Полная версия
Орёл в стае не летает
В разгар сомнений у персов неожиданно появился Элний. Он представился секретарём Филиппа.
– Уважаемые гости, – с загадочным видом произнёс он, – вы знаете, что у нашего царя есть сын Александр. Ему семь лет. Царь любит сына, объявил его наследником.
Элний замялся, подбирая слова, и произнёс:
– Так вот, царевич пожелал познакомиться с вами, хочет расспросить о вашей прекрасной стране. Он мальчик любознательный, ему всё интересно.
Теперь Элний заговорил увереннее:
– Если вы не возражаете, Александр примет вас завтра. Но мы просим не принимать всерьёз его детский каприз, если хотите, посчитайте игрой. Обещаю, ваше участие не останется без благодарности со стороны царя Филиппа.
Персы понимали, что такой «приём» не решит их проблему, с чем они прибыли в Пеллу, но после колебаний согласились. Им показалось забавным подыграть сыну македонского царя в затее. Будет о чём рассказывать по возвращении в Персию.
В назначенное время массивные дубовые двери мегарона* распахнулись, и в просторный зал, где царь Филипп обычно принимал официальные делегации, вошли пятеро персидских посланников – один за другим, согласно дипломатическому рангу: бронзовые лица, мелко завитые бороды, красные от хны, расшитые золотом яркие кафтаны с широкими складками на рукавах. Одежду дополняли узорчатые пояса с затейливыми застёжками. Под кафтанами надеты цветные шёлковые рубахи, расширенные книзу и украшенные вышивкой, тесьмой или кантом. Рубахи отдельно подпоясаны широкими шарфами. У всех на ногах невысокие кожаные сапоги с вышивками.
Предводитель посольства выделялся одеждой, изобиловавшей драгоценностями, на груди вышитое золотом изображение сокола. На голове митра в виде усечённого конуса с плоским верхом, расшитая золотыми пластинками с драгоценными камнями. Из-под митры свисали длинные, мелко завитые рыжие волосы парика. Выглядел он излишне полноватым, округлое лицо с плоским носом и прищуренными глазами казалось сонным; маленькие ушки, мясистая в складках шея и накладная рыжая борода дополняли живописный портрет главного перса.
Послы увидели наследника македонского царя. Белокурого светлоглазого мальчика в красном гиматии* поверх белого хитона. Он едва дотягивался ногами до скамейки, подставленной у основания трона, сидел в напряжённой позе, выпрямив спину – так, он представлял себе, сидят цари, принимающие важных гостей. Раньше ему представлялся случай находиться в зале приёмов рядом с отцом, поэтому он старался не показывать волнение, хотя розовеющие пятна на бледных щеках всё же выдавали его.
Вдоль стен толпились царские придворные, кто оказался «под рукой» у Антипатра – он приказал всем быть на необычном «спектакле». Хотя члены посольства старательно прятали ухмылки, подбадривая друг друга взглядами для участия в царской забаве, у них сложилось впечатление, будто сейчас и впрямь начнётся официальный приём.
Персы вежливо раскланялись в сторону царевича, почти до полу; главный посол по-гречески произнёс заготовленное приветствие, в то время как Александр, кому всё это было предназначено, разглядывал его с искренним детским любопытством.
Выслушав яркую, цветастую речь, не привычную для македонского слуха, царевич ответил, стараясь придать лицу важное выражение, а голосу – необходимую твёрдость:
– Царь Филипп не может принять, его нет в Македонии. В его отсутствие я готов выслушать вас.
Главный перс был готов ко всяким неожиданностям, но, услышав речь определённо не ребёнка, откровенно растерялся. У него даже взмокли ладони и спина. Пробормотав по-своему что-то неразборчивое, он лихорадочно соображал, как выпутаться из необычной ситуации. Главное для него было продолжать «игру в царя» с малышом и при этом не наговорить глупостей, которые могут быть двояко расценены той или иной стороной. Чтобы успокоиться, он погладил рукой свою бороду и, важно выставив верхнюю губу, со значением произнёс:
– Александр, достойный сын достойного царя Филиппа! Дело, с которым мы явились в Пеллу, очень важное как для персов, так и для македонян. Я обязан вручить послание моего царя Артаксеркса в руки царю Филиппу и, если можно будет, привезти ответное письмо. Твоего отца нет, поэтому я не могу исполнить поручение своего царя.
– Уважаемый посол! – последовал ответ царевича. – Ты можешь передать послание царю Филиппу, но, когда это произойдёт, никто не знает. Лучше будет, если послание получит его советник. – Царевич указал на Антипатра. – А он уже будет решать, как всем поступать дальше. Возможно, и царь вернётся.
Слова семилетнего мальчика повергли в изумление всех, кто присутствовал при разговоре, персов и придворных. Посол растерянно повернул голову в сторону Антипатра, тот незаметно кивнул головой.
– Хорошо, Александр, сын царя Филиппа, – решительно заявил перс, – мы поступим, как ты предлагаешь.
Присутствующие в мегароне облегчённо вздохнули, всем показалось разумным такое решение. И посол был рад возможности хотя бы таким образом разрешить своё непростое дело. Он с подчёркнутым достоинством раскланялся перед троном, отступил назад и подал знак помощнику. Тот подал небольшой сундучок красного дерева, откуда перс извлёк свиток с большой красной печатью на шнуре, передал Антипатру.
Подумав, что приём заканчивается, посол дал знак остальным членам своей делегации и начал откланиваться; за ним остальные персы, и все медленно попятились к двери. Среди возникшей тишины раздался звонкий детский голос:
– Постойте, я вас не отпускаю!
Слова царевича прозвучали так, если бы участники «приёма» услышали гром среди солнечного дня! Лица персов и царских придворных отразили неприкрытые растерянность и удивление. Александр, повернувшись к Антипатру, стоявшему за спиной с непроницаемым лицом, сказал:
– Я хочу знать всё о Персии.
Персы вопросительно посмотрели на советника, не предполагая, чем всё-таки завершится их встреча. Но Антипатр, опытнейший придворный Филиппа, тоже не знал, как поступить дальше. И вдруг посол догадался, как продолжить игру и при этом не потерять лицо. Он вернулся на место перед троном и сотворил на лице приятную улыбку.
– О, Александр, сын царя Филиппа! – начал он, вытирая тряпицей обильный пот со лба. – Я буду счастлив, рассказать сыну македонского царя о стране персов. Персидское царство огромно своими размерами: начинается в Египте, а край его в Индии. Не счесть народов, которые нашли покровительство у персидских царей, все благодарны им, с радостью платят дань. Наши цари имеют четыре столицы: проводят зиму в Сузах, лето – в Экбатанах, осенью переезжают в Персеполь, а остальную часть года находятся в Вавилоне. Но жемчужиной в короне персидских царей является Персеполь – чудо-столица с великолепным дворцом, выстроенным царём Дарием двести лет назад.
По довольному лицу перса и торжественности в голосе было заметно, насколько ему приятно сообщать такие сведения юному наследнику царя. От гордости за свою страну посла распирало. Ещё с большим воодушевлением он продолжал:
– Наш царь Артаксеркс сидит на золотом троне, который находится на помосте из чистого золота, а вокруг помоста четыре золотых столба, украшенные драгоценными сапфирами, изумрудами, и на тех столбах натянут пурпурный шитый навес. Царя окружают телохранители, числом тысяча, лучших, отобранных из десяти тысяч «бессмертных» гвардейцев. В своём дворце царь ходит по самым лучшим рукодельным коврам из Сард, на которые никто не смеет ступать, кроме него. За пределами дворца никто пешим его не видит, он передвигается всегда на колеснице или на коне. Когда царь выступает в поход, для него специально набирают воду из протекающей у Суз реки Хоаспа. Эта вода кипятится и разливается по серебряным сосудам, на вкус она необычайно легка и приятна, и с этой-то водой в сосудах сто четырехколёсных повозок, запряжённых мулами, всегда следуют за царем, если он в походе или путешествует.
Александр слушал, что говорит посол, с недетским вниманием, до конца. Потом решительно заявил:
– Ты так хорошо рассказал, уважаемый, что мне захотелось увидеть, как живёт персидский царь. Но сейчас не могу, подожду, когда вырасту и сам стану царём.
Посол подобострастно заулыбался, склонился в поклоне и сказал, облизывая влажные губы:
– О, я уверен, царь Артаксеркс будет рад видеть своим гостем сына царя Филиппа.
Посол опять засобирался, считая, что уже на этот раз ему точно пора уходить. Но Александр опять задержал его:
– Уважаемый, если Персия огромная страна и в ней живёт столько народов, как же ваш царь управляется с ними?
Посольские персы стали перешёптываться, видимо, соображая, кому придётся отвечать. Их предводитель не растерялся:
– Наш царь из своей резиденции управляет страной через наместников областей, их называют сатрапами. Сатрапы собирают налоги и отсылают их в казну. Когда царь объявляет войну врагам Персии, каждый сатрап собирает своё войско и с ним присоединяется к армии царя. Чем больше сатрапий, тем больше армия у царя.
Александр захлопал в ладоши, заёрзал на троне.
– Мне нравится, как придумал с сатрапами ваш царь. Но для чего вам ещё воевать, если у вас и так большая страна?
Посол вдруг осознал, что продолжение разговора принимает нежелательную в дипломатии окраску. Он выразительно посмотрел на Антипатра. Тот охотно вмешался:
– Александр, позволь вмешаться в ваш замечательный разговор. Наши персидские друзья устали, и по законам македонского гостеприимства мы не можем их больше задерживать. Оставим на завтра остальные разговоры. Я уверен, что так поступил бы твой отец.
Неожиданно Александр заупрямился:
– А мне интересно! Я так хочу!
Он капризно топнул ногой по скамейке. Персы смотрели на своего предводителя, а тот раздумывал, как вести себя дальше. Наконец, он натянуто улыбнулся царевичу и произнёс:
– Нет, мы не устали настолько, чтобы прервать нашу приятную беседу с умным собеседником. Я отвечу, мне нетрудно это сделать.
Посол осознавал, что на него неожиданно взвалилась ответственность за каждое своё слово. Если он хоть что-то скажет не так и этот любознательный мальчик неправильно его поймёт, ему не поздоровится. Донесут Артаксерксу, и ему конец! Перс начал осторожно:
– Персидские цари сами никогда никому войну не объявляют. Только когда какой-то народ попросит защитить от врага. У нашего царя тысяча тысяч пехоты и десять тысяч всадников, причём всадники все из знатных семей, участвуют в сражениях рядом с царём. Есть у нас повозки с большими смертоносными серпами на колёсах; они косят вражеских воинов, словно траву. Есть ещё боевые слоны, их сотни, они обучены убивать тех, на кого им укажут. Вот почему персидская армия непобедима. Вот почему чужеземные цари и полководцы с радостью идут служить царю персов. – Мясистое лицо посла расплылось в улыбке. – Твой предок Александр, гордое имя которого ты носишь, тоже служил персидскому царю Ксерксу. Все греки боялись Ксеркса, а македонского царя Александра уважали.
Царевич побледнел лицом.
– Неправда! – крикнул он с обидой в голосе и вопрошающе посмотрел на Антипатра; тот отвёл глаза.
– Да, так было, – не уступал перс. – Царь Александр, сын царя Аминты, и царь персов Ксеркс были добрыми друзьями. В то время Македония воевала с Грецией, а Ксеркс помогал ему. Сейчас царь Артаксеркс дружен с твоим отцом, уважает его как отважного воина. Царь Филипп хочет заставить Афины уважать Македонию, и в этом вопросе царь Ксеркс поможет ему. В союзе с Персией твоему отцу покорятся Спарта, Афины и все другие враги.
По глазам царевича, предательски повлажневшим, было заметно, что он расстроился. Соскочив с трона и путаясь в длинной не по росту парадной одежде, Александр выбежал из мегарона и только за его пределами разрыдался в голос.
Гости и придворные, задержавшиеся в мегароне, неторопливо вышли вслед, притихшие и озабоченные.
* * *Осада Олинфа продолжалась около года, и всё это время Филипп отсутствовал в Пелле. Персы давно отбыли домой, так и не получив от македонского царя внятного ответа на предложение военного союза. Это было в его манере испытывать друзей и противников надеждами и обещаниями. Македонии было ни к чему, как предлагал Артаксеркс, предоставлять свою территорию для накопления персидских войск перед броском на Центральную Грецию, к Афинам. Филиппу не нужна была конфронтация с населением греческих городов, с которыми он намеревался договориться купленным миром и несбыточными обещаниями. Он не спешил, выжидал, чем закончатся события вокруг престола персидских царей. Знал, что в Персеполе давно зрели заговоры членов царственных семей, которые могут привести к смене не только личностей на престоле и отсюда настроений в отношении Греции, но и во внешней политике Персии в целом.
Вернувшись в Пеллу, Филипп услышал от Антипатра полный отчёт о действиях сына в его отсутствие. Освободившись от накопившихся срочных дел, царь появился на семейной половине дворца.
– Александр, как ты вырос! – с радостью заметил отец, обнял, поцеловал. – Ну а теперь расскажи, как ты воевал с персами.
Александр, заглядывая ему в глаза, спросил:
– Отец, разве мой предок Александр служил у царя персов? Скажи, что это неправда.
– Мальчик мой, – Филипп сразу посерьёзнел, – ты правильно поступил, что не поверил чужеземцу. Я хорошо знаю персов, они большие интриганы. Поэтому не верь тому, что сказал тот перс. Твой предок Александр не предатель, а герой. Когда на землю Македонии пришла армия Ксеркса, он поступил мудро – сделал вид, что покорился. Если бы он так не сделал, Македония могла бы погибнуть. Царь Александр согласился стать союзником персов, чтобы в нужный момент принести пользу грекам, с которыми македоняне одной крови. Царь Александр был вынужден с македонским войском выступить против греков, но перешёл на их сторону сразу, как представился случай. Узнав секретный план полководца персов Мардония, Александр выдал его грекам. В результате греки победили, а царь Александр стал участником этой победы.
Филипп увидел, как у сына глаза занялись гневом, рука сжала рукоятку деревянного меча, который носил на поясе.
– Я убью персов, которые говорили плохо о царе Александре! – заявил он.
– Я верю, сын мой, придёт твоё время, и ты накажешь Персию за поругание Эллады. Ты уже доказал, что достоин царского престола. Но я думаю, когда ты вырастишь, в Македонии будет тебе тесно, как статуе Зевса в храме Олимпии.
В этот вечер юный царевич долго ворочался в постели, вспоминая слова отца, ставшие вещими…
Глава 4. ИЗгой
Стагиры
Аристотель Стагирит, как его называли греки, родился в 384 году до н. э. в Стагирах, провинциальном городе в живописных горах Халкидики. Укрытые развесистыми шапками вековых дубов и платанов, жилые дома здесь проглядывали сквозь зелень красными черепичными крышами, подступая вплотную к крепостным стенам. Аристотель с детства знал, что его родной город появился на месте древнего поселения греков-колонистов, прибывших когда-то с острова Андрос; аборигены отнеслись к пришельцам враждебно, случались вооружённые стычки, из-за чего поселение вскоре обезлюдело, разрушилось и заросло мелколесьем.
Прошло несколько сотен лет, пока в этих местах снова появились греческие переселенцы с Андроса. На этот раз для жилья они выбрали более удачное место – у подножия двух холмов, которые с одной стороны прикрывали город от вражеских набегов. Другой стороной городские кварталы полого спускались к берегу морского залива, воды которого изумляли всякого, кто впервые видел это, необыкновенной прозрачностью и густым изумрудным цветом. Через залив просматривается крохотный островок Капрос (Кабан), действительно напоминающий очертаниями это животное, а за Капросом, но уже только в ясную погоду, просматриваются горные хребты Македонии и Фракии.
Аристотель вспоминал Стагиры, когда на Лесбосе начал изучать строение и повадки морских животных, рыб и губок. Как подростком прибегал на берег, когда приставали баркасы, потяжелевшие от даров Посейдона. Усталые бронзотелые рыбаки с хмурыми лицами торговались с перекупщиками, перекрывая хриплыми голосами перекличку голодных чаек. Ударив по рукам и перегрузив улов в большие ивовые корзины, они не спешили домой, оставались у костров, счастливые от сознания, что живы и кое-что заработали на жизнь. Самый проворный из их команды ловко жарил на угольях рыбу, креветок и кальмаров, потом рыбаки с аппетитом ели и угощали каждого, кто навещал их ненароком. Они в очередной раз рассказывали друг другу старые истории и всегда смеялись, где нужно было, или печалились. Пили некрепкое сельское вино, закусывая головками лука и кефалотири – козьим сыром, слегка расплавленным над огнём. Сыр пузырился, жир капал на раскалённые головешки, шипел и дымно прогорал, вызывая у сотрапезников чувство неукротимого голода. А с насыщением возникало ощущение полной свободы, жизнелюбия…
Аристотель жил в Афинах, когда узнал о захвате и разорении Стагир македонянами. Город находился в приграничной с Македонией территории, вследствие чего он не мог не попасть в зону внимания царя Филиппа. Не спас жителей ни военный союз с греческими городами на Халкидике, ни собственная отвага. Город не защитили высокие крепостные стены – они не устояли перед чудовищной разрушительной силой стенобитных механизмов. Часть жителей Стагир погибли, оставшиеся в живых были пленены, или им удалось бежать. Не прошло и полугода, как на пепелищах появились переселенцы из Горной Македонии.
* * *Отец Аристотеля рассказывал ему в детстве, что предком их древнейшего рода был бог врачевания Асклепий, сын Аполлона. У Гомера в «Илиаде» есть упоминание о сыне Асклепия, враче Махаоне, который у стен Трои извлекает стрелу из раны спартанского царя Менелая, выжимает кровь и прикладывает лекарства, чудодейственную силу которого Махаон узнал от отца. Асклепию открыл секрет мудрейший кентавр Хирон. Мужчины рода Асклепия во всех поколениях овладевали искусством врачевания, становились профессиональными врачами. Сыну Никомаха быть врачом сам Асклепий велел!
Никомах служил придворным лекарем у царя Аминты. В Пелле с ним находилась жена и двое детей: несовершеннолетняя дочь Аримнестра и маленький Аристотель. Отец не сомневался в том, что сын тоже займётся врачеванием, поэтому с детства передавал ему свои познания в медицине, нанимал хороших преподавателей для обучения общеобразовательным наукам.
В пятнадцать лет Аристотель остался без отца. Семья вернулась в Стагиры, где старшая сестра Аримнестра удачно вышла замуж за фармакопола Проксена, торговца лекарственными снадобьями. По существующему закону, после смерти главы семьи его вдова и несовершеннолетние дети переходят под опекунство мужчины, старшего по возрасту. Проксен становится агнатом Аристотеля и его младшего брата*, который успел родиться после него, заботится о них как добропорядочный родственник. Взамен Аристотель помогал ему в торговой лавке, прислушиваясь к советам Проксена, которые фармакопол давал своим покупателям. В этот период жизни у молодого Аристотеля проявился интерес к познанию природы, особенно, когда Проксен выводил членов семьи за город, где под его наблюдением они заготавливали лекарственное сырьё. Именно тогда у него проявился интерес к сбору редких трав и растений, наблюдению за поведением животных.
От Никомаха Аристотелю остались записи, из которых было ясно, что отец занимался изучением проявлений органической и неорганической природы. Чтение научных трудов приучило юношу к анализу, послужило обретению навыка к исследовательской работе, проведению опытов и построению научно прогнозируемых догадок относительно законов природы. Подспорьем в домашнем образовании Аристотеля стали медицинские книги отца и редкие рукописи, на приобретение которых Проксен не скупился. Всё складывалось в пользу того, что после получения определённых фармакологических знаний и лечебной практики Аристотель станет профессиональным врачом древнего клана Асклепиадов.
На самом деле знакомство с научными трактами по различным научно-познавательным направлениям пробудило в нём неутолимое желание познать ещё больше. Например, всеобщие законы развития природы. Естественным образом появилась тяга к «любомудрию», как греки определяли философию, – «учению о бытии и познании», взаимоотношении человека с окружающим живым миром. Аристотель всё меньше интересовался медициной, тратя время на чтение книг и исследование природных явлений. Проксен как агнат проявлял недовольство по этому поводу, а сестра Аримнестра сказала мужу:
– У брата есть родинка на темени.
– Почему ты об этом говоришь мне?
– Когда он родился, акестрис (повитуха) показала нашей матери родинку и сказала, что такие знаки боги дают своим любимцам. Сказала ещё, что он будет очень умным, но характером – несговорчивым. Всё оттого, что прикоснётся к великому, божественному.
Аримнестра убедила Проксена, чтобы он не препятствовал желанию Аристотеля учиться наукам, которые сам изберёт.
По достижении восемнадцати лет – возраста эфеба – Аристотель получил свою долю отцовского наследства, имуществом и деньгами, чем до сих пор распоряжался опекун. Как убеждают одни античные авторы, что значительные средства он растратил «в гульбищах», поэтому подался в Афины, где нанялся пехотинцем в городское ополчение. По другим сведениям, он мирно расстался с семьёй и добропорядочным Проксеном, оставив ему на попечение свою имущественную долю с его обещанием, помогать Аристотелю на время учёбы.
Так или иначе, восемнадцатилетним юношей Аристотель оставил Стагиры ради того, чтобы оказаться в Афинах, в самой знаменитой академии Платона, ставшей для Греции «рассадником новой философской мысли»…
Детище Платона
Академия получила название по имени легендарного Ахедема, участника событий Троянской войны (XIII в. до н. э.) и хозяина земельного участка, на котором появилось самое престижное учебное заведение Греции. Здесь находилась его могила, а высаженная им роща оливовых деревьев стала священной для афинян. В 385 году до н. э. Платон, «старший друг» Сократа, «справедливейшего человека своего времени», на средства друзей и учеников приобрёл заброшенный участок земли. Вскоре на северо-западной окраине города появилась школа, действующая под девизом «Союз мудрецов, служивших Аполлону и музам» – Мусейон.
В процессе строительства Мусейона Платон дал указание, чтобы восстановили древние руины усадьбы, возвели новые помещения для учебных занятий, храм и гимнасий, где слушатели в перерывах между лекциями могли укреплять тела физическими упражнениями. Вдоль дороги, ведущей из Афин, со временем появились мраморные стелы в память о мифологических героях и гробницы афинян, прах которых заслуженно покоился в этом престижном месте. На территории Академии разместилось святилище Афины-Покровительницы, куда приходили горожане со своими заботами. Между деревьями рощи для досуга учеников проложены аллеи, устроены мраморные беседки и скамьи. По границам Академии возвели каменные стены с нишами, где стояли жертвенники, посвящённые девяти Музам, герою Прометею и богу Эроту. По территории протянули оросительные канавы с родниковой водой, в результате ожил запущенный сад, клумбы обзавелись яркими всепогодными цветами.
В завершение строительства комплекса Академии Платон распорядился выбить на верхних камнях главного портала слова: «Негеометр сюда не войдёт», что означало его приверженность к учению Пифагора о числах, математике и геометрии. По внутреннему распорядку платоновская Академия в самом начале была подобием легендарной пифагорейской школе с её общинным образом жизни: учителя и ученики совместно жили и устраивали трапезы, образ жизни тех и других был близок к аскетизму. Лекции читались не только для учеников Академии, послушать приходили и обычные афиняне, для кого важен был поиск истины, кто желал проникнуть в тайны философской науки. Финансовое содержание Академии осуществлялось за счёт добровольных взносов слушателей – кто, сколько в состоянии был платить.
Занятия в Академии проводились с утра до позднего вечера ежедневно по однажды заведённому распорядку: лекции по этике и поэтике, теологии (мифология) и натурфилософии (природоведение), математике Пифагора. Слушателям предлагали делать тематические доклады, с которыми они выступали на диспутах, каждый работал над каким-либо научным или философским сочинением. Выпускники афинской Академии становились известными государственными деятелями и политиками Греции. Всё это создавало высокую репутацию учебному философскому заведению, куда устремлялись за знаниями молодые люди из всех греческих городов. Среди них были выходцы из семей разного имущественного достатка, но всех объединяло огромное желание постичь тайны природы через философию.
Новичок
В 360 году до н. э. Платон, уже руководитель Академии, схоларх, находился на Сицилии, где при дворе сиракузского правителя Дионисия Младшего пытался воплотить в жизнь свою мечту о философе на троне и о государстве, управляемом мудрым и справедливым царём. Дионисий сначала гостеприимно принял философа и заинтересовался его учением, но как и его отец, Дионисий Старший, вынудил Платона покинуть Сиракузы и Сицилию.