Парижская тайна, или Истина в вине

– Вот эту редкость, господа, я приобрел почти даром. – Он взял в руки темную пыльную бутыль. – Всего за пятьсот фунтов стерлингов. К употреблению уже не годится, потому я так к нему и отношусь. Беру в руки, спокойно перекладываю с места на место.

– В чем же тогда фишка? – спросил Иван Таранов.

– А ты глянь.

Он тоже подошел поближе и взглянул на этикетку. Там была фотография Адольфа Гитлера в костюме и галстуке. Таранов рассмеялся:

– Глянь-ка, фюрер без френча!

– Из его личных запасов, – пояснил Воронов. – Случайная находка, раритет. 1943 год. Но к питию не пригодно. Пусть лежит.

И он вернул бутылку на место. После чего подошел к другому шкафу:

– А вот здесь знаменитый сотерн. Есть и настоящие редкости. К примеру, вот это. Присмотритесь, господа. Виноград для этого вина собирали еще до битвы при Ватерлоо. И оно сохранило вкус и аромат, как утверждают специалисты. Но я не собираюсь его пить. Хотя бы в память о Наполеоне, который в то славное время еще был императором. Война войной, а вино вином. Валюта Франции, ее никогда не отменят.

– Тиранов, значит, собираешь, – усмехнулся Таранов. – Мудро.

– Да-а-а… – протянул Федор Иванович и с чувством сказал: – Запасы у тебя солидные. Я на вино столько денег не трачу.

– Да у тебя и цель другая. Хочешь приобщиться к высшему обществу, – усмехнулся Воронов.

– Да что вы весь вечер намекаете на мое пролетарское происхождение, – разозлился Сивко.

– А что ты заводишься?

– Да потому что надоело!

– Федя, не злись, – из-за спин мужчин сказала Бейлис, и Сивко бросил на нее злой взгляд. – Расслабься, – добавила красавица. – Слишком уж ты стараешься. Ха-ха! А сам, ха-ха, женскими трусами торговал. Али не помнишь, Федя?

– Заткнешься ты или нет? – прошипел Сивко. – Такого мне никто не смеет говорить.

– Да брось! Я помню нашу первую с тобой встречу. А было это лет эдак пятнадцать тому назад…

– Люда, перестань, – одернул ее Воронов.

– Как ты меня назвал?

– Разве ты не Людмила по паспорту?

– Ха-ха, по какому?

– А у тебя их что, несколько?

– Мы вино сюда пришли смотреть или обсуждать личную жизнь Бейлис? – вмешался Таранов. – Мне это неинтересно. А вот пошарить по шкафам… Сколько же все это может стоить? Воронов, признаю, ты удачно вложил деньги. На этом можно хорошо заработать.

– Я не собираюсь продавать свою коллекцию, – резко ответил тот.

– Собираешься еще вина прикупить?

– Да. – И Воронов бросил выразительный взгляд на Бейлис. Вот для чего здесь она, мол. Я терплю, и вы терпите.

Они пошли вдоль длинного ряда шкафов вслед за хозяином, который продолжал показывать свои сокровища. Иногда называл цену.

«Сумасшедший, – думал Михаил. – Нет, не сумасшедший. Коллекционер. Похоже, после смерти жены вся его страсть досталась коллекции. Тем более с сыном не ладит. Он проводит часы в подвале, один, среди винных бутылок. Быть может, разговаривает с ними. У него странные глаза. Сумасшедший. Нет, коллекционер. Интересно, как погибла его жена? Что с ней случилось?»

Экскурсия затянулась надолго, Бейлис начала скучать. И даже спросила:

– А нельзя ли чего-нибудь открыть? Ну не свинство ли: ходим среди вина и не пьем!

– Наверху стол с закусками, – холодно сказал Воронов. – Если ты устала, можешь подняться туда, выпить и закусить.

– Я так и сделаю, – кивнула Бейлис. – Миша, пойдем?

Он разочарованно вздохнул и под внимательным взглядом хозяина развел руками: мол, что тут поделаешь? Дама просит.

– Михаил Андреевич, я организую для вас персональную экскурсию, – пообещал Воронов. – И даже с дегустацией. Хотите?

– Да, очень хочу!

– Завтра. Я вижу, вы разбираетесь в коллекционных винах.

– О, да! Стаж у меня небольшой, но я стараюсь. Изучаю литературу, собираю собственную коллекцию.

– И много насобирали?

– Я их не считал. Я имею в виду бутылки.

– А где вы их храните?

– Где храню? В подвале, разумеется.

– У вас специальное оборудование? В загородном доме? Вы их в шкафах-холодильниках храните или же в обычных? А может, в бочках?

– Я… э-э-э…

– Миша, пойдем же! – нетерпеливо потянула его за рукав Бейлис.

– Извините.

– Мы завтра продолжим, – мрачно пообещал Воронов.

– Хорошо. – Михаил шагнул на лестницу и вытер пот со лба, хотя в подвале было прохладно: уф!

Она опять шла первой, точнее, поднималась по ступенькам, то и дело опираясь рукой о стену.

– Успокойся, – сказала вдруг, не оборачиваясь.

– С чего ты взяла, что я волнуюсь? – пробормотал он.

– Я тебя не выдам.

– Не выдашь?

– Брось. – Она остановилась и обернулась. В упор посмотрела на него.

Глаза у нее были не синие, а карие. Он попытался представить Бейлис с натуральным цветом волос, скорее всего, шатенкой, без наращенных ресниц, силиконовых губ и огромного бюста. Заурядная внешность. Она вся искусственная. Но, похоже, добрая баба. Выстрадавшая свое богатство и натерпевшаяся.

– Я не знаю, зачем ты сюда приехал, но с Вороновым будь поосторожнее, – предупредила она. – С ним шутки плохи. Я тебя не выдам. Если, ха-ха, это не вопрос жизни и смерти. Все ж таки Воронова я знаю много лет, а ты, красавчик, непонятно, что за фрукт.

– Я…

– Ночью. Ты все мне расскажешь ночью. Я буду тебя ждать.

И она вдруг резво побежала вверх по ступенькам. «Здесь все играют, – подумал он. – Это не замок – театр. Сплошь фальшивка. И она играет. Что ей здесь нужно? Или…кто? Деньги? Хочет продать коллекцию покойного мужа? Или Таранов? Вновь замуж собралась? Тогда зачем же она их злит?» Он терялся в догадках, поднимаясь по крутой лестнице.

Остаток вечера прошел без эксцессов. Елизавета Петровна так и не спустилась к столу, Бейлис в отличие от других гостей с аппетитом поужинала, ей прислуживал хмурый Зигмунд. Не пристало сомелье предлагать и разливать банальный ликер.

– Я ем от пуза и ни капельки не поправляюсь! – похвасталась Бейлис, налегая на закуски. – Конституция такая.

– Приятного аппетита, мадам, – хмуро сказал Зигмунд.

Иван Таранов был задумчив, а Сивко неожиданно для всех разозлился. И даже попросил водки.

– Ты разве пьешь? – удивился Воронов.

– Бывают моменты.

– Я ж говорю, что все вы притворяетесь, – не удержалась от комментариев Бейлис. – Коллекционеров изображаете. А вам просто деньги девать некуда. Живете и мучаетесь: куда бы еще их потратить? Вот и придумали себе коллекцию, – презрительно выделила она последнее слово. Потом, не стесняясь, широко зевнула: – Пойду к себе, пожалуй. Уже поздно. Надеюсь, завтра нас ждет интересная культурная программа.

– Можешь не сомневаться, – сквозь зубы процедил Сивко.

– Я бы потанцевала.

– Будет тебе и оркестр, – мрачно пообещал Федор Иванович.

– Я на это надеюсь. Спокойной ночи, – со значением сказала красавица и направилась к выходу.

– Я слышал, у тебя и лошади имеются. – Таранов задумчиво смотрел в спину уходящей Бейлис.

– Да, есть конеферма.

– Неплохо было бы и на лошадок посмотреть. Оседлать какого-нибудь резвого скакуна, а? А лучше кобылку.

– Что ж, – пожал плечами Воронов. – И это можно.

– И вертолетная площадка на территории замка есть, – добавил Сивко.

– А ты, Федор Иванович, наблюдательный, – усмехнулся хозяин.

– С размахом строился. А жена хотела здесь жить?

Воронов помрачнел. Потом сам налил в бокал вина, сжал ножку так, что пальцы побелели:

– Выпьем за Машу. Пусть земля ей будет пухом.

– Да, да, – закивали мужчины и потянулись к своим бокалам.

Выпили молча и не чокаясь. После чего Таранов сказал:

– Я тоже пойду. До завтра.

– И мы двинемся.

Они с Федором Ивановичем встали и потянулись к дверям. Господа бизнесмены стали подниматься по лестнице на второй этаж, где были их спальни, Михаил же заскочил на кухню. Высокая худая женщина, прямая как палка, с лицом, словно скованным льдом, разбирала столовые приборы. Обернулась на звук шагов, холодно спросила:

– Вам кого?

– Мне бы…

Из кладовки появился Зигмунд.

– Нельзя ли бутылочку ликера в комнату Бейлис? Светловолосой дамы, – пояснил он.

– Уже распорядились, – неожиданно улыбнулся Зигмунд.

– Кто?

– А вам что-нибудь угодно? – не ответил на вопрос сомелье. – Печенье, напитки?

– Нет, все есть, – смутился он и отступил в коридор. Супруги переглянулись.

– Завтрак будет накрыт в девять, – предупредил Зигмунд.

– Мне что, надо спуститься к девяти, иначе не накормят? – попробовал пошутить он.

– Вас накормят в любом случае. Но накрыто будет к девяти, – невозмутимо ответил Зигмунд.

«Что за порядки в этом доме? То ли сплю, то ли брежу. Какое старое кино!» Он хотел было подняться наверх, но тут увидел, как по ступенькам сбегает Елизавета Петровна, уже не в платье для коктейля, а в полупрозрачном пеньюаре. Дабы не смутить ее, он прижался к стене, спрятавшись за мраморную статую. Бизнесвумен ринулась в парадную залу. Он подошел поближе, к самым дверям, и прислушался.

– Лиза, ты разве не спишь? – равнодушно спросил Воронов.

– Зачем ты ее пригласил? – зашипела Елизавета Петровна.

– Ты же знаешь, я хочу купить коллекцию покойного Льва Абрамовича.

– А я думаю, ты сделал это мне назло! Ты знал, что мне будет неприятно!

– Ты преувеличиваешь свое значение в моей жизни, – все так же равнодушно сказал Дмитрий Воронов.

– Ах, вот как… – Она, похоже, растерялась.

– Иди спать.

– Зачем ты меня позвал?

– Допустим, я заскучал. Все ж таки год прошел. Захотел увидеть друзей.

– Расследование закончено?

– Да. Они скоро предстанут перед судом.

– Надеюсь, все получат по максимуму.

– Но Машу этим не вернешь, – заметил Воронов.

– Дима, это трагическая случайность. От которых никто не застрахован.

– Но произошло-то с ней. Потому я не думаю, что это была случайность.

– На что ты намекаешь? – насторожилась Елизавета Петровна.

– Иди спать, – повторил Воронов.

– В конце концов, это я вас познакомила. И если бы не она…

– Если бы не она, ничего не было бы, – резко сказал Дмитрий Воронов. – Ни этого замка, ни погреба с вином, ни… меня.

– Ты преувеличиваешь, Дима, – теперь она говорила так тихо, что Михаил еле разбирал слова. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь. По-моему, мы с тобой идеальная пара.

– Я тебя не люблю.

– Никто и не говорит о любви. В нашем возрасте и с тем, что мы оба пережили, это смешно. Но у нас общие интересы и могло бы быть общее дело. Это намного больше любви.

– Светловолосый юноша, он кто?

– Ты ревнуешь?

– Зачем ты его сюда притащила?

– Может, как раз для того, чтобы ты ревновал?

– Мне все равно.

– Я завтра уеду, – резко сказала Елизавета Петровна.

– Мне все равно, – повторил Воронов.

– Тогда я тем более не понимаю.

– Истина – в вине, – загадочно сказал он.

– Как-как?

– Иди спать.

Ему опять пришлось спрятаться за статую. Елизавета Петровна выскочила из залы и побежала вверх по ступенькам. Похоже, она разозлилась, полы пеньюара развевались, каблучки отороченных мехом сабо отбивали на мраморной лестнице барабанную дробь, как при исполнении приговора о высшей мере наказания.

– Девятнадцатый век.

Он вздрогнул и обернулся. Сзади стоял Зигмунд с пустым подносом.

– Я вас… не совсем понимаю.

– Статуей интересуетесь? – насмешливо спросил сомелье. – Девятнадцатый век.

– Да, я большой любитель антиквариата.

– Здесь ничего не продается.

– Но посмотреть-то можно?

– В вашей комнате есть нечто лучше, – намекнул Зигмунд.

– Вы кого имеете в виду?

– Статую, разумеется, – невозмутимо сказал сомелье и направился в парадную залу, видимо, убирать посуду со стола.

«Попался! – подумал Михаил и быстро зашагал к лестнице. – Интересно, как здесь наказывают за шпионаж? Травят собаками? Или просто лишают сладкого за обедом? А если я захочу выйти из дома и позвонить?»

Рисковать он не стал. Интуиция подсказывала: здесь происходит что-то странное. Похоже на заговор. Но против кого? Истина – в вине. Что имел в виду Дмитрий Александрович Воронов?

Проходя мимо комнаты Бейлис, Михаил прислушался. Тихо. Она сказала, что не будет запирать дверь. Осторожно положил ладонь на дверную ручку и слегка нажал. Дверь поддалась. И в самом деле не заперто. Так же осторожно отпустил ручку и на цыпочках пошел по коридору мимо спальни Елизаветы Петровны. Тоже тихо. Близится полночь.

Следующая комната его. Вошел потихоньку и осторожно прикрыл за собой дверь, после чего огляделся. Похоже, без него здесь побывали Зигмунд или Эстер Жановна. Кровать, которая раньше была примята, теперь идеально заправлена, его одежда аккуратно разложена и развешена в шкафу, окно зашторено, портьеры тяжелые, из плотной, расшитой золотом ткани. А вот это ему никогда не нравилось. Даже в безлунную ночь хочется видеть небо. Не стоит запирать себя в клетке пусть даже и большой комфортабельной комнаты, когда за окном такие просторы! Луны сюда! И звезд! Хотя бы одну, маленькую звездочку…

Он подошел к окну, резко раздвинул занавеси и вздрогнул от неожиданности.

– Ой!

– Что за черт?

Неизвестно, кто больше испугался, он или же хорошенькая рыжеволосая девушка, абсолютно ему не знакомая. Она стояла за портьерами и невольно вскрикнула, когда они вдруг резко раздвинулись. Не на этот ли раритет намекал Зигмунд? «В вашей комнате есть нечто лучше». Ай, угадал! Юное создание с глазами, сравнимыми разве что с переспелыми вишнями, и таким же темным, округлым ротиком, спелым, сочным, с аппетитной запекшейся корочкой губной помады. Не говоря уже о рыжих кудрях, похожих на гору пружинок, в беспорядке вываленных на голову девушке. Ей лет двадцать, не больше. Юная и хорошенькая. И пахнет от нее то ли булочками с корицей, то ли еще какой-то сдобой. Сладко и навязчиво, так что пробуждается зверский аппетит. Само очарование!

– Ты кто такая? – строго спросил он. – А ну, выходи на свет!..

Аперитив

…Субботнее утро выдалось мрачным, что вовсе не удивительно для ноября. Дождь кончился еще вчера, но небо по-прежнему было затянуто тучами. Он потянулся, посмотрел сначала в окно, потом на часы. Половина десятого! Проспал! А почему Елизавета Петровна его не разбудила? Мгновенно вскочил и побежал в ванную комнату. Через пятнадцать минут он уже сбегал по ступенькам, приглаживая волосы.

К его удивлению, за столом, по-прежнему накрытым в парадном зале, только теперь к завтраку, сидел один-единственный человек. Невозмутимый Федор Иванович.

– Доброе утро, – сказал Сивко без всяких эмоций и принялся намазывать масло на тост. Потом положил сверху ломоть ветчины и с аппетитом стал есть.

– Утро доброе.

Словно из-под земли вырос Зигмунд и предложил:

– Чай, кофе? Омлет, яичницу с беконом, овсянку?

«Сэр», – невольно улыбнулся Михаил. Обитатели замка начали его забавлять.

– Яичницу с беконом и кофе, – сказал он, покосившись на Сивко. – А где остальные?

– Дмитрий Александрович к завтраку еще не спускались, – позволил себе реплику Зигмунд.

– Что странно, – заметил Сивко. – Я знаю, он рано встает.

Словно в ответ на его слова в зале появился Воронов. Подтянутый, энергичный, похоже, давно уже на ногах, то ли пробежку совершал, то ли в тренажерном зале разминался.

– Доброе утро, господа. Зигмунд, мне крепкий горячий кофе. Очень крепкий и очень горячий.

Зигмунд тут же исчез.

– Как спалось? – спросил Воронов явно для проформы. По долгу гостеприимного хозяина.

– Отлично! – Михаил ответил за обоих.

Едва появился Зигмунд с кофейником, в зал вошел Иван Таранов. Он был сегодня в светлом джемпере и модных джинсах и так же хорош в повседневной одежде, как и в дорогом костюме. Темные волосы уложены волосок к волоску, будто перед тем, как спуститься к завтраку, красавец полчаса провел перед зеркалом.

– О! Почти все в сборе! – сказал Таранов с энтузиазмом и потянул носом: – Кофе! Крепкий горячий кофе! Я без него свое утро не начинаю!

Зигмунд тут же налил ему чашку и предложил яичницу с беконом.

– С удовольствием! – сказал Таранов. – У меня с утра зверский аппетит!

– Как спалось? – равнодушно спросил Сивко.

– Неплохо. Но часов до двух ночи мне мешали привидения.

– Привидения? – удивился Воронов.

– А что, нет в особняке таких?

– Это новый дом. Я сам его строил. Какие здесь могут быть привидения? – пожал плечами хозяин.

– Ночью кто-то ходил по этажу, плакала женщина. А потом смеялась. У тебя в замке отличная акустика, – пожаловался Таранов.

Зигмунд при этих словах вздрогнул и пролил кофе, а Михаил невольно покраснел.

– В доме три женщины, – задумчиво сказал Дмитрий Воронов. – Елизавета Петровна, Бейлис и Эстер Жановна. Интересно, кто из них плакал, кто смеялся, а кто крепко спал?

– Моя жена спала, – поспешно сказал Зигмунд. – Не сомневайтесь.

– Смеялась девчонка, – задумчиво протянул Таранов. – Так звонко, заливисто, я даже позавидовал, ей-богу!

– Это Бейлис перепила, – усмехнулся Сивко.

– А завидовал ты чему? – спросил Воронов.

– Парню, который был с ней.

Михаил покраснел еще больше. И в это время был брошен спасательный круг – появилась Елизавета Петровна и сухо бросила:

– Доброе утро.

Воронов посмотрел на часы и пожал плечами: половина одиннадцатого, поздновато. Но ничего не сказал. Елизавета Петровна выглядела неважно, бледный цвет лица, под глазами глубокие тени. Уж кто этой ночью точно не смеялся, так это она. Видимо, об этом подумали все, и вопрос с женским плачем отпал. Хотя… Не слишком ли поспешил с репликой Зигмунд? Усевшись, Елизавета Петровна попросила кофе и наотрез отказалась от завтрака.

– Ты на диете? – усмехнулся Таранов.

– У меня нет аппетита, – холодно ответила она.

– Бейлис, как всегда, опаздывает, – заметил Воронов после долгой паузы.

– Что ж тут удивительного? – скривилась Елизавета Петровна.

– Она вчера перепила, – сказал Сивко.

– Тем более ей надо прогуляться, – заявил хозяин замка. – Я планировал показать вам конеферму. Есть породистые скакуны.

– Предлагаешь устроить скачки? – рассмеялся Таранов.

– Предлагаю воздухом подышать, нагулять аппетит перед обедом.

– Погода плохая, – заметила Елизавета Петровна. – Ноябрь – самый отвратительный месяц в году.

– Не считая «Божоле», – заметил Сивко.

– Да, господа! – оживился Иван Таранов. – Ведь в третий четверг ноября праздник «Божоле»! В этот день лучше всего пить шестинедельное вино из винограда сорта Гаме. Мне его привозят самолетом прямо из Бургундии. Можно сказать, еще тепленьким.

– Как так тепленьким? – удивился Михаил.

– «Божоле» вино уникальное, – пояснила Елизавета Петровна, выразительно глядя на него. – Оно не подлежит долгой выдержке. Его пьют молодым. Лучше всего шестинедельным. И живет оно два-три года, не больше.

– Вся прелесть «Божоле» в его сиюминутности, – улыбнулся Дмитрий Воронов. – Есть вина, предназначенные для торжественных моментов в жизни, парадные и значимые сами по себе. А «Божоле» нужно для короткой, но яркой радости. Оно скрашивает унылые дни ноября, этот праздник для того и придумали: третий четверг. И ведь каждый год оно неповторимо. В прошлом году было красное, почти алое, и имело вкус свежего винограда.

– А в позапрошлом фиолетовое, – заметил Сивко. – Смородина и вишня. Да, каждый год разное!

– В этом-то и прелесть, – вздохнула Елизавета Петровна. – В неожиданности и яркости. Этот день ждешь, как праздник.

– Значит, в ноябре мы пьем только «Божоле»! – с энтузиазмом сказал Иван Таранов.

– Ты сегодня в прекрасном настроении, – заметила Елизавета Петровна.

– Да, похоже, я решил проблему.

– Деньги? – в упор посмотрела она.

– Что ж ты, милая, все сводишь к деньгам? – рассмеялся Таранов. – Главная проблема – это человек. Деньги молчат, а попробуй-ка, заставь молчать его.

– На то есть деньги, – пожала плечами она.

– А коли не берет?

– Все берут.

– Не надо обобщать, – раздраженно сказал Таранов. – Из всякого правила есть исключения. Это неприятно, но тут уж ничего не поделаешь. Россия, как никакая другая страна, богата идейными людьми. У нее больше исключений, чем правил. С этим надо считаться.

– Чем больше исключений, тем больше возможностей для маневра, – заметил Воронов. – По правилам можно доехать только из пункта А в пункт В.

– А тебе куда надо?

– Какой смысл ехать в пункт В, если туда едут все? Прибыл – а там уже целая толпа! Да еще и подъезжающие напирают. Зато есть смысл нарушить правила и оказаться там, где нет никого.

– Так можно и в тюрьму попасть, – мрачно пошутил Сивко. – В одиночную камеру.

– Однако, господа, одиннадцать, – глянув на часы, заметил Воронов. – Бейлис срывает нам культурную программу. Без нее пойдем на конеферму или же разбудим?

– Без нее, – тут же откликнулась Елизавета Петровна.

– Э, нет, – не согласился с ней Таранов. – Дмитрий прав, девушке надо прогуляться. Хмель выветрить. Если мы хотим, чтобы красавица сегодня уехала, вновь не испортив нам вечера и аппетита за ужином, надо подготовить ее к рулю. Или ты ее подвезешь, Елизавета Петровна?

– Упаси боже! – вздрогнула та. – Три часа в одной машине с Бейлис! Да я с ума сойду!

– Решено, – подвел итог Воронов. – Зигмунд, пойди, разбуди спящую красавицу.

– Слушаюсь.

– Я, пожалуй, выпью еще чашечку кофе, – вздохнула Елизавета Петровна. – Мишель, поухаживай за мной.

– С удовольствием.

Зигмунд вернулся минут через пять, вид у него был странный.

– Что случилось? – спросил Воронов.

– Я не знаю, как сказать… э-э-э… – мялся сомелье.

– Ну?

– В общем, она, кажется, умерла.

– Что ты имеешь в виду?

– Сначала я стучал, – стал оправдываться Зигмунд. – Долго стучал. Потом несколько раз сказал: «Мадам, вас ожидают к завтраку». Но никто не ответил. Тогда я толкнул дверь, и… Она была не заперта. Я не сразу ее увидел. То есть… Я увидел ноги. Голые ноги, и деликатно отвернулся. А ее лицо… В общем… На нем лежала подушка. То есть лежит. Я не стал ничего трогать.

– Что ты несешь? – вздрогнула Елизавета Петровна.

– Женщина не шевелилась, и эта подушка… В общем, я думаю, она умерла.

Дмитрий Воронов вскочил, за ним остальные.

– Черт знает что! – выругался Таранов, швырнув на стол салфетку.

– Позвать охрану? – спросил бледный как смерть Зигмунд.

– Сначала я сам взгляну. Вдруг у тебя галлюцинации и она просто спит? – сказал Воронов.

– Да, надо подняться, – согласился с хозяином дома Сивко. – Елизавета Петровна, может, останешься?

– Вы сомневаетесь в крепости моих нервов? Я хочу знать, что случилось!

– Ты всегда все хочешь знать, – бросил Иван Таранов, направляясь к выходу. За ним потянулись остальные.

Первым по лестнице поднимался Дмитрий Воронов, последним шел Зигмунд. Волнения, как ни странно, никто не проявлял. Как будто убийство в жизни этих людей было рядовым событием, таким же, как завтрак, обед и ужин. Подали труп, так что ж? И это переварим! У двери в комнату Бейлис Воронов остановился и, обернувшись, велел Зигмунду:

– Дай мне носовой платок. Или салфетку.

– Зачем?

– На дверной ручке могли остаться отпечатки пальцев убийцы, если это все-таки убийство. Я не хочу до нее дотрагиваться.

– Но я только что входил в комнату! – испугался Зигмунд.

– Не беспокойся, мы это отметим, когда нас будут допрашивать.

– Я вовсе не хочу, чтобы меня допрашивали! – запротестовал Таранов.

– Да, нельзя ли как-нибудь уладить это мирным путем? – поддержал его Сивко. – Без вмешательства властей.

– По-моему, денег у нас достаточно, – присоединилась к мужчинам Елизавета Петровна. – Давайте будем заодно, господа. К чему нам полиция?

– А чего вы все так заволновались? – усмехнулся Воронов. – Мы еще не вошли и ничего не увидели. Вдруг она просто спит?

После чего он, аккуратно обернув дверную ручку белоснежной салфеткой, открыл дверь и первым вошел в спальню. За ним остальные. Огромных размеров кровать стояла посреди просторной светлой комнаты. Видимо, привычки Бейлис здесь хорошо знали, а также, какое значение имеет в ее жизни кровать. Первое, что бросалось в глаза, – длинные стройные ноги. Голые. Она была в трусиках-стрингах и кружевном бюстгальтере алого цвета. Лицо закрывала подушка, как и сказал Зигмунд. На столике рядом с кроватью стояла наполовину пустая бутылка ликера, рядом лежала пачка сигарет, в пепельнице окурки со следами губной помады. Видимо, Бейлис курила и пила ликер в ожидании кого-то, а потом заснула. В этот момент в комнату тихо вошел (или вошла) убийца и удушил ее подушкой. Бейлис была сонная и пьяная, сопротивлялась она недолго.

– Черт возьми, – пробормотал Иван Таранов.