Полная версия
Завтра будет лучше
Этот вопрос явно удивил его. Марджи пояснила:
– Видите ли, мне нужна работа, и я была бы вам благодарна, если бы вы растолковали мне, что со мной не так. Я исправила бы это, и мне не пришлось бы искать место очень долго.
– Ну, для некоторых мест вы очень даже подходите, – сказал цветочник. – Для службы в конторе, например. Но на такой работе, как у меня, вы должны были бы обслуживать клиентов, а для этого надо соответствовать моде.
– То есть как?
– Вы недостаточно модно выглядите, вот и все.
– Понимаю. Что ж, спасибо.
– Пожалуйста.
«Я недостаточно модная, – подумала Марджи, подходя к конторе Томсона и Джонсона. – То есть недостаточно привлекательная. У меня нет стиля, нет изюминки. Все из-за того, как я одета. Если бы мама разрешала мне выбирать одежду самой, уж я бы следила за модой. Разве бы я купила этот уродливый синий костюм и эти туфли на „удобном“ каблуке? Ну ладно, вот найду я работу, начну каждую неделю приносить домой деньги, и тогда маме придется позволить мне одеваться по собственному вкусу».
Марджи опять замечталась, как мечтают полные надежд молодые люди. Она представила себя в коротеньком серовато-розовом креп-жоржетовом платье с очень низкой талией. Край гофрированного подола колыхается при ходьбе, на плече большой пучок искусственных фиалок. К такому платью Марджи надела бы лаковые «лодочки» (лучше простые, без бантиков) и шляпку-колокол – фиолетовую, чтобы перекликалась с фиалками. Плюс туфли из черной лакированной кожи. И последний штрих – духи «Кельке Флер».
Вот так принарядившись, Марджи зашла бы в тот самый цветочный магазинчик и небрежно спросила бы:
– Вам, насколько я понимаю, нужна помощница? Я подойду?
– Да, да, – обрадовался бы цветочник. – Как раз такую девушку я и ищу.
– Хорошо. Тогда снимите табличку с витрины.
– Сию секунду!
– Теперь порвите, пожалуйста.
После того как цветочник разорвал бы картонку надвое, Марджи задумчиво постучала бы ножкой по полу, оглядела магазинчик и холодно произнесла:
– А знаете? Я передумала. Не хочу здесь работать.
– Сделайте одолжение, объясните хотя бы почему, – попросил бы цветочник смиренно.
– Ну, если желаете знать, ваша лавочка для меня простовата. Я предпочла бы место помоднее.
– Понимаю, – сказал бы он поникшим голосом. – Спасибо за откровенность.
– Пожалуйста, – ответила бы Марджи и, может быть, любезно прибавила бы: – Всегда рада.
Свободной уверенной походкой, цокая высокими каблуками «лодочек», она вышла бы из магазина. Аромат духов «Кельке Флер» мучительно навевал бы цветочнику ее образ, пока не растворился бы в запахах роз, лилий, гвоздик или другого сезонного товара, который был бы на тот момент в наличии.
Табличка на двери гласила: «Юридический отдел». Чуть ниже располагалась другая табличка: «Управляющий отделом корреспонденции», а еще ниже – третья: «Отдел найма». Имя значилось только одно: «Уэйн Прентисс». Контора была маленькая, поэтому мистер Прентисс олицетворял собой все три отдела.
На первый взгляд он показался Марджи вежливым и довольно симпатичным, но староватым. «Да ему, наверное, лет тридцать, не меньше», – предположила она.
После нескольких рутинных вопросов он выдал ей анкету для заполнения. Она молча уставилась на листок, не зная, что делать: у нее не было ручки! Поняв, в чем дело, мистер Прентисс достал из кармана собственное автоматическое перо и протянул его ей пишущим концом к себе, предварительно сняв колпачок. По этому жесту Марджи заключила, что он человек учтивый.
Вообще-то ей было удобнее наклонять буквы влево, но в школе ее приучили писать спенсеровским шрифтом. Она правильно взяла ручку, опустила запястье на стол и, как полагалось, сделала для разминки несколько круговых движений. Потом коснулась пером бумаги, и вместо буквы «М» из-под него сразу же вышла огромная клякса. В панике выронив ручку, Марджи прижала к пятну предложенный мистером Прентиссом продолговатый кусочек свежей белой промокашки. Оно стало еще больше. Марджи снова взяла перо, однако писать уже не смогла – так сильно дрожали пальцы. Мистер Прентисс, поднявшись из-за стола, встал между открытой дверью кабинета и стеной.
– Идите сюда, – приказал он.
Марджи, перестав трястись, похолодела. Вот оно – то, о чем ее предупреждала мать. «Мужчина всенепременно попытается воспользоваться девушкой, которая ищет работу», – говорила Фло. Для таких случаев Марджи были даны следующие инструкции: «Всегда стой перед дверью, чтобы сразу убежать, как только заметишь неладное. И никогда не переступай порог комнаты, где есть диван. Скажи вежливо, что передумала или что придешь завтра – сочини любую отговорку. И удирай поскорее».
В кабинете мистера Прентисса дивана вроде бы не было, но вдруг Марджи просто не заметила? Не поворачивая головы, она принялась в отчаянии обшаривать взглядом все стены. Наверное, диван скрывался за дверью. Марджи попала в ловушку!
– Подойдите, пожалуйста, – повторил мистер Прентисс.
Она подошла. Мать приучила ее не только остерегаться мужчин, но и беспрекословно подчиняться приказам. Послушание возобладало над страхом.
Никакого дивана за дверью не оказалось. Там стояла только большая бутыль с холодной водой, а вид босса не выдавал никаких грязных намерений. Наполнив бумажный стакан, мистер Прентисс сказал Марджи:
– Выпейте медленно.
Она последовала его совету, он забрал стакан.
– Теперь станьте прямо и сделайте несколько глубоких вдохов.
Прерывистое дыхание Марджи его не удовлетворило.
– Дышите диафрагмой. Вот так, – он показал пример.
Она старательно повторила, и они вернулись к столу.
– Перестали нервничать? Теперь запомните: это рынок. Здесь вы продаете свои услуги, а мы покупаем, – с этими словами мистер Прентисс придвинул к Марджи чистый бланк и перо.
И снова она уставилась на листок в растерянности. Доброта босса не успокоила ее, а скорее наоборот. Зачем человеку его положения проявлять участие к соискательнице места, когда желающих получить работу так много? Она заподозрила, что за этим кроется какой-то тайный мотив.
Почувствовав замешательство Марджи, мистер Прентисс, как человек добродушный, попробовал ее ободрить:
– Все когда-то устраиваются на работу в первый раз. Всем однажды приходится с чего-то начинать. Я тоже в свое время вышел на улицу с дипломом юриста под мышкой – фигурально выражаясь, конечно, – и стал бродить в поисках места.
Мистер Прентисс улыбнулся, Марджи попыталась ответить тем же. Пока она заполняла анкету, он вспомнил начало собственной карьеры. Его отец, служивший управляющим в небольшом универсальном магазине, умер, оставив вдове кое-какие деньги, переданные в доверительное управление, и незаложенный дом в бруклинском Бэй-Ридже. Он сам, Уэйн, успел окончить два курса колледжа и поступить учеником бухгалтера в коммерческую фирму, когда началась Первая мировая война и его призвали. По возвращении из армии он потратил те невеликие деньги, которые ему удалось скопить, на вечернее обучение в одной из высших юридических школ Нью-Йорка. Они с матерью часто говорили о том, какая это удача – суметь закончить образование, несмотря на войну.
Несколько лет назад Уэйн, как теперь Марджи, откликнулся на объявление «Томсона-Джонсона»: фирме требовался молодой человек, сведущий в юриспруденции. Начав с жалованья в двадцать пять долларов в неделю, он, как пишут в биографиях успешных людей, «в результате упорного труда» скоро стал незаменимым во многих отношениях и теперь зарабатывал тридцать пять долларов в неделю. Мистер Прентисс считал себя счастливцем, ведь ему удалось получить высшее юридическое образование и сразу после экзаменов – хорошую интересную работу. Ему казалось, что нужно так или иначе выразить благодарность судьбе за свое везение, и поэтому он проявлял участие к тем людям, которые приходили к нему в поисках места.
Заполнив бланк, Марджи первую графу оставила пустой и теперь смотрела на мистера Прентисса в задумчивости.
– Застряли? – спросил он.
– Мое имя… Не знаю, как…
– Имя пишите сначала, фамилию потом.
– Дело в том, что по крещению я Маргарет, но все зовут меня Марджи.
– А почему?
– Не знаю. Может, это проще выговорить, чем Маргарет. А вообще, как бы вас ни крестили, в Бруклине ваше имя все равно переделают во что-нибудь, что кончается на «-и».
– В некоторых частях Бруклина, – уточнил мистер Прентисс.
– Да-да, – согласилась Марджи, испугавшись: уж не сказала ли она лишнего?
– «Что значит имя?» – процитировал он и пояснил: – Это из Шекспира.
Марджи принялась лихорадочно искать подходящий ответ. Скажи она просто «да», это может прозвучать недостаточно вежливо. Если сказать: «В самом деле?» – мистеру Прентиссу будет, наверное, приятно, что он произвел на нее впечатление своей образованностью. С другой стороны, как бы он не счел Марджи глупой. Решив пойти обходным путем, она сказала:
– Шекспир много умного написал.
– Каждым словом попадал прямо в точку. Каждым словом! – похвалил мистер Прентисс великого драматурга.
Наконец анкета была заполнена. Марджи успокоилась и даже жалела о том, что этот эпизод завершился. Мистер Прентисс начинал ей нравиться. Она находила его человеком ученым и в то же время добрым.
Он подписался на бланке и, прикрепив к нему оба рекомендательных письма Марджи, убрал его в ящик своего стола, а затем, встав, произнес:
– Для начала двенадцать долларов в неделю. Работать будете с половины девятого до пяти. – Контора была старомодная, безо всяких кнопок, поэтому ему пришлось, повысив голос, позвать: – Мисс Барник?
Беззвучно ступая по полу резиновыми каблуками, вошла худая, смуглолицая, ничем внешне не примечательная женщина лет сорока-пятидесяти.
– Это мисс Шэннон, – сказал мистер Прентисс. – Мы берем ее на испытательный срок для чтения корреспонденции. – Обратившись к Марджи, он пояснил: – Мисс Барник будет вами руководить.
– Идемте за мной, – скомандовала мисс Барник.
– Ей незачем начинать сегодня же, – заметил мистер Прентисс.
– Я могла бы ей все показать, чтобы завтра утром не тратить на это время.
Босс одобрил:
– Хорошая идея. Приходите завтра к половине девятого, мисс Шэннон.
– Спасибо, – кивнула Марджи. – Большое спасибо.
– Удачи! – крикнул он ей вслед.
В большой комнате почти вплотную друг к другу располагались широкие столы. Мисс Барник указала на один из них:
– Этот стол будет ваш.
Марджи сразу в него влюбилась – такой он был большой, блестящий и аккуратный. Вдоль края выстроилось с полдюжины проволочных корзиночек, рядом с ними стояла стеклянная банка с крупными булавками. Перед каждой корзинкой лежала стопка листочков разных цветов. На белых было написано: «Обычные», на желтых – «Вопросы», на розовых – «Жалобы», а на синих Марджи прочла пугающее слово «Угрозы». Рядом лежал блок почтовых наклеек.
– Рути, ваша соседка, объяснит вам что к чему, – сказала мисс Барник. Рути и Марджи улыбнулись друг другу. Мисс Барник поплыла дальше, Марджи за ней. – Здесь уборная, – сказала она. – А теперь я вас оставлю.
– Завтра в половине девятого? – уточнила Марджи.
– Будет лучше, если вы придете к восьми двадцати. Человек, который преуспевает в делах, – произнесла мисс Барник сурово, – приходит на работу на десять минут раньше, а уходит на десять минут позже. И кстати, у нас здесь не любят тех, кто постоянно смотрит на часы.
– Да, мэм, – почтительно ответила Марджи.
Мисс Барник ушла. Марджи зашла в уборную, там сняла шляпку и причесалась. Перед умывальником пудрила нос какая-то девушка – видимо, тоже новенькая, потому что тоже в шляпке. Они с Марджи принялись изучать друг друга в зеркале. «Красивая стрижка, – подумала Марджи. – Сзади снято коротко, как у мальчика, а с боков волосы выбиваются из-под шляпки волной».
Некоторое время девушка молча позволяла себя разглядывать, а потом повернула голову, улыбнулась, влажно блеснув золотой коронкой, и добродушно-задиристым тоном спросила:
– Что? Никогда раньше куклу не видела?
– Залюбовалась твоей прической, – призналась Марджи.
Девушка сняла шляпку. Пепельные волосы на затылке были прямые, гладкие и блестящие, а по бокам образовывали два дымчатых облачка.
– Восхитительно, – прошептала Марджи.
– Спасибо. Тебя только что приняли?
– Да.
– Меня тоже. Я как раз выходила из кабинета этого… как его там… когда ты вошла.
– Я тебя не заметила.
– Ты глядела так испуганно, что, наверное, вообще ничего не замечала.
– Мне кажется, это очень хорошая работа, – поделилась Марджи.
Девушка пожала плечами.
– Работа как работа.
– Я, когда заполняла анкету, немножко засомневалась насчет имени, – сказала Марджи, неловко намекая на то, что не мешало бы познакомиться. – В итоге написала «Марджи Шэннон».
– А как тебя на самом деле зовут?
– Марджи Шэннон.
– Тогда проблем не будет, если только они здесь не имеют чего-нибудь против ирландцев. – Девушка рассмеялась. – Я Айрини. Можно просто Рини. Рини О’Фэррон. Ирландка, протестантка.
– А я ирландка-католичка, – призналась Марджи.
Обе девушки почувствовали укол разочарования, оттого что оказались не одной веры.
– Парень у меня тоже католик, – сказала Рини, решив продемонстрировать широту взглядов.
– У меня тоже, – ответила Марджи. Хоть парня у нее вовсе не было, ей не захотелось оставлять откровенность без ответа. – Правда, мы встречаемся непостоянно.
– Что делаешь сегодня вечером? – спросила Рини.
– Домой, наверное, пойду…
– Идти домой стоит тогда, когда больше пойти некуда.
– Это верно.
– Тогда пошли в кино, – предложила Рини.
Марджи мысленно произвела подсчеты: в сумочке у нее осталось сорок пять центов. Пять на трамвайный билет до дома, десять – на сэндвич. Мать спросит, куда делось остальное, а Марджи скажет, что ей пришлось объехать несколько мест, прежде чем ее приняли.
– А пошли! – безрассудно согласилась она.
Марджи была счастлива. День прошел чудесно. Работа заранее ей нравилась, мистер Прентисс будет замечательным начальником, а Рини – замечательной подругой. При мысли о цветочной лавке Марджи содрогнулась: если бы ее туда приняли, она не попала бы в фирму «Томсон-Джонсон» и упустила бы все это. «В каком-то смысле даже хорошо, – подумала она, – что я немодная».
Глава 4
Марджи относилась к работе чрезвычайно добросовестно, особенно в первые несколько недель. Все письма она прочитывала от начала до конца, хотя мисс Барник объяснила ей, что это не обязательно: большинство писем можно отнести к той или иной категории уже по первому предложению. Марджи пыталась делать так, но ей становилось любопытно, и она дочитывала до конца. Рути успокоила ее: дескать, вскрыв десятитысячный конверт, она от всего этого устанет.
С особым интересом Марджи ждала посланий, которые следовало классифицировать как «Угрозы». Их авторы собирались подать на фирму в суд, потому что полученный ими товар отличался от представленного в каталоге, цена оказалась выше изначально названной, или деньги за покупку, отосланную обратно, не были возвращены. Марджи полагалось, прикрепив к такому письму синюю бумажку, немедленно нести его боссу. Иногда за день она доставляла мистеру Прентиссу четыре угрожающих послания, иногда – ни одного. Когда она входила, он никоим образом не показывал, что замечает ее присутствие: не благодарил и даже не поднимал головы. Он был занят делом и не позволял себе тратить время на любезности. Марджи уже начала подозревать, что ошиблась, сочтя своего начальника добрым дружелюбным человеком.
А однажды она и вовсе навлекла на себя грозу.
Ее обыкновение из неумеренного любопытства прочитывать письма до конца привело к тому, что она взяла и ответила одному из писавших! Довольно часто в контору приходили странные или глупые письма, и девушки показывали их друг другу, чтобы посмеяться. Одно из таких посланий попало на стол к Марджи.
Фермер, проживавший близ Трентона (штат Нью-Джерси), решил, видимо, что по почте можно заказать абсолютно все, и попросил фирму «Томсон-Джонсон» прислать ему жену. Требований было только два: молодость и трудолюбие. Его жена недавно умерла, а управляться с фермой без женщины он не мог.
Во время обеденного перерыва Марджи ему ответила, в романтических выражениях посоветовав дождаться того дня, когда придет истинная любовь, и не жениться только ради того, чтобы получить работницу. Поместив письмо фермера в корзинку с ярлыком «Ответа не требуется», Марджи почти забыла об этом эпизоде. Правда, она поняла, что сделала глупость, и временами испытывала чувство, похожее на стыд.
Но фермер написал снова, прося ее, Марджи, выйти за него замуж. Письмо, адресованное мисс Шэннон, попало на стол к девушке, которую приняли на работу после Марджи. Эта девушка, прочитав послание и поразмыслив над ним, прикрепила к нему ярлычок «Угроза» и отнесла мистеру Прентиссу. Тот послал за Марджи.
– Мисс Шэннон, – сказал он ей, – понимаете ли вы, что сотрудникам запрещается получать на этот адрес личную почту?
– Да, сэр. Я никому не разрешала мне сюда писать.
– Вы в этом уверены?
– Да, сэр.
– Тем не менее вы получили письмо сугубо личного содержания.
Марджи испугалась. Кто же мог ей написать? Может, кто-нибудь, кому их семья задолжала, решил поставить ее в неловкое положение, чтобы быстрее возвратили деньги? Она вспомнила, как однажды отец купил у одного человека на фабрике десятицентовый билетик церковной лотереи и выиграл индейку, которую ему доставили на работу, а мастер пригрозил выгнать его, чтобы он, черт возьми, не занимался личными делами в рабочее время.
«Меня уволят, – подумала Марджи, – а при увольнении не дают рекомендаций. Как же я тогда найду себе новое место? А я еще надеялась, что в конце года мне прибавят два доллара…»
– Не понимаю, как такое могло получиться, мистер Прентисс, – промолвила Марджи, запинаясь. – Я вообще не знаю, кто бы мог мне написать – даже домой.
– Не будем делать из мухи слона, – сказал босс. – Хорошо, что письмо попало ко мне, а не к вашей непосредственной начальнице. Тогда вас могли бы уволить. Но я не буду об этом докладывать.
– Спасибо, – пробормотала Марджи и немного подождала.
Он молчал, она повернулась, чтобы выйти.
– Секунду, – сказал мистер Прентисс наконец. – Вы, вероятно, хотите прочесть письмо, ведь формально оно ваше. – Он позволил себе слегка улыбнуться.
Не отходя от стола босса, Марджи пробежала послание глазами, и ее лицо заполыхало от смущения. Пока она читала, он наблюдал за нею, сняв очки. Оторвавшись от листка, Марджи заметила, что без очков ее начальник выглядит молодо – почти мальчишкой. Она вернула ему листок.
– Не хотите это сохранить? – спросил он. – В конце концов, девушки не каждый день получают предложения руки и сердца.
– Нет, сэр, не хочу. – Глаза Марджи загорелись непролитыми слезами стыда.
Мистер Прентисс порвал письмо и бросил в мусорную корзину:
– Тогда будем считать инцидент исчерпанным. Надеюсь, что это не повторится.
– Не повторится, сэр, – пообещала Марджи.
Еще несколько секунд она стояла и ждала. Он тоже ждал. Она подумала: «Есть столько всего, о чем бы я с ним поговорила, если бы мы были одного класса». Он подумал: «Хорошо бы все о ней разузнать: где живет, кто родители, какие у нее надежды на будущее, какие мысли. Тогда мне было бы проще найти с ней общий язык, если как-нибудь вечером мы выйдем вместе из конторы… Хотя нет, она может неправильно понять. Пойдут разговоры. Начальству это не понравится. „Дружба с младшими сотрудницами до добра не доведет“, – так сказал мистер Томсон, когда заметил, что мне слегка нравится рыженькая Мэри. А мать!» Мысль об «измене» матери (это было ее собственное определение) придала маленькому эпизоду с Марджи неприятное послевкусие.
– Ступайте, – сказал мистер Прентисс отрывисто и проводил девушку взглядом.
Прошло довольно много времени, прежде чем он надел очки и сумел сосредоточиться на письмах с ярлычком «Угроза», скопившихся у него на столе.
Весь оставшийся день Марджи только и думала, что о своем начальнике. От этих мыслей ей стало очень грустно, и вспомнились строчки из стихотворения, которое она заучила в школе:
Нет ни для уст, ни для пераПечальней слов, чем «я б могла».Марджи почувствовала себя совсем как Мод Мюллер[8], которая летним днем, сгребая в поле сено, встретила судью. «Мистер Прентисс и я – два корабля в ночном море, – подумала она. – Вот если бы я окончила колледж, как он, или занимала бы здесь хорошую должность, тогда бы он, может, и обратил на меня внимание. Правда, он староват. Но это ничего; это даже лучше, когда муж старше жены».
Позволив себе немного помечтать в медлительные послеобеденные часы, Марджи все-таки пришла к выводу, что мечты ее несбыточны. Выйти замуж за своего босса – это романтично, но неправдоподобно. Конечно, она прочла множество историй о том, как начальники женились на секретаршах, однако секретарша всегда оказывалась девушкой из высшего общества, которая работала под вымышленным именем в отцовской фирме, желая доказать родителям, что способна самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Жених, в свою очередь, оказывался молодым управляющим, подающим большие надежды: отец невесты доволен его работой, против свадьбы не возражает и даже делает зятя вице-президентом. А иногда бывало по-другому: в фирме инкогнито работал сын босса. Молодой человек влюблялся в секретаршу, не подозревающую о том, кто он. В таких случаях девушке полагалось обладать сногсшибательной красотой и веселым бойким нравом.
Со вздохом сожаления Марджи отогнала от себя мысли о союзе с начальником. К концу рабочего дня путем рациональных умозаключений ей также удалось совладать со стыдом, вызванным получением письма и внушением от мистера Прентисса.
– В конце концов, – объяснила она Рини, когда они вместе выходили из конторы, – я не виновата. Я же не просила фермера писать мне.
– Через пятьдесят лет ты об этом даже не вспомнишь, – сказала подруга утешительно, – а если и вспомнишь, то разве только для того, чтобы похвастаться другим старушкам в богадельне: парень, дескать, сделал мне предложение, а я отказалась.
– На самом-то деле я даже не…
– Предложение есть предложение, – твердо заявила Рини, – каким бы образом его из мужика ни вытянули. А на твоем счету первый отказ.
– Думаешь, меня когда-нибудь позовут замуж по-настоящему?
– А как же! Только ты сразу не соглашайся. Нужно раза три сказать «нет», прежде чем скажешь «да».
– Ты так сделаешь?
– Всегда делаю.
– То есть как? – Марджи испытала легкий шок, поняв, что Рини имеет в виду. – Раз ты не замужем, значит, ты не могла говорить «да»…
– А я не о замужестве, я о том, чтобы немножко поломаться, прежде чем уступить.
– Рини!
Рини вдруг рассмеялась.
– Как не стыдно плохо думать про подругу!
Марджи облегченно вздохнула.
– Так ты пошутила… – Она нежно пихнула Рини локтем. – Вечно ты шутишь!
– Да, я такая. Меня хлебом не корми, дай посмеяться. А тебя мне жалко.
– Почему?
– Потому что в следующую субботу на исповеди тебе придется сказать священнику, что ты дурно подумала о подруге.
– Да не было у меня никаких дурных мыслей!
– А еще придется сказать, что ты солгала.
– Это когда же?
– А сейчас, когда сказала, что у тебя не было дурных мыслей.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – произнесла Марджи.
Рини заглянула в помрачневшее лицо подруги и, приобняв ее, сказала:
– Ох, Марджи! Нельзя все воспринимать так серьезно. Учись шутить и понимать шутки, а то жизнь будет для тебя ужасно унылой.
Примерно через неделю, выходя из конторы, Марджи, Рини и Рути увидели маленькую бойкую старую леди, кокетливо беседующую с частным детективом, который стоял в дверях и следил, чтобы девушки не уносили с собой товаров. Весь ее наряд был серый: серое платье, серая шляпка без полей с букетиком искусственных фиалок, туфли-«лодочки», перчатки и сумочка из серой замши, чулки из полупрозрачного серого шелка. Пахло от дамы резкими пряными гвоздичными духами.
– Жду своего прекрасного кавалера, – сказала она детективу, когда девушки проходили мимо. – В день моего рождения он всегда ведет меня сначала в театр, а потом ужинать.
Девушки, глядя на пожилую даму с нескрываемым любопытством, задержались у выхода, чтобы посмотреть на «прекрасного кавалера». Каждая пыталась угадать, кто бы это мог быть. Марджи подумала на бухгалтера мистера Бетца – старого щеголя, который всегда носил в петлице белую гвоздику и в прохладные дни надевал бежевые гетры до щиколоток.
Она была поражена, когда из лифта вышел мистер Прентисс и пожилая леди тут же заявила о своих правах на него, скользнув рукой ему под локоть. «Прекрасный кавалер! – подумала Марджи довольно неприязненно. – Гм!»