Ночной поезд

Глава 2

Я повторила это, запершись в ванной.

– У меня есть работа, – говорила я своему отражению. Мне нравился вкус этой фразы. Я не могла до конца постичь скрытый в ней потенциал. Мне было неприятно думать, как отреагирует на это известие Сэм.

Пора ему сказать. Он видел, что я нервничаю. Он понял это еще в тот момент, когда я закончила разговаривать с Леоном, вернулась к столу и одним глотком осушила свой бокал.

– Что случилось, Лара? – все спрашивал он, а я отвечала: «Ничего», сияя широкой улыбкой.

– У меня есть работа, – в очередной раз повторила я своему отражению. Произнося эти слова, мое отражение выглядело мрачно, но в глазах светился новый мир, открывшийся передо мной. Иметь работу – это хорошо. Я заставила себя добавить самое главное: – У меня есть работа, и она в Лондоне.

– Лара?

Я спустила воду в унитазе и подколола парочку выбившихся прядей волос. Айрис ушла домой. Ушла внезапно, когда я шепнула ей, что мне надо кое-что сказать Сэму. Вероятно, подумала, что я беременна. Я улажу это недоразумение позже.

– Иду! – крикнула я.

У меня есть работа, и она в Лондоне. Реальность этого ошеломила.

Я лондонка и сильно тосковала по Лондону. Там я родилась и выросла. Там мы с Сэмом познакомились и прожили три года, прежде чем решили, во внезапном суетливом порыве, что причина нашего бесплодия заключается в том, что мы каждый день проводим по нескольку часов в подземке. Мы решили, что виновата скорее окружающая среда, чем мы. Все дело в других людях, толкающих, пихающих, поторапливающих нас в метро. В губной помаде, шопинге, загрязненном воздухе, автобусах, которые, пыхтя, движутся мимо нашей спальни в Баттерси[7], и людях, что сидят на их верхних этажах и заглядывают к нам в окно, находящееся прямо на уровне их глаз. Все дело в поспешных заскоках в «Сэйнсбери Локал»[8], чтобы прихватить обед по пути домой, гулянии по парку, что, конечно, дело приятное, но не заменяет выезда за город…

К тому же, как и многие лондонцы, мы редко посещали театры, галереи, музеи.

Теперь, когда мы жили в Корнуолле, поездка в столицу стала желанным развлечением: мы не были там полтора года. Это возбуждало, таило в себе много возможностей. У меня появилось так много перспектив. Я была просто переполнена ими.

Переезд был, разумеется, идеей Сэма. Одним воскресным утром он спустился из спальни, в пижамных брюках и одной из его многочисленных белых футболок, и застал меня сосредоточенно сидящей за работой.

– Во сколько ты встала? – спросил он, с сонным видом направляясь в сторону кофемашины.

– Не знаю. – Помню, что я пыталась сфокусироваться на нем и улыбнуться. – Кажется, около пяти. Я сделала кучу работы. Почти закончила.

– О, Лара.

Я повернулась и посмотрела на него. Он стоял ко мне спиной, наливая себе в чашку чуть теплого кофе. Я любила работать по утрам. Он никогда этого не понимал. Я вновь и вновь пыталась объяснить ему, что мне так проще, но он лишь снисходительно смотрел на меня, считая, что я просто храбрюсь.

– Что? – Я сделала усилие и отложила работу в сторону. Он подошел и сел рядом со мной за стол. Я взяла свой кофе, хотя он давно остыл, и обхватила чашку обеими ладонями, стараясь извлечь из нее малые остатки тепла.

– Лара, – повторил Сэм. Лицо его было помято после сна. – Это плохо. Знаешь что? Если мы хотим завести детей, если мы это планируем, а ведь мы планируем… Мы всего только несколько месяцев пытаемся. Нам надо вести менее стрессовую жизнь. Мы должны уехать из Лондона. Есть одно объявление о найме, на которое я мог бы откликнуться.

Я вздохнула. Сэм имел склонность придумывать грандиозные схемы, и, как я правильно поняла, это была очередная.

– Что за работа? – Я ожидала, что это что-нибудь скучное, в Хэмпшире или Суррее[9].

Он улыбнулся.

– Строительство фешенебельных яхт в Фалмуте. Я почитал о Фалмуте. Это будет первоклассное место для жизни. Абсолютно идеальное для семьи.

Я посмеялась над этим.

– Ну. Конечно. Мы уедем и будем жить в Фалмуте. Прямо вот так. Где, кстати, этот Фалмут? В Девоне? Что я буду там делать?

Сэм поднялся и встал за спинкой моего стула. Наклонился и обнял меня.

– Корнуолл, – пробормотал он мне в волосы. – И у тебя, милая, будет ребенок.

– Ладно, – беспечно сказала я. – Тогда бери эту работу. И мы попробуем.

Я ни на секунду не предполагала, что переезд пройдет так гладко и беспрепятственно, словно это было предопределено свыше, иначе не отнеслась бы к словам мужа так легкомысленно. Сэм получил работу, и мы переехали. Судостроители хотели, чтобы он приступил как можно скорее, и мы в мгновение ока продали наш дом (к счастью для нас, в момент максимального подъема рынка, хотя в то время казалось, что цены будут вечно держаться на восходящей траектории), оставили наши лондонские работы, сели в машину и отправились на запад. Достигнув запада, еще немного проехали на запад и после этого снова продолжали ехать на запад. В конце концов, примерно в двадцати милях от самой западной точки, мы припарковались у нашего нового дома и начали новую жизнь.

Мне во многих отношениях нравилось жить в Корнуолле. Я обожала Фалмут. Имей я детей и работу, чтобы поддерживать мозговую активность, я была бы вполне довольна. Здесь есть пляжи и поля, леса и маленькие магазинчики. Можно сесть на поезд и поехать в более крупные места, легко. Мне всегда нравилось ощущать, что я нахожусь вдали от большей части остальной страны. Не Фалмут удален от всего остального, это все остальное удалено от Фалмута.

Однако жизнь здесь, только вдвоем с Сэмом, без ребенка, без близких друзей и работы никуда не годится. Нам уже перевалило за тридцать, и я не хотела продолжать такую жизнь. С Фалмутом все прекрасно. Со мной все было прекрасно. Но нам с Сэмом вместе, где бы мы ни поселились, прекрасно уже не будет никогда.

Сэм на кухне, на втором этаже, потому что в нашем доме, выстроенном на склоне горы, все было вверх ногами. Я застала его моющим бокалы из-под «Просекко» и тарелки из-под кекса.

– Привет, – сказал он. – Вот и ты.

– Мы не допили эту бутылку. – Я вынула ее из холодильника и поднесла к свету. – Давай это сделаем. Прямо сейчас.

Он издал смешок, слегка нервный.

– Еще нет пяти, Лара, а ты уже выпила достаточно. Ты серьезно?

– Да. Давай. Я вытру эти бокалы. На, держи.

– А в чем дело?

Я собиралась все обстоятельно рассказать Сэму за бокалом вина, однако просто выпалила залпом:

– Звонил Леон. Ты знаешь. Пока Айрис была здесь. Сэм, мне предложили работу. В Лондоне, на фирме у Салли. Делать то же, что я делала раньше. Меня попросили включиться в работу над проектом застройки Саутуарка. Перестройка старых пакгаузов в квартиры, продажа – все то, что я делала раньше. Я буду руководителем проекта. Они пока только купили участок. Все остальное – команда, проектно-конструкторская часть, вся политическая часть по реализации на практике – за мной. Все, что я хорошо умею. Это будет полугодовой контракт. Краткосрочный.

Я молча смотрела на него и ждала.

– Ни в коем случае.

Как предсказуемо!

– Подумай, Сэм. Деньги обещают сумасшедшие. Шесть месяцев. Это не навсегда.

– Но это в Лондоне. Я не могу оставить работу. Так что мы не можем уехать жить в Лондон на полгода, понимаешь?

Я проглотила большой глоток пузырящейся жидкости: у нее оказался водянистый, металлический привкус.

– Ты не можешь оставить работу, – согласилась я рассудительным тоном, как самая разумная женщина на свете. – Но я-то могу поехать. Остановлюсь у Оливии или у родителей. Есть поезд. Ночной поезд. Я могла бы садиться на него здесь вечером в воскресенье и возвращаться домой утром в субботу. Мы бы чудесно проводили время на выходных.

– Нет. – Голос его звучал глухо. – Лара, это не вариант. Мы уехали из Лондона, чтобы начать новую жизнь. Мы собираемся усыновить ребенка. Ты не вернешься обратно в этот порочный круг. Почему, скажи, пожалуйста, они хотят, чтобы ты ради этого перевернула свою жизнь вверх тормашками, когда можно задействовать одного из тысяч квалифицированных людей в Лондоне, которые выполнят эту работу не хуже тебя? Ты говоришь, что у тебя это хорошо получается, но на самом деле это хорошо получалось у тебя раньше. Слава богу, мы оставили все это в прошлом.

Я чувствовала, что он совершенно меня не понимает.

– Я хочу этим заниматься. – Я старалась говорить спокойно. – Я скучаю по возможности поработать головой, Сэм. У меня не получилось родить ребенка. А мне предлагают то, что я умею. Я до сих пор хорошо разбираюсь в своей работе. А главное, что после этих шести месяцев мы сможем выплатить наши долги.

Я решила пойти на эту работу, даже если придется оставить Сэма. Меня снедало чувство вины, потому что я почти хотела, чтобы он сказал «нет». Тогда я наконец уйду.

– О, Лара. – Когда он произнес это, моя победа стала осязаемой.

Я допила содержимое своего бокала. Он сделал то же самое. Сэм смотрел на меня скорбными глазами. Я снова его разочаровала. За окном солнце поблескивало на воде. Два голубя сели на перила балкона. Подъемный кран тащил, раскачивая, громадный квадратный контейнер, разгружая неизвестно что с палубы массивного судна, пришедшего неизвестно откуда.

В ранний час утра, когда мир снаружи только начинает просыпаться, я внезапно очнулась. Сэм спал, повернувшись ко мне лицом, легонько посапывая, с розовым, смятым о подушку лицом.

Я еду в Лондон. Моя жизнь будет напряженной. Я буду постоянно в разъездах. Это будет непростой путь во всех отношениях. Мне придется работать так, как я работала раньше; придется безукоризненно выглядеть, быть уравновешенной и уверенной в себе, работать с проектами и людьми. Я буду заниматься важным и ответственным делом. Сейчас ощущение у меня от всего этого было такое, будто я в жаркий день собираюсь нырнуть в освежающий бассейн.

Птицы снаружи подняли такой гомон, что я задалась вопросом, как Сэм и все остальные могут при этом спать. Солнце доползло до края жалюзи и залило комнату светом.

Наша спальня была маленькая. Чтобы добраться до шкафа, нам приходилось протискиваться мимо кровати. Мы хотели расширить дом, когда заведем детей, и комната стала бы больше. Я точно знала, что в себя включало бы ее новое убранство, потому что мы постоянно говорили об этом. Мы читали книжки и планировали, где что будет стоять. Тут была бы переносная колыбель, пеленальный столик, под которым располагалась бы полка, а на полке – маленькая горка сложенных ползунков и кофточек.

Сэм хотел ребенка, потому что он нормальное человеческое существо. Я хотела ребенка, потому что это представлялось наилучшей возможностью полюбить кого-то страстно и всепоглощающе. Я смотрела, как мой муж спит в мягком утреннем свете. Зрелище настолько интимное, что я чувствовала: следует отвести взгляд. Но я подперла голову локтем и продолжила смотреть. Он так уязвим в этом бессознательном состоянии, и я попробовала думать о нем только доброе.

Сэм будет спать в этой кровати один шесть ночей в неделю в течение шести месяцев. После этого, несомненно, мы будем знать, что делать.

«Если бы я от тебя ушла, – сказала я ему мысленно, – ты бы встретил такую женщину, которая тебе нужна. Ты мог бы даже завести с ней ребенка, потому что численность сперматозоидов у тебя в норме. Со мной тоже предположительно все в порядке. Просто у нас так и не получилось».

«Тебе не следовало вообще на мне жениться, – эту мысль я телепатически направила ему в голову. – Ты был бы счастлив с женой, которая бы тебя обожала, а не с такой, которая цеплялась за тебя, как за спасательный плот в бурном море, а затем, достигнув суши, жалела, что не может от тебя избавиться». Мне следовало, как всегда, послушать Леона. Леон советовал мне не выходить за Сэма.

– Сейчас тебе с ним хорошо, – сказал он, познакомившись с Сэмом. – Но ради бога, Лара, не выходи за него замуж. Он обрыднет тебе до смерти, потому что он слишком хороший человек. Как обрыдл тот парень Олли, но этот хотя бы не подложит тебе свинью. Закончится тем, что это ты ему подложишь.

По крайней мере в этом он ошибся.

Я все чаще и чаще представляла себе женщину, с которой Сэму следовало бы быть. Пыталась нарисовать себе его вторую жену. Я смотрела вчера на Айрис, спрашивая себя, подошла бы она ему, но понимала, что она не подойдет. У Айрис есть парень, но у нее также есть тайны. Огромную часть себя она скрывает. Сэму нужна жена, у которой было бы так же мало демонов, как у него самого.

Идеальная миссис Финч должна иметь в прошлом счастливое детство и быть лишена профессиональных амбиций. Она должна стремиться посвятить себя семье и с удовольствием ухаживать за домом. Она должна быть организованна и благодарна и должна думать, что Сэм самый сексуальный, самый обворожительный мужчина на свете.

Мы бы с ней не смогли подружиться.

Я периодически пыталась притвориться такой. Я не сразу обнаружила, что выискиваю ее, подобно тому, как это делают женщины из журнальных статей, которые знают, что скоро умрут, и начинают заранее подыскивать новую жену своему мужу и новую мать своим детям. Выглядит это весьма странно, и еще более странное впечатление это производит, когда этим занимаюсь я, потому что у нас с Сэмом вроде как счастливый брак, да и детей у нас никогда не было.

Как жаль, что у меня не было причин от него уйти. Как жаль, что я не могла принять, что у меня красивый, заботливый, любящий муж, который меня обожает, и угомониться. Мне нужно то одно, то другое.

Я поеду в Лондон. Тогда что-то, возможно, изменится и устаканится, и все будет в порядке. В противном случае мы можем отдалиться друг от друга и расстаться по взаимному согласию, без злобы и упреков. Вот о чем я мечтала.

Как можно тише я выбралась из постели и на цыпочках пошла наверх поставить чайник и встретить рассвет.

Глава 3

Сентябрь

Сэм настаивал на том, чтобы отвезти меня на машине в Труро, к моему первому ночному воскресному поезду. Он был так демонстративно печален, что мне в противовес этому хотелось смеяться. Я бы предпочла сесть на боковую железнодорожную ветку на станции Доки позади нашего дома, но видела, что для него было очень важно меня проводить, поэтому быстро сдалась.

Он чуть не плакал, когда мы прощались у турникета в Труро.

– Береги себя, – сказал он. – Хорошо? Обещай, что все время будешь оставаться на связи. Как жаль, что я не могу поехать с тобой.

Я улыбнулась и поцеловала его.

– Не глупи, – ответила я с шутливой строгостью. Теперь мне не составляло труда быть с ним ласковой. – Ты работаешь для того, чтобы выплатить закладную за дом и оплачивать счета. Я буду работать для того, чтобы расплатиться по кредитным картам. Я вернусь утром в субботу. Мы чудесно проведем выходной. Все наши уик-энды будут чудесными, Сэм! Никакого уныния, хорошо? Меня не будет поблизости, чтобы тебя ободрить, поэтому обязательно сходи в паб. Повидайся с друзьями. Прокатись на машине. Не давай себе скучать, и не успеешь оглянуться, как я вернусь.

Он зарылся лицом в мои волосы.

– Да, мисс, – произнес он нарочито смиренно. – Я знаю. И начнем процесс усыновления из-за границы.

– Конечно. Все верно. Я пойду. Незачем нам стоять здесь и грустить. Пока, милый. – Ему хотелось услышать, что люблю его, я знала это. Сэм заслуживал этих слов. Я не могла уйти, не сказав их. Я сделала глубокий вздох. – Я люблю тебя.

Я проговорила это тихо, ему в плечо, но его облегчение было до отвращения очевидно.

– Спасибо, родная, – прошептал Сэм, и я услышала в его голосе улыбку. – Спасибо.

Поезд медленно подъезжал к перрону, а Сэм все еще стоял в кассовом зале, уставившись в окно. Я нашла вагон «Е», спальное место 23, дверь купе была открыта.

Мое купе оказалось меньше, чем я ожидала, с единственной, к моему облегчению, нижней койкой, с раковиной, зеркалом, прозрачным пакетом с туалетными принадлежностями, несколькими сетчатыми полочками для вещей, приделанными к стене. На стене висел телевизор, в идеальном положении, чтобы смотреть, лениво лежа на койке.

Все в этом крохотном купе было целесообразно и чисто. Кровать с удивительно роскошным стеганым пуховым одеялом в хрустящем белом пододеяльнике, хоть и узкая, но притягательная. В течение некоторого времени я осматривалась вокруг, не испытывая ничего, кроме удовольствия.

Штора была опущена на ночь. Подняв ее, я, вероятно, смогла бы увидеть в окно Сэма. Он наверняка старательно обводил глазами поезд, высматривая меня.

Вместо этого я закрыла дверь и села на постель. Слегка вибрируя, поезд тронулся.

Десять часов. Утром я должна быть на работе. Мне нужно немедленно ложиться спать.

На стене возле раковины висело зеркало, и еще одно – на двери. В поезде я выглядела по-иному. В Фалмуте я жена, бездетная, но приятная женщина, которая добровольно берется за разные дела. Однако в тот самый момент, как я ступила на этот поезд, я стала пассажиром, едущим на работу.

Кто-то постучал в дверь, и меня пронзила тревога и раздражение. Моя первая мысль была, что это Сэм тайно купил себе билет на поезд, чтобы меня удивить. Я молила Бога, чтобы моя догадка оказалась неверной, и ненавидела себя за это.

Я открыла дверь, потому что едва ли возможно притвориться, что меня здесь нет. Привалившись к косяку, в дверях стояла краснощекая женщина с короткими кудрявыми волосами и смотрела в какой-то список.

– Привет, моя милая, – жизнерадостно сказала она. – Мисс Финч, не так ли? Верно? Можно мне посмотреть на ваш билет, дорогая? Что бы вы хотели на завтрак, моя милая?

Я вручила ей билет с плацкартой.

– Мне положен завтрак?

– Да, конечно, положен.

– Вы знаете мое имя?

– Оно в списке, дорогая.

Если я у нее в списке, ничего ужасного произойти не могло. У меня возникло желание сфотографировать ее и отослать фотографию Сэму, чтобы доказать ему, что я в хороших руках. Если я попрошу, она, вероятно, будет не против.

Однако я просто заказала кофе и круассан, зная, что на деле еда окажется не такой привлекательной, как мне бы хотелось, но все равно уверенная, что будет недурно.

Как только она удалилась, я отправилась в конец вагона, в туалет, и по дороге протиснулась мимо высокого мужчины, которому, наверное, слегка за сорок. У него темные волосы, он высок и хорошо сложен и тоже похож на пассажира, едущего на работу. Он тепло мне улыбнулся, когда мы разошлись – довольно тесно друг к другу, потому что коридор был узкий. Слегка коснувшись его, я, смутившись, поспешила дальше.

В поездах я предпочитала держаться особняком. Вскоре они станут неотъемлемой частью моей жизни, и я не хотела лишних встреч и разговоров с людьми. Поезд может стать превосходной декомпрессионной камерой между двумя моими жизнями. Эти две ночи в неделю – особенные, в которые не входят ни работа, ни проживание на квартире у сестры (что теперь, когда я приближалась к Лондону, выглядело не такой уж легкой перспективой), ни дом, со всем его чувством вины и утраченным очарованием.

Я лежала без сна на узкой койке, чувствуя, как поезд подпрыгивает на рельсах, неумолимо неся меня к столице, и ухмылялась, а затем вслух рассмеялась в полутьме от внезапной перемены в моей жизни. Шесть недель назад я вела бесцельную и тоскливую жизнь: была «женой Сэма» и «той женщиной в приемной врача». Я слонялась по Фалмуту и ездила без причины на пароме в Сент-Моус, несмотря на то что с трудом могла позволить себе стоимость проезда. Теперь я снова стала самой собой, мчалась обратно в большой город, порвав с ощущением неудовлетворенности и провала и бросаясь в работу, которую, как я надеялась, все еще могла хорошо выполнить. Себя я пыталась убедить, что делаю это единственно ради денег.

Поначалу мне казалось, что я не засну, однако довольно быстро провалилась в сон, а когда проснулась, поезд стоял. До меня доносились звуки снаружи, которые, несмотря на доки, мы не слышали в Фалмуте. Это шумы Паддингтонского вокзала во всей красе. Шум локомотивов и визг колес, предостерегающий окрик и отрывистый смех. Смазанный звук объявления по радио, несомненно, о каком-то поезде, хотя мне не удалось разобрать слова. За серым прямоугольником моей опущенной шторы притаилось утро.

Пока я тянулась за телефоном, засунутом в сетчатый карман возле постели, раздался резкий стук в дверь, и дружелюбный женский голос произнес нараспев: «Доброе утро! Завтрак!»

Я со щелчком отворила дверь, не покидая постели, и женщина вошла, поставила сервировочный столик и проверила, прочно ли стоит на нем поднос.

– Вы должны покинуть поезд к семи, – сказала она, уходя. – После этого можете подождать в зале ожидания Паддингтона, если хотите. Вы знаете, что на первой платформе есть зал ожидания?

– Благодарю вас, – кивнула я, – но я пойду прямо на работу.

Кофе оказался растворимым, а круассан – из пластикового пакета, но я все равно смаковала и то и другое. Я сфотографировала поднос с моим полусъеденным завтраком и отправила Сэму. Мне казалось, что ему будет приятно.

«Прибыла в Паддингтон, – написала я. – Меня здесь кормят. Все прекрасно. Через минуту отправляюсь на работу. Позвоню тебе позже».

Затем я постаралась, как могла, помыться с помощью мягкой мочалки для лица, которую мне выдали в поезде, и нанесла обильное количество дезодоранта. Я оделась в юбку, блузку и жакет, которые аккуратно повесила вчера вечером, и поскольку не было возможности вымыть и высушить волосы, встала перед зеркалом и потратила двадцать минут, закрепляя их в подобие шиньона с помощью многочисленных шпилек, которые взяла с собой. Я нанесла макияж, который делала, когда жила в Лондоне. Наконец я нанесла последний штрих: надела рабочие туфли. Я хранила их несколько лет, и, вероятно, к настоящему времени они перешли в разряд винтажных. Они на высоких каблуках, с перепонками, классические «Мэри Джейн», такого типа, которые секретарша из 50-х годов, наверное, надевала, выходя вечером из дома. Они темно-красные, и я их обожала. Я надела их, а вместе с ними – прежнюю заброшенную, полузнакомую личину.

Я улыбнулась своему отражению. Теперь я была настоящая, правильная Лара. Этих Лар за минувшие годы было множество, и теперь я поняла, что эта мне нравится больше всего. Деловая. Успешная. Элегантная. Та, что чертовски хороша в своем деле.

Эгоистичная, самодостаточная и незамужняя.

Семь часов. Я сошла с поезда вслед за женщиной, которой на вид было за пятьдесят. Она, как и я, одета для работы и решила проблему волос, надев широкую ленту, из тех, что люди надевают на пляже. Лента бледно-зеленого цвета, в тон ее костюму, и она ей шла.

– Доброе утро, – с широкой улыбкой сказала женщина, заворачивая на платформу и дожидаясь меня. Мне она сразу же понравилась. Если бы она была в книжке-раскраске, я бы раскрасила ее оранжевым и красным, с мягкими язычками пламени, которые выстреливают чем-то добрым в окружающих людей.

– Доброе утро. – Я чувствовала себя немного смущенно, но эта неожиданная волна товарищества заставила меня улыбнуться.

– Прямо на работу? – спросила она, глядя на мою экипировку. – Или сначала выпьете кофе? Мне всегда кажется, что станционный кофе настолько лучше того дерьма, которое подают в поезде, что было бы преступно не опрокинуть в себя чашечку перед трудовым днем. Ведь он бесплатный. То есть вы уже заплатили за него обильной ценой за купе. Так что просто обязаны его забрать.

– Я собиралась прямо на работу. – Я взглянула на старомодные часы на стене прямо перед нами. – Но сегодня мой первый рабочий день, и я наверняка распереживаюсь, если долго придется ждать, пока приготовят кофе в какой-нибудь кофейне. Так что вообще-то я могла бы выпить здесь. А если он приличный, тем лучше.

Я остановилась на секунду и глубоко вдохнула лондонский воздух. Он здесь грязный и пыльный от разных станционных механизмов, я его обожала.

Женщина лучезарно мне улыбнулась, и я прошла за ней в дверь, миновала мужчину в форме, сидящего за столом и читающего газету, и помахала перед ним билетом, по примеру спутницы. Комната была полна столов и стульев, высоко на стене экран без звука показывал какую-то программу с субтитрами. Женщина направилась прямиком к кофемашине. Мы обе взяли большие белые чашки на блюдцах, при взгляде на которые я вздрогнула: они напомнили чашку, которой Сэм иногда пользуется дома.

– Первый день? – переспросила она, когда мы сели за столик. Здесь стояла еда – выпечка и бананы на больших тарелках, но, как и моя спутница, я ни к чему не притронулась. Я попробовала кофе. Она права. Он оказался вполне приемлемый. – Почему? Были в декретном отпуске или что-то в этом роде?

Всегда всех тянет говорить о младенцах!

– Нет! Это долгая история. Переехала в Корнуолл со своим мужем. Бросила работу. Он получил там место. – Я замялась, не желая делиться этой своей историей с посторонним человеком. – Он и сейчас там работает. Мне предложили что-то вроде моей прежней должности по шестимесячному контракту, а мы нуждаемся в деньгах, поэтому я согласилась.