Погибель Империи. Наша история. 1913–1940. Эйфория

На самом деле Победоносцев беззастенчиво вторгся в сложные семейные отношения в доме Романовых. Обратимся еще раз к «Государственному совету» Репина. На картине по правую руку от Николая сидит его дядя, великий князь Владимир Александрович. И ведь не кто иной, как именно он, воспитанник Победоносцева, заказал Илье Ефимовичу картину «Бурлаки на Волге».

В бытность свою еще не президентом Академии художеств, а вице-президентом Владимир Александрович пригласил Репина показать ему свои эскизы. Репин только что вернулся с Волги. В назначенный час работы были разложены на полу в конференц-зале Академии. Владимир Александрович сразу же указал на эскиз «Бурлаков» и произнес:

– Вот этот сейчас же начинайте отрабатывать для меня.

В 1917 году между Февралем и Октябрем на линолеуме Илья Ефимович Репин пишет, как теперь сказали бы, ремейк своей картины «Бурлаки на Волге» и называет ее «Быдло империализма». Эта картина практически никому не известна и висит на ремнях в запасниках музея в Тбилиси. Приводим репинское объяснение смысла этой картины:

«Быдло – слово польское. Означает оскотевшего раба. Быдло – глубоко развращенное существо. Обычно подхалимствует перед своими господами. Но быстро приходит к расправе над этими господами, если они слабеют».

Первый вариант «Бурлаков на Волге», написанный по заказу одного из Романовых, был выставлен в Академии в 1873 году. Великий князь отлично объяснял характер репинских персонажей. Он знал их поименно. Картина долго висела в его бильярдной, и он жаловался Репину, что стена вечно пустует, потому что все просят у него «Бурлаков» на разные европейские выставки.

На этом фоне занятно выглядит мнение тогдашнего министра путей сообщения. Он доверительно говорил Репину: «Ну скажите, ради бога, какая нелегкая вас дернула писать эту нелепую картину? Да ведь этот допотопный способ транспортов мною уже сведен к нулю. Было бы патриотичнее не выставлять отрепанные онучи напоказ Европе на всемирных выставках».

Мнение другого министра путей сообщения, впоследствии министра финансов и премьер-министра Сергея Юльевича Витте, насчет картины Репина «Бурлаки на Волге» неизвестно. Витте также запечатлен Репиным на заседании Госсовета. Корней Иванович Чуковский вспоминает слова Репина о Витте: «Он гениальный человек».

В значительной степени благодаря усилиям этого государственного человека российский 1913 год стал тем, чем он стал. Именно 1913 год, а точнее экономическое состояние России в 1913 году, долгие советские годы неотвязным призраком преследовал советскую историческую и экономическую науки. Все годы пышного цветения советской власти мы сравнивали свои экономические показатели с 1913 годом; вопреки убегающему времени, 1913 год маниакально преследовал нас, пока само упоминание о нем не превратилось в крамолу.

В 1913-м Россия превратилась в индустриальную державу и прочно заняла 4-е место в мире. Темпы роста производства составляли 19 процентов в год.

Прирост населения в 1913 году составлял 16 процентов. Самый высокий прирост населения в Европе. На 56 процентов Россия собственными силами удовлетворяла внутренние потребности в станках и оборудовании.

Опережающими темпами развивались химическая промышленность и энергетика. Расходы по Министерству народного просвещения с 1900 по 1913-й возросли в 5 раз, составив в 1913 году 14,6 процента бюджетных расходов.

Если пересчитать цены и зарплаты 1913 года применительно к ценам и зарплатам 1985 года, мы получим:

• профессиональный рабочий получал ежемесячно около 2000 рублей;

• чернорабочий – 600–700 рублей;

• специалист-инженер – 20 000 рублей.

Теперь давайте вспомним наши зарплаты в 1985 году. Предел мечтаний классного дипломированного специалиста со степенью – 280–320 рублей. Средняя зарплата 100 рублей. При этом продуктов нет, все с черного хода и с переплатой.

В 1913-м внутренние российские инвестиции успешно конкурируют с иностранными. Иностранцы стремятся к получению российского гражданства.

Академик Станислав Густавович Струмилин – между прочим, академик с 1931 года, лауреат Ленинской и Государственной премий – свидетельствует, что заработки рабочих в крупной промышленности занимали второе место после американских.

Вот его выкладки:

Средний годовой заработок в обрабатывающей промышленности США в 1913 году достигал 573 долларов в год. Или 1,84 доллара в день.

В пересчете на русскую валюту его дневной заработок составлял 3 рубля 61 копейку.

В России, по данным 1913 года, средний годовой заработок рабочих составлял 300 рублей. То есть – 1 рубль 16 копеек в день.

Отсюда обычно делался вывод о резком отставании уровня жизни российских рабочих. И это было бы так, если не сравнивать цены на продукты в Штатах и в России. Но вся беда в том, что в Штатах в 1913 году продукты были в три раза дороже, чем в России. Тут и выясняется, что зарплата российского рабочего в 1913 году была только на 15 процентов ниже, чем у американского собрата.

Вот некоторые цены на продукты в 1913 году в Петербурге. Обращаю ваше внимание, цены даются за пуд, то есть за 16 килограммов каждого продукта.

• Мясо (первый сорт) – 9 рублей 38 копеек за пуд.

• Свинина (первый сорт) – 8 рублей 22 копейки за пуд.

• Караси мороженые – 8 рублей 48 копеек за пуд.

• Куры (первый сорт) – 1 рубль 93 копейки за пару.

• Хлеб ржаной – 3 копейки за фунт (русская мера веса, равная 409,5 г).

• Яйцо – 30 копеек за десяток.

А теперь зарплата в Петербурге в том же году. Зарплата за один день.

• Землекоп – 1 рубль 50 копеек.

• Кузнец – 2 рубля 26 копеек.

• Слесарь – 2 рубля 63 копейки.

• Чернорабочий – 1 рубль 24 копейки.

Повторяю, зарплату мы приводим за один день, а цену продуктов – за пуд. Если учитывать, что ни чернорабочий, ни слесарь в день не съедали пуд карасей, то картина, в общем, ясна. Справедливости ради добавим, что разброс цен и зарплат в России, как и сейчас, был значителен.

Теперь о перспективах России в оценках иностранных специалистов.

Если у России дела пойдут так, как они шли между 1900-м и 1912-м, то к середине XX столетия Россия будет доминировать в Европе в политическом, экономическом и финансовом отношении.

Отдельный прогноз в отношении сельского хозяйства.

Еще 25 лет мира и 25 лет землеустройства в либеральном направлении, предпринятом в рамках Столыпинской реформы, и Россия сделается другой страной.

25 лет мира не оказалось. Мирного времени оставался год. Даже меньше.

Экономический подъем страны позволил расходовать огромные средства на армию и флот. В 1913-м между российскими и французскими генералами уже вовсю идет дискуссия на крайне захватывающую тему: генерал Жоффр объявляет, что Франция на 10-й день мобилизации после объявления войны сконцентрирует на позициях 1,5 миллиона человек. В ответ генерал Жилинский обещает, что в следующем, 1914 году Россия на 13-й день мобилизации бросит против Германии 800 тысяч человек.

После поражения в Русско-японской войне Россия преодолела комплекс проигравшего. И вновь становилась великой военно-морской державой. Однако отставание ее в военной области от Германии было фатальным.

Странное дело. Несмотря на отменный фон, связанный с экономическим подъемом, несмотря на спад террористической волны, последним в которой было убийство премьера Столыпина, несмотря на нехудшую, скажем так, редкую для России ситуацию, празднование 300-летия династии оставило у Романовых невеселое впечатление.

Сестра Николая Ольга говорит: «Все было вымученным».

Действительно, императрица настолько выбилась из сил в череде мероприятий, что на балу в петербургском Дворянском собрании чуть не упала в обморок.

По Волге государь поплыл без нее. И все вроде бы было как надо. Действительно, толпы крестьян выходили поглазеть на царя, некоторые от любопытства даже заходили в воду и стояли чуть ли не по пояс в воде.

Действительно, отдельные неуравновешенные люди падали на колени, чтобы поцеловать тень императора, когда он проходил мимо. Но великий князь Гавриил Константинович, наблюдавший все это, пишет: «Да, приглашенная публика на улицах и в театре кричала „ура», но настроения не было. Все по-казенному».

Императорская семья в Костроме жила на двух пароходах. По утрам пили кофе в столовой. Великий князь Сергей Михайлович был все время не в духе и мрачно сидел за столом в старой генерал-адъютантской фуражке. Он вообще плохо одевался. Сергей Михайлович – сын двоюродного деда царя, Михаила Николаевича. И он представлен на репинском «Госсовете».

В 60-х годах прошлого века его правнуку князю Давиду Чавчавадзе, капитану армии США, работавшему в ЦРУ, после очередного развода хотели сосватать одну даму, недавно покинувшую Советский Союз. Трижды разведенный князь отказался от знакомства. Дама, которую ему сватали, была Светлана Сталина.

В 1913-м в Москву государь прибыл поездом на Александровский, ныне Белорусский, вокзал. Дальше по Москве верхом. Перед государем шел взвод собственного Его величества конвоя в конном строю. Войска стояли шпалерами. Государыня ехала с наследником, волновалась, лицо все в красных пятнах было. Великая княгиня Елизавета Федоровна ехала с великими княжнами.

Тверская улица, по которой двигалось шествие, была посыпана желтым песком, столбы – украшены цветами и флагами. Московское дворянство в Благородном собрании дало бал. Для императрицы был специально сделан лифт, потому что из-за больного сердца ей было трудно подняться по лестнице.

Великий князь Гавриил Константинович в воспоминаниях резюмирует:

«Не чувствуется, что Россия празднует юбилей своей династии. Я вынес впечатление, что юбилей Романовых прошел без подъема, и объясняю это тем, что революция уже начинала чувствоваться в воздухе».

На самом деле последним беззаботным романовским праздником был так называемый исторический бал в январе 1903 года в Зимнем дворце. Все последующее – после бала. Началась война с Японией, потом революция, террор, потом война и конец. Так что бал 1903 года можно действительно считать официально последним и в силу этого историческим. Хотя название свое он получил по иной причине. Дело в том, что 416 приглашенных должны были явиться в Зимний дворец в придворных костюмах XVII века. И они в этих костюмах явились. Мысль о костюмированном бале пришла в голову императрице 29 декабря 1902 года, во время завтрака с сыном поэта Жуковского Павлом Васильевичем и министром двора бароном Фредериксом.

Сам Фредерикс будет в костюме Богдана Хмельницкого.

Между ними затеялся спор о целесообразности петровской реформы русского костюма. Жуковский говорил, что русский костюм эстетически приятнее дворцовых мундиров. Тут-то и решили превратить один из балов в исторический. Высший свет в полном составе ринулся в петербургские и московские картинные галереи, всматривался в фамильные портреты, листал исторические труды. В эти дни отмечена рекордная посещаемость музеев.

Сто человек сразу отказались от участия в бале. Стоимость изготовления костюмов была очень высока. По решению министра двора часть костюмов шилась в мастерских Императорских театров. Кроме того, у гвардейских офицеров, особо стесненных в деньгах, администрация Императорских театров обещала выкупить костюмы после бала. Так как разнообразные исторические балы в России не были редкостью, приглашенные извлекали многое из сундуков и одалживали друг у друга. Так, барон Теофил Егорович Мейендорф собрал свой костюм воеводы из армии князя Пожарского по знакомым: желтые сапоги, шлем с подшлемником – у Шереметева, блестящую кольчугу и воротник – у Бобринского, парик с буклями – у некоей Ольги, а меч был его собственный.

Костюм графа Шереметева весил два пуда. Он записал это в дневнике вместе с проклятиями.

Великая княгиня Ксения Александровна рыдала: «Все утро прилаживаю алмазы к кокошнику. Больше никаких сил нет. Я как загнанная лошадь».

Все участники после бала по желанию императрицы были сфотографированы.

Может показаться грубым, но в исторической ретроспективе этот безумный и красивый бал в Зимнем – не что иное, как Последний Кабак у Заставы. Да и нет тут ничего грубого. Это словосочетание уже было к тому времени введено в русский культурный обиход художником-передвижником Перовым, к сыну которого так ревновал свою жену Репин.

1914

Принято считать, что убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараеве в июне 1914 года было лишь поводом для мировой войны. Причины же войны заключались в жесточайшем экономическом соперничестве между Англией и Германией, в борьбе за рынки и во внутренних противоречиях капитализма.

А вот хороший русский писатель и блестящий историк Марк Алданов говорит: «По случайности, в 1914 году судьбы мира были в руках двух неврастеников». Первый из них – германский император Вильгельм, второй – министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Леопольд Бертхольд фон унд цу Унгаршитц. Когда в Сербии убили австрийского эрцгерцога Фердинанда, граф Бертхольд, который славился честолюбием, лично написал Сербии ультиматум. И не показал его своему патрону – австрийскому императору Францу Иосифу, которому было 84 года, который больше всего боялся пожара от короткого замыкания и который слышать не хотел о войне. Честолюбие Бертхольда тут уж явно было удовлетворено, потому что именно его ультиматум стал первым шагом к мировой войне.

С честолюбием первого европейского неврастеника кайзера Вильгельма все было в порядке и без войны. Германия процветала, он выдал замуж дочь, на свадьбу приезжали английский король и русский царь. Свадьба прошла весело и без политических разногласий.

28 июня 1914 года, когда Вильгельм был на регате в Киле, к его яхте подошла шлюпка. Стоящий в ней адмирал Мюллер держал в руках какую-то бумагу, но так как причалить не мог, он положил ее в портсигар и бросил на борт. В ней было сообщение об убийстве эрцгерцога.

Вильгельм любил эрцгерцога и его жену, к тому же он был всемогущ и по сравнению с австрийским министром иностранных дел мог позволить себе все. Кроме того, ему сказали, что 12 сербских террористов поехали в Вену, чтобы убить его во время похорон эрцгерцога. Кайзер на похороны не поехал. Он сказал, что с сербами надо покончить немедленно. Это само собой разумеется.

Никто не сказал ему, что это не совсем само собой разумеется и войной с Сербией действия сербских террористов не прекратить. Но, может быть, и не было желающих ему это сказать. Многим образованным людям в то время в Европе казалось, что ничего страшного не произойдет, если случится война. Другое дело генералы. Они думали, что будет беда, если войны не случится. И не только германские генералы, но и французские союзники русских генералов. К тому же германский канцлер сказал британскому послу, что договор о нейтралитете Бельгии – это клочок бумаги. А значит, путь на Францию открыт. Посол сообщил об этом в Лондон, добавив, что кайзер «в большой ажитации от вина и говорил безостановочно 20 минут подряд».

В эти дни ходил анекдот: ключник потустороннего мира, апостол Петр, встречает эрцгерцога Фердинанда: «Ваше высочество, за вами сюда ожидается большая свита».

Особенно много народу ожидалось из России.

В фильме «Дом, в котором я живу» есть знаменитый кадр – главные герои идут по улице, а в конце ее встают цифры «1941». Мы всегда эмоционально реагируем на этот кадр. На самом деле с ничуть не меньшим, а может быть, и большим правом на нашу трагическую память могут претендовать цифры «1914». В 1914-м начались события, после которых рухнула огромная страна Россия. Первая мировая война начинает и возглавляет эту череду событий.

Первую мировую войну называют еще Великой войной. В этом названии – масштаб трагедии, количество жертв, перекройка карты Европы, страшная цепь последствий – большевизм, фашизм и, наконец, Вторая мировая война.

В самой комбинации цифр «1914» и «1941» есть что-то мистическое.

Император Николай Александрович Романов, к 1914 году уже двадцать лет как царствующий в России, был склонен к мистицизму. Число современников, свидетельствующих о его мистицизме, может конкурировать только с теми, кто пишет о нем как о глубоко верующем человеке. Мистицизм и христианская вера, казалось бы, несовместимы друг с другом. Но точкой их пересечения в душе российского императора оказалась его непостижимая убежденность в том, что он, Николай Александрович, действительно помазанник Божий на российской земле.

В течение двадцати лет правления Николая Россия отказывалась с этим соглашаться. Ходынка, разгром в Русско-японской войне, 1905 год, испуг до полного безвластия, тотальный эсеровский террор авторитет Николая не укрепили. Затем Столыпин шесть лет вместо царя осуществлял управление страной в качестве кризисного менеджера. Потом Столыпина убили. Николай не воспринял это как трагедию, тем более как национальную трагедию. Но исчезновение с российской политической сцены такого сильного персонажа, как Столыпин, также не повысило самооценку Николая. Его личные впечатления от первого десятилетия российского XX века были кошмарными и настолько подавляющими, что мысль о себе как о Божьем помазаннике должна была отступить.

Однако соблазн пришел с самой неожиданной стороны. Благодаря внятной экономической и финансовой политике нелюбимых Николаем премьеров Витте, Столыпина и Коковцова Россия была на мощном экономическом подъеме. Так вот, оказалось, что экономический подъем – это невероятное испытание для лидера страны, задавленного комплексами собственных неудач. В особенности если речь идет о самодержце гигантской страны со стремительно растущим населением. Женщины рожают детей, то есть солдат, доходы страны растут, инстинкт государственного самосохранения ослабевает. К тому же государь прежде всего человек военный. Он ценит свое военное образование и говорит, что свободнее всего чувствует себя среди военных.

В 11 часов утра 29 января 1914 года к премьер-министру с двухлетним стажем и уже десять лет как министру финансов Владимиру Николаевичу Коковцову явился курьер и передал небольшого формата письмо от государя.

Это было увольнение с должности в следующих высочайших формулировках:

«Владимир Николаевич!

Не чувство неприязни, а давно и глубоко осознанная мною государственная необходимость заставляет меня высказать Вам, что мне нужно с Вами расстаться.

Быстрый ход внутренней жизни и поразительный подъем экономических сил страны требуют принятия ряда решительных мер, с чем может справиться только свежий человек».

Кстати, о свежести. На место Коковцова был поставлен Горемыкин, ему в этот момент стукнуло 75 лет, в премьерское кресло Николай сажает его по второму заходу. Первый раз он его заменил Столыпиным. Так что если осетрина по-булгаковски, как известно, бывает только одной свежести, то по-царски у премьер-министра легко может быть две свежести и более. Горемыкин известен как крайне несамостоятельный чиновник, находящийся в постоянном ожидании указаний от Николая.

Но вернемся к отставке Владимира Николаевича Коковцова.

В 11 утра в пятницу 31 января 1914 года он вошел в кабинет государя.

Государь, только вернувшийся с прогулки, быстро пошел навстречу Коковцову, подал ему руку и, не выпуская его руки, стоял молча и смотрел ему прямо в глаза.

Современники отмечали, что, когда Николай бывал взволнован, он беспрерывно курил и смотрел себе под ноги. Коковцову Николай смотрел в глаза.

Потом он обнял его, два раза поцеловал и пожаловал графский титул. Потом опять поцеловал. Далее государь объявил, что назначает бывшему премьеру в виде заботы 300 тысяч рублей для единовременной выдачи. Коковцов отказался. «Ну, что же делать», – сказал государь, обошел вокруг стола, опять взял Коковцова за руку. Глаза его были полны слез. Коковцов поцеловал ему руку, он поцеловал Коковцова в губы и прибавил: «Так расстаются друзья».

Такова эмоциональная составляющая воспоминаний Коковцова о прощальной аудиенции. Теперь об эмоциях несколько иного свойства. Премьер-министр, он же министр финансов, был убежденным противником войны и единственной преградой на пути возрастающего влияния военного ведомства. Когда Николай 31 января 1914 года со слезами и поцелуями сдавал Коковцова, он не мог не отдавать себе отчета в том, о чем он плачет. В ином случае самообладание не покинуло бы его. А его самообладание стало легендой еще при жизни Николая, вызывало толки об «азиатском фатализме».

На самом деле это выдержка, которая давалась воспитанием. Вроде бы неуместное сравнение, но так выпускницы Смольного института в сталинские времена, стоя с передачей мужьям в тюремных очередях, умели на людях скрывать свои чувства. Вероятно, именно по причине внешней сдержанности и фотографии Николая не оставляют какого-то определенного впечатления. Он хорошо выглядит, аккуратен, нельзя представить себе, чтобы он повысил голос. Кажется, что он должен быть педантичным, должен любить свежий воздух и порядок. На этом фоне чем-то из ряда вон выходящим кажется привычка Николая запивать портвейном не только сыр и десерт, но и горячие блюда.

Так что слезы при отставке премьер-министра – это однозначно ЧП, чрезвычайное положение.

Мать Николая, вдовствующая императрица Мария Федоровна, прочитала 30 января в газете об увольнении Коковцова. В тот же вечер, встретившись с сыном в театре, задала ему вопрос: «Зачем ты это сделал?»

И получила ответ государя:

«А ты думаешь, что мне это легко? Когда-нибудь в другой раз я расскажу тебе все подробно, а пока я и сам вижу, что не трудно уволить министра, но очень тяжело сознаваться в том, что этого не следовало делать».

Мария Федоровна рассказала об этом разговоре при встрече Коковцову и добавила:

«Мы идем верными шагами к катастрофе. Государь слушает только льстецов. Я сама скорее чувствую инстинктом, но не умею ясно представить себе, что именно нас ждет».

Председатель российского правительства считал гонку вооружений опасной до последней степени. Гонка вооружений вселяет в массовое сознание мысль о том, что война неизбежна. Волна нервного возбуждения при этом поднимается так высоко, что захлестывает даже самых убежденных противников войны. Все это российский премьер-министр излагал еще в июне 1912 года германскому канцлеру Бетману-Гольвегу во время встречи в верхах между российским и германским императорами. Канцлер в свою очередь заметил, что Россия еще в 1910 году приняла так называемый мобилизационный план номер 18, рассматривающий Германию в качестве потенциального врага. Это было чистой правдой. Государь подписал этот план с подачи военного министра, и вероятный противник был высочайше утвержден. Суть плана в следующем. Мы не бьем врага сразу. Мы заманиваем его все дальше и дальше в глубь нашей территории, там, в глубине России, армия пополняется призванными из запаса и тогда уже переходит в наступление и гонит врага с родной земли. Подобный план, во-первых, несомненно, дает представление о том, что российский царь владеет огромной территорией, ему есть куда заманивать.

Во-вторых, лавры Кутузова с его вынужденным маневром образца 1812 года не дают покоя. При этом о сдаче Москвы Наполеону никто не вспоминает. А в-третьих, Германия ответила в 1911-м введением чрезвычайного военного налога и новой могучей программой вооружения.

В 1912 году российской военный министр, в свою очередь минуя председателя правительства и Думу, которая утверждает военный бюджет, напрямую выходит на Николая с требованием денег. Ввиду быстрого вооружения Германии нам нужен единовременный кредит в 350 миллионов рублей плюс добавлять министерству 100 миллионов рублей ежегодно. Имя министра финансов Коковцова, который считает, что гонка вооружений подрывает финансовую стабильность страны, – синоним врага народа. Министр финансов отвечает военному министру: «Хорошо, у меня есть свободные 450 миллионов рублей, я отдам их, но я попрошу помощи у государя. Пусть государь повелит своим именем всем гражданским министрам, чтобы они не просили денег». Это означало – деньги пойдут только на войну. Государь ответил очень просто: «Представьте мне завтра проект моего повеления об этом всем министрам, и я подпишу его с большой радостью».

Через год в Петербурге, во время встречи начальников генеральных штабов России и Франции, генерал Жоффр в светской беседе с российским министром финансов Коковцовым не без ехидства заметил, что завидует русскому военному министру Сухомлинову, потому что тот всегда может получить денег столько, сколько хочет. В ответ Коковцов показал Жоффру один финансовый документ, и генерал Жоффр собственными глазами увидел, что у русского военного министра налицо 200 миллионов рублей, то есть 500 миллионов франков, неиспользованных кредитов. Раскланиваясь с генералом Жоффром, Коковцов заметил: «Если должностное лицо не крадет деньги – это еще не достижение, потратить их вовремя и на дело – вот искусство».