В лесах под Вязьмой

Александр Александрович Тамоников

В лесах под Вязьмой

© Тамоников А.А., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Глава первая

Координаты секретного аэродрома выявили только на вторые сутки. Странно это было – где-то рядом взлетали и садились самолеты, гул шел отовсюду, даже с востока, откуда они приходили. Ситуация отдавала абсурдом. Акустика здесь имела причуды – звуки отражались от холмов, вязли в ельнике, тонули в болотах. «Чертовщина, товарищ лейтенант, по-другому не скажешь», – бормотал и крестился отсталый в плане материализма красноармеец Паньков. Остальные натянуто улыбались, но тоже терялись в догадках. Мистическая версия выглядела самой правдоподобной – фрицы якобы настолько обнаглели, что привлекают к работе дьявольские силы. Группы по три-четыре человека регулярно выдвигались в разных направлениях, но возвращались ни с чем. Аэродром отсутствовал.

– Нужен научный подход, товарищ лейтенант, – деловито изрек Леонид Пастухов – невысокий, но осанистый парень, отучившийся два года в институте военных инженеров. Данный факт он не выпячивал, даже как-то стеснялся, что два года протирал штаны на студенческой скамье, вместо того чтобы строить социализм, как все нормальные люди.

– Нужно поменьше умничать, – отрезал Глеб Шубин, – и расширить круг поисков. За северную гору не ходили? Боимся ноги стереть? Сержант Мамаев, бери троих – и вперед! А мы подождем. Особое внимание – ориентирам на местности.

Группа была многочисленной, вместе с Шубиным – тринадцать душ, плюс радиостанция весом в пуд. Столь людные компании в тылу врага Глеб не любил. Разведка – дело тихое, но рейд дальний, объект секретный, требовались группы поиска и группы прикрытия. Пришлось прислушаться к рекомендациям капитана Фокина – заместителя начштаба полка по разведке.

Группа базировалась в лощине, вокруг простирался нелюдимый осиновый лес с редкими вкраплениями березняка. Бойцы растянулись и нагребли на себя сухую прошлогоднюю листву. Кто-то пошутил: не кури, мол, товарищ, а то вспыхнешь, как соломенная баба. Сержант Петр Мамаев – широкий в кости, большеголовый, бритый наголо – степенно кивнул, дескать, приказ усвоил и побежал, пригнувшись, в гущу леса. Шубин проводил его взглядом. Парень был толковый, что плохо гармонировало с пудовыми кулаками, способными завалить быка. Красноармейцы Лях, Ветренко и Костромин припустили за сержантом.

Шубин покосился через плечо. Настя Томилина лежала неподалеку и принципиально не смотрела в его сторону. В пухлом ватном комбинезоне она напоминала медвежонка. Капюшон был плотно натянут, завязан под подбородком, но все же непокорные волосы нашли выход на волю. Настя облизнула губы и припала к прицелу снайперской винтовки – очевидно, разглядывала бурундуков. Глеб с трудом оторвал от нее глаза.

Служить на кухне или в медсанбате Настя не желала, всеми правдами и неправдами отстояла свое право находиться в мужской компании. «Никаких амуров на службе!» – решили они и скрепили это решение страстным поцелуем. Незачем смешить народ и отвлекать разведчиков от работы. Но в душе происходило что-то странное. Когда боец Томилина оставалась в части, Шубин чувствовал себя нормально, исчезало беспокойство. А сейчас постоянно приходилось проверять, на месте ли она, внимание рассеивалось. Но сладить с этим бедствием он не мог.

Настя была первоклассной разведчицей, отлично стреляла, умела сохранять невидимость и ладила с головой. Добро на ее участие в боевых операциях дал лично майор Малахов, временно командующий 290-м полком, поэтому Шубину пришлось смириться.

– Женщина в разведке – это в принципе интересно, – поддержал майора капитан Фокин, – и может пойти на пользу мужскому коллективу, если он будет на нее засматриваться…

– Теперь ты понимаешь, что я чувствую, когда жду тебя с задания? – однажды спросила Настя. – Почему я должна мучиться, а ты нет?.. Не волнуйся, родной, я в пекло не полезу, буду работать на подхвате!

Разведчики шептались, посмеивались над женщиной. Но однажды устыдились – в тот день Настя прикрывала группу и пристрелила троих вооруженных до зубов солдат, сидевших в засаде на тропе. Она подкралась с фланга и перебила их прицельными выстрелами. Парни потом тряслись, представляя, от чего избавила их эта молчаливая девчонка…

11 апреля 1942 года. В лесу царит первозданная тишина. Снег практически растаял, деревья и кустарники стоят голые, ощетинились ветвями. Островки черного снега еще встречаются в низменностях. Густеет жухлая трава, но уже кое-где зеленеет свежая поросль. Солнце жарило весь день и недавно пошло на закат. В гуще леса оно почти не чувствовалось, только во время коротких привалов бойцы поднимали к нему лица, греясь в теплых лучах…

За спиной раздался шум – в ложбину съехали в комбинезонах серо-ржавого цвета улыбчивый и курносый Толик Иванчин и лысоватый Косаренко. Последний пристроился на кочке и извлек из кармана мятые папиросы. Иванчин удрученно развел руками. И эти ничего не нашли! Кто бы сомневался!

Вновь раздался гул – самолет приближался, шел на снижение. Хитрая акустика дробила звуки, разбрасывала их налево и направо. Но вроде дело происходило на севере…

Рев внезапно оборвался – самолет провалился в глухую зону. Осталась лишь приглушенная канонада – артиллерия работала плотно на северо-востоке и на юго-востоке. Среди деревьев мелькали люди в ржавом камуфляжном облачении – вспотевшие, перепачканные.

У сержанта Мамаева висел на груди автомат ППШ. За ремень цеплялись ножны с устрашающим тесаком – «позаимствовал» у бойца германского спецподразделения. Парни шутили: «Наш сержант сам не свой, как в воду опущенный ходит, если перед завтраком не зарежет пару-другую фрицев!»

Серега Лях поскользнулся и отбил пятую точку. Ветренко злобно зашипел, но помог товарищу подняться.

– Товарищ лейтенант, ну и дела! Мы, кажется, нашли объект! – Мамаев от волнения глотал слова. – Вы оказались правы, надо было всего лишь расширить зону поиска. Мы в овраг спустились и чесанули по пади. Слышим грохот совсем рядом, даже испугались! И никакой чертовщины, просто аэродром расположен грамотно – в низине, а вокруг него холмы и скалы. Только охраны много, далеко не прошли. Гоша Ветренко собак испугался, ну мы и не стали настаивать.

Мамаев оскалился и мазнул взглядом упомянутого бойца. Тот был спокоен, как буддийский монах, только покачал головой. Хотел еще постучать пальцем по виску, но передумал – сержант ведь какой-никакой.

– Так, пошли, – заторопился Шубин. – Веди, Сусанин, да только правильно веди! Паньков, Ветренко, Саидов – остаетесь здесь, охраняете рацию, наш самый ценный груз!

Мурашки ползли по коже. Разведчики рассредоточились вокруг скалы, возвышающейся над долиной. Шубин припал к окулярам бинокля. Вот они и выявили важный объект, который находился у них прямо под носом!

До войны это был незаконченный военный аэродром, и его строительство не афишировали. В ближайшем населенном пункте – поселке Плавники – базировались спецтехника и строительный контингент. Аэродром расположили с умом – взлетно-посадочная полоса располагается в долине, над которой возвышаются лесистые холмы, выполняющие роль глушителя. Самолеты взлетали и сразу же растворялись в кучевых облаках. Эта местность с октября 41-го контролировалась захватчиками. Немцы хозяйничали здесь, как у себя дома, вот уже полгода. К строительству привлекли военнопленных и закончили в сжатые сроки. Помимо основной бетонной полосы, имелась запасная – щебеночно-грунтовая, почти не раскисающая в межсезонье. Вдоль поля выстроились склады и ангары.

Раздался пронзительный рев – снижался самолет. Он вынырнул из-под облаков и стал стремительно терять высоту. Шасси коснулось бетона, машина вздрогнула, проехала метров двести и встала. Со стороны строений побежали люди в комбинезонах – обслуживающий персонал.

Прибыл одноместный двухмоторный штурмовик «Хенкель-129» – одна из последних разработок германской промышленности. Изделие маневренное, опасное, его прозвали «консервным ножом». Эти самолеты только недавно начали поступать в серийное производство, но их уже не любили.

Машина разворачивалась, покачивая крыльями, медленно уходила с полосы. Снова рев – из ниоткуда вынырнул второй штурмовик, плюхнулся на полосу, сбросил скорость. Аэродром работал в штатном режиме. Самолеты взлетали с полной боевой загрузкой, атаковали окруженные советские войска и возвращались на базу. Эти налеты доставляли серьезные хлопоты окопавшимся в лесах подразделениям 113-й дивизии полковника Миронова. Они нападали на колонны, как своры голодных собак, носились за одиночными целями и очень любили преследовать санитарные машины, набитые ранеными.

Снова резануло уши – два штурмовика с минимальным интервалом взлетели и растворились в небе. Задачу можно было считать выполненной, оставалось отправить в эфир координаты объекта. Но Шубин продолжал наблюдение. Аэродром был неприступен – по периметру колючая проволока, охрана с собаками и две вышки. Внешние посты могли располагаться где угодно, даже здесь, в этих скалах.

– Что делать будем, товарищ лейтенант? – подполз к Шубину Мамаев. – Эта штука работает, как часы, принимает даже бомбардировщики. Пока наши ее нащупают, пройдет уйма времени. Может, подкрадемся, перебьем охрану и забросаем полосу гранатами? Какой-нибудь вред да нанесем…

– Отставить, сержант, – поморщился Глеб. – Умирать приказа не было. Не нужны вы мне мертвые. От мертвого солдата толку – ноль.

– Да, это так… – грустно признал сержант. – Нас, живых, с каждым днем все меньше. Оконфузились мы с этим прорывом к Вязьме… – И он замолчал, гадая, где кончается досада и начинается крамола.

На аэродроме базировалась штурмовая эскадрилья. Глеб считал прибывающие и взлетающие самолеты, зачем-то подсчитывал охранников. В задачу входило только выявить аэродром и предоставить его координаты, с остальным должна была разобраться дальняя армейская артиллерия (или то, что от нее осталось). Но любопытство никто не отменял…

Настя грызла травинку и в упор не замечала лейтенанта, в которого была по уши влюблена. Любовь на войне – хуже некуда. Здесь долго не живут, и хорошо, если оба погибнут в один день. Сколько было предчувствий, тоска брала за горло – но нет, они все еще живы. А такими поблажками от Господа могли похвастаться немногие.

В разведвзводе из тридцати человек осталось двадцать – дюжину Шубин взял с собой, остальные дожидались в части. Парни подобрались толковые, но их, увы, брали пули. Гибли каждый день, к потерям относились философски, черствели, переживали в глубине души, наружу эмоции не выставляли. Из прежнего состава взвода, помимо Шубина и Насти, уцелели трое.

Дмитрий Краев погиб неделю назад. Бойцы лежали в окопе под обстрелом, шутили, строили планы на будущее. А потом, когда обстрел усилился, решили переместиться в блиндаж. Но Краев остался. Сразу и не поняли, что с ним, – лежал в естественной позе, словно на минутку прилег. Товарища помянули в тот же вечер. Косаренко был невозмутим, а Толик Иванчин пустил скупую слезу и пробормотал, что скоро они все там встретятся…

Лица менялись, как в калейдоскопе. При отборе Шубин предпочитал спортсменов, ладящих с головой. Петр Мамаев до войны занимался боксом, имеет первый юношеский разряд в полутяжелом весе, неоднократный призер областных соревнований. Приземистый Тимофей Бугров – тяжелая атлетика, ворочает штангу и гири и при этом не страдает неповоротливостью. Харьковчанин Гоша Ветренко занимался метанием копья и тоже добился многого. О своей спортивной карьере вспоминает с печалью – всегда мечтал выступить на Олимпийских играх, поразить своими достижениями не только советских, но и буржуйских граждан…

Глеб с усилием оторвался от бинокля и сполз в ложбину за косогором. По цепочке пошла команда возвращаться в лес, да не шуметь и смотреть по сторонам.

На базу в овраге вернулись минут через двадцать. «Хранители» радиостанции уже заждались.

– Где вас носит? – шипел Ветренко – стройный русоволосый парень. – Все ждалки прождали, а вас все нет!

Жилистый Ленька Пастухов забрался на дерево, ему бросили спиральную антенну. С третьей попытки паренек ее поймал.

– Вот там и сиди, студент, не шевелись, – ухмыльнулся Лева Глинский – боец тридцати лет, с вытянутым лицом и водянистыми глазами.

До войны он окончил радиотехникум в Куйбышеве и уверял, что разбирается в радиоделе. Глинский развернул рацию и надел наушники, при этом поглядывая на небо – под вечер набежали тучи, в любую минуту мог разразиться дождь. Позывные ушли в эфир.

Шубин бегло наговаривал текст: «Объект расположен в двух километрах к западу от поселка Плавники, к нему проложена грунтовая дорога. Бывший заброшенный объект наркомата обороны СССР, ныне перестроенный и функционирующий». Следом пошли координаты объекта: градусы, минуты, секунды – с их определением проблем не возникало. «Объект немаленький, растянут по долине, снарядов лучше не жалеть».

– А что, товарищ лейтенант, в армии остались снаряды? – горестно вздохнул Никита Костромин – сметливый паренек, бывший слесарь-наладчик Горьковского автомобильного завода.

Основания для сомнений имелись – боеприпасы в гибнущей 33-й армии заканчивались катастрофически. Еще неделя-другая, и артиллерия перестанет существовать. В артполку, входящем в состав 113-й дивизии, остались четыре орудия 122-го калибра и ни одного снаряда. Артполк воевал, как пехота, артиллеристов этому не обучали, и картина выглядела удручающе: огромные потери, тонущие в болотах роты, брошенные из-за отсутствия топлива грузовики и тягачи…

– Не волнуйся за нашу артиллерию, Никита, – бросил Шубин. – Появится нужда – все найдут. Есть еще резерв у командарма.

Из полка пришла ответная радиограмма: «Ваш сигнал получен, возвращайтесь. Поздравляем с выполнением задания».

Проклятый аэродром стоял, как кость в горле. Именно с него взлетают штурмовики, доставляющие массу хлопот. Но теперь Шубин расслабился. Дело сделано, осталось дойти до дома. Почему бы в качестве разнообразия не обойтись без потерь?..

Прошли не больше версты. Из-за березы возник худосочный, но жилистый Серега Лях – парень с головой, прибывший из сибирской глубинки – и прижал палец к губам. Бойцы встали. Никита Костромин застыл с поднятой ногой, подумал и медленно ее опустил. Серега отчаянно сигнализировал, бил по плечу сомкнутыми средним и указательным пальцами. Соображали неважно, но в итоге поняли. Потом различили шум. За деревьями пролегала дорога. Двигатель легкового автомобиля заводился, потом глох и сменялся руганью. Немецкая брань звучит беззубо, в отличие от непобедимого русского мата!

Серега Лях отступил обратно за березу и присел. Глеб подал знак: «Всем лечь!» Ткнул пальцем в Ветренко и Пастухова: «Вы двое, за мной! И на цыпочках, чтобы тишина была, как в библиотеке!» Все трое, присев на корточки, продолжили движение, а когда за деревьями замаячил просвет, опустились на землю и поползли.

Представшая картина заставляла задуматься. Проселочная дорога петляла в глуши осинника. На ней стоял «Хорх» с опущенным верхом. Машина из бывалых – трещины на лобовом стекле, правое крыло помято. Крышка капота была задрана, в моторе копошился молодой фельдфебель. Он что-то подкручивал, потом бежал за руль, заводил машину. Двигатель работал и глох. Рядом нетерпеливо приплясывал майор люфтваффе с породистой физиономией. Он шипел на водителя, разражался бранью, вскидывал руку с позолоченными часами. Мужчина нервничал, пальцы правой руки поглаживали застежку кобуры, взгляд настороженно скользил по кустам. Опасения были не напрасны. Шубин удивился: «Что вы здесь забыли, герр майор? Заблудились?» Охраны при офицере не было, не считая фельдфебеля, за спиной которого висел автомат.

«Язык» не требовался, задание у группы было другое, но разве может советский разведчик спокойно пройти мимо ТАКОГО? Пастухов возбужденно засопел, словно перед ним стоял не офицер, а неземной красоты девица. Инстинкт сработал, Шубин напрягся.

Двигатель внезапно заработал ровно, без перебоев. Фельдфебель расцвел, выбрался из машины, чтобы закрыть капот. Майор люфтваффе прекратил ругаться и недоверчиво моргнул. Фельдфебель бросил: «Прошу в салон, герр майор! Я же говорил, что все сделаю!» Время на раздумья истекло. Не бывает лишних «языков», каждый по-своему хорош и нужен. Сигнал уловили, бросились все разом.

Майор оторопел, когда из кустарника выскочили три чумазых черта. Офицер был ближе, Глеб летел на него, серая от страха физиономия мелькала перед глазами. Пальцы рвали застежку кобуры – офицер забыл, что она уже расстегнута. Испуганный крик застрял в горле. Глеб ударил корпусом, майор отлетел в дальний кювет и отбил бок. Шубин прыгнул на него, рухнул на колени и двинул ему в челюсть.

У других бойцов, к сожалению, не все шло гладко. Пастухов споткнулся, когда до фельдфебеля оставалось всего несколько метров, ноги перепутались, и он с негодующим воплем покатился по примятому чертополоху. Фельдфебель скинул со спины автомат. Водитель оказался не рохлей – он побелел от страха, но руки у него работали. Солдат передернул затвор, вскинул автомат. Что-то просвистело. Ветренко чуть не вывихнул руку, метая подвернувшуюся жердину. Он мог бы выстрелить, но шуметь не хотелось. Занятия легкой атлетикой не прошли даром – жердина просвистела, как копье, и сбила фельдфебеля с ног. Удар в грудную клетку вышел мощным. Ветренко хмыкнул и осторожно подошел к своей жертве.

Шубин за шиворот вытащил майора из канавы. Тот еще не пришел в себя, фыркал, как конь. На щеголеватой шинели порвались пуговицы, фуражка укатилась. Глеб вытолкнул его на середину проезжей части и избавил его кобуру от «вальтера». Майор, шатаясь, упал на колени.

– Ветренко, да ты и впрямь метатель! – оценил Шубин.

– Само получилось, товарищ лейтенант, – пожал плечами боец. – Эта штука просто под ногами валялась…

Бросок оказался смертельным: толстый конец жердины разбил грудную клетку, обломки ребер пронзили жизненно важные органы, открылось внутреннее кровотечение. Фельдфебель загибался, глаза вращались по кругу. Агония была недолгой, вскоре он вздрогнул и успокоился.

Ленька Пастухов застонал, перевернулся на спину и часто заморгал.

– Живой, недотепа? – склонился над ним Ветренко.

– Ага, вроде бы… – Леонид облизал сухие губы. – Тряхнуло душевно, а так ничего… Голова в норме… Травка блестит…

– И солнышко зеленеет, – засмеялся Ветренко. – Ладно, давай руку.

– Сам ты недотепа, – проворчал Пастухов, но от помощи товарища не отказался. – Не повезло мне просто, а вы и рады!

– С таким «невезением» можешь однажды всю группу подвести, – проворчал Глеб и повернулся к лесу. – Эй, зрители, особого приглашения ждете? Выходите, благодарите артистов за выступление!

– Нам понравилось, товарищ лейтенант! – Из-за дерева высунулась довольная физиономия Мамаева. – Приятно посмотреть! Опять же, была интрига – конфуз с Ленькой!

Пошучивая, разведчики выбирались из леса. Не шутил лишь длинноногий Саид Саидов, уроженец солнечной Узбекской ССР. Во-первых, у него имелись другие необходимые разведчику качества. А во‐вторых, он тащил на закорках 12-килограммовую рацию.

– Смотрите, какого орла повязал наш командир, – поцокал языком Тимофей Бугров. – Прямо глыбища, а не «язык»! Можно я ему в челюсть дам, товарищ лейтенант? – Тимофей сжал пудовый кулак.

– Отставить! – встрепенулся Шубин. – Во-первых, я ему уже дал. А во‐вторых, после твоего удара он вообще без головы останется. За что тогда страдал красноармеец Пастухов?

Разведчики смеялись, Ленька злился – ведь с каждым такое может случиться!

Пленный майор приподнял голову. Он весь скукожился, глаза потухли, из разбитой губы сочилась кровь. Рефлексы работали – он поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Но красивый позолоченный хронометр сломался при падении, циферблат треснул. Майор потрясенно смотрел на застывшие стрелки.

– Сочувствую, герр майор, – вздохнул Глеб, переходя на язык Карла Маркса и Фридриха Энгельса. – Но уверяю вас, это не самая серьезная ваша проблема. Для начала вам придется побегать – вспомнить, так сказать, босоногое детство. – Он не заметил, как заговорил по-русски. – Или какое там у вас было детство в фатерлянде… Эй, мужики, хорош ржать, все за дело!

Двигатель еще работал.

– Эх, прокачу! – пробормотал Толик Иванчин, прыгая за руль. – Товарищи, кто со мной? Но безмятежной езды не обещаю!

«Хорх», сотрясаясь бортами, перевалил через кювет и запрыгал по кочкам. Пробившись сквозь кустарник, он сверзился в канаву. Иванчин ударился грудью о руль, но выбрался довольный, потирая отбитое место. Мертвого фельдфебеля выбросили туда же – некогда оказывать воинские почести.

– На восток! – скомандовал Глеб. – Мамаев, Бугров, гоните пленного! Только не бейте, он нам нужен в добром здравии.

Выбор этой парочки был неслучаен. Над душой майора теперь висели два звероподобных существа с металлическими кулаками, и он исправно шевелил ногами, переступая через препятствия. «Шире шаг, немчура!» – командовал тяжелоатлет Бугров, и полковник все понимал, втягивал голову в плечи и ускорялся.

Сумерки подступили вплотную, поползли по земле. Майор провалился в канаву и забуксовал в грязном снегу. Его схватили под мышки и вынесли на ровное место. Шубин объявил привал.

Возник насущный вопрос: успеет ли группа до темноты вернуться в расположение? Пороть горячку не стоило. Зарыться в лапник где-нибудь в ельнике – ночи уже не холодные – и просто дожить до рассвета. Спешить, в сущности, некуда. Но до полной темноты еще предстояло побегать.

– Не успеем, товарищ лейтенант, – кряхтел Бугров, перетаскивая пленника через канаву. – Как пить дать не успеем! Но ничего, нам лес – дом родной. Этого кренделя могу оглушить – до утра не очнется. Тот же сон, только качество похуже. – И любитель поупражняться с гирями хищно осклабился.

– Посмотрим, боец, не будем загадывать.

Короткий привал сделали на поляне, окруженной кустами шиповника. Настя перевела дыхание, достала из недр комбинезона чистый платок, утерла лоб.

– Куда вы смотрите, герр майор? – насторожился Глеб. – Вы правильно поняли, это женщина. Привлекательная, правда? Но не советую к ней совершать подкаты – рискуете получить прикладом.

– Надо же, вы говорите по-немецки. – Немец презрительно скривил губы.

– Да, доводилось общаться с вашим братом. Вы не первый, герр майор… Советская разведка, лейтенант Шубин. Напомню, что следует вести себя благоразумно, не качать права, не пытаться бежать, а по прибытии в нашу часть честно отвечать на все вопросы. Жизнь изменилась, герр майор, и в ваших интересах под нее подстроиться.

Он обшарил карманы пленного и извлек документы, перочинный нож и батистовый платок, который, поколебавшись, предложил Насте. Но та презрительно фыркнула и отвернулась.

– Итак, вы майор Герман Карлсдорф, командир звена 185-й штурмовой эскадрильи 24-й авиационной дивизии…

– Точно. И теперь вы понимаете, лейтенант, что человеку моего уровня недоступны военные секреты и планы командования. – Карлсдорф презрительно усмехался, но в глазах поблескивал тоскливый огонек. – Не знаю, стоит ли вам гнать меня в свою часть – мне нечего рассказать, кроме того, что вы уже сами знаете. Еще несколько дней, и ваша 33-я армия окажется в глухом котле. Ей останется только сдаться. И не важно, станут ли вам известны некие военные тайны. Город Вязьма несчастливый для вас, не так ли? Уже второй раз ваши войска попадают здесь в окружение…

– Не напрашивайтесь, я не хочу вас бить. Зачем настаивать на том, что еще не произошло? Допрашивать вас я не собираюсь, для этого в Красной Армии существуют специальные органы. Хочу лишь предупредить, чтобы вы вели себя правильно. Один вопрос, герр Карлсдорф: какого черта вы оказались без охраны в этой дыре?

– Я всего лишь летчик, не штабист, о какой охране вы говорите? – поморщился майор. – Я получил два дня выходных по случаю легкой контузии. У поврежденного самолета взорвался бензобак, а я по нелепой случайности стоял неподалеку. Больше никто не пострадал. Сейчас я в норме, возвращался в Плавники из Губино, где и проводил свой краткосрочный отпуск. Там налажен офицерский быт, есть развлекательное заведение и даже бар, где работают ваши повара, прошедшие обучение. За мной прислали машину. Но когда мы возвращались, то обнаружили, что подмыло дорогу в районе моста, образовался провал. Это случилось всего за какой-то час. На карте есть объездная дорога, Вильгельм уверял, что уже ездил по ней. Район теоретически опасный, но кто не рискует…

– …тот не пьет шампанское, – кивнул Глеб. – Ну что ж, сочувствую, герр Карлсдорф. Сегодня не ваш день. Район действительно так себе. Надеюсь, вы хорошо отдохнули в Губино?

– Не надо надо мной издеваться! – вспыхнул майор. – Вы с таким же успехом могли оказаться на моем месте!.. Послушайте, лейтенант… – Майор сделал над собой усилие и со скрипом заговорил дальше: – Я не собираюсь ничего скрывать, готов сотрудничать с советскими властями и рассчитываю на достойные условия содержания в плену. Я не участвовал в военных преступлениях, не люблю СС, недолюбливаю Адольфа Гитлера и проводимую им политику. У меня больная астмой жена и четверо маленьких детей, мы вот уже несколько лет жертвуем немалые суммы детскому приюту на Рубинштрассе…