Полная версия
Я вернусь, когда меня не станет
– Перемещать ее нельзя даже с места на место, любое движение сейчас, когда тело уже в тепле, вызовет адскую боль и, главное, способно нарушить работу сердца и привести к летальному исходу. А уж выносить на улицу, опять на холод – ни в коем случае. Ой, ой, ой… Худо, друзья мои, еще пару часов и… можно будет вызывать гробовщика.
– Неужели все перепробовал? – вскипел дед Тема.
– В наших условиях, кажется… – задумался доктор и вдруг встрепенулся: – Гоша, долой одежду!
– Зачем? – набычился тот.
– Ванной поработаешь. Нужно всем телом прижаться к ее телу, человеческое тепло очень хорошо согревает, притом не приносит негативных воздействий. Этот способ известен с древности. Раздевайся!
– Подождите! – в знак протеста поднял руки Георгий. – Короче, я должен голым лежать в постели с совершенно незнакомой мне девицей?
– А ты в трусах ложись, – посоветовал дед Тема.
– Вообще-то у меня жена есть! Она ревнивая…
– Не узнает твоя Леся, – заверил доктор. – Ты за кого нас с Темой принимаешь? За сплетников или доносчиков?
– Есть же грелки, – нашелся Георгий. – Не хватит, могу принести.
– Обязательно и грелками обложим, но когда повысится температура. Сейчас общее тепло нужно, на все тело, и весьма щадящее.
– Так сами и ложитесь, – посоветовал Гоша. – Вдвоем. С двух сторон. Будет классно.
– Пойми, чудак, – увещевал его доктор, – мы с Иванычем не можем согревать ее! По всем законам биоэнергетики старики способны только забирать чужую энергию, тем самым подпитывая свое дряхлеющее тело, потому как старые, костлявые, малокровные. А ты у нас парень здоровый, откормленный, кровь с молоком и молоко с кровью, горячий…
Видя, что Гоша тупо стоит на месте, водрузив на пояс руки, и недовольно пыхтит, МММ махнул рукой и уселся на стул рядом с диваном. Поглядывая время от времени на Георгия с осуждением, он сердито заворчал:
– Ну, не хочешь – не ложись, черт с тобой. Будем ждать, что будет: сможет она вернуть свое тело к жизни или к летальности придет. В конце концов, кто она нам? Никто. Полиции тебя, Гошка, не выдадим, не переживай. Мы люди благородные, скажем, сами нашли, сами принесли, сами помощь оказывали, а утопленница не выжила… Найдем, что сказать.
– А если нас видели соседи? – перебил дед Тема. – Как мы приехали, как Гошка вносил девчонку, как и ты, Максимыч, пришел со своим чемоданом, а? Нет, мы, конечно, можем ее тайком в одеяло завернуть и закопать…
– А как народ увидит? – напомнил МММ. – И нельзя тайком, она же не собака! Человек. Так что вызовем полицию с милицией…
И уставились провокаторы-шантажисты глазами, полными святости, на Георгия, мол, что в этом случае нам врать? Тот постоял с минуту, хмурясь, и стал раздеваться, бросая на обоих колкие взгляды. Лег Георгий к стене и выполнял инструкции доктора:
– Поверни ее к себе спиной на бочок, чтобы согреваемая площадь была больше… Тихонько поворачивай, видишь – стонет, ей больно, но это хорошо, значит, согревается. Руки просунь под ее руками и обними, ладони положи на грудь и под грудь. Легкие – источник тепла в организме, это знали китайцы раньше, чем придумали порох и фарфор, легким нужно помочь. В их медицине есть орган – тройной обогреватель, первый верхний – это полость с легкими. Но представьте, друзья мои, только в наше время было доказано опытным путем, когда наблюдали за любителями купаться в проруби, что легкие, согласно теории китайских эскулапов, восполняют в организме потерю тепла! Каково, а? Поэтому человеческие моржи не замерзают до смерти. Но остались еще два неизученных обогревателя, расположенные ниже…
Вот любитель поговорить! А уж если выпьет – туши свет, не остановишь. Тут главное, не задать ни одного вопроса, ибо ответ будет длиться по меньшей мере час. Эту его особенность знали все, включая Георгия и деда Тему, который строго бросил говоруну:
– Что еще нужно сделать, чтобы ускорить процесс обогрева?
– Пах согреть, – радостно вспомнил доктор, ударив ладонью о ладонь.
– Мне что, щупать ее? – огрызнулся Георгий.
– Щу… – поморщился док, не закончив слово. – Ногу согни и уложи между ее бедер, чтобы твое бедро касалось паха… Да, да, именно так. Все. Нет, не все. Накрой-ка их, Иваныч, еще одним одеялом.
Георгия и девушку укрыли по шею дополнительными верблюжьими одеялами, старыми, потому двумя, потом снова растерли ей ступни спиртом и надели шерстяные носки, ну и поили чайной ложечкой теплым чаем, подложив под подбородок полотенце. При первых слабых успехах Марат Максимович воодушевился, но полностью удовлетворен не был, так как восстановление шло слишком медленно…
– Пора сделать звонок другу! – поднял он указательный палец и достал мобильник.
– И кто у тебя друг? – заинтересовался дед Тема.
– Не друг, а так… коллега. Знахарке бабе Ксене звоню.
– Ха-ха-ха… – издал Георгий квохтанье или издевательский смех. – Образованный доктор и знахарка с восемью классами грамотности устроят сейчас консилиум! Анекдот.
МММ не обратил внимания на выпад, он спросил у бабы Ксении, какими средствами располагает народная медицина в подобных случаях, выслушав, поделился новыми знаниями:
– Надо давать куриный бульон и молоко, все теплое. Обещала принести какое-то особое вино с каким-то там жиром и пошептать.
– Когда она собралась сюда? – испугался Георгий. – Придет и увидит меня вот так, да? В постели с… Даже не знаю, как ее зовут!
– Лежи, – индифферентно махнул рукой доктор, забросив ногу на ногу. – Пока Ксюха соберется, наша утопленница очнется. Я заслужил пятьдесят грамм?
– Вот когда очнется, тогда и выпьем, – остудил его дед Тема. – Я тоже хочу разгрузить нервную систему, но терплю. И ты терпи.
Усилия были не напрасны, через несколько часов температура поднялась до 35 градусов, это была победа, которую стоило отметить! Только дед Тема и МММ подняли рюмки, а тут – здрасьте: баба Ксеня притопала. Услышав ее противный высокий голос, Георгий подлетел с кровати, как ошпаренный кипятком, схватил в охапку свои вещи и ринулся в соседнюю комнату.
Баба Ксеня, которой тоже под семьдесят, довольно веселая и шустрая, несмотря на полноту. Она красила волосы в цвет стали, чтобы не отталкивать людей неопрятной сединой, не забывала помадой пройтись по губам, одевалась, как все деревенские, в вещи с городского рынка. Конечно, знахарка с видом знатока сразу подошла к дивану, поинтересовалась, что да как, ей кое-что рассказали, кое-что утаили (активное участие олигарха, к примеру).
– Ты глянь, рыжая какая! – изумилась баба Ксеня. – Прям как твоя покойная жена, Тема. А кто она тебе?
Тут-то он и призадумался – как же ему представлять девушку, чтобы не навредить ни ей, ни себе? Если б не рана от пули, поведал бы правду, мало ли – девушка гуляла на вечеринке, нечаянно упала в воду, никто не заметил. Но в нее стреляли. Стреляли и не ограбили. А в рану Ксюха обязательно сунет курносый нос, или это будет не она. Вот и ляпнул:
– Моя внучка.
– Внучка?! – всплеснула баба Ксеня руками. – А чего ж никто не знает про твою внучку?
– Сын сам не знал, что у него растет дочь, – упоительно врал дед Тема, для куража опрокинул рюмку, крякнул и продолжил: – И я не знал, но внучка нашла меня, списалась со мной и вот… решила приехать. Сама видишь – рыжая, в нашу породу. М-да… А на нее напали, ограбили, сволочи! И кинули в воду. Мы с Максимычем немножко опоздали, у нас же нет машины. Она доехала до…
– До Ушек, – подсказал док, успевший осушить пару рюмок за время диалога друга и старухи. – На попутке. А дальше пешком.
– Да! – кивнул головой дед Тема. – Она звонила. Потом перестала. Мы ее искали-искали… нашли в воде у моста… м… под мостом.
– Так она у вас в воде пролежала?! – округлила малюсенькие глазки бабка. – Надо было телом к телу греть! Марат вроде доктор, а не знает?
– Ну, полезай под одеяло, – указал ладонью Максимыч, приговаривая еще рюмку. – Ты у нас свежак, согреешь девочку.
– Какой свежак? На что намекаешь? – озадачилась та.
– Он намекает, что мы тощие, а ты… с жировой прослойкой.
Артем Иванович обвел руками вокруг своих бедер, обозначая толщину талии бабы Ксени, та презрительно фыркнула и захлопотала над телом девушки. А советов надавала… Доктор слушал с бесстрастной физиономией и кивал, а после ее ухода (выпроводить было старую нелегко) отменил почти все рекомендации, но ведь и принял некоторые.
Очнулась подопечная вечером, у бедняжки не было сил испугаться, тем не менее зрачки ее излучали недоумение, что ли. Обведя глазами комнату, она выговорила чуть слышно, когда дед Тема склонился над ней:
– Вы кто?
– Я? Да никто… так… случайный дед. Артем Иванович меня зовут. Выловил тебя на рассвете в реке, когда на рыбалку пришел, к себе в дом привез. Мы тут тебя еле отходили… Пулю вынул наш местный доктор, вот она… (Дед Тема положил пулю на блюдце с таблетками.) На память наш доктор оставил. А ты кто?
Неожиданная реакция – она заплакала. Дед Тема подумал, от радости, ведь живой осталась – от такого счастья плакать неделю будешь без перерыва. Посмеиваясь, он вытирал ей слезы большими пальцами, ласково приговаривая:
– Не плачь, все позади. Поправишься и поскачешь домой. Зовут как тебя? Надо ж родным сообщить, а то волнуются…
Она прикрыла веки и молчала, изредка всхлипывая, дед Тема решил, что подопечная устала, поправил одеяла и предложил ей на выбор: чай, бульон, молоко. Промолчала. Значит, не хотела. Ночью он вставал и проверял – жива ли девчонка, не понизилась ли у нее температура, она держалась на одном уровне – 37, а к утру повысилась, так началась ангина, осложненная бронхитом.
Главное в этой загадочной истории – девчонка не помнила ни своего имени, ни где жила, ни почему в ее плече застряла пуля и, конечно, как очутилась в реке. Время прошло, выздоровела, да так ничего про себя и не вспомнила. Доктор Марат Максимович лечил всеми известными ему средствами, а то, что больная не помнила прошлую жизнь, его не удивляло:
– Ай, неважно, что нет ушиба головы, при котором в крайне редких случаях наступает амнезия. Психологическое перенапряжение и, как следствие, нервный срыв приводят даже к смерти! Не люблю слово «стресс», оно слишком поверхностное, не дает и приблизительной картины состояния человека.
– А почему она про свою жизнь забыла, а знания про все, что окружает, у нее сохранились? – любопытствовал дед Тема.
– Мозг – самый неизученный орган, мы знаем, как он устроен, но понятия не имеем, как он работает. Мозг – как живое существо, в нашем теле он контролирует все процессы и по каким-то своим законам блокирует их. Нужно время.
И что было делать? Не выгонять же на улицу беспомощную девчонку, которая не знает, откуда она, как ее зовут, кому из родных сообщить о ней! К тому же Артема Ивановича распирало от значимости собственного поступка – ведь по факту он спас девушку, это очень приятно, она стала чуть ли не родной! Пришлось приобщить ее к своему вранью, другого выхода он не видел:
– Значит, так. Раз не помнишь, кто ты и откуда, останешься у меня. Я тут всем говорю, будто ты внучка моя, ну, чтоб никто не лез с расспросами, поняла? Без того с нашим участковым пришлось объясняться, слава богу, туповатый он и ленивый. Тебе тоже так надо говорить, поняла? Расскажу про сына… то есть отца твоего, это, надеюсь, ты запомнишь.
– А где ваш сын?
– Погиб. Давно. На рыболовецком судне работал, судно потонуло, он вместе с ним, между прочим, в северных водах. Да, и запомни: раз я тебе дед, говори мне «ты». Каким же именем назвать-то тебя, а?
И нашли выход: дед Тема взял в библиотеке справочник, дома надел очки, читал подопечной, чтобы она сама выбрала. Ей понравилось имя Ира, а дед Тема стал называть ее Иришей, потому что оказалась она очень теплой, милой, доброй, заботливой. Дом деда преобразился, стал уютным.
Позже, когда она окончательно поправилась и стала просто красавицей, задумалась о работе, тогда-то Георгий и предложил ей влиться в деревенскую среду – работать у него… нет-нет, не в коровнике. Сначала она помогала ему в качестве секретаря, перебирала бумажки, составляла письма, организовывала встречи и приемы гостей, главное – взяла на себя тяжелый крест вести переговоры с проверяющими органами. Ух, как «любил» их Георгий! От любви убегал, бросая на Ирину «дорогих гостей», а вот она умела с ними договариваться – просто поразительно.
Оценив способности Ириши, он предложил ей расширить полномочия, включившись в управление. Георгий потихоньку тоже расширялся, а это и строительство, и текущие заботы, и самообразование, ведь земля не любит дилетантов; помощник ему был необходим. Ириша согласилась с единственным условием: за пределы деревень она ни ногой. Странно, да? Доктор МММ сказал, это фобия – боязнь покинуть место, где больной спокойно, уютно, надежно.
– Подсознание! – поднял он указательный палец вверх со знанием дела. – Оно защищает жизнь Иришки. Пройдет когда-нибудь…
* * *Во время долгой паузы под шумок дождя за окном так и вспомнили оба историю появления Ириши в их жизни. Правда, история с одними белыми пятнами в ее прошлом, а в настоящем – к ней привыкли, будто она здесь с рождения росла.
Георгию понадобилась довольно большая пауза, чтобы проанализировать нынешнюю ситуацию, обрисованную скупыми фразами деда Темы, но репортажа по телевизору он не видел, отсюда с трудом верил в идеальное сходство убитой в пятницу женщины с Ириной. Тем более она сама утверждала, что сестры-близняшки у нее никогда не было.
– А вдруг ошибается насчет сестры? – высказал он мысль вслух. – Историй с близнецами много…
– Где? В кино? – ухмыльнулся дед Тема.
– Да и в жизни бывает, я думаю. Редко, конечно. Тогда эта самая сестра заказала Ирину и заняла ее место рядом с му…
Он замолчал, так как поймал на себе выразительный взгляд деда Темы поверх очков, одну дужку которых заменяла обычная резинка. Значит, старикан не все рассказал, что тот и подтвердил:
– Папа Ириши был военным доктором и служил на дальних рубежах. На момент ее рождения он с беременной женой долго не мог выехать в центр страны, ну, время тогда было… не приведи бог. И все же они выехали, а по дороге начались роды, да прямо в поезде. Отец Ириши помог ей родиться, думаешь, вторую дочь он не заметил? Хе-хе.
– В таком случае, история совсем скользкая и… и абсолютно непонятная, – сделал вывод Георгий. – Но теперь мне более-менее ясно, почему Ирина как пружина, сжатая до упора, где-то витает, присутствуя – отсутствует. Выходит, Артем Иванович, эта Ирма, которую застрелили в пятницу, возникла откуда-то со стороны и выдавала себя за Ирину? А как такое возможно?
– Да черт его знает, – поднял плечи дед Тема, опустив уголки губ вниз. – Я тебе доложил, что сам знаю, в сходство один к одному тоже не верю, но видел ту, вторую, собственными глазами вон на этом телике.
– Значит, мы правильно сделали, что не отвезли ее в больницу два с половиной года назад и не вызвали полицию, а я долго сомневался.
– Дверь закрой! – бросил дед Артем, надевая телогрейку. – Холод идет в комнату, чай не лето.
– М-да, не лето, – согласился с ним Георгий, поглаживая небритый подбородок и одновременно заглядывая в прихожую, то бишь в сени. Ирина велела называть сени прихожей, хотя сенями они так и остались. – Ой, дверь плохо закрыл, распахнулась!
Входная дверь нараспашку, двор поливает дождь, срывая оранжевую листву, отсюда и заполз в дом холод. Только Георгий взялся за дверную ручку – открылась деревянная калитка, он подождал, когда Ириша добежит до крыльца под козырьком. Конечно, она удивилась, сняв шелковую косынку и стряхивая с нее воду, запаниковала:
– Георгий? Вы здесь? Что-то случилось? – Внезапно ее глаза стали как две галогеновые лампы, сверкнувшие ужасом. – С дедом!
Оттолкнув его, она влетела в дом, резиновые сапоги сбросила с ног на бегу и рванула в комнату, не слыша Георгия:
– Ира, с ним все хоро…
Усмехнувшись, он захлопнул дверь и прошел в комнату, остановившись там же, где стоял раньше. Ириша к тому времени находилась перед дедом на коленях, прощупывая пульс на его руке, тот, ничего не понимая, растерянно бормотал:
– Ты чего?.. Как сорвалась…
– Пожалуйста, помолчи… – попросила она, сосчитала пульс, не отрывая глаз от командирских часов на руке, которыми ее снабдил дед. – Хм, пульс нормальный… Давление мерял?
– Чем? – поднял плечи дед Артем. – У тонометра груша в трещинах…
– Я сбегаю к тете Тоне, у нее продвинутый тонометр…
Ириша вскочила на ноги, но дед рявкнул вполне здоровым голосом:
– Стой! А с чего ты взяла, что мне нужен тонометр?
– Давление измерить, – теперь потерялась Ириша.
– Мое давление лучше твоего.
– Это я напугал ее, – подал голос Георгий, ухмыляясь. – Ирина меня увидела и понеслась сюда, думая, что вам плохо. Я вызываю у нее только сигнал тревоги.
В какой-то степени – да, вызывает. Пару раз Ириша отлучалась, а деду становилось плохо, чтобы не помереть в одиночестве, он звонил Георгию, который живет неподалеку, к тому же машину имеет – вдруг пришлось бы ехать в больницу. Олигарх успевал смотаться на другой конец деревни и привезти доктора МММ, но тут Ириша возвращалась, а она мастер паники.
– Значит, все нормально? – поднимаясь с колен, смущенно произнесла она. – Тогда давайте обедать?
– И меня приглашаешь? – спросил Георгий, провокационно улыбаясь.
– Конечно. Вы садитесь, оба садитесь, а я накрою на стол.
Ели вчерашний суп, жареную рыбу в томатном соусе с овощами и пирог с чаем, притом хозяйка извинилась за некрасивую выпечку – немножко не то получилось, тем не менее проглотили почти весь. Георгий пошел заводить мотор, а дед Тема, усаживаясь на свою рабочую табуретку, позвал Иришу:
– Иди сюда! – Когда она подошла, заговорил на всякий случай тихонько, чтобы Гоша не услышал: – Вот скажи, ты чего нос воротишь от Гошки? Ходит вокруг тебя, ходит, а ты будто не видишь. Чем он тебе не глянется?
– Ну, во-первых, он ничего не говорил насчет хождений…
– Да у тебя же вид: не подходи – укушу! Что во-вторых?
– Он женат, дедушка.
– Пф! И где ж эта самая жена? Она в городе, как поругалась еще с бабкой Гошки, с тех пор носу не кажет в деревню, но за провиантом присылает раз в месяц подружку. А он здесь пашет, детей нет – это что за семья? Промежду прочим, Георгий городской, а не какой-то там… Не сложилось у него в городе, приехал к деду с бабкой, а дед к тому времени болел – сердце. Человек всю жизнь при должности был: председателем колхоза, потом главой администрации, потом главой нашего села и деревень, а также фермером одновременно. Пахал лишь бы сохранить хозяйства, от рэкета отбивался – какое ж сердце выдержит! Это не языком трепать. Гошка с перепугу, что дед умрет, взял бразды правления в свои руки, деду дал отдохнуть от дел и пожить подольше. А ведь ни черта не умел, но хотел, очень хотел. Дед помер шесть лет тому назад, одна бабка осталась и… жена, которая где-то шляется, а не с мужем живет, детей рожает и растит. Ну, сама знаешь, он стоящий мужик.
О боже, сколько раз она слышала эту историю! Правда, сводничеством дед Тема не занимался до сегодняшнего дня, Ирина, улыбнувшись, напомнила ему:
– Вообще-то у меня, как выяснилось, тоже муж есть.
– Да? И где он? Где, где? Что-то не вижу. И почему ты при живом муже очутилась в холодной воде с простреленным плечом? Не помнишь?.. Часть вспомнила, а часть нет? Так я тебя введу в курс дела: раз тебя заменила другая, она, стало быть, и устранила тебя. Но мне вот сильно интересно… – Он назидательно поднял вверх указательный палец. – Как твой муж не понял, что в кровать ложится с чужой бабой, а? Не думала об этом? А ты подумай. Но сначала иди и отбей Гошку, уж он точно отличит чужую бабу от своей, к тому ж отбиться будет рад, насколько я понимаю в нашей мужской породе. Ступай.
Ирина забралась в салон внедорожника, стряхнула зонт и, сложив его, поставила у ног, чтобы вода стекала на пол.
– Что так долго? – спросил Георгий, трогая джип с места.
– Дед Тема указания давал, он же у нас командир.
Только на уме у нее сейчас не указания деда, а совсем другое…
3
Не бывает ничего тайного, о чем не узнают другие
Стыдно признаться даже себе, но внутри Виктории все пело – каждая клеточка, даже кровь отзывалась на состояние, походившее на азбучную радость. А что вызвало радость? Соперница! Она мертва. Неважно – как умерла, главное, ее нет. Соперница, привязавшая ЕГО своей никчемностью, глупостью, пошлостью, эпатажем, перестала быть препятствием. Безусловно, Вика понимала: это так негуманно с ее стороны – ощущать счастье и радость на фоне смерти! Да как заставить мозг и сердце думать иначе?
Чего греха таить, не раз Виктория тайком оплакивала свою долю – любить человека, который из-за дурацкой ответственности и излишнего чистоплюйства не бросал свою ненормальную жену, терпел ее выходки и не раз находился в центре позорища из-за нее. Но теперь Даниил свободен и…
И тут голову снова охватывал огонь вины, потому что нехорошо беду оборачивать в свою пользу. Когда эти мысли, сменяя друг друга, простреливали мозг, Вика физически задыхалась от нехватки кислорода и жара в теле. Видимо, ее состояние становилось заметным, во всяком случае коллега Нонна, подойдя к ней и склонившись, прошептала на ухо:
– Что с тобой? Ты вся пылаешь, красная, будто тебя сварили.
– Я? – вскинулась та. – Просто… жарко…
– От счастья? – скептически произнесла Нонна.
– От какого счастья? – вытаращила глаза Вика, повернувшись к ней.
– Идем-ка, дорогая, кофейку хлебнем.
Как под гипнозом, Вика поднялась с места, не спуская настороженных глаз с Нонны, и последовала за ней с неоправданной обреченностью. А, собственно, что произошло? Что ее насторожило, если не напугало? Все табунами бегают к кулеру и кофемашине в течение рабочего дня, так что в предложении выпить кофе нет ничего особенного. Но интонация! Как будто Нонне известно про нее такое, что не при людях сказать. Под воздействием этой многозначительной интонации Виктория и поплелась, словно ее пристукнули небольшой дубинкой.
Кофе налили в коридоре в свои чашки, а пить пошли на лестничную клетку, так как Нонна любила еще и покурить, запивая едкий дым черным напитком. Вика поставила керамическую чашку на низенький подоконник огромного окна и, скрестив на груди руки, выжидающе уставилась на коллегу.
Девушки общались, обычно избегая опасных тем: о начальстве, коллегах, работе, о личном тоже ни-ни. Все равно их можно назвать приятельницами, ведь обе явно симпатизировали друг другу. Тем более Вику удивила интонация, а также звонок Нонны в день убийства жены Даниила, мол, репортаж посмотри по телику, тебя касается. Что значит – «тебя касается»? Вика всем своим видом показывала, что готова выслушать, зачем привела ее Нонна в безлюдный уголок, ведь та явно хочет что-то сообщить или обсудить. Словно не видя нетерпения Виктории, Нонна не спеша отпила пару глотков, прикурила от зажигалки, и только выпустив струю дыма вверх, затем пристально глянув на нее, спросила:
– Репортаж с места убийства смотрела?
– Ты ведь сама позвонила мне… – сказала Вика.
– Но ты могла не посмотреть.
Во фразах Нонны таился какой-то зловещий интерес, непонятно на чем основанный, в конце концов, она не главная сплетница, не журналистка – какое дело ей до смерти жены шефа? Но именно этот факт вызвал беспокойство у Вики: раньше они болтали лишь на отвлеченные темы (ни слова о работе – заповедь по умолчанию), иногда бегали по магазинам, раз в неделю ходили в фитнес-клуб и… пожалуй, все. А тут вдруг она хочет обсудить щекотливую тему, да где! В офисе, в котором у стен, окон, люстр и полов есть уши.
Нонна старше на шесть лет, привлекательной ее назвать можно с натяжкой – черты лица крупные и негармоничные, фигура откликнулась на любовь к сладостям, но умение одеваться, а также уверенно держаться добавляли ей недостающие очки и – вуаля, поклонников толпа обеспечена. Она побывала замужем, могла бы и сейчас выйти, да пока не торопится, говорит, успеет. М-да, успеет… Почему-то Нонна уверена: нет ничего проще, чем выйти замуж, а Виктория при всей своей красоте и страстном желании надеть подвенечное платье чувствовала себя замухрышкой по сравнению с ней и не способной увести мужика у патологической идиотки.
Выкурив почти до половины сигарету и поглядывая на ершистую коллегу, словно раздумывая, стоит ли с ней говорить или лучше оставить в состоянии обмана, Нонна все-таки вернулась к животрепещущей теме:
– Не надо сердиться, поверь, зла я тебе не желаю. Ты очень славная, из нашего офисного серпентария мне симпатична только ты, есть в тебе искра… порядочности, доброты, искренности, что ли. Поэтому хочу предостеречь тебя…
– Предостеречь? – дернулась Вика. – В каком смысле?
– В прямом. Минуту назад ты светилась счастьем, немножко несвоевременно в данных обстоятельствах, не находишь?