Полная версия
Заветное желание
Анна Николаенко
Заветное желание
© Николаенко А.В., 2016
© Сретенский монастырь, 2016
Бриллиантовая капелька
По мотивам притчи
Немолодой надменный мужчина с легкой сединой на висках, которая резко контрастировала со строгим черным костюмом, спускался по ступенькам магазина. Так выглядел в тот вечер заведующий хирургическим отделением второй городской больницы Аркадий Иванович Горский. Над порогом сверкала заманчивая надпись «Перстни Клеопатры», бросая в сумрак вечернего города вспышки неонового света. Кусты весенних гортензий склонялись к тротуару, вплетая в серебристые лучи мягкие фиолетовые и бледно-розовые краски.
Мужчина подошел к своему «Ауди», но, сев за руль, не спешил заводить мотор – сначала открыл небольшой овальный футляр, обтянутый синим бархатом. Сказочное сияние на мгновение ослепило – на темном фоне радужно мерцала маленькая бриллиантовая капелька, прикрепленная к не менее яркой цепочке из белого золота. Владелец довольно заулыбался, любуясь украшением, – изысканная вещь, ничего не скажешь. Нет, это не сюрприз жене. Он уже давно забыл вкус того удивительного ощущения, когда был способен на все ради ласкового взгляда своей хрупкой Тамилы. Тая сейчас такая же пожилая и грузная, как и он сам, и так же охладела к их отношениям, которые в последнее время стали больше напоминать дружбу, чем любовь.
У жены тоже высшее медицинское образование, но она почему-то работает обычным фармацевтом, отказавшись от более перспективных вакансий, а после работы встречает мужа свежим супом и румяными блинчиками. Аркадий хорошо обеспечивает семью, поэтому, в принципе, смотрит сквозь пальцы на ее причуды.
Горский не дарит таких цепочек и любовницам, просто потому, что, нужно отдать ему должное, у него их никогда не было. Сложная, ответственная работа требовала времени, внимания и профессионализма, а краткие часы отдыха врач неизменно проводил в кругу семьи. Единственный человек, который наполняет его душу настоящей любовью, нежностью и заботой, – это юная дочка-красавица, любимица Катюша. Именно для ее белоснежной шейки предназначался этот роскошный кулон. К тому же вчера Катюша, собираясь на очередную вечеринку, пошутила, что к ее новому шелковому платью не хватает лишь бриллиантового ожерелья. И вот пожалуйста, папа-волшебник решит любые проблемы. Да, Аркадий Иванович ни в чем не отказывает дочери. Его не останавливает то, что, казалось бы, медицина никогда не обещала своим служителям высоких доходов: в последнее время хирург провел несколько сложных операций, и родственники пациентов значительно пополнили содержимое его бумажника. Но средства на такое украшение Аркадий Иванович собирал далеко не один год, планируя сделать сюрприз к совершеннолетию дочери. Наконец наступил этот долгожданный день.
Пускай кое-кто из коллег посматривал на него искоса, а жена зачастую читала нотации на тему честности и добропорядочности, врач никогда не считал свои поступки преступными. Разве его нервный, изнурительный труд достоин только тех копеек, которые платит за него государство? Нет ничего плохого в том, что родные пациентов исправляют эту несправедливость. Ведь они желают здоровья своим близким точно так же, как и он желает благополучия своему единственному ребенку.
Машина повернула к новостройке, утопающей в душистой зелени цветущих деревьев. Жаль только, что холодный блеск фонарей мешал далеким созвездиям склониться над весенним городом.
Через несколько минут заботливый отец очутился в крепких объятиях своей Катеньки:
– Папочка, это невероятно!!! Ты у меня необыкновенный! Я такой красоты еще никогда не видела!
Она подбежала к огромному зеркалу, которое стояло в прихожей, и начала примерять подарок. Отец осторожно соединил цепочку, сомкнув крошечный замочек. Отражение в зеркале было чарующим: широко открытые темные Катины глаза сияли искренним восхищением, на губах горела радостная улыбка. По плечам рассыпались длинные, старательно завитые белые локоны, а тонкая девичья фигурка была окутана коротеньким сарафаном. И в довершение на груди сияла прозрачная как слеза радужная капелька.
– Моя ты радость, капелька ты моя драгоценная, – прошептал тронутый отец, нежно касаясь щеки дочери.
Он гордо ввел ее в празднично украшенную гостиную под бурные аплодисменты гостей. Присутствующие были изумлены таким невиданным подарком. И только жена, которая выглядела сегодня на удивление привлекательно в бордовом вечернем платье, бросила недовольный взгляд: мол, опять балуешь ребенка, и когда же ты наконец прекратишь носить домой взятки! Она почему-то суеверно считала, что вещи, приобретенные Аркадием за «вознаграждения», не доведут их семью до добра. «Но если прислушиваться к женщинам, то вообще ничего хорошего в жизни не увидишь», – частенько звучало в их доме. Потому и сейчас хозяин торжественно и невозмутимо наполнил хрустальный бокал искрящимся золотистым вином и высоко поднял его перед гостями.
– Пусть отцовский подарок будет оберегом для моей доченьки и приносит ей удачу в любой ситуации, – провозгласил он, красноречиво взглянув на Тамилу. – Ведь дети, которые выросли в ласке и родительской любви, всегда становятся успешными и счастливыми. За Катюшу! – громко завершил Аркадий, приближая к губам бокал.
«За Катеньку!», «Будь счастлива, дорогая!» – зазвучало в комнате в сопровождении перезвона хрусталя. Праздник набирал обороты.
* * *Мутная серая завеса за окном постепенно становилась чище. У Аркадия мучительно болела голова, напоминая о вчерашнем застолье. Но куда денешься – будильник уже в который раз пронзительно наигрывает сороковую сонату Моцарта.
На часах без десяти восемь – о, почему же оно так быстро уплывает, сладкое предрассветное время! Жена уже убежала в свою аптеку, чмокнув его, полусонного, в щеку и что-то сказав. Только что? И она действительно думает, что можно разобрать эту ее утреннюю скороговорку!
Аркадий поспешил в ванную, с наслаждением погрузился в холодную воду, старательно привел себя в порядок.
– Катюша, собирайся быстрее, отвезу тебя в институт, – позвал он, заглядывая в дочкину комнату.
Девушка была уже готова: темный костюм в мелкую серебристую клеточку, высокие каблуки, льняные волосы, собранные тонкими шпильками с искусственными черными камушками на кончиках, – она как всегда была одета изысканно. Оставался последний штрих: модница как раз пыталась застегнуть свою новую цепочку.
– Ты решила похвастаться обновкой? – Горский снисходительно улыбнулся. – Не слишком ли это шикарное украшение для учебных будней?
– Нет, пап, – кротко взглянула на него девушка. – Я теперь часто буду его носить. Эта капелька напоминает мне о тебе.
– Спасибо, солнышко мое! Ну, пошли, пошли уже, иначе рискуем сильно опоздать, – прибавил он неразборчиво, неожиданно смутившись от трогательных слов дочери.
Катюша удобно устроилась сзади, положила на кожаное сиденье небольшую элегантную сумочку.
– Пап, – начала она издалека, – мне нужно с тобой посоветоваться.
– По поводу чего? – Аркадий удивленно оглянулся. – Что-то случилось? – спросил с тревогой.
– Нет. Хотя можно сказать и так. Мне очень нравится один парень… – зардевшись, продолжила дочка.
– Неужели? И кто же этот герой? – отец весело засмеялся в ответ.
– Я не шучу, – серьезно сказала девушка, опуская глаза. – Я даже с мамой об этом не говорила. Ростислав учится на третьем курсе. Мы познакомились на подготовке концерта для студвесны – пели песню в дуэте. Сначала он чуть ли не каждый день звонил мне, приглашал на дискотеки. Мне было чрезвычайно интересно и в то же время как-то тепло и уютно рядом с ним. Но недавно был такой неприятный разговор!
Аркадий наблюдал в зеркальце непривычно огорченное, встревоженное лицо дочери.
– Ну что он мог сказать такой прекрасной девушке, как ты? Неужели оскорбил тебя?! – с возмущением вырвалось у него.
– Нет, совсем нет, что ты. Просто он сознался – мои подружки рассказали ему, что я из богатой семьи. А Ростик поступил в университет по льготам, так как мама воспитывала его одна. Он сказал, что не сможет в будущем обеспечивать такую жену, как я, поэтому и встречаться не стоит.
– И что же ты ответила на это?
– Я, представь себе, призналась ему в любви! А он хладнокровно заявил, что мое чувство – лишь полудетское увлечение и скоро пройдет. А затем порывисто обернулся и ушел, не оглядываясь. Папа, что мне теперь делать? – на ее длинных ресницах заблестели слезы.
– Надо же, какой принципиальный! Ну что ты, доченька, не переживай, не плачь, – ласково, совсем как в детстве, начал успокаивать Катю отец, – не стоит этот грубиян твоих слез. И еще подумай, – продолжил осторожно, – а возможно, парень действительно прав. Ведь ты привыкла жить в достойных условиях, и я бы не хотел, чтобы ты когда-либо узнала, что такое лишения.
– Что ты говоришь, папа! Ты вообще меня не понимаешь! – Катя вытерла слезы и порывисто отвернулась к окну. Не слушая оправданий отца, она молча наблюдала за нарядными утренними кварталами, которые быстро мелькали за стеклами автомобиля. Но казалось, девушка не замечала ни старых лип, ни густых кустов сирени. Ее взгляд наполнился непроницаемой грустью.
«Ой, как непросто найти общий язык с современной молодежью! Наверное, постарел я, выпустил из рук молниеносную нить бегущего времени. Даже с собственной дочкой не в состоянии нормально поговорить», – с горечью подумал Аркадий, крепче сжимая руль.
– Доченька, в больнице на сегодня запланировано несколько операций, я не смогу заехать за тобой после занятий. Не нужно стоять на остановках, лучше вызови такси, хорошо?
Девушка молчала.
Машина притормозила возле Института экономики и права: Екатерина Горская – студентка-первокурсница факультета международных отношений. На прощание Катюша извинилась и поцеловала отца, но у него на душе все равно оставалось какое-то неприятное ощущение. Прежде чем нажать на газ, Аркадий проводил ее глазами. «Вот какую красавицу вырастил! – рассуждал он, любуясь дочкой. – Только бы она не натворила глупостей, выйдя замуж за какого-нибудь чудаковатого Ростика. Она же еще совсем юная, неопытная, вся жизнь впереди. Будем надеяться, что у молоденьких девушек быстро меняются увлечения».
Горский отправился на работу в не особо хорошем настроении.
* * *День оказался действительно тяжелым, к тому же молоденькая практикантка Зиночка постоянно раздражала своей нерасторопностью и растерянностью. В конце концов удалось помыть руки, снять испачканный халат и покинуть операционную. Удобное кресло, стакан горячего чая. Нужно хоть немножко прийти в себя.
Внезапно дверь резко распахнулась и в кабинет вбежала Зиночка. Вид у нее был несколько странный – дрожащие колени, расширенные от страха глаза. Следом за ней ворвался какой-то крепкий светловолосый парень, неразборчиво выкрикивая:
– Помогите ей! Спасите ее! Я не хотел, я случайно, слышите, это получилось случайно! Я не стал дожидаться милиции и скорой, сам привез ее в больницу. Я не хочу без нее жить!
– Объясните, пожалуйста, толком, что произошло, – недовольно перебил врач.
Вместо него ответила Зина:
– Привезли пациентку после аварии, травмирована брюшная полость, видимо, большая кровопотеря. Бегите к ней скорее, умоляю вас!
– Подождите, – хирург предупреждающим движением остановил медсестру. – Прекратите панику. Идите-ка лучше наложите повязку, чем так причитать, – он медленно сжал виски, размял затекшие от усталости пальцы. – А вы, молодой человек, подойдите ближе, – обратился врач к посетителю после выхода ассистентки. – Вот, держите, – сказал, протянув небольшую бумажку с крупно написанными цифрами.
– Что это? – спросил взволнованный юноша.
– Сумма, которую вы должны немедленно принести, – объяснил равнодушно. – Сами понимаете, бесплатных операций в наше время просто не существует.
Парень на мгновение оробел, а затем опять начал приговаривать:
– Я принесу! Все принесу, только спасите ее!
– Хорошо, хорошо, идите уже, – врач почти силой вытолкал его за дверь.
Кроме гулких шагов, из коридора еще некоторое время доносилось:
– Я очень любил ее! А позавчера обидел, сам не знаю за что. После учебы, по вечерам, подрабатываю таксистом, и сегодня от неожиданности потерял управление, когда увидел свою любимую, такую красивую, но отчего-то нахмуренную, на переходе. О, если бы она выжила! Я бы отдал за нее жизнь!
И зачем Зина выслушивает восклицания этого перепуганного мальчишки? Для него, врача с многолетним стажем, подобные истерики в больнице давно уже стали привычными. Они лишь негативно повлияют на Зинино и без того шаткое, а ведь такое необходимое для медика хладнокровие.
Хирург не торопился осматривать пациентку. Ничего страшного за полчаса не случится. Зинуля как всегда преувеличивает. А вот когда горе-водитель принесет деньги – тогда другое дело. Аркадий представил, как он зайдет в супермаркет, а затем и в цветочный магазин: «Нужно купить Катюшке какую-нибудь красивую безделушку вроде серебряных сережек или колечка. А также свежих сладостей – она же у меня такая любительница всевозможных тортов и пирожных! И еще огромный букет тюльпанов. Моя дорогая крошка должна развеселиться и забыть обо всех своих неурядицах. Я просто не могу видеть ее расстроенной. Разве родительская любовь и внимание – не лучшие лекарства даже для разбитых сердец? На все это опять же нужны средства – следовательно, это неплохо, что намечается сверхплановая операция».
Наконец снова прозвучал жалобный звон порывисто открытой двери и на столе зашелестела стопка новеньких купюр.
– Это все что есть, смилуйтесь, – уже не кричал, а еле слышно шептал отчаявшийся парень.
Врач предусмотрительно пересчитал деньги и только тогда, не особенно спеша, направился в приемный покой. Юноша нервно бежал впереди. «Держись, держись, любимая!» – постоянно повторял он, крепко сжимая кулаки.
Хирург переступил порог палаты, бросил взгляд на каталку. В этот миг рука девушки безвольно повисла в воздухе. Аркадий подошел ближе – вдруг на ее груди что-то блеснуло разноцветным сиянием. Капелька! Это была бриллиантовая капелька. У врача перехватило дыхание, он с ужасом убирал запутанные волосы со знакомого лица, схватил за руку, чтобы проверить пульс. Пульса не было. Катя не дышала. За долю секунды в голове промелькнуло все: и долгая беззаботная семейная жизнь, и счастливые дни, проведенные вместе с дочерью, и те грязные деньги, которые он чуть ли не ежедневно приносил из больницы, чтобы она росла в достатке. И еще предостережения жены. Вдруг представилось окаменевшее от ужаса лицо Тамилы. Он бессознательно взглянул на медсестру, на Ростислава (перед ним был Катин парень), который еще не понимал, что время, необходимое для спасения, утрачено. Потом сделал несколько шагов назад, неуклюже ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Аркадий больше ничего не видел вокруг себя и не слышал, кроме тяжелых ударов собственного сердца.
Заветное желание
По мотивам притчи
Осеннее солнце было ласковым и теплым. Сверкающие лучи местами пронизывали небо и щедро разливали золото по школьному двору. Пестрая гурьба отозвалась на звонок шумом и смехом, быстро заполнив широкие аллеи, будто и не замечая столпившихся на обочинах старых каштанов и рябин – молчаливых свидетелей их безудержного веселья.
Слепящий свет на мгновение ворвался в окна учительской и снова погас в холодной синеве. Марина Петровна спешно закрыла окно.
«Опять шумят. В висках пульсирует боль. И лекарства больше не помогают. Уже около пяти, а я еще должна оставаться с группой продленного дня. Должна, потому что так хочется, чтобы у моей Снежанки было по-настоящему счастливое детство. Как хорошо, что я работаю в элитной гимназии и каждый день вижу, как мой крошечный ангелочек, улыбаясь, заходит в просторный класс, залитый утренним сиянием. Ее глаза – карие, блестящие, выразительные, точь-в-точь как у меня! Хотя нет, у меня сейчас угасший взгляд», – с горечью подумала Марина, заглянув в зеркало. Густыми оставались светлые волосы – тугие завитки упорно пытаются высвободиться из-под широкой заколки. Хотя фигура была все еще стройной, но лица почему-то коснулся какой-то сероватый цвет. И даже косметика не в силах его изменить.
«Нужно немедленно забыть об усталости. Что такое усталость по сравнению с благополучием нашей доченьки? Мы с мужем действительно хорошие родители, с гордостью могу осознать это. Наша малышка получает пускай дорогое, но качественное образование в гимназии, не уступает своим ровесникам ни в вещах, ни в одежде. А достигается это ой как непросто, ведь все ее одноклассники – дети из состоятельных семей».
Молодая женщина наполнила чашку ароматным кофе, присела в мягкое кресло, взглянула на часы.
«Десять минут до конца перемены. Еще есть немного времени. Почему-то вспомнилось далекое детство. Густой запах парного молока, золотистая корочка хлеба. Потом гладкое покрывало деревенского озера, замершее в обрамлении диких зарослей бузины, черемухи, белоголовника. Мы безжалостно срывали весенние соцветия и с веселым визгом бросали их в воду, но небесная лазурь в круглом зеркале оставалась нетронутой, только легкая волна время от времени покачивала цветок.
Бабушка с глиняным кувшином стоит на пороге и смотрит, слегка прищуривая свои выцветшие светло-голубые глаза, как я бегу ей навстречу. В растрепанных косичках запутались белые лепестки, из кармана коротенького платьица сыплются горсти синих ягод и утопают в дорожной пыли. Нет, теперь уже не вспомню их названия.
Вот мозолистая бабушкина ладонь ласково касается моей головки, вытирает испачканные щечки. Как это было давно! Наступило другое время, время новых развлечений и новых потребностей, стало намного труднее подарить ребенку радость».
Резкая мелодия мобильного прервала тишину, отвлекая Марину от сладких воспоминаний. На экране замигала надпись «Олег» – звонит муж. «И что ему могло понадобиться в такое время? Он же сейчас должен быть в офисе, составлять срочные контракты для шефа».
– Да, дорогой, – голос звучит устало, почти безразлично.
– Мариночка, я сегодня не смогу заплатить Снежаниному репетитору по музыке, договорись с ним, чтобы возобновил занятия чуть позже, – взволнованно звучит из динамика.
– Что значит «не смогу»? – неудовольствие в голосе возрастает.
– Меня лишили премии из-за ошибки в договоре. Понимаешь, директор еще с утра был явно не в настроении. Но ты не расстраивайся, ведь скоро же будет зарплата.
Жена помрачнела, на лице мелькнуло сильное раздражение.
– Я, женщина, работаю с утра до ночи, а ты обычный документ нормально составить не в состоянии! Это же твоя профессия! Снежанке через месяц нужно ехать на конкурс, а ты так спокойно говоришь, что она останется без репетитора! А еще начинаешь разговоры о втором ребенке. Ты вот одного обеспечить не можешь! Да что уж теперь поделаешь, – прибавила тише, с грустью. – Все ясно, до встречи дома. – И не слушая сбивчивых оправданий мужа, Марина повесила трубку.
«Эх, Олег, Олег. Твои звонки давно уже не вызывают у меня усиленного сердцебиения. А когда-то, в беззаботные студенческие времена, я сломя голову выбегала посреди лекции, не обращая внимания на возмущения профессора, лишь увидев тебя через окно. Ты ждал меня возле университета: высокий, улыбающийся, невероятно красивый, словно герой любимого романа. Я так любила роскошные охапки благоухающих роз. Их аромат был пьянящим, а твои объятия легкими и нежными, словно теплые прикосновения бабьего лета. Мы шли по узкому тротуару, а солнце прорывалось сквозь густые березовые ветви как будто для того, чтобы тоже заглянуть в мои влюбленные, хмельные от счастья глаза».
Звонок. Детские голоса раздаются уже где-то совсем рядом, в коридоре. «Пойду воспитывать детей, ведь это, в конце концов, не только работа, но и благородное дело. И сейчас среди них я увижу свою милую крошку. Вот только чем их занять? Затевать какие-то игры уже просто нет сил. Точно! Пускай пишут сочинение. Тема? “Заветное желание”. Эта идея должна понравиться детям».
Учительница легким движением поправила прическу и быстро открыла дверь кабинета.
Вечером стал накрапывать дождик. Порывистый ветер насмешливо раскачивал рябины, срывал спелые каштаны и беспорядочно разбрасывал их по мокрой траве.
Снежанка бежала по тротуару, то и дело обгоняя маму, размахивая своим разноцветным зонтиком и щебеча, будто потерявшаяся в ветвях ласточка, которая почему-то не спешит в теплые края.
Девочка первой оказалась в прихожей, и пока Марина снимала свой насквозь промокший плащ, ее звонкий голосок уже слышался из зала, где она настойчиво пыталась отвлечь папу от кружки пива и очередного футбольного матча. На огромном экране происходило что-то особенно интересное, потому что Олег на все дочкины вопросы ответил громким: «Гол! Супер! Ну-ну, давайте, покажите им, как нужно играть!»
– Снежана, – позвала мать из кухни, – оставь папу в покое! Иди-ка переодевайся и садись ужинать скорее!
«Ох, как же нелегко унять ребенка, да еще после такого изнурительного рабочего дня!» – подумала она.
Дочка, отчаявшись в конце концов привлечь папино внимание, прислушалась к ее призывам, и Марина, поужинав на скорую руку, села проверять тетради. Напрасный труд, но ведь дети завтра будут требовать оценки за свои произведения. Крупные буквы, написанные неуверенной детской рукой, мерцали перед глазами, становились почти неразличимыми в ярком электрическом свете. Страница за страницей, тетрадь за тетрадью…
Вдруг тонкие Маринины брови неожиданно взлетели вверх, выражение лица стало удивленным и отчасти растерянным.
– Олежка! Олег! – громко позвала она.
Но не так-то просто было завладеть вниманием мужа. Когда наконец он вошел в комнату, Марина попросила его плотно закрыть дверь, чтобы разговор не услышала дочка, которая в соседней комнате листала свои электронные учебники на новеньком ноутбуке.
– Послушай, пожалуйста, одно сочинение, я тебя очень прошу, – сказала жена, открывая тоненькую тетрадь с веселым Микки-Маусом на обложке.
«Мое заветное желание – стать новым плазменным телевизором. Только представьте: папочка каждый вечер будет внимательно слушать мои школьные новости и восхищаться моими успехами. О, он никогда не будет меня перебивать, и тогда сколько всего я успею ему рассказать! Я ведь сегодня быстрее всех бегала на физкультуре и единственная в классе правильно решила сложную, ну просто очень сложную задачу по математике.
Еще бы я хотела чаще играть во дворе с Сонечкой и Машенькой, у них есть такие чудесные скакалки, а еще они умеют рисовать классики. Но приходится после уроков сидеть в школе с Игорем, Вероникой и Каринкой, которые постоянно хвастаются своими наушниками и смартфонами.
Кроме этого, я мечтаю, чтобы папа научил меня ездить на велосипеде. Но мама говорит, что это все глупости и что нам нужно покупать не велосипед, а машину.
Если бы я была телевизором, мамочка каждый вечер смотрела бы на меня и смеялась или грустила вместе со мной, а не с какой-то Анжеликой из бесконечного сериала. На уроках мама говорит, что нужно всех-всех людей любить. А я вот никак не могу полюбить эту настырную Анжелику.
Еще я мечтаю, чтобы папа снова дарил маме цветы. Как и тогда, когда я еще ходила в садик. Они были такого прекрасного золотистого цвета, цвета маминых волос. О, какие же они были красивые! Мама ставила букет в большую хрустальную вазу, а потом весь день улыбалась и напевала какую-то прекрасную мелодию. И папочка так часто брал меня на руки.
Теперь напишу о том, чего я не хочу. Я совсем не хочу быть певицей. Лучше стать врачом или, может быть, спортсменкой. Но мама обязательно рассердится, когда узнает об этом.
Я уже взрослая девочка и знаю, что мои мечты никогда не исполнятся, что человек не может превратиться в плазменный телевизор даже на несколько минут. Ведь чудеса бывают только в сказках, как недавно говорила мама».
– Ничего себе! Бедный ребенок! – с негодованием воскликнул муж, дослушав до конца. – Неужели бывают такие родители!
– Знаешь, Олежка, это сочинение написала наша Снежана.
В комнате повисла тишина.
Воскресение
По мотивам реальных событий
В душе у Алексея жила тайна. Многие говорили о ней, посмеиваясь, но он сам никак не мог разгадать ее сути. Он просто чувствовал ее. Странную и изменчивую, как сама жизнь. Жизнь никогда не угасает. Как и тайна. Сначала она была наивной и действительно немного смешной, как девчушка с тонкими косичками: пахла ванильным мороженым и постоянно пачкалась чернильной шелковицей. Только не была вредной, как первоклассница Настя Азарина. «Лешка-Алешка – рыжая кошка!» – заливалась она, глядя на переминающегося с ноги на ногу худощавого Белова с кудрями цвета солнца и веснушками, щедро рассыпанными по щекам. А он хмуро молчал. И это веселило проказницу еще больше – ведь обычно Алешка был настоящим задирой и никогда не пропускал мимо ушей обидных слов. Но бросить что-то грубое в ответ, а то и дернуть за коротенькую косичку мешала тайна. Он знал это точно, но все еще не догадывался, что тайна скрыта не в этой белобрысой и кареглазой Насте, а в нем самом.