Контракт Паганини

Йона взглянул на потолок, потом на пол.

– Следовательно, мы имеем дело с демонстрацией, – с энтузиазмом продолжил Кофоэд, и фотоаппарат в его руках сверкнул вспышкой. – Убийца не пытался скрыть преступление. Наоборот, он хотел о чем-то заявить.

– Именно так я и подумал, – горячо подтвердил Бенгтссон. – Комната пустая – ни стульев, ничего, на что можно залезть.

Кофоэд опустил фотоаппарат и принялся изучать истекающий мочой труп.

– Повешение связано с предательством, – заметил он. – Иуда Искариот…

– Подожди-ка, – тихо перебил Йона и странным жестом указал на пол.

– Что такое? – спросил Поллок.

– По-моему, это самоубийство, – сказал Йона.

– Типичное самоубийство, – съязвил Томми Кофоэд, его смешок прозвучал несколько громковато. – Он взлетел…

– Портфель. Если бы он поставил портфель вертикально, то смог бы дотянуться до петли.

– Но не до потолка, – вмешался Поллок.

– Он мог привязать веревку раньше.

– Мог. И все же, по-моему, ты ошибаешься.

Йона пожал плечами и буркнул:

– Музыка, узел…

– Может, просто посмотрим, что в портфеле? – сосредоточенно спросил Поллок.

– Сначала мне надо проверить, что на портфеле, – сказал Кофоэд.

Все молча смотрели, как коротенький Томми, согнувшись, осторожно подбирается к «дипломату», расстилает на полу черную пленку с тонким слоем желатина, а потом аккуратно прижимает пленку резиновым валиком.

– Достаньте, пожалуйста, пару биопакетов и большую коробку, – попросил он, указывая на свою тканевую сумку.

– Гофрокартон?

– Спасибо! – Кофоэд поймал биопакет, который Поллок бросил ему высокой передачей.

Он взял анализы всего, что было на полу, и позвал Поллока в комнату.

– На торце ты найдешь отпечатки подошв, – предсказал Йона. – Портфель опрокинулся, и тело повисло.

Поллок молча подошел к кожаному портфелю и опустился на колени. Серебристо-седой хвостик лег ему на плечо, когда Поллок потянулся вперед и поставил «дипломат» вертикально. На черной коже отчетливо виднелись светло-серые отпечатки ботиночных подошв.

– Ну, что я говорил? – спросил Йона.

– Да пошел ты, – беззлобно отмахнулся Томми Кофоэд и улыбнулся всем своим усталым лицом.

– Самоубийство, – пробормотал Поллок.

– Во всяком случае – чисто технически, – заметил комиссар.

Они стояли и смотрели на висящее тело.

– Ну и что у нас есть? – спросил Кофоэд, все еще улыбаясь. – Покончил с собой человек, принимающий решения о продаже оружия за границу.

– Для нас – ничего, – вздохнул Поллок.

Томми Кофоэд стащил с себя перчатки, указал на покойника и спросил:

– Так что там с узлами и музыкой?

– Двойной морской. – Йона указал на узел. – Который я увязываю с флотской карьерой Пальмкруны.

– А музыка?

Йона помолчал, задумчиво глядя на него, и спросил:

– А что ты сам думаешь о музыке?

– Не знаю. Какая-то соната для скрипки, – сказал Кофоэд. – Начало девятнадцатого века или…

Он замолчал: в дверь позвонили. Все четверо переглянулись.

Йона двинулся в прихожую, остальные пошли следом за ним, однако замерли в салоне, чтобы их не было видно с лестничной площадки. Йона подошел к двери, поколебался, не посмотреть ли в «глазок», однако не стал. Ощутил поток воздуха из замочной скважины, когда протянул руку и положил ее на дверную ручку. Тяжелая дверь подалась. На лестничной клетке было темно. Временное освещение успело потухнуть, а свет, сочившийся через красно-коричневые окна подъезда, был слабым. Вдруг Йона услышал, как кто-то медленно дышит – совсем рядом. Шумное сопение стоящего за дверью человека. Рука Йоны потянулась к пистолету; он осторожно заглянул за приоткрытую дверь. В луче света, упавшем из квартиры, неподвижно стояла высокая женщина лет шестидесяти. Крупные руки, на щеке – большой пластырь телесного цвета. Седые волосы коротко подстрижены, девичья прическа «паж». Без намека на улыбку женщина взглянула Йоне прямо в глаза.

– Вы его сняли? – спросила она.

7

Люди, которые всегда готовы помочь

К часу Йона рассчитывал успеть на встречу с членами Комиссии по расследованию убийств.

Они с Дисой собрались пообедать в саду Росендаль[8] на Юргордене[9]. Йона пришел слишком рано и какое-то время стоял на солнцепеке, разглядывая пар, повисший над маленьким виноградником. Наконец он увидел Дису с тряпочной сумкой на плече. Маленькое умное лицо усеяно веснушками, а волосы, обычно заплетенные в две лохматые косички, ради торжественного момента распущены по плечам. Диса нарядилась: на ней было летнее платье в цветочек и босоножки на танкетке.

Они сдержанно обнялись.

– Привет, – сказал Йона. – Прекрасно выглядишь.

– Ты тоже.

Они взяли еду в кафетерии и уселись за столик на улице. Йона заметил, что Диса сделала маникюр. Она была руководителем археологической группы и обычно коротко стригла ногти, под которые иначе забивалась земля. Йона перевел взгляд на фруктовый сад.

Диса принялась за еду и с набитым ртом проговорила:

– Герцог Курляндский подарил королеве Кристине леопарда. И она держала зверя здесь, в Юргордене.

– Надо же.

– Я читала в дворцовых записях, что налоговая палата заплатила 40 далеров серебром за помощь в погребении служанки, которую разорвал леопард.

Диса откинулась на спинку стула, взяла бокал и с иронией заметила:

– Йона Линна, ты болтаешь не закрывая рта.

– Прости. Я…

Йона замолчал и вдруг почувствовал слабость.

– Что?

– Пожалуйста, расскажи еще. Про леопарда.

– У тебя грустный вид.

– Подумал про маму… вчера был ровно год, как она умерла. Съездил на могилу, оставил белые ирисы.

– Мне тоже не хватает Ритвы.

Диса отложила вилку и помолчала.

– Знаешь, что она сказала в последний раз, как мы с ней виделись? Взяла меня за руку и заявила, что я должна соблазнить тебя и от души постараться залететь.

– Могу себе представить, – рассмеялся Йона.

Солнце преломилось в бокале, заиграло в удивительных темных глазах Дисы.

– Я ответила, что вряд ли у меня получится, и она велела мне уходить и не показываться больше ей на глаза, уходить и не возвращаться.

Йона кивнул, не зная, что сказать.

– И ты останешься совсем один, – продолжала Диса. – Большой одинокий финн.

Он погладил ее пальцы.

– Мне этого совсем не хочется.

– Чего?

– Остаться большим одиноким финном, – ласково сказал он. – Я хочу быть с тобой.

– А мне хочется укусить тебя, и довольно больно. Можешь объяснить, почему? Когда я тебя вижу, у меня зубы чешутся, – улыбнулась Диса.

Йона протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Он уже опоздал на встречу с Элиассоном и комиссией, но продолжал болтать с Дисой. Надо сходить в Музей северных стран – посмотреть на саамский свадебный венец.

* * *

Пока Йоны не было, Карлос Элиассон рассказал членам Комиссии о женщине, найденной мертвой на спортивной яхте в Стокгольмских шхерах. Бенни Рубин записал в протоколе, что расследование несрочное и что делом должна заниматься морская полиция.

Йона немного опоздал и едва успел присоединиться к обсуждению, когда позвонил Бенгтссон из патрульного подразделения. Они были знакомы давно, больше десяти лет играли во флорбол друг против друга. Йон Бенгтссон был приятным человеком, но растерял почти всех друзей, когда у него обнаружился рак простаты. Бенгтссон поправился, но, подобно многим ощутившим всесилие смерти, стал очень чувствительным и медлительным.

Йона стоял в коридоре возле комнаты для совещаний и слушал медленную речь Бенгтссона. В голосе Бенгтссона звучала чудовищная усталость, которая всегда наваливалась на него после сильного стресса. Бенгтссон только что обнаружил генерального директора Агентства по контролю за экспортом оружия свисающим с потолка его, директора, собственной квартиры.

– Самоубийство? – спросил Йона.

– Нет.

– Убийство?

– Может, просто приедешь? Йона, тело парит над полом.

* * *

Едва Йона успел согласиться с Натаном Поллоком и Томми Кофоэдом, что речь идет о самоубийстве, как в квартиру Пальмкруны позвонили. На темной лестничной площадке стояла высокая женщина с пластиковыми пакетами в больших руках.

– Вы его сняли? – спросила она.

– Сняли? – повторил Йона.

– Директора Пальмкруну, – деловито пояснила женщина.

– Что значит «сняли»?

– Извините, я всего лишь домработница. Я думала…

Женщина смутилась и пошла вниз по лестнице, но сразу остановилась, когда Йона ответил на ее первый вопрос:

– Он еще висит.

– Вот как. – Женщина повернула к комиссару равнодушное лицо.

– Вы сегодня уже видели, что он висит?

– Нет.

– Тогда почему вы спросили, сняли ли мы его? Вы заметили что-нибудь необычное?

– Веревку с петлей на крюке от люстры в маленьком салоне.

– Вы видели петлю?

– Естественно.

– И вас не напугало, что Пальмкруна может ею воспользоваться?

– Умереть – это не бог весть что, – со сдержанной улыбкой ответила женщина.

– Как вы сказали?

Но женщина только покачала головой.

– Как, по-вашему, он умер? – спросил Йона.

– Петля затянулась на горле, – тихо ответила женщина.

– А как петля попала на горло?

– Не знаю… наверное, ей помогли туда попасть, – задумчиво сказала женщина.

– Что значит «помогли»?

Глаза домработницы закатились, и Йона решил, что она сейчас упадет в обморок, но женщина оперлась рукой о стену, взглянула ему в лицо и произнесла слабым голосом:

– В мире полно людей, которые всегда готовы помочь.

8

Нолен

В бассейне полицейского управления было тихо и пусто, за стеклянной стеной темнота, в кафетерии – никого. Большой голубой бассейн был почти неподвижен. Вода снизу подсвечивалась, и блики медленно покачивались на стенах и потолке. Комиссар проплывал дорожку за дорожкой, удерживая темп и следя за дыханием.

В памяти всплыло лицо Дисы – вот она говорит «Когда я тебя вижу, у меня зубы чешутся».

Йона подплыл к стенке бассейна, повернулся под водой, оттолкнулся и начал новую дорожку. Ему показалось, что он поплыл быстрее, когда в мыслях снова оказался в квартире Карла Пальмкруны на Гревгатан. Комиссар снова видел висящее тело, лужицу мочи, мух на лице. Самоубийца не снял верхнюю одежду – ни плащ, ни ботинки, – но потратил время на то, чтобы включить музыку.

Все это заставляло Йону думать, что поступок был одновременно и спонтанным, и хорошо спланированным, что делало его совершенно не похожим на обычное самоубийство.

Комиссар поплыл быстрее, повернулся, еще увеличил скорость. Он видел себя идущим через прихожую Пальмкруны; вот он открывает дверь после неожиданного звонка. Вот видит высокую женщину с крупными руками – она стоит за дверью, в темноте лестничной площадки.

Йона остановился у края бассейна и, тяжело дыша, схватился за пластмассовую решетку над желобом. Дыхание скоро выровнялось, хотя мускулы рук отяжелели от молочной кислоты. В зал вошла группа полицейских в спортивных костюмах. Они принесли с собой две куклы, которых надо было «спасать» – куклу-ребенка и куклу, изображавшую толстяка.

«Умереть – это не бог весть что», – сказала с улыбкой та грузная женщина.

Йона вылез из бассейна странно напряженный. Непонятно почему, но он не мог отделаться от мыслей о смерти Пальмкруны. Перед глазами стояла пустая светлая комната. Умиротворяющая скрипичная музыка – и рои гудящих мух.

Йона знал, что это самоубийство, и твердил себе, что Государственной уголовной полиции здесь делать нечего. Но ему все же хотелось помчаться на место преступления и снова все осмотреть, хотелось пройти каждую комнату, проверить, не упустил ли он чего.

Говоря с домработницей, он решил, что та разволновалась, что потрясение сомкнулось вокруг нее, как густой туман, отчего женщина стала нервной, подозрительной и давала странные бессвязные ответы. Но теперь Йона решил зайти с другого конца. А вдруг она вовсе не разволновалась, не испытала потрясения, а старалась как можно точнее отвечать на его вопросы? Домработница Эдит Шварц утверждала, что Пальмкруне помогли соорудить петлю – нашлись добрые руки и люди, которые всегда готовы помочь. И тогда он покончил с собой не по собственной воле, не в одиночку он организовал свою смерть.

Во всем этом просматривалось что-то странное.

Комиссар знал, что прав, но не мог определить – в чем именно.

Йона вошел в мужскую раздевалку, отпер свой шкафчик, достал телефон и позвонил главному патологоанатому, Нильсу Олену.

– Я еще не закончил, – сразу заявил Нолен.

– Я насчет Пальмкруны. Каково твое первое впечатление, даже если ты…

– Я еще не закончил.

– …даже если ты еще не закончил. – Йона довел мысль до конца.

– Загляни в понедельник.

– Я приду сейчас.

– В пять мы с женой идем выбирать диван.

– Буду через двадцать пять минут. – Комиссар нажал «отбой». Он не стал дожидаться, пока Нолен снова скажет свое «Я еще не закончил».

Когда Йона принял душ и переоделся, послышались смех и говор детей. Комиссар понял, что скоро начнется занятие по плаванию – полицейское управление проводило такие занятия.

Что же на самом деле означает это странное самоубийство генерального директора Агентства по контролю за экспортом оружия? Человек, имевший право решающего голоса во всем, что касалось шведского производства и экспорта оружия, мертв.

«А если я ошибся? Что, если это все же убийство?» – думал Йона. Надо поговорить с Поллоком перед тем как ехать к Нолену – может, они с Кофоэдом уже успели взглянуть на отчет об осмотре места преступления.

Йона широкими шагами прошел по коридору, сбежал вниз по лестнице и позвонил своему ассистенту Анье Ларссон. Он хотел знать, нет ли Поллока в полицейском управлении.

9

Ближний бой

Густые волосы Йоны еще не до конца высохли, когда он открывал дверь в аудиторию номер одиннадцать, где Натан Поллок проводил занятие с группой избранных, специализировавшихся на ситуациях с заложниками и побегах из тюрем.

За спиной у Поллока висела анатомическая таблица – изображение человеческого тела, которое проецировалось через компьютер. На столе лежали семь образцов огнестрельного оружия – от маленького серебристого «зиг-зауэра»-P238 до матово-черного автомата «хеклер-и-кох» с 40-миллиметровой насадкой для гранат.

Перед Поллоком стоял молоденький полицейский. Поллок спрятал за спину нож, метнулся к полицейскому и «полоснул» его по горлу, пояснив:

– Недостаток подобного ранения в том, что враг может закричать, вы не сумеете контролировать его движения, да к тому же умрет он не сразу – известное время займет кровотечение, поскольку рассеченной окажется только одна артерия.

Он снова подошел к полицейскому и сгибом локтя зажал молодому человеку рот:

– Но если я сделаю вот так, то заглушу крик, поверну голову жертвы и одним движением вскрою обе артерии.

Поллок выпустил полицейского и заметил, что у дверей стоит Йона. Комиссар, наверное, вошел, когда Поллок демонстрировал захват. Молодой полицейский провел рукой по губам и сел на свое место. Поллок широко улыбнулся и махнул Йоне, приглашая его войти, но комиссар покачал головой и тихо сказал:

– Натан, на пару слов.

Кое-кто из полицейских обернулся и посмотрел на Йону. Поллок подошел, они с комиссаром пожали друг другу руки. У Йоны намок пиджак – после душа вода все еще текла по шее.

– Томми Кофоэд занимался отпечатками подошв из квартиры Пальмкруны, – начал комиссар. – Мне надо знать, нашел ли он что-нибудь неожиданное.

– Я думал, это не срочно, – вполголоса заметил Натан. – Мы, конечно, сфотографировали все отпечатки, но еще не анализировали результаты. Я пока не делал никаких выводов, хотя…

– Что ты видел?

– Когда я загрузил изображения в компьютер… это может оказаться просто узором, еще слишком рано…

– Просто скажи – и все. Мне нужно идти.

– Там как будто есть отпечатки двух разных пар обуви, они идут двумя кругами возле тела, – сказал Натан.

– Пошли к Нолену.

– Прямо сейчас?

– Я должен быть там через двадцать минут.

– Черт, я не могу. – Нолен жестом указал на свою группу. – Но если тебе нужно будет что-то спросить – у меня включен телефон.

– Спасибо. – Йона повернулся к двери, чтобы выйти.

– А… ты не хочешь сказать «привет» честной компании? – спросил Натан.

Слушатели уже повернулись в их сторону, и Йона коротко кивнул им.

– Это тот самый Йона Линна, о котором я рассказывал, – громко объявил Поллок. – Я пытаюсь уговорить его прочитать вам лекцию о ближнем бое.

Стало тихо. Все воззрились на Йону.

– Большинство из вас знает о борьбе больше, чем я, – произнес комиссар, усмехнувшись. – Единственное, что я усвоил, – это… короче, когда все по-настоящему, правила меняются. Бой перестает быть спортом и становится дракой.

– Слушайте, слушайте! – настойчиво посоветовал Поллок.

– Победить можно, только если ты способен принять новые обстоятельства и извлечь из них выгоду. Учитесь использовать обстоятельства… например, вы находитесь в машине или на балконе. Помещение может быть заполнено слезоточивым газом. Пол – усыпан битым стеклом. Можно применить огнестрельное оружие, нож. Никогда не знаешь, как будут развиваться события – все только начинается или уже заканчивается. Скорее всего, вам придется беречь силы, чтобы работать дальше, всю ночь… так что о нескольких пинках или эффектных пируэтах, как в кино, речь не идет.

Кое-кто из ребят засмеялся.

– При ближнем бое без оружия – смиритесь с мыслью, что будет больно, только так вы сможете быстро закончить схватку… все, на сегодня хватит.

Йона вышел из аудитории. Двое полицейских захлопали. Дверь закрылась, и в кабинете стало тихо. Поллок улыбнулся про себя, потом вернулся к столу.

– Честно говоря, я хотел приберечь это на потом, – сказал он и защелкал мышкой. – Эта пленка уже стала классикой… Трагедия с заложниками в банке «Нордеа» на Хамнгатан, девять лет назад. Двое грабителей. Йона Линна уже вывел заложников, обезвредил одного из грабителей, вооруженного «узи». Была яростная перестрелка. Второй преступник, вооруженный только ножом, спрятался. Грабители залили спреем все камеры слежения, но эту пропустили… Запись длится всего несколько секунд, так что я пущу ее в замедленном темпе.

Поллок снова щелкнул мышкой, и на экране медленно задвигались фигуры. Зернистое изображение, съемка – из верхнего угла банковского зала. Таймер внизу картинки отсчитывал секунды. Мебель перевернута, бумаги и бланки разбросаны по полу. Йона медленно отходит в сторону, в вытянутой руке – пистолет. Движения медленные, словно под водой. Грабитель с ножом прячется за дверью, ведущей к сейфам. Внезапно он кидается вперед, резко выбросив перед собой руку с ножом. Комиссар наводит на него пистолет, целится в грудь и нажимает курок.

– Осечка, – прокомментировал Поллок. – Пистолет заклинило из-за бракованного патрона.

Зернистое изображение зарябило. Йона отступает, человек с ножом наступает. Оба двигаются беззвучно, как привидения, скользящими шагами. Йона выбрасывает магазин, железка падает на пол, крутится. Комиссар тянется за новым, но понимает, что не успеет. Он перехватывает бесполезный пистолет так, чтобы дуло стало продолжением руки.

– Не поняла, – сказала какая-то женщина.

– Он превратил пистолет в тонфу, – пояснил Поллок.

– Во что?

– Это вроде дубинки… как у американских полицейских. Увеличивает радиус действия и силу удара благодаря уменьшению поверхности, на которую приходится удар.

Человек с ножом продолжает наступать на Йону. Широкие замедленные шаги. Лезвие поблескивает, рука с ножом совершает полукруг в направлении груди комиссара. Другая рука поднята, следует за разворачивающимся корпусом. Йона вроде бы и не смотрит на нож – он движется вперед, перехватывает руку с лезвием и в тот же миг наносит прямой удар. Дулом пистолета попадает преступнику в шею, прямо под адамово яблоко.

Нож, медленно крутясь, как во сне, ударяется о пол, грабитель падает на колени, широко раскрывает рот, хватается за шею и валится лицом вниз.

10

Утопленница

Йона ехал в Сольну, в Каролинский институт. Сидя в машине, он думал о свисающем с потолка теле Карла Пальмкруны, о натянувшейся веревке, о портфеле на полу.

К этому следовало прибавить два круга следов вокруг мертвеца.

Дело не закончено.

Йона свернул на Кларастрандследен. На деревьях уже завязывались плоды; ветки нависли над гладкой зеркальной поверхностью воды.

Перед его внутренним взором снова предстала домработница Эдит Шварц… каждая деталь, вены на больших руках, держащих пластиковые пакеты… и как она произносит: «В мире полно людей, которые всегда готовы помочь».

Отделение судебной медицины располагалось между зеленеющими деревьями и ухоженными газонами обширного кампуса Каролинского института. Здание из красного кирпича, дом номер пять по Ретциусвег, со всех сторон окружали высокие корпуса.

Йона свернул на пустую парковку для посетителей. Он увидел, что патологоанатом Нильс Олен, которого все звали Нолен, переехал через бордюр и припарковал свой белый «ягуар» прямо посреди аккуратного газона возле главного входа.

Йона помахал дежурной; та в ответ оттопырила большой палец. Комиссар прошел по коридору, постучал в дверь Нолена и вошел. В кабинете, как всегда, не было ничего лишнего.

Жалюзи опущены, однако солнечные лучи пробиваются через узкие пластины. Свет сияет на белых поверхностях, но тонет в серых полях начищенной стали.

У Нолена очки-«авиаторы» с белыми дужками, под медицинским халатом – белая рубашка-поло.

– Я сунул штрафную квитанцию в неправильно припаркованный «ягуар», машина возле входа, – сообщил Йона.

– Молодец.

Комиссар остановился посреди кабинета и посерьезнел, глаза приобрели цвет темного серебра.

– Как он умер? – спросил он.

– Пальмкруна?

– Да.

Зазвонил телефон. Нолен подтолкнул Йоне отчет о вскрытии и сказал, берясь за трубку:

– Тебе не обязательно было приезжать, чтобы получить ответ.

Йона уселся напротив него на стул, обтянутый белой кожей. Вскрытие тела Карла Пальмкруны было завершено. Йона полистал отчет и пробежал глазами первые попавшиеся несколько пунктов.

«74. Общий вес почек – 290 гр. Поверхность гладкая. Ткани серо-красные. Плотные, эластичные. Рисунок отчетливый.

75. Мочевыводящие пути выглядят нормально.

76. Мочевой пузырь пустой. Слизистая оболочка бледная.

77. Предстательная железа нормального размера. Ткани бледные».

Нолен поправил очки на тонком крючковатом носу, положил трубку и взглянул на Йону.

– Ничего неожиданного, как видишь, – зевая, сказал он. – Причина смерти – асфиксия, то есть удушение… но при полноценном повешении речь редко идет об удушении в обычном смысле. Скорее, о прекращении артериального снабжения.

– Мозг «задохнулся» из-за нехватки кислорода – прекратился ток крови.

Нолен кивнул:

– Двустороннее сдавливание сонных артерий – все произошло очень быстро, потеря сознания через несколько секунд…

– Но в момент повешения он не был мертвым?

– Нет.

Узкое лицо Нолена было идеально выбритым и угрюмым.

– А с какой высоты он падал? – спросил Йона.

– Перелома позвоночника нет, основания черепа – тоже… думаю, сантиметров тридцать-сорок.

Йона подумал о «дипломате» с отпечатками подошв Пальмкруны. Комиссар снова перелистал протокол – до того места, где говорилось о внешнем осмотре, обследовании кожи шеи, измеренных углах. Нолен спросил:

– Что ты об этом думаешь?

– Может быть так, что его удавили, а потом повесили на той же веревке?

– Нет.

– Почему?

– Почему? Потому что есть только одна борозда, и она идеальная, – начал объяснять Нолен. – Когда кого-нибудь вешают, веревка той или иной толщины врезается в горло…

– Преступник мог знать об этом, – перебил Йона.

– Воспроизвести такое специально почти невозможно… при идеальном повешении петля оставляет на шее борозду в форме капли. С кончиком, направленным вверх, к узлу…

– Тяжесть тела стягивает петлю.

– Именно… и поэтому самый глубокий отрезок борозды находится точно напротив острия «капли».

– Значит, он умер от повешения, – констатировал Йона.

– Без сомнения.

Длинный тощий патологоанатом покусал нижнюю губу.

– А его могли принудить к самоубийству? – спросил Йона.

– Только не силой. На теле нет следов насилия.

Йона закончил просматривать отчет, тихо побарабанил по нему пальцами и подумал, что объяснения домработницы о том, что в смерти Пальмкруны замешаны другие люди, были просто словами сильно взволнованного, сбитого с толку человека. И все-таки у комиссара из головы не шли следы от двух разных пар обуви, найденные Томми Кофоэдом.