Ловец Душ

Светлана Весельева

Ловец Душ

Часть 1. Михаил.

Поезд мчался сквозь ночь. Мелькали в темноте чёрные силуэты деревьев. Иногда вспыхивали и гасли огни придорожных деревень и городов. В купе тускло и желто светила лампочка, роняя круглое световое пятно на столик. Было тихо. Казалось, что поезд мягко покачиваясь, несётся из Ниоткуда в Никуда и нет этому пути конца. За столиком сидел мужчина лет сорока пяти, в тёплом свитере. Напротив, прислонившись к стене, дремал старик в меховом жилете. Коричневое от времени лицо старика было сплошь расчерчено тонкими морщинами, словно паутиной. Мужчина нервничал, это не давало ему спать. Постельное бельё с подушкой рулоном лежали на краю полки. Он суетливо копался в сумке, перебирая её содержимое.

– Эй, дед, – позвал мужчина, прерывая раздражающую его тишину. – Не хочешь маленько для сугреву?

У него был простуженный, чуть с хрипотцой голос. Мужчина достал из сумки бутылку водки и пластмассовую зелёную кружку. Старик открыл глаза. Взгляд его скользнул по бутылке и обкусанным ногтям на руке, держащей эту бутылку.

– Я не пью спиртное. И тебе не советую. Печень у тебя никуда не годится, – отозвался он и придвинулся ближе к столику, вынырнув из полумрака в жёлтый свет.

Старик немного растягивал слова. Его голос звучал тихо, певуче.

У старика были узкие чуть раскосые глаза и редкие седые волосы.

– Почему ты решил, что печень у меня больная? – спросил мужчина. Ему было всё равно, что там решил себе старик. Не хотелось сидеть в тишине. Но бутылку он не раскупорил, поставил на столик.

– Глаза твои об этом говорят, – сказал старик. – Больные у тебя глаза.

– Это от недосыпа они так говорят. К тёще ездил. Врач позвонил три дня назад, сказал инсульт. Должна была помереть к утру. Мы с женой на самолёт и полетели. Весь рейс трусился как Каштанка. Боюсь летать, всё кажется, что сейчас крылья оторвутся и рухнем. Самолёт ещё какой-то попался маленький, допотопный. Какой-то дурацкой авиакомпании… Херак Авиа… Ну или похоже. Пока долетел, во всех грехах успел раскаяться и во всех богов уверовать. А тёща оклемалась. Вот у кого здоровье! Девятый десяток разменяла. Третий инсульт пережила. А хоть бы чё! Я на поезд и домой. На работу надо. И дети одни. А жена там осталась присмотреть, пока выпишут. Столько раз к себе звали, а тёща не хочет, – в голосе мужчины звучала досада и раздражение.

Руки его требовали какой-то деятельности. Мужчина взял со стола пластмассовую кружку и стал её рассматривать, протирая пальцами край.

– Тёща твоя тебя переживёт. Зря ты на её жилплощадь рассчитываешь, – тихо сказал старик и улыбнулся, обнажая редкие потемневшие зубы.

– Как это переживёт? Да ей лет уже… Смерть поссать отпустила. Как она меня переживёт? Ты что, ясновидящий? – усмехнулся мужчина.

Тёща держалась за жизнь мёртвой хваткой. Она путалась в воспоминаниях, жаловалась на отёки, давление и нервы, но упорно не освобождала трёхкомнатную квартиру. Пару раз в год у тёщи случался очередной приступ и надо было мчаться к ней, чтобы успеть попрощаться. И каждый раз тревога была ложной.

– Я яснознающий. Я шаман, – тихо и просто ответил старик, как будто это должно было всё объяснить.

– То-то я смотрю глаза у тебя узкие. Ты калмык? Или башкир? – мужчина снова потянулся за бутылкой, намереваясь раскупорить её. Разговор пошёл, пора было разливать. Хотелось залить досаду. Он уже нашёл покупателя на квартиру, а хозяйка опять показала кукиш. Вот же вредная баба!

– Я монгол, – уточнил старик и снова улыбнулся тонкими губами. Его чёрные глаза смотрели внимательно, словно пытались прочесть мысли попутчика.

– А говоришь чисто, без акцента, – отпустил комплимент мужчина. Старик казался ему глуповатым. Но это ерунда, им не теоремы тут доказывать. А то, что дед «с приветом», так ему по возрасту уже положено.

– Давно живу, научился, – сказал шаман.

– Меня, кстати, Миша зовут, – протянул мужчина руку через столик.

– Что же ты, Миша, так запросто чужому человеку своё имя называешь? А если человек злой? Порчу наведёт. Или душу твою в рабство заберёт, – сделал замечание старик. На рукопожатие он не ответил. Ну и пёс с ним! Может, у них, у шаманов так принято.

Михаил засмеялся в ответ на поучения старика. Вагон мягко покачивался, колёса отстукивали своё вечное «чух-чух». Белые занавески на окне отделяли жёлтый уют купе от беззвёздной октябрьской ночи. Почему-то отступила тревога. На душе вдруг стало легко, как будто что-то изменилось в его жизни прямо сейчас.

– Дед, ну какая порча в век космических технологий? Тебя-то, как звать? – спросил он.

– Так и зови, дедом. Можешь шаманом, если хочешь, – ответил попутчик.

Старик положил руки на столик. У него были длинные пальцы, обтянутые тонкой коричневой кожей. Он весь напоминал высохшую ожившую мумию. А одежда на нём была самая обычная, современная, только не по размеру. Как будто с чужого, более широкого плеча.

– А почему ты не в перьях и цацках? И где твой бубен? – Михаил поднял руки над головой, имитируя удары по бубну, и закатил глаза для достоверности образа.

– Цацки, как ты говоришь, нужны для общения с духами. А с живыми людьми можно и так. Пока глаза живые, в них можно душу прочесть. Зачем мне бубен? Я и так про тебя всё знаю. И про твою жизнь, и про мечты, и про проблемы, и про твоего демона, – улыбаясь ответил шаман.

– Про демона? У меня и такое есть? А куда ты едешь, шаман? – спросил Михаил. Старик забавлял его.

– Должок взыскать. Задолжал мне один хороший человек, а это нехорошо. Вдруг смерть случится, а он дела земные не завершил. Плохо это. Вот еду. Душу его спасать, – старик снова растянул тонкие губы в улыбке.

По выражению его лица не было понятно, шутит дед или говорит серьёзно. Что-то было в нём неправильное, но что Михаил не мог понять.

– Чудные ты вещи говоришь. Значит, не будешь водку? Ну а я, пожалуй… Подумаешь печень… Один раз живём. Здоровым умирать обидно. Так что хай с ним, с Марусем… – Михаил принялся раскупоривать бутылку.

– Лучше попробуй моего чаю, – торопливо предложил шаман и достал из своей сумки термос. – На травах и хвое. Здоровье укрепляет, бодрит, разум очищает. Твоя простуда вмиг пройдёт. Давай твою кружку.

Шаман налил в пластмассовую кружку пахнущую хвоей тёмно-коричневую жидкость. Аромат леса заполнил купе. Михаил сделал глоток.

– Фу, ну и гадость! Горький, пить невозможно, – скривился он. Горячая горькая жидкость обожгла язык. Вяжущее послевкусие неприятно сковывало рот. Михаил почавкал губами, пытаясь избавиться от противного вкуса.

– Да это только два первых глотка. Пока чай с тобой знакомится. Ты пей, не бойся. Вот, закуси пирожком. Ты таких не ел, с зайчатиной, – сказал шаман и потянулся в сумку за пирожками.

На столе появился свёрток. Шаман вытащил из прозрачного пакета обёрнутые газетой пирожки. Михаил взял один и откусил большой кусок, стремясь заесть горечь шаманского чая.

На развёрнутом газетном листе, покрытом жирными пятнами, он увидел объявления по продаже недвижимости и привычно пробежался по ним взглядом. Выше располагались объявления услуг: «Стрижём котов. Качественно. ООО «Стригущий лишай». Основную часть газетной страницы занимала фотография молодой девушки в купальнике на фоне большого дома. Девушка лежала рядом с бассейном и улыбалась неестественно большими губами. Михаил полюбовался объёмной грудью красотки, скользнул взглядом по изображению роскошного особняка. Он сдвинул пирожки со статьи, чтобы лучше рассмотреть снимок. Кто это? Певица? Подружка олигарха? Обеспечить себя в юном возрасте такой бессовестной роскошью можно только через постель. Интересно, чью? Михаил прочёл кусок статьи.

– Вот где в этой жизни справедливость? – спросил он, запихивая в рот полпирожка и продолжая негодовать с полным ртом. – Этой соплюхе двадцать пять. А она известная писательница. Смотри, какой особняк. Бассейн как для сборной по плаванию. Сиськи тоже под заказ. Зачем ей столько денег? На что способна в эти годы фантазия, кроме как себя силиконом накачивать?

– Как видишь, её фантазия способна заработать много денег, – усмехнулся шаман. – Ты чай-то пей, остынет.

– И ведь на чём зарабатывает? Какой это труд? Я на стройке горбачусь и в жару, и в холод. А денег всё равно нет. А она романчики строчит, фифа силиконовая. Сидит в тепле и уюте с видом на море и клацает по клавиатуре. А прислуга ей кофе носит, – возмущался Михаил. Он потянул к себе газету и взял следующий пирожок. – Смотри, какая машина в углу фотографии. Я свою первую машину купил, когда уже двоих детей имел. Консервная банка с гвоздями, чудом ездила. Я под ней лежал чаще, чем жена подо мной. Я бы тоже так хотел, как эта фифа! Что за труд сидеть дома и книжки писать? Автографы бы раздавал. Фотки своих особняков во все соцсети и газеты посылал.

– Известности хочешь? – спросил шаман, подливая масла в огонь. – Славы?

– Кто её не хочет? – возмущённо воскликнул Михаил. Внутренности так и кипели от праведного гнева. Хотелось ввернуть самое грязное ругательство, на которое Михаил был способен, чтобы выразить степень своего несогласия с распределением жизненных благ. Но при старике почему-то было неловко. Впервые в жизни.

– Тщеславие, – улыбнулся старик и одобрительно покачал головой. – Мой любимый грех.

– Вот только мораль читать не надо, —разозлился Михаил.

 Сейчас дед начнёт учить его, как важно быть бескорыстным и думать о вечном. Снова вспомнилась тёща с её квартирой. Стало стыдно и противно. Хотелось выплеснуть злобу. Зачем он вообще разбудил старика? Пил бы себе один, уже бы успокоился.

Михаил отпил немного чаю, проталкивая кусок пирожка. Шаман не соврал. Теперь напиток не казался горьким. Он уютно пах хвоей и лесными ягодами, отдавал чабрецом и немного апельсиновой коркой. Горячая жидкость согрела внутренности. Возмущение чуть ослабло. Чего он, собственно, завёлся? Семья не голодает, летом на море ездят. Не хуже, чем у всех. Только мало этого было! Надо было как у этой девчонки. Надо было особняк, крутую машину, всеобщее почитание и её, вот эту самую грудастую писательницу.

– Зачем мораль? Разве без тщеславия были бы у нас произведения искусства? Книги? Не было бы ничего. Человек слишком ленив, чтобы что-то делать просто так. Стимул ему подавай. Даже при самом большом таланте может никогда ничего не создать. Но если он тщеславен, готовься человечество встречать нового гения. Хочешь так жить, как она? – спросил шаман.

Голос его звучал вкрадчиво, как будто боялся спугнуть Михаила неосторожным словом. Старик подался всем телом ближе к попутчику и заглядывал ему в глаза.

– Конечно, хочу! – влетел Михаил в мышеловку на полном ходу. – Кто не хочет? Все об этом мечтают. Только не у всех есть смелость в этом признаться!

– А что отдашь взамен? – поинтересовался шаман.

– Ты о чём это? – не понял Михаил.

– Я дам тебе такой талант. Сможешь насладиться славой. Построишь себе дом. Много домов. Машин разных накупишь. Жену возьмёшь молодую. Сможешь ездить по всему миру, автографы раздавать. Все будут твоё имя знать. Хочешь? – продолжил шаман.

– Хочу, – растерянно проговорил Михаил, внимательно глядя на шамана. – И что тебе надо взамен? Душу мою? Так я верующий только в самолёте.

– Нет, зачем мне твоя душа? У меня своя есть. Мне нужно твоё время. Вижу я, ты из долгожителей. Проживёшь лет сто, если сам себе не навредишь, – тут шаман кивнул в сторону бутылки с водкой. – Я дам тебе пять лет славы и богатства. Обеспечишь себя до конца жизни. А ты мне дай пять своих последних лет жизни. Ну, к чему тебе такая глубокая старость? К этому возрасту ты будешь больной и немощный. Уже и желаний не будет и памяти. Будешь хотеть смерти, и ждать её. А смерть будет ходить кругами. Будет наносить удары по здоровью. Играть с тобой как кот с мышью. Это будут самые трудные и бессмысленные годы жизни. Отдай их мне. Невелика плата за обеспеченную жизнь, – шаман замолчал, щуря и без того узкие глаза. Морщины вокруг его глаз словно ожили и сделались резче.

В купе повисла тишина. Вагон покачивался. Чернота неслась за окнами. Пахло чабрецом и хвоей. Шаман ждал. Ждал демон Михаила, скрестив наудачу когтистые пальцы.

– И как ты это сделаешь? – осторожно спросил Михаил.

В душе суеверно заскреблось предчувствие. Михаил не верил в мистику, Мыслящую Вселенную и прочую бесовщину. С верой в бога тоже не сложилось. Но иногда, в ответ на непонятное, трепет в душе он испытывал. Как ребёнок, который не верит в Деда Мороза, но ежегодно загадывает ему желание и бежит с утра к ёлке за подарком.

Шаман снова широко улыбнулся, демонстрируя плохие зубы. Добыча заглотила наживку и никуда не денется. Развилка пройдена. Осталось захлопнуть крышку. Старик положил на стол перед Михаилом медальон из жёлтого металла.

– Вот, наденешь его и станешь великим писателем, – уверенно сказал он. – Всё у тебя будет. Как у неё.

Шаман ткнул коричневым пальцем в грудастую писательницу. Михаил неуверенно рассмеялся. Как он повёлся на этот бред? Взрослый мужик с высшим образованием сидит и слушает какую-то ахинею. Кому расскажи, так засмеют!

– Что это? – спросил он, указывая на медальон. Старик явно не в своём уме, несёт какую-то чушь. Как это украшение сможет изменить его жизнь?

– Это Ловец Душ, – ответил шаман заговорщическим тоном.

Михаил взял медальон и стал рассматривать. Жёлтый кругляш крепился к цепочке крупного плетения. Металл местами был потёртым. По краю Ловец Душ был украшен кругом, изображающим огонь. Внутри огненного круга был символ, похожий на солнце с волнистыми лучами. Каждый луч заканчивался змеиной головой. С обратной стороны была выгравирована надпись на незнакомом языке.

– Там написано: «Моя душа в твоей». Открой, – сказал шаман.

Михаил просунул между створками ноготь и раскрыл медальон. На одной из створок оказалась чёрно-белая фотография, сильно попорченная временем. На ней изображён молодой мужчина с тёмными волосами и надменным выражением лица. Одет мужчина был в старинный пиджак, его шею украшал шейный платок с брошью.

– Кто это? – спросил Михаил.

– Писатель. Самый гениальный и продуктивный за последние пятьсот лет. Такие гении рождаются редко. Рядом с ним Толстой и Достоевский – любители среднего таланта, – уверенно объяснил шаман.

Михаил стал рассматривать снимок, пытаясь вспомнить, читал ли он когда-нибудь книги этого гения. Но читал Михаил мало, а лицо на снимке было незнакомым.

– И что он написал? – устав напрягать память, спросил Михаил.

– Ничего. Он считал, что писательство – это глупое занятие. Мечтал стать капитаном корабля и бороздить моря. Я устроил исполнение его мечты. Теперь он может расплатиться. В пустую створку медальона вставишь своё фото. Когда ты будешь надевать медальон, душа писателя будет диктовать тебе свои ненаписанные книги. Можешь мне поверить, эти произведения не останутся незамеченными. Тебя ждёт ошеломительный успех. А это большие деньги, – продолжал затягивать силки шаман.

– Фото такое старое. Этот писатель жил, наверное, лет сто назад, – сказал Михаил, любуясь старинной вещью.

– Сто пятьдесят, – уточнил шаман, кивая головой.

– Как же он смог тебе задолжать? Тебе сколько лет? Лет восемьдесят? – не поверил Михаил.

– Давно живу, – уклончиво ответил шаман.

– А если я соглашусь, а потом сбегу? Как ты долг заберёшь? – улыбаясь, спросил Михаил.

Глупости это всё. Бред выжившего из ума маразматика. Даже как-то неловко стало оттого, что он так испугался. И чего, собственно, испугался?

– Тогда я тебя найду и все твои годы заберу, – серьёзно ответил шаман. Он больше не улыбался. Линия его губ сделалась напряжённой и жёсткой.

– Так не бывает, – уже совсем расслабившись, сказал Михаил.

– Попробуй. Что ты теряешь, если так не бывает? – продолжал распалять любопытство шаман. – Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал. Какой толк в мечтах, если не стараешься сделать их реальностью? Разве есть у тебя другой шанс на такую жизнь?

Шаман снова ткнул пальцем в фотографию в газете.

– Ну, давай, попробую. Что делать надо? – сдался Михаил и качели восприятия качнулись в другую сторону. А вдруг это не бред? Вдруг вот так просто он может получить всё, о чём мечтал?

– В пустую створку вставишь своё фото. Когда ты будешь надевать медальон, в твоей голове будет звучать голос писателя, диктующей свои истории. А ты записывай. Талант этот неисчерпаем. А через пять лет я приду за медальоном. День в день. И в тот день у тебя не должно остаться незаконченного романа. Все дела должны быть доделаны, иначе останешься в этом медальоне, вместо писателя. Пока кто-то не совершит такую же ошибку и не займёт твоё место. Потому что Ловец Душ не может быть пустым, кто-то в нём должен остаться. А если ты через пять лет решишь оставить медальон себе и не отдашь долг, я тебя найду и заберу всё, что есть, – сказал шаман и прикрыл глаза, чтобы их блеск не напугал добычу.

– Зачем я останусь в медальоне? Я книжки придумывать не умею, – Михаил снова испытал сомнение.

Захотелось остановить происходящее. Почему тут так жарко? Шаманский чай распространял удушающий аромат. В висках запульсировала боль. Хотелось свежего воздуха. Может быть, выйти покурить? Но тело не отозвалось на порыв сбежать. Ноги словно приросли к полу купе. Демон тщеславия, примостившийся на правом плече Михаила, не мог упустить возможность получить желаемое. Слишком долго он жил впроголодь.

– Я знаю, что ты не писатель. Ты воин, – уверенно ответил старик.

– Кто? Почему воин? Я даже в армию не ходил, плоскостопия у меня, – Михаил скептически посмотрел на шамана.

– Людям свойственно отказываться от предназначения. Они считают что то, что дано просто так – мало стоит. Поэтому ищут себе другие занятия. Думают, что лучше знают, что принесёт им счастье. Ты воин, мог бы сделать отличную карьеру. Твой талант может послужить кому-то на поле боя, если ты останешься в медальоне. Но ты ведь не останешься. Всего-то надо, чтобы не осталось незаконченного дела. Ты ведь справишься. Ты чай пей, остынет, – шаман придвинул к себе пластмассовую кружку и добавил в неё чай из термоса.

 Демон на плече Михаила изобразил бурные аплодисменты. Хорошо, что люди их не видят, своих демонов. Шаман устало рассматривал волосатую сущность. Почему демоны так отвратительны? И этот запах гниющих зубов. Зато демоны всегда знают, чего они хотят. Без колебаний и сомнений. С ними было легко.

Михаил снова сделал глоток. Боль в висках прошла. Холодная осенняя ночь наполнилась покоем. Стало уютно, как в детстве, когда бабушка рассказывала маленькому Мише сказку на ночь, а за окном бушевала метель. Да, раньше метели бушевали. А сейчас и снега толком нет. Так припорошит ночью землю, а к утру тает. Одна грязь под ногами. А раньше Миша строил со своими друзьями целые снежные крепости. Настоящие сражения разыгрывали. И все мальчишки хотели под Мишкино командование встать, ведь его армия всегда побеждала. А потом он мокрый и красный прибегал домой греться, а бабушка отпаивала его горячим чаем. С чабрецом, лесной малиной и апельсиновой коркой. А снег валил за окном крупными ватными хлопьями. Миша расставлял на старом паласе пластмассовых игрушечных солдатиков и вёл наступательные сражения по освобождению из плена плюшевого мишки. В комнате темнело ранним зимним вечером. Проносилось детство. Уходили близкие люди. Забывалось предназначение.

– Эй, гражданин, пора просыпаться! Скоро остановка! – ворвался в сон Михаила женский голос. Он поднял голову и удивлённо огляделся. Он спал? А где шаман? Михаил вытянул затёкшие руки потягиваясь.

– А где старик? Разве мы останавливались? – спросил он проводницу.

– Какой старик? Ты всю дорогу один ехал. Пить надо меньше! Старики ему мерещатся, – укоризненно сказала проводница и ушла, закрыв дверь в купе.

– Куда уж меньше? – проворчал Михаил, глядя на полную бутылку.

Он осмотрелся. В пластмассовой кружке на дне осталось немного коричневой жидкости, пахнущей хвоей. Михаил разжал ладонь. В руке он держал круглый жёлтый медальон, согретый теплом ладони. Он покрутил его, пытаясь вспомнить, чем кончился их разговор с шаманом и куда тот делся. Но в памяти всплывали только обрывки сна, уютные и добрые. Как же давно всё это было.

Но шаман точно был, не приснился. Ведь предметы из сна не выпадают и не остаются в руках. Наверное, старик перешёл в другое купе, когда Михаил уснул. За окном серело унылое осеннее утро. Деревья с наполовину облетевшей листвой ёжились под пронизывающим ветром. Выходить из тёплого купе не хотелось. А в душе росло и крепло ощущение праздника и перемен. Значит, пять лет роскошной жизни и всеобщего почитания? Особняк, шикарная машина и молодая жена? А почему бы и нет?

Часть 2. Аля.

Собирался дождь. Сначала небо наливалось серым во всех его оттенках и угрожающе урчало, как злой кот. Потом похолодало и запахло октябрём. Жёлтые листья, ещё вчера празднично покрывавшие газоны, потеряли свою привлекательность, и стали ещё одним напоминаем о приближающихся холодах. Прохожие на улице поднимали воротники и ускоряли шаг, чтобы не попасть под дождь. А как славно начиналось утро! Оно было солнечным и тёплым тем ласковым теплом, которое бывает только бабьим летом.

 В кафе «Женские радости», где работала Аля, сразу стало меньше посетителей. Так всегда бывает в межсезонье. Людям надо привыкнуть, что теперь будет мрачно, сыро и холодно. Через неделю столики в кафе снова будут заняты. Посетители станут заказывать горячие напитки и долго сидеть в тёплом уюте кафе, пока за окном вечер мешается с дождём или туманом.

Аля тревожно поглядывала на улицу через большое во всю стену окно. Зонта у неё с собой не было. Мокнуть не хотелось. Может быть, она успеет добраться до дома, пока вся эта небесная серость не пролилась на улицы города? Провинциальный южный город С, несмотря на гордое звание «краевой центр», страдал от отсутствия ливнёвок. Сильный дождь превращал тротуары в реки. Вода неслась по дорогам со скоростью горного потока. Машины поднимали колёсами настоящее цунами. Узкие тротуары не оставляли пешеходам никаких шансов спрятаться от грязной воды. А самое обидное, что в прогнозе погоды никакого дождя не было. Аля к нему была совершенно не готова. Ну, пожалуйста, пусть он подождёт ещё немного!

И он подождал. Подождал, пока закончится ее смена, и Аля в тонкой джинсовой куртке и короткой юбчонке выйдет за дверь кафе. Ливень обрушился на город сразу, без предупредительного покапывания на пыльный асфальт. Небо раскатисто громыхнуло, словно порвалось по шву. Вода хлынула вниз из свинцовых туч, быстро заполнила тротуар и понеслась к проезжей части, бурля при столкновении с бордюрами.

 Аля решительно шагнула в тротуарную реку, и холодная вода заполнила её туфли. Пробираясь к автобусной остановке по щиколотку в воде, девушка всматривалась в номера проезжающих автобусов. Не хотелось долго ждать в такую погоду. Людей на автобусной остановке не было. Ливень разогнал пешеходов под навесы и в магазины пережидать стихийное бедствие местного масштаба. Транспорт медленно полз мимо, утопая колёсами в грязных потоках. Аля забежала под спасительный навес остановки, достала носовой платок, чтобы вытереть лицо. Платок был мокрым. Одежда пропиталась водой до белья. Аля дрожала под порывами холодного ветра.

По дорожке к остановке бежал мужчина в чёрной толстовке с низко опущенным на лицо капюшоном. Аля вдруг испытала благодарность. Не одна она мокнет в этом вселенском потопе. Мужчина быстро приближался. Аля немного посторонилась, освобождая для него место. Мужчина поравнялся с нею. Остановился. Оглянулся назад. А потом схватил Алю за руку и что-то сунул ей в ладонь.

– Спрячь это и никому не показывай! – громко сказал он. Его голос был резким. Дыхание сбилось от быстрого бега.

Аля попыталась отстраниться и разжать руку. Но мужчина держал её сжатый кулачок в своей руке и смотрел прямо в глаза. Аля испугалась. Тем противным страхом, когда ноги вдруг слабеют, а голос садится и начинает хрипеть и дрожать.

– Отпусти! – снова дёрнула она рукой.

– Никому! Поняла? Я заберу его потом, – сказал мужчина.

Аля кивнула. Надо соглашаться с этим маньяком, может быть, так он быстрее отстанет. Мужчина стал подталкивать её в открытые двери подошедшего автобуса.

– А теперь уезжай. Давай! Ходу! Ходу! Убьют! – крикнул он, грубо выталкивая её с остановки под дождь.

Убьют? Как убьют? Кто? За что? Аля пулей взлетела в автобус. Мужчина побежал дальше по лужам, поднимая миллионы брызг. Аля поднялась по ступенькам, крепко сжимая в руке то, за что её теперь должны убить. Мимо автобуса пробежали двое парней. Они втягивали головы в плечи и смотрели под ноги. Водитель закрыл двери, и автобус двинулся по маршруту.

– Какой это автобус? – спросила Аля пожилую женщину, рядом с которой села.