Лабиринт призраков

Арраэс покачал головой. Фумеро оскалился в улыбке, показав десны:

– Естественно, нет. Вы – человек моря, и вам незачем знать подобное. Это моя работа. Вот почему революция наделила меня большими полномочиями. А теперь смотрите, капитан. Смотрите и запоминайте.

Фумеро зашагал к носовой части корабля, а прибывшие с ним военные потянулись следом. И тут Арраэс понял, что ошибался. Фумеро был вооружен. В его руке блеснул револьвер – вещь явно коллекционная. Он пересек палубу, не проявив интереса к каютам и бесцеремонно отталкивая матросов, попадавшихся на пути. Фумеро точно знал, куда идти. По его сигналу солдаты окружили люк, закрывавший вход в трюм, и теперь ждали приказа. Фумеро наклонился над металлической крышкой и легонько побарабанил костяшками пальцев, словно стучал в дверь старого знакомого.

– Сюрприз, – пропел он.

Когда подчиненные Фумеро практически выломали люк и дневной свет беззастенчиво обнажил внутренности корабля, капитан ретировался на мостик. За два года войны он многое повидал и понял. Напоследок успел заметить, как по-кошачьи облизнулся Фумеро, соскальзывая в трюм с револьвером в руке.

5

После вынужденного многодневного затворничества в трюме с его тяжелой, затхлой атмосферой свежий воздух, хлынувший в открытый люк и просочившийся сквозь стыки досок ящика, где лежал Фермин, показался ему сладким. Он повернул голову и сумел разглядеть сквозь узкую щель между неплотно закрытой крышкой и бортиком пыльные лучи, которые веером разошлись по трюму. Фонари.

Белый мглистый свет мягко обволакивал контуры багажа, проникая сквозь тонкую ткань, которой были укутаны автомобили и предметы искусства. Тяжелые шаги и металлическое бряцание, отдаваясь звоном в льяле, приближались. Фермин стиснул зубы и попытался вспомнить, все ли необходимое он сделал, уничтожая следы пребывания, прежде чем вернуться в убежище: мешки, свечи, остатки пищи, отпечатки ног, которые могли остаться в грузовом отсеке. Кажется, ничего не забыл. Его никогда не найдут, убеждал он себя. Никогда.

Неожиданно Фермин услышал, как знакомый язвительный голос негромко нараспев произнес его имя. Ноги стали ватными.

Фумеро.

Шаги, голос прозвучали совсем близко. Фермин зажмурился, как ребенок, испугавшийся ночью внезапного шороха в темной комнате. Закрыв глаза, малыш не надеется, будто это его как-то защитит, а просто отказывается признавать реальность фигуры, возникшей у кровати и склонившейся к нему. Фермин ощущал рядом чужое присутствие: медленно ступая, Фумеро шел мимо сундука с оружием. Пальцы в кожаных перчатках скользили по деревянной крышке, создавая иллюзию, будто по ящику ползла змея. Он небрежно насвистывал мелодию. Фермин затаил дыхание и крепче зажмурился. Лоб взмок от холодного пота, и ему пришлось крепко стиснуть кулаки, чтобы унять дрожь в руках. Он не смел пошевелиться из страха, что при малейшем движении под ним загремят ружья в холщовых мешках.

Может, он ошибался. Наверное, его все-таки найдут. Вероятно, в целом мире не сыщется безопасного уголка, где он сумел бы спрятаться и пожить еще немного. В конце концов, нынешний день был ничем не хуже других, чтобы покинуть сцену. И коли уж так получилось, ничто не мешало пинком распахнуть ящик и встретить судьбу с винтовкой в руках – одной из тех, на которых Фермин лежал. Лучше погибнуть под пулями за две секунды, чем от рук Фумеро с его «игрушками», провисев две недели под потолком в застенках замка Монтжуик.

Фермин провел рукой вдоль ружья в поисках гашетки и крепко стиснул цевье. Раньше ему не приходило в голову, что ружье скорее всего не заряжено. Неважно, решил он. С его меткостью он имел равные шансы прострелить себе ногу или же угодить в глаз памятника Колумбу. Фермин улыбнулся, вообразив эту комичную картину, и прижимая ружье к груди обеими руками, нащупал спусковой крючок. Прежде ему не доводилось стрелять из ружья, но он напомнил себе, что удача сопутствует новичкам и нужно хотя бы попробовать. Фермин оттянул курок и приготовился снести голову дону Франсиско Хавьеру Фумеро, отправив его в рай или в ад.

Шаги стали удаляться, лишив Фермина минуты славы и напомнив, что великие любовники – с большой практикой или по призванию – не рождены для героических подвигов в смертный час. Он отважился глубоко вздохнуть, бессильно уронив руки на грудь. Одежда прилипла к телу, словно вторая кожа. Фумеро со своими головорезами уходил. Фермин представил, как их силуэты растворяются в сумерках трюма, и улыбнулся. Очевидно, доноса не было. Возможно, речь шла всего лишь о рутинной проверке.

И тотчас шаги замерли. Воцарилась тишина, и Фермин слышал только удары собственного сердца. Вскоре он уловил мелкую дробь коготков крошечного и легонького существа, которое прогуливалось по крышке ящика в нескольких сантиметрах от его лица. По слабому характерному кисло-сладкому запаху Фермин определил, что это за существо. Хвостатый попутчик обнюхивал щели между досками, почуяв приятеля. Фермин собирался негромко шугануть крысенка, когда трюм наполнился оглушительным грохотом.

Пуля крупного калибра мгновенно разнесла грызуна и пробила ровное сквозное отверстие в крышке ящика в пяти сантиметрах от лица Фермина. Просочившаяся сквозь щели струйка крови забрызгала ему губы. Фермин почувствовал странную щекотку в правой ноге и, скосив глаза, удостоверился, что пуля, едва не задев его, пролетела по касательной к телу, прожгла ткань штанины и пробуравила в досках второе, выходное, отверстие. Тусклая, размытая полоса света пронизала тайное укрытие, обозначив траекторию снаряда. Фермин услышал, что шаги вновь приблизились, остановившись рядом с его убежищем. Фумеро опустился на колени около ящика. В небольшой просвет между крышкой и стенкой контейнера Фермин видел, как поблескивают глаза врага.

– Как всегда, выбираешь друзей низшего сорта? Послушал бы ты, как вопил твой дружок Амансио, когда рассказывал, где тебя искать. Парочка проводов к причинным местам, и герои заливаются соловьем.

Ощущая на себе холодный издевательский взгляд и зная, что он сулит, Фермин, оказавшись в безвыходном положении в саркофаге, полном оружия, наверное, обмочился бы от ужаса, если бы усилием воли не взял себя в руки.

– От тебя несет хуже, чем от крысы, твоей подружки, – проурчал Фумеро. – Тебе необходимо помыться.

Фермин настороженно прислушивался, как агенты с громким топотом и сумбурными восклицаниями передвигают груз в трюме и раскидывают в разные стороны предметы. Пока длилась суматоха, Фумеро не сдвинулся с места. Он ощупывал взглядом темноту в глубине кофра, напоминая змею, которая терпеливо караулит добычу у гнезда. Вскоре на крышку ящика посыпались мощные удары молотка. Вначале Фермин подумал, будто солдаты намерены разнести сундук в щепки. Но заметив кое-где по краям проклюнувшиеся сквозь дерево острые кончики гвоздей, сообразил, что они накрепко заколачивают оружейный контейнер по периметру. Через мгновение узенькая – не шире нескольких миллиметров – щель между крышкой и стенками исчезла. Фермина похоронили заживо в собственном тайнике.

Ящик толчками сдвинулся с места. Несколько моряков из команды по приказу Фумеро спустились в трюм. Дальнейшее представить было нетрудно. Дюжина человек общими усилиями с помощью рычагов приподняла деревянный кофр и завела под него брезентовые стропы. Фермин услышал, как загрохотали цепи, и почувствовал резкий рывок вверх – заработал подъемный кран.

6

Арраэс и члены его экипажа как завороженные смотрели на деревянный сундук, который висел в шести метрах над палубой, раскачиваясь на ветру. Фумеро выбрался из трюма с удовлетворенной улыбкой, вновь водрузив на нос темные очки. Вскинув голову, он взглянул на мостик и издевательски отдал честь.

– С вашего позволения, капитан, мы приступим к уничтожению крысы, которую вы везли на борту, единственным по-настоящему надежным способом.

Фумеро знаками велел крановщику опускать груз, пока сундук не очутился на одном уровне с его лицом.

– Хочешь высказать последнее желание или покаяться?

Команда в изумлении уставилась на ящик. Из его недр донесся жалобный звук, будто заскулил маленький затравленный зверек.

– Ну-ну, не рыдай, все не так страшно, – произнес Фумеро. – Кроме того, ты не останешься в одиночестве. Увидишь, какая большая дружеская компания дожидается тебя на горденях[11].

Сундук снова взмыл вверх, и стрела крана начала разворачиваться к борту. Когда он замер в десяти метрах над поверхностью воды, Фумеро опять повернулся к мостику. Устремив на него застывший взор, капитан беззвучно пробормотал что-то. «Сукин сын», – прочитал Фумеро по его губам.

Он подал сигнал, и ящик, вмещавший двести килограммов оружия и пятьдесят кило Фермина Ромеро де Торреса, стремглав полетел в холодные и темные волны барселонской гавани.

7

За мгновение свободного падения Фермин едва успел вцепиться в деревянные стенки. В момент удара о воду оружие всей массой подскочило, с силой ударившись о верхнюю плоскость ящика. Несколько секунд сундук держался на плаву, покачиваясь, как бакен. Десятки ружей, навалившись на Фермина, погребли его под собой, а он отчаянно барахтался, пытаясь выкарабкаться из-под груды. В нос ударил резкий запах соли и солярки. Он услышал, как вода с клекотом прорывается внутрь сквозь пулевое отверстие от выстрела Фумеро. Фермин очутился в луже ледяной воды, затопившей деревянное дно, и его охватила паника. Он скрючился, стараясь добраться до самого низа кофра. Но едва достиг цели, железо съехало на сторону, тяжесть сместилась, и ящик накренился. Фермин упал ничком на оружие. В полной темноте он ощупал груду ружей под собой и принялся разгребать их в поисках дыры, через которую поступала вода. Как только ему удалось перебросить назад с десяток винтовок, они снова рухнули на него, прижимая к днищу ящика, продолжавшего заваливаться на бок. Вода заливала ноги Фермина и струилась между пальцами. Она добралась до колен, когда он наконец нашел отверстие и зажал его ладонями.

Неожиданно Фермин услышал выстрелы, раздавшиеся с палубы, и треск дерева, пробитого пулями. Три новых отверстия появились у него за спиной, впустив зыбкий зеленоватый свет. Его хватило, чтобы Фермин мог видеть, как вода тугими фонтанами врывается внутрь ковчега. За несколько секунд она поднялась ему до пояса. Он закричал от ужаса и ярости, попытавшись дотянуться до одного из новых отверстий другой рукой, но внезапно ящик тряхнуло, и Фермин опрокинулся навзничь. Тесное пространство наполнилось пронзительным ревом, будто ковчег пожирало мифическое чудовище. Вода бурлила уже на уровне груди, и от холода у Фермина перехватывало дыхание. Вновь воцарилась темнота, и он понял, что кофр необратимо тонет. Правая рука соскользнула, уступив напору воды. В сумраке студеная волна плеснула в лицо, смыв слезы. Фермин судорожно ловил ртом остатки воздуха.

Течение подхватило деревянный ящик и неумолимо потянуло на дно. Под потолком оставалось расстояние шириной в ладонь, заполненное воздухом, и Фермин дернулся вверх, чтобы глотнуть кислорода. Вскоре кофр опустился на дно гавани и, накренившись на бок, зарылся в ил. Фермин навалился на крышку, пиная ее ногами и осыпая ударами кулаков, однако доски, крепко приколоченные гвоздями, не поддались. Последний воздух утекал сквозь щели. Полная темнота, пронизанная холодом, побуждала опустить руки, но легкие горели, и голова, казалось, вот-вот взорвется из-за прилива крови, вызванного удушьем. Пришло осознание, что жить ему осталось несколько секунд, и, ослепленный паникой, Фермин схватил винтовку и попытался пробить прикладом борт ящика. После четвертого удара оружие разломилось на части. Он пошарил вокруг себя в темноте, и пальцы скользнули по завернутому в мешковину ружью, которое удерживало небольшое количество воздуха, скопившееся под плотной тканью. Фермин сжал ствол обеими руками и, собрав последние силы, принялся долбить дерево, моля Бога о чуде.

В мешке глухо бабахнул выстрел. Пуля, выпущенная почти в упор, пробила сбоку ящика дыру размером с кулак. Сквозь отверстие забрезжило пятно тусклого света. Руки Фермина начали действовать раньше, чем он успел что-либо сообразить. Прицелившись в ту же точку, Фермин снова и снова нажимал на курок. Однако вода уже промочила мешок и выстрелов не последовало. Он подцепил другую винтовку и надавил на спусковой крючок через полотно. Первые две попытки оказались безрезультатными, но в третий раз Фермин почувствовал отдачу и увидел, что отверстие в боковине ящика расширилось. Он исступленно расстреливал магазин, пока дыра не увеличилась настолько, чтобы сквозь нее протиснулось его костлявое истощенное тело. Острые щепки, которыми оскалились рваные края пробоины, впивались в кожу, но призрачный свет и залитая солнцем поверхность воды, угадывавшаяся снизу, манили неодолимо, помогая прорваться сквозь заслон деревянных шипов.

Мутная вода гавани обжигала глаза, однако Фермин держал их открытыми. На дне в зеленоватых сумерках колыхался лес из света и тени. Под ногами простирались вековые отложения ила с вкраплениями рваных сетей и остовов затонувших лодок. Подняв голову, он увидел столбы рассеянного света, падавшего сверху. Корпус торгового судна снизу выглядел большим темным пятном на поверхности. Фермин прикинул, что глубина в этой части акватории порта достигает метров пятнадцати. Если бы он исхитрился вынырнуть у противоположного борта судна, возможно, его не заметили бы. Тогда появлялся шанс выжить.

Фермин оттолкнулся ногами от деревянного короба и начал всплывать. В те мгновения, когда он медленно поднимался к поверхности моря, перед глазами вновь развернулась призрачная картина, скрытая толщей воды. Фермин понял, что колыхавшаяся в сумраке масса, которую он принял за водоросли и затонувшие обрывки сетей, представляла собой скопление человеческих тел. На дне находилось обширное подводное кладбище из десятков трупов в наручниках, со связанными ногами, прикованными цепями к камням или бетонным блокам. Угри, сновавшие вокруг тел, объедали плоть с лиц, а течение лениво шевелило волосы. Фермин различил среди мертвецов силуэты мужчин, женщин и детей. Под ногами у них лежали узлы и чемоданы, наполовину затянутые илом. Некоторые покойники разложились уже настолько, что от них остались лишь скелеты, едва прикрытые лохмотьями одежды. Скорбные захоронения тянулись бесконечной чередой, теряясь в темной глубине. Фермин зажмурился и через секунду всплыл на поверхность, вернувшись в царство живых. На собственном опыте он убедился, что возможность просто дышать дарит самые восхитительные ощущения в мире, слаще которых не испытывал.

8

Фермин репейником прилип к борту корабля и замер, стараясь отдышаться. Метрах в двадцати плавал сигнальный бакен. Он отдаленно напоминал маяк, только маленького размера. Цилиндр, увенчанный сигнальным фонарем, крепился к круглому основанию, в котором имелось подобие будки. Белый бакен с красной полосой плавно покачивался на волнах, как дрейфующий металлический островок. Фермин подумал, что стоило бы попробовать добраться до буйка, спрятаться в полости основания и выждать удобный момент, чтобы незаметно доплыть до берега. Похоже, никто не обратил внимания на его появление, однако судьбу испытывать не хотелось. Он вдохнул полной грудью, насколько позволяли легкие, и снова нырнул, неровными гребками продвигаясь к бакену. Фермин плыл, избегая смотреть вниз и предпочитая думать, что стал жертвой галлюцинации, а зловещий сад теней, колыхавшихся в потоке течения у него под ногами, лишь рыбацкие сети, зацепившиеся за обломки.

Он вынырнул в нескольких метрах от буйка и поспешил обогнуть его, чтобы спрятаться. Взглянув на палубу корабля, пришел к выводу, что опасность ему не угрожает, поскольку все на борту, включая Фумеро, сочли его мертвым. Однако, забираясь на площадку бакена, он неожиданно заметил человека, неподвижно стоявшего на мостике и наблюдавшего за его маневрами. Фермин почувствовал на себе внимательный взгляд. Узнать этого человека не смог, но из-за форменного кителя принял за капитана судна. Он поспешно юркнул в крошечную будку и повалился на пол, дрожа от холода и отчаяния. Фермин не сомневался, что вскоре за ним придут. Уж лучше бы он задохнулся в оружейном ящике. А теперь Фумеро определит его в одну из своих камер и со знанием дела отведет душу.

Фермин ждал мучителей целую вечность и, почти смирившись, что его песенка спета, вдруг услышал звук заработавших двигателей и судовой гудок. Он осторожно выглянул из окошечка будки и увидел, что корабль набирает ход, направляясь к причалу. Фермин обмяк на полу в теплых объятиях солнца, проникавшего сквозь отверстие. Вероятно, Мадонна, покровительствуя и тем, кто утратил веру, все же сжалилась над ним.

9

Фермин просидел на крошечном островке до вечера. Наконец закат обагрил небо, а на волны легла танцующая сеть отблесков портовых фонарей. Внимательно изучив пристань, он решил плыть до флотилии баркасов, которая стояла на приколе напротив рыбной биржи. Выбраться на берег Фермин мог с помощью швартового или же буксирного троса, закрепленного на корме какого-нибудь судна, бросившего якорь у причала.

Он не успел осуществить свой план. Из пелены плотного тумана, затянувшего внутреннюю гавань, выскользнула тень: к бакену приближался весельный ялик с экипажем из двух человек. Один греб, а второй вглядывался в сгустившиеся сумерки, подняв над головой фонарь, окутанный янтарным ореолом. Фермин проглотил комок в горле. Он мог бы броситься в воду и молиться, чтобы полог заката скрыл его, позволив спастись еще раз. Но у него не осталось больше молитв и воли к сопротивлению. Фермин вышел из своего убежища с поднятыми руками, повернувшись лицом к причаливавшей к буйку лодке.

– Опустите руки! – скомандовал тот, кто держал фонарь.

Фермин напряг зрение. Офицера, стоявшего перед ним на носу лодки, он видел несколькими часами ранее на мостике корабля. Фермин посмотрел ему в лицо и подчинился. Принял протянутую руку и прыгнул в лодку. Человек, сидевший на веслах, дал одеяло, в которое измученный беглец с наслаждением завернулся.

– Я капитан Арраэс, а это – мой первый помощник Бермехо.

Фермин залепетал что-то в ответ, но Арраэс прервал его:

– Не называйте своего имени. Оно нам ни к чему.

Капитан достал термос и налил в жестяную кружку горячего вина. Фермин схватил ее обеими руками и осушил до дна. Арраэс трижды повторил процедуру, и Фермин почувствовал, что тело начинает согреваться.

– Вам лучше? – спросил капитан.

Он кивнул.

– Я не собираюсь выяснять, как вы очутились на моем судне, а тем более спрашивать, что вы не поделили с этой канальей Фумеро, но советую держать ухо востро.

– Я и так стараюсь, поверьте. Судьбу трудно обмануть.

Арраэс вручил ему сумку. Фермин заглянул внутрь и обнаружил сложенную сухую одежду, размеров на шесть больше, чем он носил, и немного денег.

– Почему вы делаете это, капитан? Ведь я лишь нелегальный пассажир, втравивший вас в серьезные неприятности…

– Мне так захотелось, – отозвался Арраэс, и Бермехо энергично кивнул, выражая свое согласие.

– Не знаю, как вас отблагодарить.

– Меня устроит, если вы больше не будете тайком забираться на мой корабль. Давайте, переодевайтесь скорее.

Арраэс и Бермехо подождали, пока Фермин снимет промокшие лохмотья, и помогли облачиться в старую морскую форму. Прежде чем расстаться с потрепанным пиджаком, Фермин обшарил карманы и вытащил письмо, которое бережно хранил долгие месяцы. Морская вода смыла чернила, превратив конверт в мокрый комок бумаги, расползавшийся под пальцами. Фермин закрыл глаза и заплакал. Арраэс и Бермехо в замешательстве переглянулись. Капитан положил руку на плечо Фермина.

– Не принимайте близко к сердцу, молодой человек, худшее уже позади.

Фермин покачал головой:

– Дело в другом… совсем в другом.

Двигаясь, как в замедленной съемке, он оделся и положил обрывки письма в карман новой куртки. Заметив, что благодетели смотрят на него с тревогой и огорчением, вытер слезы и попытался улыбнуться.

– Простите меня.

– Вы совсем отощали, – сочувственно произнес Бермехо.

– Издержки военного времени, – пожал плечами Фермин, стараясь, чтобы голос звучал бодро и жизнерадостно. – Но теперь, когда в моей судьбе наступают перемены, я предвижу в грядущем сытую и созерцательную жизнь, в которой буду нагуливать жирок и перечитывать шедевры поэзии золотого века. Через два дня стану круглым, как буек, наевшись морсильи и бисквитов с корицей. Честное слово, при благоприятных обстоятельствах я набираю вес быстрее оперной примы.

– Верим на слово. Вам есть куда пойти? – поинтересовался Арраэс.

Фермин, облагороженный новым мундиром капитана без корабля и ощущавший приятное тепло в желудке от теплого вина, энергично закивал.

– Вас ждет женщина? – спросил Арраэс.

Он печально улыбнулся:

– Ждет, но не меня.

– Значит, письмо предназначалось ей?

– Да.

– Ради этого вы рисковали жизнью, возвращаясь в Барселону? Просто чтобы передать письмо?

– Она стоит того. И я обещал близкому другу.

– Он умер?

Фермин опустил голову.

– Некоторые вести лучше не сообщать, – заметил капитан.

– Клятва есть клятва.

– Как давно вы ее дали?

– Год назад.

Арраэс пристально посмотрел на него.

– Год – очень большой срок по нынешним временам. У людей стала короткая память. Похоже на эпидемию, зато легче выживать.

– Посмотрим, правы ли вы. Лично меня это устроило бы как нельзя лучше, – произнес Фермин.

10

Уже стемнело, когда Фермин высадился из лодки у подножия лестницы на причале напротив Королевских верфей. Он затерялся во мгле порта, став еще одной тенью в потоке докеров и моряков, направлявшихся к улицам Раваля, в сторону так называемого Китайского квартала. Смешавшись с толпой, Фермин понял из негромких разговоров, что накануне город пережил налет авиации, один из многих за истекший год, и той ночью ждали новых бомбардировок. В голосах и выражении глаз людей сквозил страх. Однако Фермин, чудом избежав гибели в тот кошмарный день, был уверен, что ничего хуже грядущая ночь ему не принесет, какие бы сюрпризы ни готовила. Милостью провидения ему попался по дороге разносчик сладостей, который уже свернул торговлю и шел, толкая перед собой тележку. Фермин остановил его и принялся придирчиво рассматривать товары.

– У меня есть засахаренные орешки, такие, как до войны, – оживился торговец. – Не желаете, кабальеро?

– Я предпочел бы «Сугус».

– У меня остался пакетик земляничных.

Глаза у Фермина стали круглыми, как блюдца, и от одного упоминания восхитительного лакомства рот наполнился слюной. Благодаря средствам, пожертвованным капитаном Арраэсом, он смог приобрести целую упаковку конфет и кинулся вскрывать ее с недостойной жадностью.

Туманный свет фонарей на Рамбла, как и первая пастилка «Сугуса» во рту, всегда казался ему частью прекрасного мира, ради которого стоило прожить лишний день. Но тем вечером, ступив на центральный бульвар Рамбла, Фермин с изумлением увидел, что команда ночных сторожей, вооружившись лестницами, ходила от фонаря к фонарю и гасила лампы, отражавшиеся в камнях мостовой. Поравнявшись с одним из работников, Фермин остановился понаблюдать за его действиями. Начав спускаться с лестницы, сторож заметил любопытного прохожего и замер, подозрительно поглядывая на него.

– Добрый вечер, командир, – дружелюбно произнес Фермин. – Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу, по какой причине вы оставляете город без освещения?

Сторож ограничился жестом, указав пальцем на небо, прихватил лестницу и зашагал к следующему фонарю. Фермин помедлил, созерцая удивительное зрелище: как бульвар Рамбла постепенно погружается в темноту. В окрестных кафе и магазинах закрывались двери, и фасады домов тускнели и выцветали, когда их касалось дыхание бледной луны. Вскоре он возобновил путь, чувствуя себя немного неуютно. Его внимание привлекла процессия, похожая на организованное ночное шествие. Люди с узелками и одеялами в руках, группами и поодиночке, направлялись к входу в метро. Одни несли зажженные свечи и фонарики, другие передвигались в темноте. Когда Фермин проходил мимо лестницы, ведущей в подземку, его взгляд выхватил в толпе мальчика лет пяти. Ребенок цеплялся за руку матери или бабушки – в скудном освещении все лица казались постаревшими раньше срока. Фермин хотел ободряюще подмигнуть ему, но малыш не сводил глаз с неба. Он уставился на пелену туч, сгущавшихся на горизонте, словно пытаясь различить нечто, скрытое за темным клубившимся занавесом. Фермин проследил за направлением его взгляда и почувствовал мимолетное прикосновение пропахшего фосфором и сгоревшим деревом холодного ветра, начинавшего подметать улицы города. Перед тем как мать увлекла ребенка по ступеням вниз, в тоннель метро, он неожиданно повернулся к Фермину, и у того кровь застыла в жилах. В глазах пятилетнего мальчика отражались слепой страх и безысходность древнего старика. Фермин опустил голову и двинулся дальше, едва не столкнувшись с жандармом, который патрулировал вход в метро. Тот ткнул в него пальцем: