Разбитые маски

– Не так уж долго меня не было, – буркнул он наконец.

– Для того, кто ждет – долго. Если тебе было наплевать на меня, то подумал бы о родне! Кое-кто из твоих родственников в самом деле переживал. Остальные, может, отнеслись к этому не так серьезно, но вот твоя сестра…

– Она знала, где я, – неожиданно сказал Виталий. И посмотрел на нее – почти с вызовом.

А Ольга онемела. Весь боевой настрой мгновенно исчез. Она не понимала, в самом ли деле прозвучали эти слова или ей показалось. Знала? Она знала? Ольга повторяла эту фразу как заклинание, пытаясь понять ее смысл. И вдруг поняла все.

Когда она впала в панику – через несколько дней после его исчезновения, – старшая сестра Виталия просиживала с ней почти круглые сутки. Маша даже взяла на работе отпуск за свой счет. Она так тяжело переживала случившееся, что Ольге несколько раз приходилось вызывать «скорую», чтобы сделать укол. Сердечные приступы следовали у ее золовки один за другим, и Ольга всерьез опасалась, что дело кончится скверно. У Маши всегда было слабое здоровье.

И вдруг, вернувшись домой из лицея, Ольга нашла на кухонном столе записку от Маши. Та сдержанно писала, что решила снова выйти на работу, вернуться домой. Просила звонить. Они в самом деле часто перезванивались только для того, чтобы сообщить другу другу неутешительные новости. Но странное дело – больше ни разу не виделись. Ольга часто приглашала родственницу к себе, но Маша каждый раз отклоняла приглашения. Под разными предлогами – нет времени, нет сил, нет смысла… Последнее вслух не произносилось, но подразумевалось. Что может измениться от того, что две женщины проплачут целую ночь на кухне?

А голос Маши по телефону звучал совсем не так, как во время их первых ночных бдений. Она говорила почти спокойно. Ольга объясняла это тем, что нервное перенапряжение обернулось вот таким странным образом – Маша казалась слегка замороженной. Она вяло поддерживала разговор, и казалось, потеряла всякий интерес к поискам брата. Наконец звонки почти прекратились. Ольга сказала себе, что не в состоянии разговаривать с человеком, который засыпает на ходу, не слушая твоих слов.

– Значит, ей ты позвонил, – заторможенно повторила она.

– Я не мог не позвонить Маше, – мрачно ответил он. – У нее больное сердце, сама знаешь.

– И когда ты это сделал?

Выяснилось, что отъезд Маши и его звонок совпадали по времени. Все предположения подтвердились – та просто перестала беспокоиться о брате, получив от него весточку.

– Но почему ты сперва не известил меня? – чуть не плача, спросила она. Ольга смотрела в его непроницаемое лицо и не могла поверить, что он говорит правду. И так спокойно! – Конечно, я моложе и здоровее твоей сестры, но разве ты не подумал, что у меня тоже есть сердце!

Он покачал головой:

– Я думал об этом.

– Врешь!

– Оля, успокойся… Знаю, я поступил как последняя сволочь, но я не мог тебе позвонить…

– А Маша известила твою остальную родню, верно? – уже закипая от ярости, продолжала женщина. – И когда я обзванивала их, спрашивала о тебе, они надо мной смеялись?

Он поразил ее вторично. Выяснилось, что он взял с сестры обещание, что та никому ничего не расскажет. Его звонок должен был остаться тайной. Для всех – кроме горячо любимой, единственной сестры.

Ольга только развела руками – она была так потрясена, что у нее не нашлось слов.

– Ты сумасшедший, – сказала она наконец. – Где же ты был?

– Маша знает, – он встал из-за стола. Глаза у него были усталые, он сразу погас, сделался будто ниже ростом, у´же в плечах. – Если хочешь узнать – позвони ей.

– Но почему ты сам…

– Я просто не могу этого выговорить, – неожиданно резко ответил он. – А ей будет намного проще это сказать. Если ты действительно хочешь что-то узнать.

С этими словами он заперся в ванной.

Ольга в замешательстве постояла у двери, слушая шум льющейся воды. Ванну он принимать не мог – вода шла только холодная. Тогда зачем открыл кран? Скорее всего, сидел на бортике ванны, смотрел на бегущую струю и ждал, когда жена позвонит Маше, как он посоветовал. А потом? Потом, вероятно, он все-таки выйдет. Что ей предстоит узнать?

Женщина медленно прошла в комнату, набрала знакомый номер – по памяти, не прибегая к записной книжке. Взглянула на часы. Поздно, конечно, но на этот раз ей абсолютно все равно, разбудит она золовку с семьей или нет.

Она их разбудила – у Маши в доме всегда ложились рано. Голос, раздавшийся в трубке, был заспанный и раздраженный:

– Слушаю!

– Маша, у меня к тебе только один вопрос, – сказала Ольга, отмечая про себя, что в ванной выключили воду. Виталий, наверное, прислушивается. – Где он был все это время?

После паузы Маша попросила объяснений. О чем речь? И тут Ольга не выдержала. Она давала себе слово, что будет говорить очень спокойно. Не позволит себе сорваться на крик, не унизится перед женщиной, которая предпочла видеть, как она корчится от страха и тревоги, чем выдать своего любимого брата.

– Ты знала все с самого начала и даже не намекнула, что он жив! – крикнула она в трубку. – Спасибо! Я считала тебя человеком!

– Он вернулся? – забеспокоилась та. Сонливость исчезла из ее голоса, появилась явная тревога. – Витя у тебя? Дай ему трубку!

– Он в ванной. И он велел позвонить тебе, чтобы ты сама мне все рассказала. Он, видите ли, почему-то стесняется.

Снова пауза. Ольга почти видела, как ее собеседница лихорадочно кусает губы, пытаясь как-то выкрутиться. Была у Маши такая привычка. На нижней губе у нее постоянно красовались две темные отметины – след зубов.

Ольга решила, что больше ни за что не сорвется на крик. Если такое произойдет, она просто повесит трубку. Если начнешь кричать, ничего не добьешься. «Вся его семья такова! – в отчаянии подумала она. – Улитки. Как они похожи на улиток – и брат, и сестра! Стоит показаться опасности – они сразу втягивают рожки и прячутся в раковинку. И никаким способом не выманишь их оттуда. Он заперся в ванной, а она замолчала».

– Скажи, – ее голос прозвучал хрипло, но тихо. – Скажи, где он пропадал. Он сам попросил тебя об этом.

– Ты не могла бы дать ему трубку?

– Нет. Боюсь, что он вообще не выйдет из ванной, если ты не объяснишь мне…

– Ну хорошо, – Мария очень волновалась – в трубке было слышно ее частое, будто загнанное дыхание. – Не знаю, правда, зачем он взвалил это на меня…

Как всегда, ушел в сторону! Разве я обязана сообщать такие вещи?

– Какие, Маша?

– Он был у женщины, – с трудом выговорила та. – У другой… Не у Ирины. Это все, что он мне тогда сказал.

Теперь обе молчали. Ольге послышался какой-то шорох в ванной комнате. Наверное, Виталий обо всем догадался по наступившей тишине.

– У женщины, но не у Ирины, – автоматически повторила Ольга. – Я правильно поняла?

– Да. Он так сказал.

– Кто она?

– Не знаю. Я сказала все, – в голосе послышалась мольба. – Ты же понимаешь, что я не могла тебе передать такое. Он мог даже не просить об этом! Я попыталась его уговорить, чтобы он не вел себя так безобразно, но тогда он просто повесил трубку. И не звонил целый месяц, почти до апреля.

– Он звонил несколько раз?

– Три раза, – моментально ответила Маша. – В конце февраля, в конце марта и потом еще в мае. И каждый раз говорил одно и то же – что скоро вернется, что запутался в своих чувствах.

Последние слова она произнесла так, будто просила прощения за брата. Ольга поймала себя на том, что тоже кусает губу, повторяя дурную привычку Маши. Она невольно улыбнулась, и это ее поразило. Она, значит, еще может улыбаться? Услышанное не напугало ее, кажется, даже не слишком удивило. Она уже ждала чего-то в этом роде. Неужели ждала?

– Попробуй его простить, – попросила Маша, нарушая паузу. – Попробуй… Мужчины, они иногда…

Ольга положила трубку и задумчиво посмотрела на телефон. Хотела она знать то, что узнала теперь? Ее предупреждали. Она знала, что рискует, добиваясь правды. Виталий так и сказал.

В коридоре зазвучали шаги, Виталий вошел в комнату. Ольга пожала плечами, едва встретив его взгляд:

– Какой же ты гад, однако.

Она по-прежнему говорила спокойно. Достигнув этой способности один раз, она ее прочно освоила. Просто не волноваться, не плакать, не жаловаться. Илье бы это понравилось. Или нет? Он ведь не любит железных леди.

– Ну, знаешь ли, мы квиты, – ответил он, не глядя ей в глаза. – Давай ложиться, я смертельно устал.

– Ты хочешь развестись? – спросила она. – Давай, я готова.

– Я об этом не говорил.

– Но ты прожил с какой-то женщиной четыре месяца и за это время даже ни разу не позвонил. Я не сержусь, что ты был с ней. – Она с удивлением поняла, что не лжет. – Я сержусь только, что ты так отнесся ко мне. Ты же понимал, что я могла вообразить… Как переживала… А что в итоге? Гора родила мышь. Так мучиться, так ждать… И в итоге обнаружить, что у тебя просто не хватило мужества признаться в маленьком грешке.

– Повторяю, мы квиты, – повторил он. Виталий уже начинал перестилать постель. Он снял и бросил в угол совсем еще чистые простыни. Ольга отметила это – с его стороны такой заботы о чистых простынях никогда раньше не отмечалось. Не потому ли, что теперь на них спал Илья? «Как будто дело в простынях!»

– Ты как будто дожидался, когда я не выдержу, сломаюсь, пойду по твоему пути. – Она говорила это, доставая из шкафа чистое белье. Ее почти забавляло, как буднично они занялись делом. Обычный вечер, небольшая супружеская размолвка. – И тут же объявился. Странно, ты так удачно выбрал время! Невозможно поверить, что это простое совпадение!

– Но это так, – он разгладил последнюю складку на простыне и выпрямился. Глаза у него закрывались сами собой. – Оля, у меня есть предложение. Давай ляжем спать, а завтра начнем все сначала.

– Что именно?

– Все. Нашу жизнь. Я забуду об Илье, ты – о том, что я натворил. Я готов признать, что моя вина больше твоей. Признаю, что угодно. Но пойми, если мы не забудем эту историю, нам придется расстаться.

«Я только хочу сказать, что хорошие браки распадаются с такой же скоростью, как и скверные», – услышала она голос Ильи. А потом – голос своей матери. Та повторяла фразу, которую Ольга часто слышала от нее с самого раннего детства. «Каждый день случается что-то хорошее и что-то плохое. Нужно только уметь отличать одно от другого».

Эта фраза въелась в ее память как некая аксиома, но Ольга никогда особенно не задумывалась над ее смыслом. Казалось, он лежит на поверхности, но только сейчас она поняла, что именно хотела сказать ее мама. Хорошее иногда кажется плохим, и наоборот. Если суметь различать эти вещи между собой, жизнь станет намного более сносной и простой.

Виталий, не дождавшись ее ответа, улегся в постель. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, потом попросил погасить свет. Ольга щелкнула выключателем и вышла на кухню.

Розовый халат висел на спинке стула. Она взяла рукав, слегка пожала его, будто здороваясь со старым другом. «Прошлой ночью я согрешила с Ильей. Кажется, так это называлось в старину. Хорошо это было или плохо? Потом он меня бросил. Может, это тоже к лучшему? Или все-таки нет? Вернулся Виталий, и это было хорошо… До тех пор, пока я не узнала всей правды. Кажется, этот день побил все рекорды по «хорошему и плохому». И мне никогда в этом не разобраться».

Глава 5

Она приняла трудное решение – ни о чем его больше не спрашивать. Виталий предлагал забыть – но это ей не подходило. Забыть и замолчать – это разные вещи.

И поэтому утром, когда Ольга готовила завтрак, Виталий заметно повеселел. Он то и дело поглядывал в ее сторону, будто дожидаясь неприятных вопросов. А не услышав ни одного, с упоением принялся поглощать омлет. Она поставила перед ним тарелку с добавкой, подвинула ближе пряники (купленные Ильей). А потом слегка нахмурилась.

– Странно, – заметила Ольга. – У тебя небывалый аппетит.

– Что тут странного? – ответил он. – Ты вкусно готовишь, вот и все.

Ей хотелось спросить, неужели его возлюбленная была настолько плохой хозяйкой, что жесткие пряники и банальный омлет вызывали такой восторг. Но Ольга сдержалась. «Если я опущусь до таких замечаний – значит, просто ревную. А разве я ревную? Совсем нет. Просто хотелось бы услышать человеческое объяснение. И не от Маши – от него самого».

А пока что они говорили совсем о другом.

– Ты идешь в лицей? – спрашивал Виталий. – Сколько у тебя уроков?

– Уроки у меня были в феврале, – отвечала она, не в силах удержаться от сарказма. – Сейчас июнь, занятия давно кончились.

Он как будто пропустил это мимо ушей. Стал говорить о своей работе. Оказалось, что место, которое он потерял вследствие своего исчезновения, было не таким уж желанным. Сейчас он нашел вариант намного лучше этого. Может приступить сегодня же, после полудня – ознакомиться с местом, освоиться. А уж всерьез начнет работать с завтрашнего дня.

Ольга даже не спросила, в чем будет заключаться его новая работа. Неожиданно она поняла, что это ей абсолютно все равно. И это ощущение ее напугало.

– Наверное, мне сегодня придется задержаться, – говорил он, роясь в шкафах и нервно отыскивая чистые рубашки, белье, брюки. Во время ремонта все вещи были свалены в кучу и перепутались. Виталий с раздражением двигал вешалки, срывал и бросал на пол зимние вещи.

Ольга спокойно следила за ним, как будто он рылся в чужих шкафах. Прежде она бы впала в депрессию из-за того, что не приготовила мужу чистую рубашку. Теперь ей было все равно. И это даже переставало ее пугать.

– Куда подевались мои светлые брюки? – раздраженно спросил он. – Ничего не найдешь!

– Ты ушел из дому зимой, если помнишь, – ответила женщина. – Тогда светлые брюки были не очень-то в ходу. Но я поищу. Помоги мне достать пакеты с антресолей.

Он молча послушался. Каждое упоминание о том, как долго он отсутствовал, делало Виталия более сговорчивым. И все-таки вид у него был почти довольный. Жена не перегибала палку, не требовала покаяния – все было сносно, за исключением легких уколов.

Она взобралась на верхнюю ступень стремянки и вытянула из пыльных недр антресолей несколько пакетов. Те с грузными шлепками повалились на пол – никто их не ловил. Виталий отмахивался от пыли и потихоньку чихал.

Ольга спустилась.

– К скольки тебе на работу?

– Хорошо бы выйти через час, – почти виновато ответил он.

– Хорошо. Успею кое-что погладить.

Она выгладила ему летние брюки, несколько рубашек – на выбор и про запас. Отыскала светлые носки. У нее были полезная привычка – не убирать вещи, прежде их не выстирав. Теперь им нужен был только горячий утюг. Разглаживая через мокрую тряпку замявшуюся ткань, она снова подумала о том, до чего же странным было возвращение мужа. И странно было совсем не то, что он вернулся, и не причина, которой он все объяснил. Странно было, что теперь он упорно пытался восстановить прежний уклад жизни, предварительно его разрушив. И при этом ожидал ее одобрения.

– Готово, – она разложила одежду на диване. – Мне тоже пора идти, так что до вечера.

– Куда ты идешь? Ты же сказала, что занятий больше нет?

Она обернулась, прижимая к груди легкое белое платье:

– До вечера. Ждать меня до следующего июня тебе не придется.

И снова Виталий пропустил ее слова мимо ушей. Или сделал вид, что пропустил. Он быстро переоделся, оставив на стуле плотные зимние брюки, в которых когда-то ушел из дома, свитер, голубую рубашку. Ольга мимоходом заметила, что никаких новых вещей у него не прибавилось. Никакого багажа тоже не было. Он вернулся таким же, как ушел. За исключением горького привкуса тайны, который остался у нее на языке, как будто она съела грейпфрут без сахара.

За ним закрылась дверь. Он ушел намного раньше, чем намеревался, обогнав жену. Ольга положила белое платье на постель. Оно лежало, раскинув короткие рукава, как призрак юной девушки. «Я попросту выставила его из дома, – подумала Ольга. – Стоит хотя бы намекнуть на то, что было, и он уходит в свою раковинку, как улитка. Даже не подумал о том, как вернется, ведь ключи он потерял, а другой экземпляр до сих пор у Ильи».

На полу все еще валялись пакеты с вещами. Один был распотрошен – оттуда достали вещи Виталия. Другие остались целы. В одном из них она хранила собственные вещи – в том числе розовый халат, который непонятным образом оказался в ее спальне. Она сразу опознала этот пакет – он отличался от других тем, что сбоку на черном пластике была дыра, и она собственными руками заклеила ее скотчем, чтобы внутрь не пробралась моль.

Скотчем были завязаны и устья мешков. В том числе и этого. Но… Борясь со слипшейся черной лентой, она нахмурилась. Что-то было не так. Она привыкла расправляться с мешками более просто. Этот никак не желал ей поддаваться.

Ольга сломала ноготь, ругнулась и оглядела остальные мешки, валявшиеся у ее ног, точно дрессированные тюлени. Когда-то она купила их в хозяйственном магазине, прельстившись их размерами и плотностью. На самом деле мешки предназначались для больших объемов мусора, потому и были сделаны из черного жесткого пластика. Но молодая хозяйка решила, что они как нельзя лучше подходят для хранения вещей.

– Не то, – пробормотала она. – Совсем не то.

Остальные мешки (счетом четыре) были залеплены прозрачным, довольно податливым скотчем. Она разрывала его одним движением руки. Этот же, пятый, был закрыт совсем иначе.

– Это сделала не я.

Ольга подняла с пола скрюченный обрывок черного скотча, срывая который и сломала себе ноготь. Таким пользовались строители, она хорошо это помнила. Рулончик этого скотча должен был лежать на лоджии. Она с закрытыми глазами смогла бы показать, где именно. И была уверена, что никогда не брала его в руки, даже не притрагивалась к нему.

Она осторожно раскрыла пакет, будто опасаясь, что оттуда может выползти змея. Вытряхнула вещи на пол. И еще раз убедилась в том, что когда-то очень хорошо рассортировала старые тряпки. От них исходил сладкий запах лаванды, и даже сквозь целлофан Ольга могла увидеть, что вещи превосходно сохранились.

«Их стоит выбросить, – неожиданно подумала она. – Это привычка девочки, выросшей без отца, на нищенскую мамину зарплату, – ничего не выкидывать, откладывать вещи на черный день, чтобы перешить, переделать. Я все это выброшу».

Розовый халат хранился где-то в недрах этого пакета. Пакета, к которому уже давно никто не прикасался, не считая самой Ольги. Она сходила на кухню, сгребла халат в охапку и глубоко вдохнула его запах. Пахло лавандой. Нет сомнений – его совсем недавно достали из мешка.

«Но что же это значит? – Она машинально опустила халат обратно в пакет. – Кто достал его оттуда? Когда?»

«Это случилось в тот день, когда я давала последний урок. Утром встретилась с Ириной, а вечером халат уже ждал меня в спальне. Его мог достать Виталий. Что очень вероятно, так как он к этому времени уже околачивался где-то поблизости и хорошо знал, что я храню летние вещи на антресолях. А они ему были очень нужны. В такую жару разгуливать в теплых брюках – сущая пытка. И потом, появление этого халата должно было подготовить меня к чему-то необычному, к повороту в судьбе, напомнить о многом… – Она сама себя оборвала: – Поступок не в его стиле! Он бы просто оставил записку, если побывал тут. И потом – как он попал в квартиру в мое отсутствие? Виталий сказал, что потерял ключи. Рабочих в тот день не было. Уходя, я заперла дверь. Никто не мог сюда войти!»

– Илья мог, – произнесла она вслух. И сама испугалась звука собственного голоса. – К тому времени он уже присвоил себе ключи.

«Мне как-то не верится, что он может рыться в моих старых вещах, но факт остается фактом – это мог сделать только он».

Что из этого следовало – она не успела додумать. Ее мысли прервал телефонный звонок. Ольга взяла трубку и услышала незнакомый мужской голос. Это ее не насторожило – она привыкла слышать такие голоса. Мог звонить кто-то из приятелей Виталия – то ли за тем, чтобы узнать вести о старом друге, то ли из других побуждений. Некоторые из них все еще не оставили надежды снискать ее внимание.

Но этот голос был слишком официален для дружеского.

– Можно Владыкина Виталия Ивановича?

– А он только что ушел, – машинально сообщила Ольга. И тут же опомнилась: – Кто говорит? Нужно что-нибудь передать?

Голос запнулся. Он был не уверен в том, что ему стоит продолжать разговор. Ольга напряженно повторила вопрос. Про себя она твердила: «Он знает, что Виталий вернулся! Кто-то уже узнал! Кто?»

– С кем я разговариваю?

– Это его жена.

– В таком случае запишите телефон, пусть он сразу перезвонит, как вернется.

Она едва успела найти ручку – голос продиктовал московский номер и пропал – вместо него раздались частые гудки. Ольга раздраженно положила трубку – собеседник так и не представился.

Не успел он появиться, как ему тотчас начали звонить. Виталий как будто и не выпадал из прежней жизни. Это ее бесило, но она толком не понимала почему. То ли потому, что он перенес разлуку намного легче, чем она сама. То ли по другой причине… Он просто стал чужим, и когда его позвали к телефону, она испытала то, что чувствует любой человек, когда снимает трубку и обнаруживает, что абонент ошибся номером.

На самом деле торопиться ей было некуда. Сегодня у нее был только один урок, да и то в пять часов вечера. Ученица достаточно старательная, чтобы стоило с ней возиться. И достаточно бездарная, чтобы у Ольги каждый раз появлялось ощущение, что она напрасно берет деньги с ее родителей.

Она достала из шкафа старую записную книжку мужа, нашла телефон Костика. Набрала номер. «Если Илья поехал из аэропорта прямо к нему, есть шанс обнаружить его там».

Ей ответил мужской голос. Она не звонила по этому номеру так давно, что даже не узнала хозяина. Попросила Костю и услышала, что именно с ним имеет честь разговаривать.

– Это Ольга Владыкина, – представилась она. Новая фамилия все еще была ей слегка непривычна. Она выговаривала ее со смутным ощущением вины – как если бы донашивала платье за старой женой.

– Оля? Здравствуй, что…

– Илья не у тебя? – перебила она. В последние дни у нее появился этот талант – перебивать собеседника.

– Илья? – медленно проговорил он. – Почему он должен быть у меня?

– Ну, потому, что он…

Она не договорила. Собеседник тоже владел талантом перебивать.

– Я не видал его полгода, – сказал Костя. – Он что, вернулся из командировки?

Последовало еще несколько вопросов, на которые Ольга не смогла ответить. Она с трудом выбрала момент, чтобы извиниться за непростительную ошибку и повесить трубку. Голова шла кругом. Что-то было не так.

«Что-то! – издевательски сказала она себе. – Он всего-навсего мне солгал. Утверждал, что из аэропорта поехал прямо к Костику. Что узнал о моих приключениях от него. Назвал Костю – будто знал, что я давно с ним не общаюсь. Как будто был уверен, что у меня нет его телефона и я не смогу ничего проверить. Но телефон у меня был. Я никогда ничего не теряю».

Она пришла в ярость.

«Мне надоела ложь! Все подряд считают возможным мне лгать, а я выгляжу при этом абсолютной дурой! Зачем все это нужно! Зачем они, будто сговорившись, обманывают меня!»

Она набрала номер Ильи – уже по памяти. Этот номер давно стал для нее якорем спасения – его набирали, если случалось что-то неприятное. Например, негде было переночевать, не хватало денег до зарплаты или выкидывала номер Ирина…

Трубку никто не поднимал. Ольга ждала до тех пор, пока не убедилась – никто не подойдет. Если верить Илье, то в его квартире временно проживала семейная пара, у которой недавно родился второй младенец. Значит, молодая мать ушла на прогулку с детьми. С другой стороны, часто ли она имела возможность гулять? Это слишком трудоемкое дело.

– Позвоню позже, – сказала себе Ольга. – Так или иначе, но я найду его, и ему придется кое-что объяснить.

Она была уверена – он расстался с ней не случайно. Сошелся – да, возможно. Еще ничего не зная о возвращении друга, он мог позволить себе такой шаг. Но уйти Илья мог только в одном случае – если точно знал, что Виталий вернулся домой.

Рабочие так и не появились. Уходя на урок, Ольга подумала, что им, вероятно, требуется ежедневный контроль. Когда этим занялся Илья, все пошло как по маслу. Теперь они снова расслабились.

Поправляя узловатые, непослушные пальцы ученицы, она продолжала думать о своем.

– До, ре-бемоль, до, – твердили ее губы. Мысли были далеко.

Девочка трясла над клавишами белокурыми локонами и старательно выполняла указания учительницы. Она даже язык от усердия высунула – ей очень хотелось научиться играть. Очень – в отличие от других, более способных детей. Ольга мельком подумала, что это ужасно. Почему желания и возможности никогда не совпадают? Эта девочка была бы счастлива, будь она в состоянии сыграть маленькую фугу Баха. Ту, которую играют у Ольги ученицы второго класса. А между тем двенадцатилетний, очень старательный ребенок едва освоил основы арпеджио.