Полная версия
Месть сыновей викинга
Лассе Хольм
Месть сыновей викинга
© Lasse Holm & JP/Politikens Hus A/S 2017 in agreement with Politiken Literary Agency
© Вера Жиганова, перевод, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
* * *
* * *
Альтон – кузнец в деревне Тевринтон, отец Беллы.
Белла – самая красивая девушка в Тевринтоне, дочь Альтона.
Бьёрн Железнобокий – старший сын Рагнара Лодброка, приемный отец Хастейна.
Браги Боддасон – прославленный мастер скальдической поэзии.
Эгберт – караульщик в епископстве Йорвика.
Эльдрид – глава (бургомистр) Тевринтона.
Хальфдан Витсерк Белый – младший сын Рагнара Лодброка.
Хастейн – приемный сын Бьерна Железнобокого.
Ингрит – мать Рольфа/Вульфа.
Ивар Бескостный – самый хитрый из сыновей Рагнара Лодброка.
Ярвис – послушник монастыря Святого Кутберта.
Крака/Аслауг – вторая жена Рагнара Лодброка.
Лагерта – воительница, мать Бьёрна Железнобокого, бабушка Ильвы.
Мертон – монах и повар в монастыре Святого Кутберта.
Оффа – ныне покойный монах, бывший летописец монастыря святого Кутберта.
Олав Белый – норвежец, король Дублина.
Осберт – бывший король Нортумбрии.
Рольф/Вульф – сын Ингрит, повествователь.
Сельвин – монах-книжник из монастыря Святого Кутберта.
Сигурд Змееглазый – средний сын Рагнара Лодброка, тугодум.
Тора – первая жена Рагнара Лодброка.
Уббе Сын Любовницы – предпоследний сын Рагнара Лодброка.
Вальтеоф – амбициозный монах монастыря святого Кутберта.
Ильва – воительница, внучка Рагнара и Лагерты.
Элла – король Нортумбрии.
Этельберт – аббат монастыря Святого Кутберта.
Пролог
Он дрожал от холода в подземной темнице. Сколько времени он находился здесь, можно было лишь догадываться. Вероятно, счет шел на часы или дни. А может, и на недели. В кромешной тьме он утратил представление о времени.
Пронзительный скрип заставил поднять голову. Желто-оранжевое пламя факела, показавшееся в отверстии высоко наверху, ослепило его. Он потянулся к свету. Чья-то рука поднесла к открывшемуся люку тростниковую корзину и опрокинула ее в яму. На него упало что-то мягкое. Сначала показалось, что это канат – обрезки толстой веревки повисли на руках и плечах. Но вдруг, содрогнувшись от ужаса, он понял, что это змеи. Невольно вскрикнув, скинул с себя перепуганных гадов, которые, едва очутившись на каменном полу, расползлись во все стороны. Тяжело дыша, он осторожно ощупал себя с ног до головы. Ни одна тварь не успела его укусить: толстые кожаные штаны и рубашка защитили тело.
Крышка наверху захлопнулась, и снова воцарилась тьма. Змеи ползали вдоль скругленных стен. Как и он сам, они не могли выбраться из ямы.
Спустя некоторое время петли люка наверху вновь скрипнули. На этот раз он опустил голову, не ожидая от внешнего мира ничего хорошего.
Удивительно, но «качели» опускались вниз и, несколько раз царапнув кривые стены, достигли дна. Он ухватился за деревянное сиденье. Кто-то уже нетерпеливо тянул канат наверх. Медленно, боясь вновь быть обманутым, он пропустил руки в петлю, потянул «качели» к себе, используя собственный вес, и наконец уселся на доску.
Его старания немедленно окупились. Подошвы оторвались от каменного пола. Мгновение он наслаждался шорохом, предвещавшим свободу. Наконец он очутился в свете факела. Сильные руки схватили его с боков и держали, словно в тисках. Грубо и поспешно они располосовали кожаную рубаху на куски. Распороли кожаные штаны. Срезали шнурки у башмаков. Он предстал перед двумя наблюдателями абсолютно голым. Несмотря на то что мужчины старались не показывать ему свои лица, он заметил на лбу у одного большую красно-синюю шишку.
Чьи-то руки куда-то тянули его. Он подумал, что сейчас разыграется спланированная драма, ему озвучат вымышленные обвинения и вынесут заранее определенный приговор. Он выслушает все это со стойкостью и презрением. Встретит свою судьбу с высоко поднятой головой. У него уже готов достойный ответ, если спросят, хочет ли он что-нибудь сказать. Он подготовился ко всему. Но не к тому, что его ждало в следующий миг.
Земля разверзлась под ногами. И он рухнул в яму, успев лишь вскрикнуть от изумления. На глубине примерно в половину человеческого роста петля, на которой висели «качели», туго затянулась у него на грудной клетке, остановив свободное падение. Опешив, он повис в воздухе, но вскоре понял, что его бросили обратно в яму. В следующее мгновение он опять стоял на дне, теперь холод каменного пола проникал в тело через босые ступни. Он освободился от веревки и проследил взглядом, как «качели» взмыли вверх. Козырьком приложив ко лбу руку, прикрыл глаза от яркого света факела и удивился, что крышку немедленно не захлопнули.
Силуэт плетеной корзины на миг загородил свет. Корзину наклонили.
Когда змеи вновь посыпались сверху, его охватила паника. Он почувствовал укус в щиколотку. Затем в предплечье. И наконец третий – в бедро.
Он понял: все кончено.
Когда крышка открылась в третий раз, он был почти без сознания. Все тело ныло, укусы саднили, будто под кожей ползали муравьи. Веки настолько сильно опухли, что он едва видел. В отекшей гортани почти не осталось просвета. Он был не в состоянии сдерживать естественные отправления своего организма, вонь от рвоты и экскрементов заставила двух мужчин отойти от ямы подальше. С последним выдохом он изверг проклятие – клятву, которую давно продумал, сидя в темноте.
– Если бы только поросята знали о страданиях старого кабана, тут же бросились бы ему на помощь и затеяли в хлеву битву великую!
Я лично не присутствовал при этих событиях, но слышал о них от третьих лиц. И все-таки я убежден, что именно так погиб Рагнар Лодброк.
И смерть его повлекла за собой крах целого королевства.
Часть первая
Весна 866
1
Ничто не предвещало побоища. Тем тихим утром небо было высоким, синим и ясным, как поверхность недавно застывшего озера. Над полями стелилась полупрозрачная туманная дымка. Невесомый белый полог превратил деревья в причудливые тени богатырей, мягкими волнами укутал низенькие хижины Тевринтона, обнял их обветренные стены и, совершенно неожиданно для второй половины весны, оставил после себя тонкий слой инея на соломенных крышах и плетеных изгородях. Из дымовых отверстий к небу тянулись тонкие столбики. В очагах горел огонь. Люди объединились вокруг источников еды и тепла.
Лишь когда у солнца набралось достаточно сил, чтобы прогнать туман, деревенские жители по одному и небольшими группами потянулись на улицу. Спины взрослых были согнуты тяжким сельским трудом. Большинство детей выглядели затравленными из-за постоянного голода и частых побоев. Я наблюдал за ними сквозь щели между досками в дверях зала, где притаился в молчаливом ожидании. Наклонился вперед и прислонился лбом к твердому дереву. Увидев, что приближается Эльдрид, я выпрямился и сделал глубокий вдох.
Приближаясь ко мне, они веселились. У них явно был радостный повод собраться, и они стремились воспользоваться им в полной мере. Я прищурился от яркого света. Эльдрид положил теплую руку мне на плечо и кивнул на улицу, где полукругом выстроились жители селения. Тишина, воцарившаяся среди собравшихся, была тягостной.
Наконец одно из лиц смягчилось. Этому примеру последовали еще несколько. Вскоре заулыбались все. Дети раскрепостились, начали смеяться и болтать друг с другом. Несколько мальчишек осмелели настолько, что бросились бегом к невысокому холмику с растущим на вершине большим дубом – это был своего рода центр в неровном кольце сельских построек. Подросткам поручили все для меня подготовить. Чумазые лица сияли от гордости. Один из мальчишек – по имени Холл – взглянул на меня ясными синими глазами из-под грязной челки. Правда, он тут же вновь опустил взгляд, словно удостоился великой чести, которую не заслужил.
Приближался торжественный момент. Эльдрид лично сделал последние приготовления под светло-зеленой листвой мощного дуба, затем обратился к собравшимся с речью. Однако некий звук опередил слова, не успевшие сорваться с его губ. Гортанный многоголосый рев вмиг разрушил утреннее умиротворение.
Жители Тевринтона застыли на месте, как вкопанные. Мужчины, до поры до времени скрывавшиеся в засаде, бросились к низеньким домикам с соломенными крышами и толпе жителей. Лишь когда предводитель чужеземцев, пузатый воин с широкой седой бородой, топором отсек голову первому попавшемуся человеку, толпу охватила паника. Крестьяне пытались сбежать или укрыться, но кольцо воинов вокруг них уже сомкнулось. Бежать было некуда.
Пронзительные крики ужаса смешивались с глухими звуками обрушивающихся направо и налево мечей и боевых топоров. Некоторые жертвы опускались на колени и умоляли оставить их в живых, другие послушно смирялись с судьбой, но все без разбору оказались зарублены. Кровь струилась из ран и пропитывала землю. Я неподвижно стоял и наблюдал, как множество маленьких трагедий сливаются во всеобщую катастрофу.
Холл бросился ко мне в надежде, что я смогу его защитить. Он споткнулся, упал в траву и в ту же секунду попытался вскочить на ноги, но рухнул и испустил дух.
Женщине, которая, как я недавно узнал, приходилась мне теткой, тоже не удалось избежать печальной участи. Воин, заплетенная в косу борода которого была скреплена на концах небольшими косточками, всадил ей в грудь длинный нож. Измученное выражение придавало ее лицу сходство с неживой маской, олицетворяющей боль. Ее молчание поразило меня гораздо сильнее любого крика.
Мы с Эльдридом все еще стояли под дубом. Седобородый предводитель захватчиков, на котором не было ни кожаной одежды, ни кольчуги, пристально взглянул на нас. Его взгляд неторопливо скользил по нашим лицам. Словно подчиняясь тоскливой необходимости, воин прицелился и метнул боевой топор. Звук, с которым оружие угодило прямо в грудную клетку моему соседу, напомнил звук удара по полому барабану. Застонав, Эльдрид рухнул на землю.
Пока окружающий шум постепенно смолкал, лицо седобородого не выдавало никаких эмоций. На нем был неряшливый шерстяной балахон с короткими рукавами. Кольца из крученого серебра впивались в толстые руки. По краю шлема, вдоль лба, вились две небольшие змейки, сплетающиеся раздвоенными язычками над наносником. Воин остановился в нескольких шагах от меня, широко расставив ноги и заткнув большие пальцы за пояс, поддерживающий толстое брюхо. Глаза его, сверкавшие светло-серыми огоньками из-под кустистых бровей, спокойно изучали веревку с петлей на конце. Веревка свисала с толстой ветки над моей головой и плотно обвивалась вокруг моей шеи. На мгновение он задержал взгляд на моих башмаках из козьей кожи и небольшой бочке, на которой я стоял и которую он мог выбить из-под меня одним ударом.
– Хочешь спасти свою жизнь? – спросил он на языке саксов. – Или предпочитаешь быть повешенным, как хотели твои соплеменники?
2
С вопроса седобородого воина началось мое путешествие длиною в жизнь, которое превратило меня из одинокого молодого человека, отринутого и покинутого всеми, в сильного и могущественного ярла, обладателя личной дружины из трехсот воинов.
Я побывал в далеких землях. Я видел, как солнце опускается за крыши и шпили Миклагарда[1]. Я прикасался к травам бесконечных российских степей, бродил между высокими норвежскими горами, видел, как вулкан извергает дым и пылающие камни на суровый исландский ландшафт, и командовал тысячами воинов в столь крупных и кровавых схватках, что лишь немногим дано понять их масштаб и жестокость. Я повидал на своем веку гораздо больше, чем остальные. Я не отстаю от императора великого государства франков ни в славе, ни в богатстве. И все же, выводя эти самые строки на закате своей жизни, я знаю, что мне не довелось пережить ничего сильнее радости, которая охватила меня в той бедной деревушке, когда я, стоя на бочке с накинутой на шею веревкой, осознал, что моя жизнь спасена в результате невероятной случайности, которая могла произойти исключительно благодаря вмешательству богов. А значит, в тот момент высшие силы были чрезвычайно благосклонны ко мне; ибо северяне, что время от времени разоряли эти земли, никогда не говорили на языке саксов, а также почти не нападали на бедных крестьян и не зарились на их скудные запасы. Их целью всегда являлись монастыри, хранившие за своими стенами серебряные реликвии, и обширные владения олдерменов, изобилующие скотом и провиантом. Вопрос седобородого прозвучал столь же неожиданно, сколь непредсказуемо обрушилась на селение жестокая резня. Я изо всех сил старался, чтобы мой ответ вызвал у него интерес к моей особе.
– Если бы у меня был выбор, я предпочел бы жизнь.
Впервые я заметил в его взгляде какую-то перемену. Он выглядел удивленным.
– Как могло случиться, что ты знаешь наш язык? – поинтересовался он.
– Ответ на ваш вопрос поможет мне спастись?
– Вряд ли, – буркнул воин. – Однако, возможно, тебе поможет спастись знание местности. Ты знаешь город, где проживает ваш король?
Петля по-прежнему обвивала мою шею. Правая нога седобородого поглаживала бочку. Я не затягивал с ответом.
– Мы, саксы, называем его Эофорвик. Конечно, я знаю этот город. В Нортумбрии мне знакома каждая дорожка и тропинка. – Он взглянул на меня с некоторым сомнением, и я решил приукрасить ответ. – Вообще-то я объездил всю землю англов.
То, что я говорил на его наречии, не убедило седобородого. Быть может, ему было известно, что лишь тэны и олдермены имеют право выезжать за пределы своих владений. Бочка у меня под ногами скрипнула. Петля стиснула шею.
– Монастырь святого Кутберта отсюда гораздо ближе, чем Эофорвик, – продолжал я, опасаясь, что благосклонность богов оказалась недолговечной и уже миновала, как часто бывает. – Это самый богатый монастырь во всей округе. Монахи хранят у себя реликвии из литого серебра. Книжные оклады с вставками из драгоценных камней. Позолоченные кубки с жемчугами.
– Эка невидаль.
Выражение лица седобородого воина оставалось безразличным. Он на секунду задумался, затем обернулся и крикнул:
– Ильва!
К нему подошел широкоплечий викинг, единственный безбородый из всего отряда. Его светлые волосы выбивались из-под шлема свалявшимися клоками.
– Ильва, как обстоят дела с сокровищами в монастыре святого Кутберта?
Известно, что викинги часто носят странные имена, но когда безбородый воин ответил, я выпучил глаза. Его голос оказался светлым и певучим. Это был женский голос.
– Серебряные блюда из монастыря украшают стены зала в моем доме, – сказала она. – Из тамошних кубков я каждую зиму пью медовуху. В серебряном сундуке с красным драгоценным камнем моя мать хранит свою одежду, а перед большим бронзовым зеркалом подолгу сидит по утрам моя сестра, хотя едва ли то, что она в нем видит, способно вызвать у кого-то восхищение. Но какое тебе дело до этих сокровищ?
Отвечая, женщина сняла шлем, обнаружив отсутствие какой бы то ни было красоты. Под шлемом скрывалось грубое и угловатое лицо, изрытые оспинами щеки и мелкие близко посаженные глаза. Под сдавливающей грудную клетку кольчугой не было и намека на женские формы. Да и возраста она была не юного – на вид около двадцати пяти.
– Просто этот деревенский парнишка утверждает, – сказал Седобородый, – что у монахов святого Кутберта еще осталось немало всякого добра, то есть десять лет назад ты вынесла оттуда далеко не все.
Я привлек к себе внимание. Вся шайка стянулась к дубу. Они изумленно разглядывали меня, хотя я выглядел отнюдь не так необычно, как они сами.
Все мужчины носили длинные волосы и бороды. Их одежда и вооружение свидетельствовали о привычке промышлять грабежом. На головах у некоторых были непонятные головные уборы с шишками и отверстиями, другие предпочитали вовсе не покрывать голову, третьи же, как Седобородый и Ильва, красовались в искусно изготовленных шлемах с узорами и защитой для глаз. Оружие у них было таким же разномастным, как и одежда; мозолистые руки удерживали резные железные топоры и копья, соседствующие с вложенными в серебряные ножны тонкими франкскими или ирландскими стальными мечами с крестообразными рукоятями. Если бы эта бравая дружина только что, за пару мгновений, не вырезала население нашей деревушки, их можно было бы принять за труппу странствующих скоморохов.
– Возможно ли, чтобы в монастыре остались сокровища? – усомнилась Ильва, копошась в неряшливой копне светлых волос. Заметив, как я удивился, когда обнаружил среди викингов женщину, она улыбнулась, обнажив ряд крупных кривых зубов.
– У монахов есть секретная крипта, – отвечал я, – где они прячут самые ценные реликвии, оставляя на виду всякую мелочь, чтобы сбить с толку грабителей.
– Было бы недурно проверить, правду ли ты говоришь, – с жадностью заметила женщина.
– Это точно, – прогремел седобородый гигант. – Многие, кроме тебя, хотели бы заполучить эти сокровища. Но перед нами стоит иная задача в этих краях, а потому будет лучше, если ты и другие любопытные обуздают свои желания и оставят монахов в покое до поры до времени. – Он повысил голос, обращаясь к своим воинам: – Все понятно, парни?
Викинги загудели и решительно закивали. Лишь Ильва осмелилась возразить. Кожаная куртка заскрипела, когда воительница сложила руки на груди. Из-под длинных рукавов на солнце сверкнули серебряные браслеты.
– Если у монахов остались еще какие-то богатства, они по праву принадлежат мне и моим людям, которые напали на монастырь десять лет назад и не забрали все сокровища. Было бы неправильно сейчас делиться с остальными.
Седобородый прищурился и поглядел на широкоплечую женщину.
– Добыча, с которой ты тогда вернулась домой, – чинно прогудел он, – принадлежит тебе, если ты сможешь ее уберечь. То, что ты оставила здесь, в Англии, может достаться любому из нас. Я вынужден напомнить тебе, что ты принесла ту же самую клятву, что и остальные. Если теперь ты намерена нарушить ее, будь готова принять последствия.
В течение некоторого времени Ильва и Седобородый смотрели друг другу в глаза. В его взгляде отражалась уверенность и бескомпромиссность. В ее сквозило сомнение и растерянность. Наконец она взмахнула руками.
– Твое счастье, что я такая благородная, – сказала она. – Другого на моем месте разозлили бы подобные слова, тебя следовало бы вызвать на поединок.
– Значит, твое благородство идет лишь на пользу нам обоим, – парировал он, – ибо поединок часто влечет за собой определенные проблемы для победителя, когда семья проигравшего стремится отомстить. Правда, в твоем случае, по крайней мере, вергельда[2] удалось бы избежать.
В это мгновение я ожидал, что Ильва выхватит меч из ножен, но она подавила гнев и сказала:
– Я могла бы позаботиться о пленнике и проследить, чтобы он не сбежал.
– Я понимаю. Однако считаю, что на благо всем нам пойдет, если мы назначим надзирателем кого-нибудь другого. – Не отрывая от нее взгляда, он позвал: – Хастейн, подойди ко мне!
Крик был встречен тишиной. Викинги принялись недоуменно оглядываться.
– Хастейн! – взревел предводитель.
Из низкой двери кузницы выбралась на свет хрупкая фигура. Молодой парень примерно моего возраста одной рукой придерживал штаны, а другой пытался нащупать меч, прислоненный к дверному косяку.
– Хастейн, что ты там делал?
Кожа на лице юноши была гладкая и тонкая. Жиденькая растительность, в основном сконцентрированная на самом краю подбородка, а длинные локоны, выбившиеся из-под шлема на лоб, были соломенного цвета. На секунду он застыл в нерешительности, но затем протянул руку за дверь и вытянул из постройки девушку. Я невольно ахнул, увидев Беллу, дочь деревенского кузнеца Альтона, ее правильное овальное лицо с аккуратненьким носиком, пухлыми губами и большими синими глазами, в обрамлении длинных темных волос. Во время нападения чужеземцев она укрылась в кузнице своего отца. И все же судьба настигла ее.
Седобородый с трудом спустился с холма, остановился в нескольких шагах от несуразной парочки и принялся разглядывать Беллу.
– Девка еще нетронутая? – спросил он.
– Я не знаю. – Плутоватая улыбка скользнула по тонким губам юноши. – Ты ведь не дал мне времени проверить. Но я легко могу заняться этим делом сейчас.
Белла, не понявшая ни единого слова, съежилась, ужаснувшись при виде валявшихся перед ней трупов.
– Ильва, – бросил через плечо седобородый, – у меня и для тебя нашлось дело. Позаботься о девке.
Воительница молча кивнула, подошла ближе и грубо схватила Беллу за изящное запястье. Дружелюбный кивок со стороны Ильвы заставил пленницу подчиниться. Однако женщин остановил Хастейн, вцепившийся во вторую руку Беллы.
– Это я ее нашел, – заявил он, хватаясь свободной рукой за меч. – Она – моя добыча.
Во взгляде Седобородого, адресованном Хастейну, не было и намека на суровость, которая проявилась несколькими минутами ранее в отношении Ильвы. Казалось, мощного толстопузого хёвдинга позабавила строптивость юноши.
– Ну хорошо, – решил он. – Раз ты проявил предприимчивость и догадался обыскать дома, ты вполне заслужил забрать себе обнаруженную добычу. Но если она окажется девственницей, тебе придется довольствоваться малым, и ты прекрасно знаешь почему. А пока я хотел бы поручить тебе другое задание.
Как только конфликт был улажен, Хастейну не терпелось оправдать оказанное ему доверие. Вместе с Седобородым он сквозь толпу воинов проследовал к дубу, под кроной которого я ждал своей участи.
– Судя по всему, он побывал на костре, – заметил парень и указал на ожоги на моих руках, пропитавшуюся потом одежду и волосы, которые топорщились от недавно коснувшихся их языков пламени. – Почему его собирались повесить?
– Их разборки с саксами не играют никакой роли. Он местный и говорит на нашем наречии. Сними его и позаботься о нем.
– Ты можешь на меня положиться, Бьёрн Железнобокий.
Произнесенное имя парализовало меня.
Пока Хастейн снимал петлю с моей шеи, а остальные викинги бесцеремонно извлекали из очагов горящие поленья и швыряли их на соломенные крыши домов, я не спускал глаз с пузатого хёвдинга, который бродил вокруг и руководил разорением.
Если Седобородый – действительно знаменитый Бьёрн Железнобокий, о грабительском походе которого на столицу империи франков, Париж, так много говорили монахи и священники несколькими годами ранее, то жителям Нортумбрии придется туго.
3
При свете яркого полуденного солнца мы покинули Тевринтон, превратившийся в огромный костер, из которого к небу поднимался широкий столб дыма. Помимо коров и быков, викинги забрали с собой лишь меня и Беллу. Трупы местных жителей они оставили на съедение воронам.
Примерно в миле от деревни, на опушке леса, где кончались свежераспаханные коричневые поля, пасся табун лошадей. Викинги выбрали скакунов себе по вкусу и оседлали их. Они никуда не спешили. К счастью для меня, ибо когда мы продолжили путь, я по-прежнему был на ногах – меня привязали за веревку к лошади Хастейна. Колонна наездников вместе с угнанным домашним скотом двигалась медленно. Несмотря на это, мы довольно быстро отстали.
К седлу Хастейна кожаными шнурками были привязаны мои башмаки из козьей кожи, рядом висел его шлем. Я босиком и с большой осторожностью двигался по лесной подстилке, опасаясь наступить на змею, которая могла притаиться в траве.
– А что, прежде чем набросить тебе на шею петлю, саксы пытались сжечь тебя? – полюбопытствовал парень и почесал шею, выбритую, как остриженная овца.
– Твоему вождю неинтересно, что я сделал. Почему ты спрашиваешь? – уклонился я от ответа.
– Бьёрн Железнобокий мне не вождь и не хёвдинг.
– А кто тогда? И почему его называют Железнобоким? Свинобокий было бы уместнее.
Хастейн громко рассмеялся, лихо запрокинув голову.
– Бьёрн Железнобокий не упустит возможности вызвать на поединок, – ответил парень. – Так повелось с тех времен, когда он юношей сокрушил семерых сыновей короля свеев, а сам не получил в бою ни единой царапины. Этому подвигу он обязан своим прозвищем, победить же ему тогда помогло проворство. Теперь его спасает жировая прослойка. Как видишь, на нем нет ни кожаной куртки, ни кольчуги.
Я слушал его рассказ вполуха, так как не выпускал из виду Беллу, которая сидела позади Ильвы, тонкой рукой держась за талию воительницы. Хастейн проследил за моим взглядом.
