Тамбур

Другая была странно вытянута в сторону – как будто он вымочил ее в чем-то и теперь пытался обсушить на ветру. Испачкал и не желал вдыхать неприятный запах…

«А какое мне до него дело?»

Женщина присела на постель, машинально разгладила смятые простыни. Попыталась вспомнить лицо той девушки. И не смогла. Потом заставила себя переключиться на молодого человека в легком костюме. Узнала бы она его при встрече?

«Думать о чем-то постороннем. Не о Диме».

«А он? Его лицо? У меня даже нет фотографии. Я не торопилась создавать архив. Я хотела создать семью. Он ведь говорил, что с женой все кончено… Теперь я могу забыть и его лицо».

Через полчаса, умываясь перед сном, – Татьяна все-таки надеялась уснуть – она не узнала в зеркале саму себя. Слишком долго плакала.

Звонок

– Здравствуйте. Вас слушают.

– Я правильно звоню?

– Это ночной телефон доверия. Простите, как вы узнали наш номер?

– Из рекламной листовки. Их бросают в наши почтовые ящики. Я… Могу поговорить с вами?

– Для этого я здесь, – тепло произнес женский голос. – Меня зовут Галина.

Ответного представления не последовало. Галина не удивилась – многие не желают называть свое имя. Ее и саму звали вовсе не так – то был рабочий псевдоним. Легче принять чужую боль, а порой – агрессию, если это делает «Галина», а не ты сама.

– Мне хотелось поговорить, – голос в трубке был замороженным, вялым.

– Я вас слушаю.

– Правда?

– Конечно. – Она украдкой отхлебнула глоток горячего кофе из кружки. Рядом в комнате бесшумно работал телевизор, и женщина косилась на храброе лицо Сигурни Уивер, которая, сжав в руках громадный огнемет, отправлялась бороться с межгалактическим злом. А может, и с добром – смотря по тому, на чьей ты стороне.

– Мне не с кем поговорить, – прошептал голос, лишенный эмоций и даже пола. – Галина так и не смогла понять, кто звонит – мужчина или женщина. – Понимаете, мне нужно было решиться.

– Вы уже сделали первый шаг, когда набрали номер, – ободрила голос женщина. Сигурни тем временем сжала зубы и сказала чудовищу: «Ни черта у тебя не выйдет!» Звука не было, но женщина знала фильм наизусть. Она его любила с тех пор, как была подростком, и слегка досадовала на звонок, который помешал просмотру. Слегка – потому что работу свою она тоже любила. Эти ночные голоса, безликие, затерянные во тьме, а сегодня еще и в метели, позволяли ей забыть о своих мелких несчастьях. Муж стал холоднее в постели – не кроется ли за этим чего-то? Дочь грубит – переходный возраст. Хотела вот исправить ситуацию, добавить в дом тепла и ласки – завела овчарку, и на тебе – та всю семью перекусала. А у мамы и вовсе беда – ее замучили ночными пьянками соседи-наркоманы, а досаду она вымещает на дочери и зяте – зачем поселили ее в этой квартире? Наверное, хотят со свету сжить! Плюс – сдохла дочкина золотая рыбка. От этого бедлама она сбегала сюда, где с ней говорили люди более несчастные, чем она сама. Наверное, потому она и предпочитала ночные дежурства. Счастливые люди по ночам спят или развлекаются.

– Не надо штампов, – прошептал бесполый голос. – Не отделывайтесь от меня.

– Я от вас не отделываюсь, – встревожилась Галина. – Я слушаю.

– У меня случилось кое-что.

Пауза. Торопить клиента не нужно. Ему требуется время, чтобы собраться. Галина только и сказала: «Я здесь!», косясь на экран. Сигурни попала в жаркую переделку.

«Черт, нельзя включить звук! Кто это вообще – он или она? Если она – личные проблемы. Он – тоже личные. Черт… «Чужие» наступают! А может, перейти на телефон доверия для женщин? По крайней мере знаешь, с кем говоришь!»

– Вы здесь? – участливо произнесла она, не отводя взгляда от экрана. Лейтенанту Рипли, то бишь, Сигурни, приходилось совсем плохо. Погибли практически все ее соратники.

– Здесь, – заторможенно ответил голос. – Скажите, вы записываете разговоры?

– Конечно, нет! – Галина оторвалась от экрана. – Говорите свободно. Вас что-то тревожит?

– Кажется, убили человека, – так же спокойно ответил безликий голос.

– Простите?

– Убили человека. У вас есть определитель номера?

Определитель был. Говорить об этом не полагалось, но он был. Галина приподнялась на стуле, едва не опрокинув кружку с кофе. Лейтенант Рипли, вся в крови и грязи, отстаивала земную цивилизацию, но Галине было уже не до того. Она вдруг поверила этому голосу. Иногда ведь звонят люди, у которых нет никаких проблем. Сами придумывают себе проблемы, просто чтобы с кем-то поговорить. Или проверить «на вшивость» телефон доверия. Или просто так. Но этот голос не лгал. Она не знала, почему так решила. Она это почувствовала.

– У нас нет определителя номера.

– У вас он есть, – уверенно сказал голос. – А мне все равно. У меня – анти-определитель. Я звоню с мобильного телефона. Кстати, вы смотрите «Чужих»?

Галина в панике взглянула на экран. Горящий лифт обрушивался в ад. Разъяренная Сигурни прижимала к груди перепачканную донельзя девочку. Сквозь прутья решетки пробивались клешни и щупальца «чужих». Когда Галина была подростком и увидела это в первый раз, то сидела перед экраном на коленях, молитвенно сложив ладони на груди. Ей так хотелось, чтобы эти двое спаслись!

– Я не смотрю телевизор, – ответила она, слегка отрегулировав голос. – Я только слушаю вас.

– А я думаю, что вы смотрите «Чужих». Знаете, почему? По остальным каналам – лажа. Платного канала у вас, конечно, нет. Смотреть в это время больше нечего. А вы говорите со мной так, будто все время на что-то отвлекаетесь.

– Я…

– Послушайте, – перебил ее голос, в котором по-прежнему не было ни пола, ни интонации. – Убили человека. Это правда.

– Кого?

– Человека. Этого мало?

– Простите. – Галина попыталась собраться. – Вы хотите сделать сообщение?

– Кажется, оно уже сделано?

– Но… Постойте! Я дам вам телефон, по которому вы получите нужную информацию. Вам помогут! Не вешайте трубку!

– Мне уже помогли, – с подчеркнутой вежливостью ответил голос, – а с милицией я общаться не желаю. Выслушали меня – и большое спасибо. А теперь спокойно смотрите «Чужих».

– Погодите!

В трубке стало тихо. Галина повесила ее, взглянула на огоньки определителя. Звонивший говорил правду. Или звонившая? Звонок пришел откуда-то из ночной Москвы и растворился в ней, как в кислоте.

«А если розыгрыш?»

Эта мысль ее слегка успокоила. Галина даже нашла в себе силы обернуться к экрану и, отпивая из кружки остывший кофе, насладиться последними кадрами фильма. Сигурни настояла на своем и расправилась с мировым злом, но, как всем известно, лишь до поры до времени. До следующей части фильма.

«А если правда?»

Зазвонил телефон. В трубке раздался затравленный голос не вполне трезвой женщины, которая жаловалась на то, что ее избивает муж. Галина вздохнула.

«Пошло-поехало! К полуночи ничего другого не услышишь. А если все-таки правда?»

Но думать о бесполом тихом голосе времени не было. В эту ночь телефон не остывал, и Галина выслушала еще немало историй – частью надуманных, частью реальных, так что к рассвету окончательно перестала понимать, кто лжет, чтобы вызвать к себе сочувствие, а кто говорит правду.

Глава 1

Уснуть не удалось. Татьяна металась на постели, и каждый сантиметр простыни был ей ненавистен. Она лежала на этой простыне с ним. Она была здесь счастлива… Или воображала себя счастливой?

Женщина села, вцепилась пальцами в свалявшиеся волосы. «Подумать обо всем. Не отчаиваться. В конце-концов, мне всего тридцать, и Дима – это не последний шанс. Будут еще. Будут обязательно».

Она уговаривала себя, как могла. Напомнила себе о том, что на работе и в командировках, куда ей часто приходилось ездить, она всегда пользовалась вниманием у мужчин. Что старой девой – а таковой она все чаще себя называла, осталась лишь по двум причинам – излишняя разборчивость и стремление сделать карьеру.

«Я красивая, – твердила она, ероша волосы. – Я еще молода. В моем возрасте все только начинается. У меня отличная квартира. Любимая работа. У меня есть деньги…»

Когда она подумала о деньгах, ее передернуло. Ужасно, немыслимо, однако… А если Дима, которого она случайно встретила во время деловых переговорах о закупке мебели, сошелся с нею только затем, чтобы занять денег?

«Этого не может быть! Да разве он мог вычислить, что у меня на счету приличная сумма? Я помню, как он подошел, поздоровался. В его глазах – а глаза у него темные, непроницаемые, отразился явный интерес. Я всегда любила брюнетов. Он принес мне со столика – был фуршет – несколько рулетиков суши и коктейль. Я отказалась – сказала, что никогда не ем и не пью на фуршетах. Что не затем сюда прихожу, а для работы. Он засмеялся и поставил тарелку на ближайший стол. О чем мы говорили потом?»

Татьяна зажала лицо в ладонях, и тот вечер, который она одновременно хотела вспомнить и забыть, вернулся.

Темный зал ресторана – одного из тех приличных и безликих заведений, где проводят корпоративные вечеринки. В тот вечер праздновали юбилей фирмы и одновременно обсуждали очередную крупную сделку. Татьяна была в курсе предстоящих испытаний и потому не пила ничего, кроме минеральной воды. Она нарядилась – малиновые бархатные брюки, свитер из золотистой крученой шерсти, на шее – жемчужное ожерелье – настоящее, для тех, кто разбирается. На запястье – мобильный телефон на петле. Назавтра она собиралась в очередную командировку по закупкам – если, конечно, сегодня все кончится благополучно.

– Простите, – раздалось за ее спиной, – вы…

– Я? – Татьяна приветливо обернулась. Она вообще привыкла относиться ко всем приветливо – ведь никогда не знаешь, с кем говоришь. Это может быть очень влиятельный человек, а может – опасный.

– Вы из «Альянса»?

Ее улыбка стала еще пленительнее.

– Да. Могу помочь?

– Конечно, – он тоже улыбался, и сейчас она вспомнила, что в первый момент ей очень не понравились его губы. Длинные, узкие, будто прорезанные ножом на бледном продолговатом лице. А так – он был красив. Такие лица зовутся роковыми, непонятно почему – может, из-за темного пигмента волос и глаз.

– Выпейте со мной, – любезно произнес он и представился.

Татьяна слегка растерялась, но тут же поняла, к чему идет дело. Ее давно уже перестали интриговать подобные знакомства – к тридцати годам она поняла, что все случайные связи завязываются весьма однообразно. Будь ей шестнадцать – она бы взволновалась и, возможно, влюбилась. Но ей было тридцать, она была умна, довольно состоятельна и совершенно свободна от иллюзий. Поэтому Дима особого впечатления на нее не произвел. Напротив – она чуть не обиделась на то, что он изобрел такой дешевый способ познакомиться.

«Будто принял меня за дурочку».

– Простите, нет настроения, – сказала она, и, тут же поняв, что ответила слишком резко, пояснила: – Я вообще не пью. Почти.

– И вы правы, – не обиделся тот. – На этих вечеринках всегда такая поганая выпивка – можно отравиться. Устроители платят за хорошее вино, а ресторан подсовывает сивуху.

– Верно. – Она отвернулась, но ее равнодушие было деланным. Что-то впечатлило ее в этом мужчине. Его тон – любезный и вместе с тем независимый? Взгляд – ласковый и непроницаемый? Стиль одежды – скорее спортивный, чем деловой. Это его молодило. А может быть, просто то, что он так ею заинтересовался? Татьяна повернулась к нему и улыбнулась – на сей раз искренне:

– Я предпочитаю угощаться за свой счет, а не за счет компании.

– Так может быть, – в его голосе была нерешительность, – мы куда-нибудь сбежим?

И снова она могла бы обидеться на такое легкомысленное предложение, с каким стоит обращаться только к пустоголовым девчонкам. И снова не обиделась. Каждый раз, когда ей нравился мужчина, она называла это: «Крючки сцепились». Они сцепились и на сей раз.

– Честно говоря, – сказала она, обводя взглядом зал, вылавливая из полутьмы фигуру своего полупьяного начальника, сотрудников своей и чужой фирмы и убеждаясь, что до сделки сегодня никто не дотянет – перепьются, – мне тут надоело.

– Я на машине.

– Отлично, – машинально сказала Татьяна и вдруг опомнилась. Слишком быстро она согласилась. Хотя, с другой стороны, разве ее это к чему-то обязывает?

– Неподалеку, – развивал тему Дима, провожая спутницу к гардеробу, – есть отличное место. Я там уже бывал.

«С кем? – машинально подумала она и поймала себя на мысли, что ее это волнует. – Почему? Он мне совершенно безразличен!» И в этот миг солгала.

«Отличное место» оказалось тихим, уютным и – что сейчас с болью отметила Татьяна – недорогим. Все, что касалось денег, стало для нее очень значимым – память оказывала ей плохую услугу, резко высвечивая суммы, счета, расценки. «А если с самого начала все было из-за денег?»

Но ведь ресторанчик в самом деле был приятным. Неброский интерьер, хорошая кухня, приветливая прислуга. Татьяна почувствовала голод и с неприличной жадностью съела два салата, запивая их вином. Захмелев, призналась, что не имеет времени для домашней готовки и вынуждена питаться в ресторанах. Потому так и разборчива – недолго ведь нажить гастрит.

Дима ее поддержал:

– Знакомая проблема. Работаешь, мечешься, а чего ради – непонятно. Зарабатываешь деньги, а для кого? Не для себя же. Кому их оставишь? Чужим людям? Даже в отпуск съездить некогда.

– Понимаю, – она пристально глядела на этого мужчину, который, неизвестно почему, вдруг начал с ней откровенничать. – Сама забыла, что такое море.

– Море… Это уже слишком. Выспаться некогда.

«Он одинок? – пронеслось у нее в голове. – Некогда съездить в отпуск, некому оставить деньги… Не понимаю. Разведен? Или врет?»

Но Дима, когда она деликатно коснулась семейной темы, немедленно сообщил, что женат. И в этот момент, ощутив весьма острую боль, она поняла, до какой степени он ей нравится. И выругалась про себя: «Не везет! Почему же так не везет! Женат, хочет развлечься! Надо заплатить по счету пополам и разбежаться. Если и встретимся, то на какой-нибудь корпоративной собирушке, вроде нынешней. Ничего больше не надо!» Но что-то внутри кричало, что надо, очень надо, что…

– Женат, – сквозь зубы проговорил Дима, играя вилкой. Он так и не прикоснулся к жаркому на своей тарелке. – Одно название.

Татьяна предпочла не развивать темы. Она созерцала узоры на плафоне, освещавшем стол, и заставляла себя сохранять непроницаемый вид.

– Мы давно стали чужими.

– А? – вяло откликнулась она. – Простите?

– Мы же перешли на ты!

– Разве? – нахмурилась женщина. – Ну прости. Я прослушала.

– Я хотел сказать, что практически – я не женат. – И его длинные тонкие губы расползлись в улыбке, которая ей с первого взгляда не понравилась. Однако теперь, даже после того что Татьяна услышала, улыбка ее уже не раздражала. Она отметила это про себя и снова выругалась: «Какая я дура! Неужели влюбляюсь?»

– Такое бывает, – доверительно говорил Дима, продолжая играть вилкой. – Женятся по любви… Живут вместе пару лет… И все проходит.

– Все? – иронически переспросила она.

– Все вообще. – Он поднял глаза, и женщина снова поразилась тому, насколько они непроницаемы. Они были темны, холодны и серьезны – как запечатанный сейф. – А расстаться невозможно.

– Почему же?

– Зачем? – Дима вдруг заметил вилку в своей руке и аккуратно положил ее поперек нетронутого блюда. – Бросить женщину и причинить ей боль? Такое делают, но… Должна быть причина. Должен быть человек, к которому ты уходишь.

«А он слабый, – вдруг поняла Татьяна. – Сильный не стал бы рассуждать».

– Наверное, я просто боюсь одиночества, – будто услышав ее мысли, продолжал мужчина. – Я привык, понимаешь? Приходишь домой. Тебе задают вопрос: «Как дела?» Ты отвечаешь: «Хорошо». Ужин готов. Правда, – он усмехнулся, – она плохо готовит. Ложишься в постель. Гасишь свет. И…

– И?… – Татьяна иронично приподняла бровь.

– И больше ничего, – отчеканил он.

– И вы решили мне пожаловаться?

Татьяна не любила себя за язвительность. Она сама понимала, что именно эта черта и не дала ей выйти замуж, а ведь возможностей было много. Однако «язык мой – враг мой». И она не утерпела.

– А я не жалуюсь, – спокойно, доверительно сказал он. – Я хотел поговорить с хорошим человеком.

И тут ей стало не по себе. Так бывает неловко тому, кто привык обороняться и вдруг понял, что на него вовсе и не нападают. Татьяна несмело подняла глаза.

– Вы меня извините, – сказала она. – Устаешь, забываешь, как общаться…

– Мы на ты.

– Тем более, извини, – и улыбка у нее получилась теплой, дружелюбной. – Тогда можно спросить – почему ты выбрал меня?

– Из-за твоих глаз, – немедленно ответил Дима.

– А что в них такого?

– Свет.

Ответ ее убил. Глаза у нее, в самом деле, были красивые – темно-зеленые, глубокие, опушенные густыми ресницами, которые у нее никогда не было необходимости красить. Ей делали комплименты, но слова «свет» не произносили. Она привыкла ко всему – к пошлым любезностям, к наивно-грубым домогательствам, к обыкновенной похоти. Ей приходилось общаться со многими людьми, большинство из них были мужчинами, прочно женатыми, хорошо обеспеченными, загруженными работой. На ухаживания у них не было времени, на комплименты не хватало фантазии. Дима был иным.

– А дети? – невпопад спросила она.

– У нас нет детей. А ты… Замужем?

– Нет, – она свободно улыбнулась. На этот вопрос ей приходилось отвечать очень часто.

– Может быть, это к лучшему, – философски заметил он. – Когда отношения становятся официально зарегистрированными, что-то в них умирает.

Эта фраза ей не понравилась. К замужеству, оформленному в ЗАГСе, признанному соседями и родней, Татьяна относилась иронически. Если бы это имело какой-то смысл, не было бы разводов. И что может быть глупее, чем пьяная свадьба, белая фата на голове невесты, зачастую беременной, поздравления, которые часто идут не от души? Этого она не хотела ни в коем случае. И все-таки… Как любой женщине, начинающей подсчитывать свои годы, ей хотелось стабильности. А тут ей с места в карьер заявляли, что ничего подобного не будет.

– Я сама всегда так думала, – тем не менее сказала Татьяна, сохраняя независимый деловой тон. – К чему формальности?

– Иногда они все-таки нужны. Особенно, если думаешь, что на всю жизнь связываешь себя с любимым человеком… Только потом оказывается, что этот человек…

– Так вы мне все-таки жалуетесь, – желчно сказала она, отодвигая пустую тарелку.

– Вовсе нет. Кстати… – Он открыл барсетку и достал оттуда визитную карточку. – Вот. На тот случай, если я тебя не очень раздражаю. Опять напоминаю – мы на ты.

Визитку она взяла, но ничего не обещала. Своего телефона не дала. В сущности, после того как они вышли из ресторанчика (расплатившись пополам) и разъехались – он на своей машине, она в такси, все было кончено. Она и не собиралась ему звонить.

Сделка была успешно проведена, Татьяна получила причитающийся ей процент. О вечеринке давно забыли – сейчас она не смогла бы назвать и адреса ресторана. Визитка обитала в самом дальнем, непосещаемом ею отсеке бумажника. А вот Диму она не забыла.

Звонок она сделала спьяну – снова отмечалось какое-то событие на работе, которое было ей безразлично. Придя домой, женщина с отвращением осмотрела заброшенную квартиру, дорогую, но слишком чистую аппаратуру на кухне – плиту, микроволновку, комбайн… Конечно, чистую – для кого же готовить? И позвонила.

Они встретились назавтра. Снова спокойный, дружеский разговор. Еще через день – более эмоциональное свидание. Дима исповедовался во всех грехах, но их оказалось немного. Смысл исповеди был таков – он несчастен. И главное – очень одинок.

Любовниками они стали через два дня. Для Татьяны это был рекорд – обычно она тянула неделю-другую. А затем она побила другой рекорд – уже через месяц поняв, что видит в этом человеке своего будущего мужа.

«А что? Должна быть семья. Не только работа, не все для карьеры. И может быть, дети?»

Мысль о детях начинала ее ранить. У сослуживиц они были. Почти у всех. Особенно активно рожали молодые, которые, казалось бы, не имели на это права, не завоевав положения в обществе. Татьяна ловила себя на мысли, что осуждает их. К чему торопиться, можно подождать. Она ведь ждала! Она работала, делала свое будущее, не оглядываясь на чувства и желания, отдала все ради того, чтобы купить хорошую квартиру в центре Москвы, завести счет в банке, приобрести уважение сослуживцев. Когда она начинала, ей было трудно. Девочка из провинции. За спиной – никого. Все мысли о работе. И еще – нежелание продаваться. И теперь безмятежность юных девиц с работы, которые больше думают о личной жизни, чем о карьере, раздражала ее. Почему одним все, другим – ничего?

«Были связи, было все. Кроме счастья. И я решила, что Дима мне его даст. Я достигла такого общественного положения, что могу смело смотреть в глаза любому жениху. Пора. А он…»

Женщина вскочила с постели и пошла на кухню – в горле пересохло, хотелось выпить воды. Проходя мимом стола, она уловила приторный аромат отмерших роз, которые принес на свидание Дима.

«Почему я выбросила перчатки той девчонки, а не его цветы? Чем девчонка-то виновата? Ее обманули, как и меня. Или даже хуже, чем меня, ведь она ничего не знала о его жене. Зачем? Почему так жестоко?»

В этот момент она почти сочувствовала той девушке, которая с оцепенелым видом смотрела на постельную сцену. Будь она на ее месте, Татьяна бы расплакалась. А девушка взяла себя в руки.

Перейдя просторный коридор, она зажгла свет в кухне, открыла холодильник, достала бутылку минеральной воды.

«Сегодня я не усну».

Спать не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Даже плакать она не могла. Женщина залпом опустошила стакан, откашлялась, вытерла набежавшие на глаза слезы.

«Ну и пусть. Пусть все кончено. Он отдаст долг и все!»

При мысли о деньгах ее передернуло. Дима занял крупную сумму полгода назад. О возврате пока речи не было. Да и быть не могло – как скажешь любимому человеку: «Верни мои деньги!» Ему было нужно поддержать бизнес, Дима мечтал об отдельной фирме. Все его мечты и проекты связывались с их будущим. Прямо об этом не говорилось, но Татьяна думала, что это прямо касается их обоих. Поэтому слова «долг» она не произносила даже про себя. Сегодня вечером он больше всего уязвил ее, обещав вернуть деньги. Это означало, что все кончено.

Она резко поставила стакан на стол.

«Ну и ладно. Еще одна ошибка. Нечего расстраиваться. Все впереди».

Татьяна обернулась, потянула руку к выключателю, думая, что теперь-то наверняка заставит себя уснуть… И замерла.

На полу, у окна, лежал человек. Спиной к ней, скрюченный, худощавый. Возле его безвольно откинутой головы на линолеум натекла лужица крови, уже почти застывшая.

«Стоп-стоп, – сказала себе женщина, тяжело опираясь на стол. Она задела стакан, тот звякнул о чайник. – Не может быть».

Она всегда ценила себя за способность анализировать обстановку и быстро ориентироваться. Но тут – в собственной кухне – ничего не получалось. Был факт – но объяснений не находилось.

Татьяна отцепилась от стола и осторожно подошла к телу, почти приникшему к батарее. На нее пахнуло теплом и кисло-сладким запахом крови. Женщина выпрямилась.

«Дверь!»

Подобная быстрота реакции часто ее выручала. Все было ясно – этого типа, жив он или мертв, тут быть не могло. Он тут не жил, а стало быть, и умирать не имел права. Однако он тут был. Значит, вошел через дверь – черт знает, почему и зачем. И так же непонятно почему – бес его возьми – умудрился умереть! А дверь должна быть – открыта?! Она ее не заперла?

– Зараза! – громко произнесла Татьяна, тут же прикусив острыми зубами кончики пальцев, словно боялась разбудить мертвеца. И добавила шепотом: – Однажды это должно было так кончиться!

И как всегда в пиковых ситуациях, ей вспомнилось самое дурацкое и бесполезное. Когда она обсуждала в риелторской конторе будущую покупку – эту самую квартиру в центре Москвы, то, конечно, пыталась узнать все, что могла. Огромные деньги – ну для нее, провинциалки, которая кровью и потом сделала карьеру и небольшое состояние. Островок, к которому умудрилась доплыть через бурное море. Словом, вся жизнь. Мечта, которая осуществилась. Безопасность и возможность посмотреть кому угодно в глаза и сказать, в каком районе живет. И в ответном взгляде увидеть зависть.

– Очень спокойный дом, – вещал риелтор, с уважением глядя на состоятельную клиентку. – За это я ручаюсь – уже продавал там квартиру. Подъезд чистый, цветы, картины на стенах…

– Видела, – спокойно сказала она, не проявляя восторга. В самом деле, осматривая квартиру, она впечатлилась видом подъезда – ровные, чистые стены, вылизанные полы, на окнах – горшки с цветами и – картины! Весьма посредственные, вроде тех, что продаются на Арбате. Большим знатоком искусства она себя не считала, но все-таки улыбнулась. Трогательно и наивно. Розовые закаты, голубые зимние пейзажи, восковые несъедобные натюрморты… Так бездарно, что почти хорошо. Есть степень бездарности, за которой начинается стиль.