bannerbanner
Падение сквозь ветер
Падение сквозь ветер

Полная версия

Падение сквозь ветер

Язык: Русский
Год издания: 2007
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 9

18 февраля. Сегодня я спросил у Бузза, починил он свою каталку или нет. Бузз сказал, что он сконструировал новую, в полтора раза больше прежней, и они с Бюшшей частенько ходят на горку. Людей передавили – не счесть! Как они придут, горка сразу пустеет, так что он и меня пригласил. А еще на коньках посреди Хеттики катаются. Я сказал ему, что им нельзя кататься парой. Он спросил, почему. Я говорю: «Лед провалится». Мы чуть не засмеялись, но тут Холль посмотрел в нашу сторону, и мы сделали вид, что записываем его слова.

27 февраля. Сегодня мы с Маккафой ходили в театр, как я ей и обещал, на взрослый спектакль. Сели в директорской ложе! Но занавеской, конечно, отгородились от зала, чтобы только сцену было видно. Директор этот спектакль уже сто раз видел и давно перестал ходить, вот мама и договорилась, что нынче меня со знакомой девочкой приведет. Я думал, будет интересно, а оказалось про любовь, хотя называется «Баррбука – дочь колдуна». Там какой-то злобный маг увел принцессу у сказочного короля, а тот обрадовался как сумасшедший. Жена ему говорит: «Позови героя, пусть он дочь спасет», а тот ей отвечает: «Еще чего, вдруг колдун обидится и нас всех погубит? А так у него все силы на нашу дочь уйдут, он про нас и думать забудет». А в той стране жил бедный подпасок, который был в эту принцессу влюблен, он ее только издалека видел, поэтому не знал как следует. Отправился он в дальние края, проник в замок колдуна и там в ловушку угодил. Думал, ему конец пришел, а тут вдруг дочка злодейская заявилась и его освободила, и унесла его за море. А королевская дочь стала еще хуже, чем была, и всякие пакости своей родной стране учиняла – то град пошлет, то наводнение. В общем, я плохо пересказываю, да и пьеса какая-то муторная, не знаю, что в ней Маккафе понравилось. Если все вечерние спектакли такие, то и смотреть-то их, по-моему, не стоит, правильно директор не пришел.

28 февраля. Я сегодня спросил у Бузза про декорации к «Дочери колдуна». Оказывается, к ним он тоже успел руку приложить. Художник почти перестал на работу ходить, в основном Буззу приходится отдуваться, но он доволен, говорит, директор стал ему деньги платить.

7 марта. Сегодня по льду трещины пошли, всю ночь над Хеттикой хруст стоял, я его хорошо слышал, потому что мое окно на реку выходит. Только эти трещины пока не видно, они примерно через недельку появятся, если погода будет теплой, а потом и лед тронется. Мы уже два года с Буззом ходим на льдинах кататься, никому, конечно, не говорим, зачем пошли. Это за городом, чтобы прохожие не увидели и не кинулись нас спасать. Чтобы не скользить, Бузз специальные железные штуки на столярных уроках выточил. Если их к ботинкам прикрепить, то можно смело по льдинам скакать, как горный козел по кручам.

12 марта. Я заранее родителей предупредил, что мы с Буззом в поход собираемся, сухари начал сушить, достал свои весенние непромокаемые сапоги (из настоящего каучука!) и куртку. Мама спросила, пойдут ли с нами Маккафа и Бюшша, и я подумал, что можно, наверное, и девчонок с собой взять, если их родители отпустят.

15 марта. Лед тронулся! Я всю ночь почти не спал, так громко льдины друг об друга терлись. Но еще рано на них кататься, надо, чтобы они свободно по течению плыли и не цеплялись друг за дружку каждую минуту.

19 марта. Эх, как мне вчера не повезло! Опять я вперед забегаю. Короче, в воскресенье, прямо с утра, мы в поход отправились. Я незаметно в котомку запасную одежду засунул, на всякий случай, и Бузз, я думаю, тоже это сделал, потому как нельзя быть уверенным, что в воду не свалишься. Бюшшу родители не отпустили, ей нужно было какой-то пирог стряпать, или еще что-то делать, я не понял. Но Бузз не очень расстраивался, сказал, что одной заботой меньше будет. А Маккафа сразу предупредила, что только ненадолго может отлучиться, часов до трех, и ничего с собой не возьмет, чтобы лишних вопросов не было. Зато мы с Буззом подготовились по полной программе, продуктов сушеных взяли и бутылки с компотом. И спички, конечно, костер разжигать. Встретились мы с ним возле моста и пошли по Театральной, чуть не потеряли друг друга в толпе, столько народа на ярмарку ехало. Сплошным потоком – конные, на телегах и пешие, многие с котомками, но в основном пока порожняком. Едва вдоль стен протиснулись, так что Бузз мне даже предложил дворами Конную площадь обойти. Но я хотел Маккафе подарок купить, специально шесть дукатов взял. Я еще вчера решил, что ей куплю, мама как-то раз такую штуку домой приносила – это пустое туловище зеркального краба с леденцами. Оно сделано как шкатулка, на внутренней стороне панциря зеркальце, а внутри набито сладкими шариками разного цвета, из разных фруктовых соков. Их из какой-то южной провинции привозят, я точно не знаю, и называют крабулками. Полчаса, наверное, по ярмарке ходили, пока на торговца наткнулись, но у меня только на самую маленькую хватило, в палец размером. А когда я ее купил, Бузз пошел впереди и кричал, чтобы пропустили мальчика-инвалида, иначе бы точно меня вместе с крабулкой раздавили. Но мы все-таки добрались до Помидорной улицы, тут уже полегче стало, хотя теперь вся толпа нам навстречу валила. Маккафа за углом своего дома ждала, и лицо у нее уже сердитое было. Но когда я ей крабулку подарил, она все забыла и тут же открыла ее, и несколько шариков в грязь упало. Мы с Буззом себе по штучке взяли, а Маккафа меня в щеку поцеловала и тут же подарок домой отнесла, иначе бы он в такой толпе погиб. Хорошо, что сапоги у нас были непромокаемые, а то снег уже весь на дороге растаял, повсюду навоз лошадиный и всякий мусор. Через полчаса мы вдоль городской стены прошли, тут уже поля начинались и деревьев почти нет. Вскоре деревня показалась, Дугуллака, домишки там все какие-то черные и покосившиеся, и людей совсем не видать. Только один старик на перевернутой лодке сидел, спросил нас: «В поход отправились?» По-моему, пьяный был. А льдины мимо нас плывут, и Маккафа говорит: «Когда мы будем, наконец, на них кататься?» Тут я понял, что придется мне свои железные зацепки ей отдать, а самому как-нибудь без них обходиться. Подлесок начался, мы прошли еще с пол-лиги и решили на льдины запрыгивать. Я Маккафе цеплялки к сапогам привязал, она с ними, по-моему, чуть-чуть выше меня стала, и мы с ней за руки взялись. Бузз уже прыгнул и на льдине от нас удалялся, а потом и мы с Маккафой заскочили. Я думал, она испугается, но нет, стоит и молчит, только глаза широко раскрыла. Они у нее такие зеленые и красивые, что я засмотрелся и чуть равновесие не потерял, но она меня покрепче за локоть ухватила и не дала в воду соскользнуть. Плывем мы так вдоль берега, а Бузз уже шагов на десять от него удалился, уселся на крупной льдине и котомку свою раскрыл, бутерброд какой-то огромный достал и уже от него откусывает. Маккафа мне говорит: «Ну что, давай до него допрыгаем!». Я же не мог отказаться, и мы с ней прыгнули. А что дальше случилось, я не очень понял, только под нами льдина закачалась, а потом треснула, и я в воду упал. Хорошо, что успел за край льдины уцепиться, а то бы не выбрался, наверное. Это я уже сейчас понял, а тогда я был спокойный, как скала. Мне показалось, что я очень быстро до берега добрался – руками по краям льдин перебирал, потом дно под ногами почуял и скоро на берег забрался. Только там уже почему-то Бузз с Маккафой оказались, они меня за руки схватили и под кусты затащили. В воде мне не холодно было, а как вылез, сразу замерз, зубы стучат, чуть не вываливаются. Бузз кинулся плавник собирать, я глаза поднял и вижу, что Маккафа ревет, я ей говорю: «Ты чего это? Тебя льдиной стукнуло?» Вот дурак, не подумал, что она из-за меня. Хорошо, что я с собой запасную одежду взял, сразу стал с себя мокрую стягивать, а руки не слушаются, и Маккафа стала мне помогать. Я тогда еще подумал, что она как сиделка, а я больной, у которого ни руки, ни ноги не двигаются. Бузз в два счета костер разжег, и мне потеплее стало, особенно когда во все сухое переоделся и новые портянки намотал. Сапоги, конечно, насквозь! Я их сушиться возле огня поставил, и Бузз тоже свои снял, а от портянок – пар столбом. Хорошо еще, я чистые взял, и он тоже догадался. И хоть я оконфузился с этими льдинами, чувствовал себя очень даже неплохо, и Маккафа все время мне улыбалась и даже один раз, когда Бузз опять за дровами пошел, меня поцеловала, но тут Бузз пришел, и мы отодвинулись друг от друга. А когда я в три часа домой вернулся (мама ничего не заметила, я мокрую одежду в чулане развесил), то понял, что у меня температура поднимается. Я так не люблю болеть, когда приходится в кровати по целым дням валяться, при этом сопли текут и вообще гадко себя чувствуешь! Но пришлось, сейчас вот лежу и чай с малиновым вареньем пью. Все равно, мне в этом году понравилось кататься. А вот Буззу, наверное, не очень, ему дома за прожженный сапог достанется. Слишком уж близко к костру он его расположил, вот и поплатился.

2 апреля. Целую неделю я дома провалялся, так что даже по школе успел соскучиться. Бузз ко мне несколько раз приходил, и Маккафа два раза, но сидела далеко от кровати, боялась заразиться. Ну и отоспался же я! Сегодня пришел в школу, а там ребята уже к экзаменам готовятся, в этом году у нас математика, столярное дело, работа по металлам и письмо. Учитель принес из библиотеки шесть учебников, мы по три человека расселись и читали. Я думаю, что с экзаменами хорошо справлюсь, хотя с февраля, как с Маккафой познакомился, стал меньше заниматься. Все больше мечтал и на ее портрет глядел.

9 апреля. С Маккафой почти не встречаемся, она взяла домой книгу и тоже занимается. Предметы у них какие-то странные – этикет, рукоделие и всякие тому подобные штуки. Нам, конечно, пару раз рассказывали, как следует вести себя в гостях, вилку держать и так далее, но разве наберется тут на целый год занятий? Да еще экзамен устроили!

20 апреля. Не хочу про экзамены рассказывать, ничего интересного не было. Разве что, когда с металлами возились, я себе палец обжег, хорошо что несильно. Холль разозлился и хотел меня выгнать, но потом передумал и даже хорошую отметку поставил. Но это вовсе не главное. Сегодня мы с Маккафой после школы у театра встретились, и она мне сказала, что через неделю уезжает на гастроли. У меня просто язык отнялся, стою как пень и сказать ничего не могу. «И надолго?» – спрашиваю. Она засмеялась и отвечает: «Как будто не знаешь, что до октября». Я, конечно, знал про гастроли, но почему-то думал, что она с дедушкой дома останется, а спросить не догадался. «Это точно?» – спрашиваю, хотя куда уж точнее. «Да что ты волнуешься, я же обратно приеду. Ты, кстати, уже решил, кем будешь? До выпускного всего год остался». – «А тебе два, – говорю, потому что пока не знаю, какую профессию себе выбрать. – Может, в Академию пойду, на агронома или зверовода. У меня по природе хорошие знания». Я на самом деле уже думал об этом, но как-то вскользь. «А ты, наверное, в цирке останешься?» – «Если бы это было так просто, – вздохнула она. – Надо в каком-нибудь номере участвовать, не все же время мне на клоуне ездить. Он и так меня с трудом поднимает, а скоро вообще не сможет». Тут она меня за шею обняла и говорит: «Как ты думаешь, не смог бы ты что-нибудь необычное выдумать? Тогда мы могли бы вместе на арене выступать». У меня снова язык отнялся, потому как я на самом деле довольно стеснительный, мне неуютно в большом коллективе. А перед толпой номера откалывать – это вообще, наверное, мне не под силу. Но я ничего не сказал и постарался сделать вид, что обдумываю ее предложение, хотя на самом деле ни одной мысли в моей голове не было. Наконец я промычал что-то не слишком внятно, вроде как попробую, но не уверен, что у меня получится. Она обрадовалась и поцеловала меня, но тут целая толпа народа из театра повалила, и мы поскорее во дворы ушли. Снег как сошел, здесь всюду кучи мусора, но скоро их уберут, конечно. А пока мы кое-как между ними проскочили и к Хеттике вышли, за моим домом. Маккафа мне говорит: «Тебе надо внимательность в себе развивать, это очень важно для циркового артиста». – «А разве я невнимательный?» – спрашиваю. «Ты по-своему, конечно, внимательный, но не так, как нужно. Вспомни все случаи, которые с тобой были – с коньками, лыжами, со льдиной. На арене такие промахи очень дорого стоят». Я слушал ее и думал, что все происходило вовсе не из-за того, что я ворон считал (разве что когда я на льду споткнулся, да и то потому что на нее смотрел). А с разломившейся льдины я упал, потому что на мне цеплялки не были надеты, которые я ей же и отдал. Хотел я все это ей сказать, но промолчал, такой у нее голос был наставительный, что мне не захотелось спорить. А потом я вспомнил, что она скоро уедет, и вовсе про все остальное забыл, и спрашиваю: «Куда отправляетесь?» – «Ой, далеко! – Она развеселилась, я помню, как она говорила мне, что любит путешествовать. – Поедем на север, вдоль восточного побережья. Дорога до Азианы займет примерно месяц, там в самой столице будем выступать, представляешь? А потом обратно, вдоль западного берега – это еще месяц, итого четыре». Мне так завидно стало, что слов нет! Считай, за одно лето всю Империю объедет. Все-таки, как ни крути, а в профессии циркового артиста есть положительные стороны. «Так ты, значит, опоздаешь к началу занятий?» – спрашиваю. Она засмеялась и ничего не ответила.

1 июня. Вот Маккафа и уехала, я смотрел, как их фургоны вереницей выезжают на Помидорную улицу. От цирка остался один каркас: каменное основание и деревянная коническая крыша. Даже клоун уехал, хоть он мне и не понравился. Но Маккафа, конечно, в любом случае отправилась бы с родителями, тут клоун не при чем».

Валлент перевернул очередной лист и внезапно понял, что читать стало намного сложнее, чем в самом начале. За окном уже сгущались сумерки, к тому же почерк юного Мегаллина все больше утрачивал округлость и становился отрывистым и резким.

Первая тетрадь была освоена примерно наполовину и, в общем, пока не дала магистру никаких значимых сведений. Да и нелепо было бы ожидать от мальчишеского дневника откровений, проливающих свет на события, отстоящие от описываемых Мегаллином на восемнадцать с половиной лет. Две фигуры из упоминавшихся в тетради будущего мага – Маккафа и безымянный брат одноклассника Клуппера – заслуживали того, чтобы интересоваться их дальнейшей судьбой. Магистр надеялся, что они еще появятся на страницах дневника.

Глава 8. Версия

На среду Валлент наметил, в общем, только один разговор. Для этого нужно было отправиться в «Эврану», и будет лучше, если при этом его увидят там как можно меньше людей. Более подходящего времени, чем девять-десять часов утра, невозможно было придумать.

Магистр вынул из ящика две серебряных монетки, десяток которых вручил ему вчера Бессет, – попросив при этом расписаться в расходной ведомости, – выпил кружку холодного чая и вышел во двор, чтобы оседлать Скути. Тисса кормила десятка полтора полных цыплят и куриц, толпившихся вокруг ее ног, и приветствовала отца бодрыми словами. Похоже, сегодня у нее было хорошее настроение.

– Дай и мне тоже, – вдруг сказал Валлент и отсыпал из мешочка пшеничных зерен. – К обеду не жди, я задержусь сегодня на службе

Магистр хотел взглянуть на театр, цирк, суд, обыкновенные жилые дома глазами мальчишки начала века. Он хорошо помнил те времена, лишенные обреченности, пронизавшей все общество сверху донизу. И еще вчера ему казалось, что он уже избавился от бесплодной тоски по ним.

Однако привычки следователя подчинять второстепенное главному заставили его направить лошадь короткой дорогой, через Сермяжную площадь. Полупустые улицы позволяли ему устроить по ним скачку, но Валлент не был уверен в здоровье Скути и не хотел привлекать к себе внимания, так что прошло не меньше четверти часа, прежде чем вывеска с вычурно написанным словом «Эврана» не возникла перед его глазами. Когда-то почти весь фасад здания представлял собой полупрозрачные стеклянные панели, изрисованные аппетитными блюдами, картами, игральными костями, танцующими девицами и прочими атрибутами богемной жизни. Но во время народных волнений, случившихся в окрестностях торговой миссии Азианы, проголодавшаяся толпа заодно выставила стекла на первом этаже ресторана. Подкрепившись, народ продолжил разграбление миссии. С тех пор что-либо бьющееся напрочь исчезло из внешнего оформления «Эвраны».

Посетителей внутри не оказалось. Вообще, у Валлента создалось впечатление, что столики в той половине зала, что находилась ближе к выходу, стоят здесь только потому, что хозяину жаль их выбрасывать – уж очень у них был заброшенный вид. Зал освещался двумя десятками свечей, чьи желтые огоньки лепились к стенам на уровне головы. Из дверцы, прятавшейся за портьерой, выскочил мальчишка лет двенадцати.

– Отвести вашу лошадь в стойло, господин?

Валлент кивнул. Пройдя между двумя рядами деревянных колонн, подпиравших потолок, магистр подошел к стойке, по ту сторону которой расположился на стуле опрятный пожилой человек с несколько одутловатым лицом.

– Вам угодно завтрак? – равнодушно спросил он, толстым пальцем подвинув к магистру плотный листок со списком доступных угощений. Валлент склонился над ним и прочитал около десятка названий. Его привлкли печеный лангуст и жареные бобы под огуречным соусом. Он назвал их и отошел на приличное расстояние от стойки, выбрав столик с таким расчетом, чтобы его частично скрывала одна из колонн, но сам он в любой момент мог убедиться в том, что кравчий не подслушивает его разговор. Скинув плащ, он сел и принялся изучать резные панели на стенах, изображавшие сцены из общественной жизни Императора – его выход на верхнюю площадку ступеней своего дворца; верхом на коне с воздетой рукой; во время приема провинциальной депутации и тому подобное. Все эти картины, сильно приукрашенные резчиком, остались в прошлом и вызывали тягостное чувство.

Через несколько минут рядом с магистром появилась молодая женщина, на удивление стройная и привлекательная. Впрочем, именно такими и должны быть официантки. Ее пухлые губы сложились в дежурную улыбку, когда она встретилась взглядом с Валлентом и стала расставлять на столе тарелки.

– Угодно ли вам вина? – поинтересовалась она.

– Яблочное, – сказал магистр.

Пока Валлент пробовал на зуб бобы, оказавшиеся достаточно прожаренными, девушка вернулась и поставила рядом с ним бокал и маленькую пузатую бутылку. Какое-то время магистр размышлял, стоит или нет доставать амулет, чтобы подвергнуть блюда магической проверке на предмет подлинной свежести.

– Что-нибудь еще?

– Сядьте справа от меня, – решительным тоном произнес Валлент. Она ничуть не удивилась просьбе клиента, в ее лице на мгновение мелькнуло что-то хищное и самодовольное. Магистр предположил, что порой ей приходится выполнять не только функции официантки.

– Как вас зовут?

– Мунна, господин, – ответила она. Валлент мысленно поразился своей удаче и еще более внимательно всмотрелся в ее личико, почти не тронутое косметикой. Узковатые глаза Мунны слегка прикрылись, в отличие от губ, двусмысленно надувшихся. – А вас?

– Валлент, – проговорил магистр, не видя причин для скрытности. – Это вы доставляете обеды в Орден?

С ее лицом произошла обратная метаморфоза, и скучающее выражение вновь расползлось по нему.

– Почему я должна отвечать вам, господин Валлент?

Магистр тщательно прожевал кусок лангуста и медленно развернул кольцо, врученное ему Дерреком, лягушкой наружу. Рот Мунны раскрылся, хотя она явно прилагала нешуточные усилия для того, чтобы не допустить этого, розовый язык сам собой вылез наружу и провел по пересохшим губам девушки. Затем шпилька выскочила из ее каштановых волос и, ввинтившись в бутылочную пробку, предприняла почти успешную попытку выдернуть ее из горлышка. Мунна хотела вскочить, но не смогла сделать ни единого движения, выпученными глазами смотря на магистра. Ее высокая прическа, потеряв поддержку, копной опала вниз и закрыла узкий белый лоб.

– Я наделен полномочиями Мастера, – сказал Валлент и отпустил ее. Воздушный кокон рассеялся с легкими завихрениями, пошевелив края скатерти. Он и сам не ожидал такой мощи от кольца Деррека, в несколько раз усилившего его собственные простейшие заклинания. Он так давно не пользовался магией второго уровня, что уже успел забыть, какого расхода энергии требует ее применение. Однако сил на то, чтобы вручную вынуть из бутылки пробку, у него достало.

– Да, я часто носила готовую еду в Орден, но в последний раз это было в июне, еще до того, как маги отправились в экспедицию, – тихо ответила она, с благоговением глядя на магистра.

– Кто из магов чаще всего пользовался вашими услугами?

Она смешалась и недоуменно подняла брови:

– Откуда вы знаете, что… это бывало? Маги очень неразговорчивые люди. Да ведь, в конце концов, это их личное дело, не так ли? Меня постоянно осматривает дипломированный врачеватель из Академии, так что ничего нехорошего с ними не должно было случиться.

На этот раз смутился Валлент, не ожидавший, что его поймут в таком смысле.

– О своей интимной жизни расскажете потом…

– Когда? – встрепенулась Мунна.

– Меня интересует магистр Мегаллин, – продолжал Валлент, заставляя себя сосредоточиться на деле, – его привычки, облик… в том числе моральный, конечно… Обращался ли он к вам с необычными просьбами, как выглядел и так далее. Лучше всего начните с начала.

– С какого начала? – опять поскучнела девушка. – С детства, что ли?

– Эй, Мунна, тебя там Фляжжа спрашивает, – раздался голос кравчего, внезапно возникшего из-за колонны. Его маленькие глазки сверкнули, пройдясь по фигуре магистра. Девушка вопросительно взглянула на Валлента, и он с непримиримым видом отослал Друппона обратно:

– Подождет, мы недолго.

Старик нехотя удалился на свое место.

– Послушайте, – приободрившись, сказала Мунна. – Есть определенные правила, общие для всех клиентов ресторана. Вы можете заплатить, и мы уйдем в специальную комнату на втором этаже, где вы сможете расспрашивать меня сколько угодно. Прошу вас, если вам действительно что-то нужно узнать, сделайте так. Иначе потом из моего жалованья вычтут за даром потраченное время.

Предложение понравилось Валленту тем, что могло бы снять многие подозрения и кривотолки, которые возникнут, если он ограничится беседой с Мунной на виду у персонала «Эвраны».

– Отлично, – проговорил он и проглотил остатки бобов и лангуста, залив их добрым глотком вина. После чего они с девушкой подошли к стойке, и Валлент выложил на нее серебряную монету в сто дукатов. – Сдачу отдашь, когда я вернусь, – сказал он и направился вслед за Мунной, нырнувшей за плотную красную штору слева от полки с напитками.

Там начинался узкий короткий коридор, завершавшийся обыкновенной лестницей. Мунна с жеманным видом, поведя бедром, сделала Валленту знак рукой и скрылась за дверью с нарисованной на ней женской фигурой. Не желая тупо стоять возле туалета, Валлент поднялся на второй. Через несколько минут появилась и Мунна, успевшая избавиться от своего белого передника и надевшая на себя несколько дополнительных украшений.

– Здесь игорный зал. – Она кивнула на правую дверь и провела его в среднюю, оказавшуюся открытой. За ней открылся неосвещенный коридор. Мунна толкнула одну из дверей и вошла внутрь, Валлент последовал за ней и оказался в комнатушке размером шесть на шесть шагов, густо обставленной мебелью. Впрочем, подавляющую часть площади занимала кровать. Широко раздвинув шторы, через которые прежде едва проникал свет, магистр уселся в единственное кресло, спиной к окну.

– Вам нравится делать это при свете, господин Валлент?

– Что за однобокое отношение к посетителям? Я хочу видеть твое лицо, девочка. – Магистр достал из кармана прихваченную с собой бутылку яблочного вина. – На, выпей, и расскажи мне о своей работе в Ордене.

Она пожала плечами и плюхнулась на свою кровать, однако попыток раздеться не предприняла.

– Я ведь не все время официанткой работала, – сказала она. – Просто с каждым годом клиентов становится все меньше, вот хозяин и увольняет кого-нибудь постарше, а тех, кто остается, заставляет совмещать работу. Так что мы днем на кухне батрачим или обеды разносим по магазинам, а по вечерам еще и посетителей развлекаем. Мне, кстати, еще и готовить приходится, когда повариха не может.

– И сколько вас здесь трудится?

– Шесть официанток, трое кравчих, швейцар, поломойка…

– Достаточно.

Мунна потянулась всем телом и перевернулась на живот, ее голая нога согнулась в колене и стала совершать ритмичные движения.

– А в Орден я с прошлого года хожу, когда заказ бывает. Обычно в первой половине месяца, пока у магов жалованье не закончилось.

– Как оформляется заказ на обед?

– Блоттер приходит часам к десяти и диктует дежурному кравчему, кому и какую нужно занести пищу. Часто он просто называет имя, и мы уже знаем, что магу требуется его обычный набор. Часов в двенадцать кто-нибудь упаковывает кастрюльки с едой в корзину. Туда же кладут тарелки, вилки и салфетку. Почти всегда корзину отношу я, в Ордене меня встречает Блоттер и помогает разнести заказ по кабинетам магистров.

На страницу:
7 из 9