Полная версия
Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
– Дождь к вечеру пойдет. Надо бы в саду навес приготовить, Гриш.
– Дома не поместимся?
Нина молча начала загибать пальцы. Их четверо: она, Петя, Ритка и сам Олег. Григорий с женой. Старуха Архиповна.
– Пахома-то подвезут? – подсказал брат.
– Куда без него…
Значит, восемь. И двое мальчишек, правнуки Архиповны, которых ей сбагрили родственники на лето. Ну да они не в счет.
Плюс трое гостей. Одиннадцать.
Нет, не разместиться им в доме.
– Готовь навес, – распорядилась она. – Рит, а ты укрась его. Чтоб никто не смел сказать, что не по-человечески гостей встретили.
Дочь и брат кивнули.
– Так я Кристину приглашаю? – напомнила Рита.
Ах, Кристину!
Нина Борисовна усмехнулась, и была эта улыбка многозначительна, как у Моны Лизы.
– Ну приглашай…
– И Валеру, – поспешно добавила девушка. – Я, собственно, уже…
Григорий поперхнулся огурцом. Мать уронила ложку в салат, и улыбка сползла с ее лица.
Глава 2
1Это просто семейный ужин, объяснила Галка. Ужин с торжественными речами – и не более. Вот такая у них традиция. Соберется человек десять, от самого старого патриарха до голопузой мелочи, все напьются, станут задавать дурацкие вопросы, а потом хором объявят, что отдают своего Олега в зубастую пасть, то есть, извините, в любящие руки Галины Исаевой.
«А зачем это нужно?» – с любопытством спросил Макар.
Галя тяжело вздохнула.
Традиция, повторила она. Низачем. У них так заведено.
«Кем заведено?» – снова спросил Илюшин.
Саша уже начала подумывать о том, чтобы задвинуть его куда-нибудь в угол подальше. Но неожиданно оказалось, что у Исаевой есть ответ.
А дедом их, Пахомом Федоровичем, сказала она. Это он придумал, чтобы накануне свадьбы семья невесты выпивала вместе с семьей жениха.
– Алкаш? – понимающе кивнул Бабкин.
Таких подробностей Галка не знала. Но с тех самых посиделок и пошла традиция.
– То есть мы едем не на смотрины, – уточнила Саша.
– Смотрины у нас были последние четыре месяца. А это что-то вроде последнего рубежа. Если все пройдет нормально, мы с Олегом будем жить долго и счастливо.
– А если нет? – спросил Макар.
Не успела Саша пнуть его под столиком, как Бабкин пробасил:
– Тогда мало и трагично.
Ну и кого из них пинать?
За окном поезда проносились размазанные перелески, летели вверх-вниз провода. На полке дребезжали удочки.
– Все будет хорошо, – твердо сказала Галя. – Что бы они мне ни говорили, я не сорвусь, ясно? Вы мне не позволите!
Проводница принесла чай с сахаром.
– Галя, почему вы их так не любите? – спросил Макар, хрустя рафинадом.
– Потому что это Шавлов, – сердито сказала Галка. – Не в территориальном смысле, а в человеческом. И все, что не Шавлов, они по умолчанию считают неправильным. Вот, например, еда…
– А что еда? – оживился Бабкин.
– Еда должна быть нажористая! Это у них лучшая похвала блюду. Раз нажористо, значит, вкусно. Столько, сколько они съедают за обедом, я за три дня не слопаю. И все под майонезом! А если ты не ешь, значит, враг народа.
– Это все от бедности идет, – мягко сказал Макар. – Привыкли наедаться простыми и дешевыми продуктами.
Галка вспыхнула.
– А еще если ты с ними не пьешь, то ты их не уважаешь. Пофиг, что у тебя непереносимость алкоголя – пей, раз хочешь влиться в нашу семью! – Она повысила голос. – А еще девушке не надо стричь волосы, если она хочет понравиться парню!
Бабкин покосился на короткие перья, беспорядочно торчащие из Галиной головы. Выкрашенная синим прядь упала на лоб, придавая ей сходство с сердитым дикарем.
– Это у них критерий такой – понравится парню или нет! – чеканила разъяренная Галка. – Плевать, что ты сама об этом думаешь! Начхать, что у тебя даже парня нет! Все равно девушка должна в первую очередь сверять свои поступки с воображаемой мошонкой!
– Галка!
– Что, Стриж? Это правда! Они бестактные, они во все лезут! Спрашивают, когда мы заведем детей. Нет, не детей – деток!
Она передразнила чей-то слащавый голос:
– «А когда же детки?»
– О продолжении рода заботятся, – быстро вставил Сергей.
– Они говорят, что я дура, раз в грязной Москве живу!
– Об экологии думают!
– Считают, что деньги на путешествия выкидывают только кретины! Нормальный человек не будет по миру шарахаться и еще платить за это!
– Певцы родного края!
– И еще они слушают Черемошню! – выложила Галка последний козырь.
– Не слушают, а едят, – поправила Саша. – И не черемошню, а черемшу.
Горький смех был ей ответом.
– Черемошню, Стриж!
– Что это?
– Черемошня – река такая. А еще певица, которая взяла в честь нее псевдоним. Завывает о бабьей доле хриплым голосом. Эдакая задушевность пьянчуг и женщин трудной судьбы. Зал рыдает, размазывает сопли, курит и кается в грехах. А я джаз слушаю, вы понимаете? Джаз!
Галка перевела дыхание.
– Они снобы. Ужасные.
– Кто еще из вас сноб, – усмехнулась Саша.
– Стриж, ты не понимаешь. Есть снобизм богатых – он у всех на слуху, всем очевиден и понятен. Но есть и снобизм бедных. Плохо скрываемое презрение к тем, кто тратит деньги неправильно. Однажды сестра Олега спросила, сколько стоит моя куртка. А я возьми да скажи правду. Ты бы видела ее лицо! Она не назвала меня дурой лишь потому, что рядом стоял Олег. Но потом все-таки не выдержала: я бы, говорит, на эти деньги десять курток купила.
– Ты промолчала, надеюсь? – без всякой надежды спросила Саша.
Галка пожала плечами:
– Я сказала, что это было бы десять дерьмовых курток. А у меня одна, но качественная.
Бабкин скептически крякнул. Теперь стало ясно, зачем невеста на обычный ужин с родственниками жениха подтянула силы моральной поддержки.
– Есть хорошее правило, – сказала Галка. – Не надо рассказывать, сколько ты зарабатываешь, во что веришь и с кем спишь. А они обо всем хотят знать. Считают, что имеют на это полное право! И мне за них замуж выходить, – подытожила она.
Некоторое время ехали молча под перестук колес. Наконец Илюшин озвучил вопрос, который вертелся у всех на языке:
– А как же вы, просите за бестактность, ухитрились выбрать мужа из такой семьи?
Галка вдруг улыбнулась. Саша уже наблюдала этот номер, а вот Макар с Бабкиным выглядели искренне изумленными. Особенно впечатлился Сергей. До улыбки он видел перед собой лишь тощую остроносую девицу с зашкаливающим уровнем тревожности. Джинсы куцые до щиколоток, рваные кеды и сверху растянутая футболка. «Невеста! Ха!» Ногти обгрызены, как у подростка, и нервно курит каждые пять минут. Из разговора с ней Бабкин узнал, что прежде она работала менеджером по продаже сигарет, а потом устроилась в крупное издательство. «Втюхиваю народу писателей, – сообщила ему Галина. – А до этого втюхивала курево. Принципиального отличия никакого, разве что от сигарет вреда меньше».
Как эта энергичная девица решилась выйти за глубокого провинциала? А главное – зачем?
– Он потрясающий! – вздохнула Галка. – Вы его увидите и сами все поймете.
«Ну-ну», – подумал Макар, но вслух ничего не сказал, потому что поймал взгляд Саши.
«Ну-ну», – подумал Бабкин, но промолчал, потому что грыз рафинад.
«О, господи, – подумала Саша. – Вот что мы ввязались?»
2Что ужин покатится вовсе не по намеченным светским рельсам, стало ясно, едва слово взяла бабушка. Елизавета Архиповна нацепила на нос очки, изучила Галку и обернулась к матери жениха.
– А что, нормальные девки-то все закончились? – сокрушенно проскрипела она.
«Ах ты ж старая ты грымза!» – ахнула Саша.
А ведь начиналось хорошо! Хорош был огромный яблоневый сад, на который понемногу опускались сумерки, и безалаберный, но уютный дом с кучей комнат. И собаки брехали вдалеке по-деревенски беззлобно, и чубушник пах изо всех сил, притворяясь жасмином, и над длинным столом, уставленным тарелками, вились почти что свои, домашние мухи. Под ногами гулял пушистый рыжий кот по имени Берендей, деликатно помякивая, когда кто-нибудь задевал его хвост.
Елизавета Архиповна перевела взгляд на внучатого племянника и развила свою мысль:
– Олежка, конечно, даром никому не сдался. Но с мужиками-то сейчас, я слышала, напряженка! Всяких берут. – Она пошамкала губами. – Даже и таких.
Мать Олега поменялась в лице. Рядом с Сашей, откинувшись назад на стуле, беззвучно захохотал Макар.
Он-то сразу предсказал, что их ждет.
Во-первых, одновременно с родителями жениха навстречу Галке, Саше и Илюшину выплыла на крыльцо деваха ослепительной красоты. «Из чего только сделаны девочки», – пелось в детской песне. С девахой все было ясно: ее сотворили из каблуков, бюстгальтера пуш-ап, банановой жвачки и красной помады. Ноги у девахи были такие, что Саша сразу запуталась взглядом в этих загорелых ногах, заблудилась безнадежно и думала, что уже не выберется. Но тут прекрасное видение улыбнулось, и путеводным лучом сверкнули белоснежные зубы.
Рядом с Сашей Галка что-то прошипела.
– Познакомьтесь, мои милые, познакомьтесь! – захлопотала полногрудая женщина в мешковатом желтом платье. – Это Кристина, подруга нашей Риточки.
– И Олега! – грудным голосом сказала Кристина. Протолкнула пузырь жвачки язычком между алых губок, надула его, лопнула и втянула в себя. А затем интимно улыбнулась Илюшину.
Саша Стриженова взяла своими длинными медицинскими пальцами эту дрянь за горло и била головой о ступеньки крыльца до тех пор, пока та не подавилась жвачкой и не умерла.
На самом деле Саша Стриженова улыбнулась в ответ и взяла Макара Илюшина под локоть. Красавица перевела на нее недоуменные глаза и взмахнула ресницами. «Ты кто ваще такая?» – просемафорили ресницы.
Саша размолола ее взглядом в труху.
«Женщина я евойная».
– Здрасьте, – процедила Кристина. Что следовало понимать как вызов и приглашение к боям без правил.
– Здравствуйте! – приветливо отозвалась Стриж. – Рада познакомиться!
В переводе это означало, что любая деревенская сволочь, которая покусится на вот этого сероглазого, будет оттаскана за белокурые волосья и бита лопатой до тех пор, пока не поумнеет и не научится различать свое и чужое.
Макар Илюшин, вокруг которого развернулись кровопролитные баталии длиной в полторы секунды, ничего не заметил.
Во-вторых, хозяйка привела Сашу и Макара в дом знакомиться с патриархом.
– Пахом Федорович, – с гордостью представила она. – Брат моего дедушки. Старшего. Покойный.
В глубине дома что-то хлопнуло, запахло горелым мясом, и полногрудая женщина бросилась прочь из комнаты.
Макар и Саша остались наедине с дедушкой.
Пахом Федорович восседал в инвалидной коляске и строго смотрел перед собой. Восковые руки были сложены на коленях. Синевато-зеленая щетина на подбородке подозрительно смахивала на мох. Морщины выглядели как насечки на заплесневевшем батоне. На вид ему было около трехсот лет.
– Это же чучело! – вполголоса сказал Макар с плохо скрытым восхищением.
– Я сейчас убью тебя, – процедила Саша. – Замолчи немедленно.
– Хозяйка сама сказала: покойный.
– Она имела в виду – старший брат покойного дедушки. Просто оговорилась.
– Ничего подобного. – Макар, к ужасу Саши, присел на корточки перед патриархом. – У нее был старший дедушка. А это его покойный брат.
– Макар!
– Они его вынимают из шкафа по праздникам.
– Макар!
– И пыль метелочкой отряхивают.
– МАКАР!
Он тяжело вздохнул:
– Пахом Федорович, здравствуйте!
Старец не шелохнулся. «Не мигает», – пронеслось в голове у Саши.
– Как ваше здоровье, Пахом Федорович? – продолжал непринужденную беседу Макар. – Мы к вам в гости на свадьбу приехали.
Саша зажмурилась.
Молчание собеседника заткнуть Илюшина не могло.
– Погоды стоят прекрасные, не правда ли, – невозмутимо продолжал он. – Нам очень понравился ваш город.
Илюшин осторожно потряс руку Пахома Федоровича и обернулся к Саше.
– Холодная! – восторженным шепотом сообщил он.
С Саши было достаточно.
– Пошли!
– Мы еще политическую обстановку не обсудили!
Она без лишних слов тряхнула Макара за плечо.
– Невоспитанная ты женщина, – сказал Илюшин, поднимаясь. – Прервала нашу беседу на самом интересном месте.
Саша попятилась к выходу. И тут патриарх ожил.
– Едрить-колотить! – гаркнул он. – В строй, сукины дети!
Саша выскочила в коридор как ошпаренная, а за ней выскочил Макар, сложившийся пополам от хохота.
Из соседней комнаты выплыла крошечная, прямо-таки карманная старушка, вида чрезвычайно чинного и благонравного. Старушка вытащила из кармашка накрахмаленный платок и громогласно высморкалась. Прищуренные голубые глазки обшарили Илюшина и Сашу с ног до головы.
– Всех на дезинфекцию! – вынесла старушка свой вердикт и удалилась.
Вот тут-то Макар и сказал, что будет весело.
3Дождь так и не собрался. Стол выставили из-под навеса в сад и торжественно расселись вокруг. Навес пестрел искусственными цветами, которые притащила Криська: у нее мать мастерила их с пулеметной скоростью, а потом продавала на венки.
Ох и лицо стало у невесты, когда она увидала этот погребальный цветник. Скукожилась вся, как потасканный ботинок. Рита испытала короткий приступ удовлетворения. Но Галка ничего не сказала, личико расправила и улыбочку нацепила: мол, очень мило.
Так и чесались кулаки врезать ей. Зря, что ли, Рита в секцию бокса ходит третий год! Тренер ее хвалит, а Валерка прямо расцветает весь, когда видит ее в перчатках.
Но как врежешь, когда Олег сидит рядом и таращится на свою Галку влюбленными глазами. Баран несчастный!
У Ритки стиснуло сердце. Брата она обожала. Он ее всему учил: узлы морские вязать, с тарзанкой прыгать, наживку на удочку цеплять, нырять, драться… К родителям она относилась снисходительно, особенно к отцу. Но Олег – Олег был существом высшего порядка. Брат с большой буквы, который всегда заступится, придет на помощь, утешит, поможет.
И вот явилась бессовестная воровка, глянула на ее Олега, захотела себе такого – и увозит с собой в Москву. Вся жизнь рушилась у Ритки, весь привычный уклад катился в тартарары. Она ненавидела Галку даже за то, что в глубине души колыхалось глухое презрение к поглупевшему брату. Чувство это мучило Ритку, она и рада была бы не испытывать его, но не могла, и в этом тоже была виновата приезжая девица.
Дрянь. Бессердечная, насмешливая, богатая, плюющая на них. Олег для нее – экзотическая обезьянка, развлечение на пару лет. Ежу ясно, что не уживутся они вместе.
Рита привыкла к тому, что ее уважают. Сильная, красивая, боксом занимается, да еще и парень – мастер спорта, не бобер начхал. Она лихо гоняла на тонированной «девятке», презирая ограничения скорости, крыла матом зазевавшихся куриц на кредитных «Пежо» и умела заболтать любого гаишника. В своих собственных глазах она была крута.
Как вдруг появляется не молодая и не слишком симпатичная баба в драной футболке. И все Риткины достоинства для нее – пшик.
Она сообщила, что в машинах всегда пристегивается ремнем безопасности. А поскольку ни один ремень в Риткиной машине не был исправен, грымза отправилась пешком, чем оскорбила Риту как водителя.
Она говорила с Олегом о книгах, которые Рита не читала, и о музыке, которую Рита не слушала. Но когда Сысоева принудила себя и осилила Пауло Коэльо, чтобы не ударить в грязь лицом, обсуждения не получилось. Стоило ей заикнуться про «Алхимика», Галка отрезала, что Коэльо – плагиатор.
Как в душу плюнула.
И так на каждом шагу.
Чем ближе к свадьбе, тем чаще Рита думала: хорошо бы, если б Галя Исаева просто взяла – и исчезла. Нет-нет, не умерла. Всего лишь растворилась в окружающем пространстве.
Понемногу эти размышления приобрели более конкретную направленность. Если произойдет что-то из ряда вон выходящее, думала Рита, что заставит Галину отменить свадьбу… Передумать! Ведь случается такое? На каждом шагу! Девушки разрывают помолвки, убегают из-под венца.
Этот ход мысли и привел ее к идее пригласить Кристину.
– Предлагаю тост! – Воспользовавшись паузой, Рита встала. – За старую дружбу, которая не ржавеет!
– Дружба – это единение родственных душ! – с энтузиазмом подтвердила Алевтина, жена дяди Гриши.
– Какие, к лешему, души, – проворчал Григорий. – Кто займет до получки, тот и дружбан.
– Когда это у тебя в последний раз была получка? – подняла Алевтина нарисованные брови.
Нина Борисовна торопливо вмешалась:
– Тост же!
– За дружбу! – подтвердила Рита и выразительно глянула на подругу.
Кристина совершенно непредсказуема. Казалось бы, обговорили все тысячу раз. По репликам отрепетировали. Но стоило появиться новым людям, и все пошло насмарку.
С настроя ее сбил парень, приехавший вместе с подружкой невесты. Вообще-то он был совсем не в Криськином вкусе. Не высокий, не качок, цепь золотую на бычьей шее не покручивает эдак небрежно одним пальцем, ухмылочки кривые не посылает. Да и прикатил не на черном джипе, а на такси. Худощавый, взъерошенный, не особо приметный. Всей красоты – одни глаза: серые, ясные.
Но Кристина заинтересовалась. И вместо того чтобы действовать по плану, принялась очаровывать гостя с обходительностью парового катка.
Однако тут ей ничего не светило. Это Рита сразу поняла, едва рассмотрела подружку Галки. У них в Шавлове таких женщин не водилось. Они появлялись изредка на экране телевизора, говорили на певучих языках и так отчетливо принадлежали не этому миру, что воспринимались эфемерными существами. В глубине души Рита подозревала, что они материализуются только для какого-нибудь фильма.
С точки зрения среднего шавловца ничего выдающегося в женщине по имени Саша не было. Средний шавловец любил женщину низкорослую, крепкую, кудрявую, и чтобы спереди и сзади была обильна телом. Лучшим комплиментом считалась «грудастая». Сама Ритка была как раз из таких и среди шавловских юношей неизменно пользовалась успехом.
Но, увидев гостью, она почувствовала себя барабаном рядом с флейтой. На несколько минут ее охватила острая зависть. И плевать, что оркестру именно барабаны и требовались.
Криська, дурочка, синеглазую флейту сбросила со счетов сразу же. Бюст есть? Губы над бюстом растут? Нет? Ну и освободите место, гражданочка. Она вилась вокруг сероглазого парня с дурацким именем Макар, улыбалась многозначительно и ресницами его обмахивала заботливо. Флейта бледнела и, кажется, переживала, хотя Рита не понимала, о чем она волнуется.
Однако услышав кодовое слово «дружба», Кристина вспомнила о долге. Она обернулась к жениху, обожгла взглядом.
– Олежек, а помнишь, как мы с тобой нагишом купались? Пару лет назад? Дураки были!
Подмигнула и тряхнула копной белых русалочьих волос.
– Нагишом? – переспросила Галина.
Кристина выбрала совершенно верную стратегию: она молча улыбнулась.
Саша давно взяла на вооружение: не хочешь отвечать – молча улыбайся. По правде говоря, язык так и чесался что-нибудь брякнуть в ответ. А вот Кристина улыбалась непринужденно и явно не собиралась развивать мысль.
Мяч, таким образом, оказался на стороне Олега Сысоева.
Едва они познакомились, Саша поняла, что ей по душе этот парень. Долговязый, носатый, с застенчивой улыбкой, он был немногословен, но одним своим присутствием вносил в происходящее ноту безмятежности.
Он был сантехником и год назад пришел чинить унитаз к Галкиной подруге, у которой в это время гостила Исаева. Увидел Галю – и пропал: стоял с открытым ртом и вид имел чрезвычайно глупый.
Исаевой было не до повелителя унитазов. Она пыталась передвинуть шкаф, за которым застряла и громко орала хозяйская кошка. Хозяйка ушла на весь день по делам, подлое животное надрывалось все громче, унитаз тек, и Галка чувствовала, что еще немного – и она заплачет. Все, совершенно все было плохо в Шавлове, старая дружба при встрече куда-то исчезла, и остались две чужие друг другу женщины. Надо было уезжать. Галка уже придумала годный повод, собрала вещи, написала извиняющуюся записку – и тут глупая кошка свалилась за книжный шкаф.
Молчаливый парень в клетчатой рубашке попросил ее отойти в сторону. После чего с поразительной легкостью сдвинул шкаф, поднял перепуганную персидскую кошачью женщину и погладил между ушей. Персидская женщина в благодарность за спасение съездила ему по руке растопыренными когтями. «Ах ты дурында», – ласково сказал сантехник.
Больше всего Галку поразила именно его реакция. Все знакомые ей мужчины отвесили бы неблагодарной скотине хорошего пинка. Нелепо стриженный парень в клетчатой рубашке, смешно красневший и боявшийся поднять на нее глаза, осторожно перенес кошку на диван, приговаривая, что теперь-то уж точно все в порядке.
Галка ощутила противоестественное желание тоже забиться за шкаф, чтобы ее вытащили и успокоили. О чем с присущей ей прямотой и сообщила сантехнику.
Тот поднял на нее глаза.
«В-вы не можете за шкафом, – проговорил он, заикаясь. – Вы принцесса. Принцессы за шкафами не прячутся».
Она – принцесса?! Галка посмотрела на себя в зеркало. Там отражалась лошадь тягловая, одна штука.
– У вас очень качественные розовые очки, – сухо сказала она, подозревая издевку.
Парень в клетчатой рубашке молча смотрел на нее. Потом смущенно улыбнулся и пошел чинить унитаз.
В тот же день Галя съехала от подруги и остановилась в единственной шавловской гостинице.
Вечером в дверь постучали. За дверью стоял сантехник. С волос у него капала вода, а в руках был пучок водяных лилий. Тонкие стебли не держали распустившиеся цветки.
– Куда же я их поставлю? – обескураженно спросила Галка. Прозвучало насмешливо и вызывающе, как всегда, когда она терялась.
Парень потоптался молча и исчез, сунув ей лилии. Спустя пять минут, когда она уже думала, что на этом все закончилось, он вернулся. В руках его сиял эмалированный таз.
Галя начала смеяться. Случалось, ей дарили цветы в вазе, но никогда еще не приходилось получать в подарок целый тазик. Парень налил воды, запустил лилии, поставил посреди комнаты. Тоскливый номер провинциального отеля превратился в берег пруда, где плавали дивной красоты снежные цветы.
– Рыбки золотой не хватает, – пошутила она. Перехватила взгляд парня и поспешно воскликнула: – Не вздумай!
С детства Олег был молчуном, поэтому ему частенько приходилось драться. Словами объяснить, что его не устраивает, он не мог. Там, где другой возмутился бы и поднял крик, Олег молча ждал, что человек сам осознает свою неправоту, а не дождавшись, бил в ухо.
Из десятого класса его выгнали за то, что он врезал физкультурнику, грязно матерившему пацанов.
Олег вернулся из армии и сразу с головой бросился в работу.
У него обнаружился талант. Он был мастер на все руки, повелитель вещей, врачеватель заболевших предметов и спаситель засбоившей техники. Официально Олег трудился сантехником, но весь Шавлов знал: сломайся что в доме – нужно звать младшего Сысоева. Он был из той счастливой породы людей, которые гордятся тем, что делают, и не желают лучшей участи.
Юношеская привычка пускать в ход кулаки с возрастом ушла. А молчаливость – осталась. Олег умел одним своим присутствием, одной улыбкой снять напряжение в любой компании.
«Когда человек, который в тысячу раз лучше тебя, смотрит на тебя снизу вверх, – сказала Галка Стрижу, – ты становишься другим. Потому что не смеешь не оправдать его надежд».
Олег влюбился сразу и на всю жизнь. Он никогда прежде не видел таких девушек. Галка напоминала ему птичку, маленькую, измученную и все равно распахивающую крылья для полета. Его восхищало все, даже ее привычка курить, которую он не переносил в других женщинах. Острые оттопыренные ушки, упрямый выпяченный подбородок – Олег любил все, что Галка считала своими недостатками.
Каждый из них не мог поверить, что другой, такой прекрасный, столь щедро одаренный жизнью, выбрал именно его.
«Саша, мне тридцать пять, – сказала Галя. – Это первый и последний человек, с которым я могу быть счастлива. Если что-то не сложится, я останусь одна. А я хочу прожить следующие сорок лет с ним и умереть в один день. Раздавлю любого, кто попробует мне помешать!»
И вот белокурая Кристина сообщает, что они купались нагишом.
Олег не успел ответить.
– Хе-хе-хе! – многозначительно заскрипели сбоку. – А женишок-то у нас с душком!
4Если есть старушки – божьи одуванчики, то должны быть и старушки – адские чертополохи. Елизавета Архиповна обладала внешностью первых и характером вторых. Диссонанс этот неподготовленного человека ошеломлял и вводил в ступор. Ибо выглядела Елизавета Архиповна как маленький старенький ангел. Глазки у нее были добрые, голосок хоть и внятный, но мягкий, а личико круглое и милое, как у котенка.
Если существует мир, где люди предстают в виде истинных своих сущностей, то Елизавета Архиповна, без всяких сомнений, была бы там гигантским троллем. Она смердела бы на всю округу, хрипло гоготала, жрала что ни попадя и пугала дикими выходками окрестных жителей.