанна, садясь на краешек второй табуретки и запахивая на груди махровый халат, будто закрывалась от неприятностей.

– Виталька на дежурстве… – И повисла пауза. Жанна догадалась, что произошло нечто неординарное, раз подруге с трудом даются слова, поэтому не подгоняла ее. – Я приготовила чай, ватрушки, варенье… Приехала… вошла в ординаторскую… включила свет. А на диване они… Ну, ты ее хорошо знаешь. Это докторша из отделения этажом ниже. Белая такая… с бюстом, как у Мэрилин Монро, и такой же задницей. Вот.

На Жанну новость произвела ошеломляющее впечатление. Она театрально открыла рот, прикрыла его ладонью, да так и замерла. Оленька поняла, что Жанне необходимо переварить сообщение, которое сразу дойти до нормального человека не может. Оленьку и Витальку все считали идеальной парой, и вдруг такой пассаж с пейзажем на диване, да еще на рабочем месте…

Оленьку потянуло снова разреветься, поэтому она принялась открывать наугад шкафчики, просто, по сути дела, отвлекаясь, чтобы немного успокоиться. А найдя бутылку коньяка, налила полстакана и выпила. Захмелела мгновенно, ведь такими дозами не пила никогда. Но тепло быстро разнеслось по телу, душившие ее слезы отпустили. Оленька плюхнулась на табуретку, оперлась спиной о стену, запрокинула назад голову и прикрыла веки.

– Ты не ошиблась? – нашла что спросить Жанна.

– Ошибки быть не может, – не открывая век, пробормотала Оленька. – Я там долго была. Минут пять. Рассмотреть успела все подробности. Даже след от загара на ягодицах докторши, когда она повернулась ко мне спиной. Потом я вылила на них банку варенья… Вишневого. Хорошее получилось варенье, в меру сладкое… Потом… ай, ладно, это не важно. Я их застукала в самый разгар. Она на спине, он над ней – миссионерская поза. Со стороны такое увидишь только в кино. Или застукав мужа с любовницей, как я.

– Они занимались… – Жанне никак не верилось в то, что рассказывала подруга.

– Да, да, да! – вскрикнула Оленька и как ни держалась, а залилась слезами.

– Бедняжка, – прижала ее к груди Жанна, гладя по мокрым волосам. – Не плачь… Хотя нет, я говорю глупости, плачь, Оленька, плачь! Выплачь слезы сейчас, чтобы потом никто не заметил, как тебе больно. Поверь, на твои переживания будет всем чихать, а Витальке первому. Зато если он не увидит твоих страданий, тогда задергается. А слезы приносят облегчение, с ними уходят наивность, надежды, мечты. Сейчас ты взрослеешь. Это лучше, чем задержавшееся детство, хотя и больно. Не повезло тебе. Но ты справишься. Все пройдет, пройдет…

Оленька рыдала в голос, слушая старшую подругу. Между ними разница двенадцать лет. Жанна умная, сильная женщина, неплохой хирург. Про жизнь она знает все-все. И если Жанна говорит, что пройдет, – значит, пройдет. Надо переждать боль и оторвать от себя счастье. Бывшее счастье. Главное, сразу отказаться от него, а это так трудно. Оленька плакала, потому что прощалась со своим счастьем навсегда.

Жанна не выспрашивала подробности, как это делают многие люди, находя в боли собеседника удовлетворение: мол, и мне было плохо, как тебе, всем достается, переживешь. Она вообще ничего не выспрашивала, а приготовила ванну с облаком пены и заставила Оленьку погрузиться в нее по самую шею. Время от времени Жанна заглядывала в ванную, затем тихонько закрывала за собой дверь. Она беспокоилась об Оленьке, чтобы та не вздумала, например, утонуть.

Но беспокоилась она зря. Оленька не покончит с собой, не такая уж она слабенькая, как думают о ней. «Оленька – прелесть, Оленька – душка, Оленька – цыпленочек» – так о ней говорят в больнице. Оленька, Оленька… Никто не называет ее Ольгой или хотя бы Олей. Это о многом говорит. Например, о том, что для всех она как бы малышка – очаровательная наивная девочка, исполнительная, как школьница. Женщину в ней никто не видит, даже муж… А между прочим, ей двадцать пять. Пусть внешне она и выглядит на семнадцать, но внутри-то – взрослый, вполне сформировавшийся человек. Итак, сегодня девочка Оленька умерла безвозвратно. Пока на новом месте не появилось новых всходов – это будет потом, когда пройдет боль. А боль пройдет, так говорит Жанна.

Хоть и чувствовала сейчас Оленька пустоту и безразличие ко всему, а ванна пришлась ей кстати. Во-первых, она согрелась. Во-вторых, ее потянуло в сон, что в данной ситуации казалось невозможной роскошью, но необходимой. Выйдя из ванной, Оленька в изнеможении упала на приготовленную Жанной кровать и заснула.

* * *

Ранним утром вернулось тепло, какое сопровождает первые дни осени. Над землей парил густой туман, и природа отдыхала в безветренном покое. Предыдущий день щедро позолотил деревья и кустарники, а вчерашний ветер часть листьев сбросил на землю. С листвы, что удержалась на ветках, беспрестанно капала вода. По всем признакам пришла осень. В этом краю слишком ранняя осень.

На улицах было безлюдно, когда молодой человек в спортивном костюме и кроссовках вышел из подъезда, сладко потянулся. Собственно, еще рано, чтобы городу кишеть людьми, – полседьмого утра. Трусцой молодой человек побежал к лесопарку, за ним следовал большой пес, который останавливался у кустов или деревьев, задирая заднюю лапу, затем скачками догонял хозяина. Парень достиг лесопарка, по утрамбованным дорожкам углубился внутрь и бежал размеренно, по-спортивному легко. Пес носился по парку, не упуская из виду хозяина. Для пса это тоже разминка, которая случается утром и вечером, посему он с радостью избавлялся от лишней энергии, однако не забывал принюхиваться, если его настораживал незнакомый запах. Собака и наткнулась на раскрытый, лежавший кверху ручкой зонт, призывно залаяла. Молодой человек позвал пса, тот рванул к нему, затем, сделав круг, помчался назад и снова залаял.

– Ну, что, что ты нашел? – недовольно проворчал хозяин, меняя маршрут. Подбежав к перевернутому зонту, он погладил пса. – Молодец. Ну, зонт кто-то потерял…

Это был большой зонт черного цвета. Несколько странно смотрелся раскрытый зонт, почти до краев наполненный водой. Судя по всему, получалось, что человек шел с раскрытым зонтом во время вчерашнего ливня, потом ему пришло в голову бросить зонт и далее следовать без него. В общем, объяснение хлипкое, но ничего другого не приходило на ум. Удивляло и место, где обнаружилась находка, – вдали от дорог и тропинок. Какой же дурак здесь гулял ночью под дождем?

Парень оглядывал пространство вокруг, затянутое туманом. В подобных случаях в голову приходят мрачные мысли. Наверняка человек с зонтом решил сократить путь, как часто делают ленивые, из-за чего и наживают массу неприятностей. Он пересекал парк ночью, а тут грабители напали, мужчина кинулся наутек, потерял зонт… Возможно, его – молодой человек представлял себе мужчину, зонт ведь похож на мужской – догнали, избили. Во время логических рассуждений хозяина пес нервно переминался с лапы на лапу, то садился, то вскакивал с земли. Ему не терпелось сорваться с места, он что-то чуял.

– Граф, ищи! – приказал парень псу.

Собака забегала кругами, пригибая голову к земле, а молодой человек следил за псом, периодически поглядывая на часы. Пробежка, можно сказать, не состоялась, и он, отряхивая с кроссовок налипшую грязь, шел за собакой. Но вот его Граф волнообразными скачками унесся за густые кустарники, и оттуда раздался его призывный лай, мол, иди сюда. По мере приближения к кустам молодой человек замедлял шаг, а потом в растерянности остановился.

Метрах в десяти лежала женщина. Он не рассмотрел, молодая она или нет, так как лежала женщина к нему головой, а часть ее тела и лица прикрыли опавшие листья. В ней не угадывалось признаков жизни, впрочем, достаточно бросить и беглый взгляд, чтобы определить: убита. Одежда изорвана, кровь успела потемнеть на воздухе, и было ее много. Во всяком случае, одежда выглядела так, словно ее вымочили в крови.

Парень не стал подходить ближе, изуродованный труп производит гнетущее впечатление, да еще в час, когда вокруг ни души. Он достал мобильник:

– Милиция? Я обнаружил труп в лесопарке, вернее, моя собака нашла. Вам лучше подъехать со стороны высотных домов, затем по центральной аллее, свернуть на вторую дорожку вправо. Побыстрее приезжайте, а то мне на работу.

Ожидая милицию, он, не приближаясь к трупу, обошел его, встал на валун и поднялся на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть лицо погибшей. Ею оказалась молодая девушка. Но красивая она или нет, парень не понял – смерть обезобразила лицо. Смерть и боль, о чем свидетельствовал перекошенный рот девушки, ссадины и кровоподтеки. Также он заметил, что пальцы ее правой руки врезались в землю, а вторая рука откинута в сторону. И что самое поразительное – в левой ладони скопилась вода, будто, умирая, девушка старалась не расплескать воду из ладошки. Почему-то именно эта вода в ладони убитой приковала взгляд молодого человека.

Он смотрел на нее до тех пор, пока не услышал звук автомобильного мотора. Свистнув, замахал руками:

– Сюда! Здесь! Ко мне!

На место происшествия прибыло две машины. Из них вышли несколько человек, одетых в штатское и милицейскую форму, и направились к парню с собакой. Все окружили труп, на этот раз и молодой человек позволил себе подойти ближе. Картина открывалась ужасающая. Теперь со всей очевидностью было видно, что над девушкой измывался изнасиловавший ее садист.

Старший из группы милиционеров сказал:

– Похоже, мы заимели серийника.

– Серийник – серийный убийца? – полюбопытствовал парень с собакой.

– Он самый, – сказал старший. – Неделю назад был похожий случай, следовательно, будет третий труп. Вот только где и когда? А теперь расскажи-ка, как ты ее нашел…

* * *

– Что ты собираешься делать? – спросила Оленьку Жанна за завтраком.

– Подыскать жилье, – ответила та решительно.

– Значит, прощать его не собираешься?

– Простить – не простить, что изменится? Выбор сделал он, мне остается только согласиться с его выбором.

– То есть выбор состоит в том, что Виталик предпочел тебе белую крысу с нижнего этажа? – уточнила Жанна. – Вот увидишь, он не захочет с тобой расставаться. Просто он не рассчитывал, что ты его застукаешь.

– Но так получилось. Когда он ложился на докторшу, должен был подумать, что кто-то может его застукать, значит, сознательно шел на измену.

– Смешно… – невесело хмыкнула Жанна, затем отпила чая, изучая Оленьку. – «Должен был подумать…» Да он вообще не думал. Есть истина: когда член вскакивает, мозг у мужиков замолкает.

– Тем хуже, – нахмурилась Оленька. – Он должен был сначала послушать мозг. Она старше меня на сто лет! Пусть с ней и живет. Жанна, мы больше не будем обсуждать это. Скажи лучше, где мне найти дешевую квартиру? У вас в доме не сдают комнаты?

– Сейчас найти квартиру будет трудно. Если бы хоть неделей раньше… Тогда я видела много объявлений, что студентам сдается комната…

– К сожалению, я не застала его на бабе неделей раньше, – хмуро сказала Оленька.

Жанна удивленно приподняла брови. За одну ночь Оленька изменилась. Вот что значит потрясение. Для всех Оленька – смирный и обаятельный ребенок, несмотря на двадцать пять. Ее обожают, потому что никогда она не грубит. Она исполнительна, отзывчива, скрупулезно выполняет свои обязанности, наивна и доверчива до смешного. В сущности, Жанна с ней не дружила, а, скорее, ей покровительствовала. Их отношения больше похожи на содружество сестер – старшей, которая главенствует, и младшей, которая подчиняется. Вчера Оленька прибежала мокрая, испуганная, надломленная. Утром встала собранной, жесткой и спокойной. Что-то изменилось и в лице, повзрослевшем за ночь. Возможно, такое впечатление создавалось благодаря мстительным искрам, горевшим в глазах девушки. Так или иначе, но Виталька за пять минут сделал из девчонки женщину, способную на ответный удар.

– Оленька, – тронула ее за руку Жанна, – все перемелется. Не спеши совершать отчаянные поступки, а то может случиться, что пожалеешь.

– Если ты уговариваешь меня сделать вид, что ничего не случилось, не трать время и слова. Случилось! И я видела сама. Все. Мне пора на работу.

– Пойдем вместе. Мне тоже сегодня с утра…

– Дай, пожалуйста, косметику, а то у меня нет. Я вчера и сумку потеряла, а там деньги, удостоверение. Ой, ладно, я вчера потеряла гораздо больше. Так где взять косметику?

– В ванной, – отозвалась Жанна, собирая грязную посуду со стола.

Она подбирала одежду для Оленьки, поскольку ее промокшие под дождем вещи еще не высохли, а та с каким-то отчаянием наносила на лицо косметику. Меньше всего бывшая счастливая жена хотела попасть на пьедестал жертвы, значит, по ее внешнему виду никто не должен определить, как ей плохо. С зареванными глазами, повесившей нос ее не увидят, нет! И за слоем косметики Оленька спрятала истинное лицо.

Проторчала она в ванной не так уж и долго, но вышла оттуда преображенной. Жанна лишь воскликнула:

– Где это ты научилась так ловко штукатурку класть на личико?

Пожалуй, макияж больше соответствовал вечернему, а не дневному времени. Оленька сейчас походила на роковую женщину начала века из немого фильма.

– Некрасиво? – равнодушно спросила Оленька и тут же, дабы упредить негативные высказывания подруги по поводу грима, категорично заявила: – А мне нравится.

– Нет, вполне… Тебе идет, только непривычно, – скрыла улыбку Жанна. Все же обилие косметики на лице выглядело детской выходкой. Дескать, я теперь получила свободу и буду делать, что захочу. – Хм! Должна сказать, впечатление произведешь. И на мужа тоже.

– Именно это я и собираюсь сделать. Только давай пешком пройдемся, мне надо собраться с… просто собраться. Сейчас еще рано, вдруг и сумку найду?

Через двадцать минут обе сбежали вниз, прошли метров пятьсот по тротуару вдоль домов, затем пересекли проезжую часть и вошли в лесопарк.