Город пахнет тобою…

– Завтра в Лиссабон приедут два врача из Германии, Маркус договорился. Они меня посмотрят, – шепнул мне Тиль перед выходом на сцену. – И если они скажут, что с горлом что-то серьезное и мне не надо выступать, то мы отменим пару концертов, чтобы пролечить мое горло. Ты довольна?

Я с благодарностью посмотрела на него и кивнула. Хотелось обнять и поцеловать. Нельзя. Народ.

– Я не хочу, чтобы ты нервничала.

– Спасибо тебе. Не буду. Удачи. Я с тобой.

Он покрутил головой. В коридорах никого нет, кроме трех человек из охраны. Эти знают. С этими можно. Обнял меня и поцеловал.

– Ты моя удача.

Я осталась одна, провожая их взглядом. Прислонилась затылком к каменной стене. Надо идти за ними и стоять за сценой. Не смогу. Он сейчас мне своим хриплым голосом порвет всю душу, я буду стоять и реветь, не в силах сдерживаться. Ничего, доберемся до Лиссабона, а там его нормально посмотрят и обследуют. Лишь бы сейчас ничего не случилось.

– Мари, – окликнул меня кто-то.

Я вздрогнула и повернулась на голос. Дэвид. Ох, как надоел. Мне вот сейчас совсем неохота строить в его песочнице куличики.

– Пойдем в кафе.

– Зачем?

– Просто так. Я есть хочу, толком не обедал.

Хорошая идея, между прочим. По крайней мере, так я смогу отвлечься от своих переживаний.

– Если ты угощаешь? – решила я быть наглой.

– Не вопрос, – улыбнулся Фехнер.

Странно, но в кафе Дэвид вел себя как нормальный мужчина, а не изображал недоделанного Пинкертона. Мы мило беседовали. Он расспрашивал меня о Москве и родителях. Я его – о семье и женщинах, о проектах, которыми он раньше занимался, о том, как он вырастил этих «маленьких ненормальных щенков». Оказалось, что женатым он никогда не был, а на мой вопрос о дочери громко рассмеялся – слухи такая же часть его работы, как и все остальное. Он привык. Дэвид очаровательно улыбался и смотрел на меня расслабленно, не играл, не вынюхивал. Спросил, не сильно ли напрягает меня Тиль. Он хороший мальчик, но своими капризами может заставить чертыхаться самого Бога. Дэвид привык, а мне, наверное, тяжело. Я слушала его с улыбкой, думая, как жаль, что Дэвид не знает его настоящим. Более преданного, нежного и терпеливого создания, чем Тиль, я просто не знаю. Ну с Дэном они могут еще посоревноваться. Было немного обидно, что Дэвид не видел его таким. Так незаметно пролетел час. Мы бы и дальше сидели, пили чай и болтали, если бы нас не прервал телефонный звонок. Дэвид побледнел.

– Что случилось? – оборвалось у меня все внутри.

Дэвид судорожно рыскал по карманам в поисках бумажника.

– У Тиля голос пропал посреди песни.

Внутри взорвалась огромная бомба, аж ребра заломило и челюсть свело.

– В смысле пропал? – меня затрясло. Сон в руку?

– В смысле совсем пропал. Нем, как рыба, – раздраженно пояснил он. Кинул на стол купюру, подорвался с места. Я на ватных ногах понеслась за ним.

Как он ориентировался в длинных, темных коридорах, я не понимала. Дэвид шел очень быстро. Я семенила за ним, на нервах пару раз подвернув ногу. Потом плюнула на все и сняла туфли. Стала мелкой, зато гораздо более шустрой.

– Где вы? – рявкнул Фехнер в трубку.

Резко завернул в очередной коридор, убирая аппарат в джинсы. Тут же достал его обратно, нервно набрал чей-то номер.

– Питер, срочно, лучших врачей! Я сейчас отправлю его в Германию. Пусть что хотят делают… Да… Голос! Совсем! Маркус сказал… Я с тобой разговаривал на эту тему! Я тебя просил! Я вас всех предупреждал! Маркус мне плешь проел, что у него не ларингит, а что-то серьезнее! Я просил вас!.. Хорошо… Этих в Лиссабон, а его в Германию. Договорились. Билет закажите на ближайший рейс. Врачей подгони самых лучших! Все очень быстро! Срочно!.. А я тут причем? Я им тут и так чуть ли не задницы подтираю… Приезжай и общайся! Всё! Отбой!

Вот оно что… Это не Дэвид и Тиль не хотели тур останавливать. Это сверху шло… Тиль же пытался мне объяснить. Вот я тупая…

Тиль сидел мертвенно-бледный на стуле посреди гримерки в абсолютной тишине, перед ним маячил доктор Мартин. Остальные притаились на маленьком диванчике. Увидев меня, вошедшую следом за Фехнером, он… демонстративно отвернулся, поджав губы. Вид как у вождя какого-нибудь индейского племени, которого схватили бледнолицые. Обиделся. Причем сильно обиделся, что не стояла рядом, что была с другим.

– Так, Тиль, вы с доктором Мартином валите отсюда в Германию ближайшим рейсом, – по-деловому сразу начал Фехнер. – Я уже договорился. Лучшие врачи будут к твоим услугам. Билетами сейчас занимаются. Все остальные – в отель и спать. Завтра летите в Лиссабон. Тур отменять не будем. Ждем вердикта.

– Брат будет нормально говорить? – тихо спросил Дэн. Его голос дрожал так, что я с трудом разобрала слова.

– Будет, куда он денется, – попытался улыбнуться Маркус. – Он не только будет говорить, но и петь, да, Тиль?

Тиль не реагировал. Застыл статуей. Я не выдержала, пошла к нему. Хотела как-то обнять, поддержать. Он остановил меня совершенно черным взглядом.

– Вы сидите, как на похоронах, – сделала я вид, что иду не к нему, а к столику с напитками. – Все живы. Горло теперь вылечат. Пара концертов мимо, а потом снова колесить по Европе.

На меня все как-то странно покосились. Ну и пожалуйста. Буду молчать. Просто меня так трясет сейчас, что кажется, зубную дробь слышно на улице.

Фехнеру опять позвонили. Он пару раз дакнул, что-то записал и отключился.

– Номер рейса, – протянул бумажку. – В вашем распоряжении полтора часа. Регистрация уже началась.

– А ты не летишь с нами? – едва слышно сипло спросил Тиль.

– А кто сейчас тут будет отмазываться от кредиторов? – удрученно хмыкнул Дэвид.

– Мы успеем заехать в отель? – засуетился Маркус.

– На десять минут, не больше, – кивнул Фехнер и вышел.

– Тиль, не кисни, все будет хорошо, – похлопал его по плечу доктор. – Тебе помочь собраться?

– Я помогу, – подскочил Дэн, заметался по комнате, скидывая его вещи в сумку.

Я предприняла еще одну попытку подойти к нему. Он снова остановил меня взглядом. Я плюхнулась на ближайший стул и закурила. Ко мне присоединились Хаген и Клаус.

– Он с самого начала уже не тянул, – тихо заговорил Клаус. – Кое-как полконцерта провели. Ужасно… Просто ужасно… Считай, зал пел за него. Решили, сократить по-максимуму… А на «В ночи» Тиль просто замолчал посреди песни. Попробовал еще немного попеть, но… Всё… Замолчал…

Клаус тоже замолчал. Я покосилась на Тиля. Он так и сидел посреди комнаты с непроницаемым отстраненным лицом.

– А меня Дэвид в буфет утащил. Он по-французски не говорит, а его английский там не понимают, – оправдывалась я. – Надо было от него как-то отвязаться… Я же чувствовала… Просила его отменить этот чертов концерт…

– Нельзя, – выдохнул дым Хаген. – Мы тут уже отменяли в прошлый тур. Нам не разрешили второй раз. Дэвид полдня ругался с Нойманном. Питер сказал, что только за счет Дэвида. Неустойка…

– Машины пришли, – появился на пороге Фехнер.

Ребята подхватили вещи и проследовали на выход.

В отеле Тиля ни на секунду не оставляли одного. Я лисой крутилась около его номера, в ожидании, что все выйдут, и он хотя бы переоденется. Но Тиль переодевался прилюдно, Дэн топтался рядом, собирал какие-то мелочи и туалетные принадлежности. Фехнер постоянно с кем-то говорил по телефону, орал и матерился. Два менеджера с ассистентом поддакивали и подсказывали Папе умные мысли. Хаген и Клаус обсуждали с Маркусом перспективы поездки. Блин, ну что они делают, идиоты! Тиль же и так на взводе! Не выдержала, набрала смс: «Я поеду с тобой! Один ты никуда не поедешь!»

Он вышел через минуту, застегивая серую плюшевую курточку от спортивного костюма. В руках ключ от номера брата.

– Помоги мне найти, забыл, куда положил, – сказал так громко, как только смог. Голос ужасный. Сиплый.

Едва мы оказались одни в номере Дэна, я тут же вцепилась в него мертвой хваткой. Не выдержала, разревелась. Трясет всю, говорить не могу.

– Перестань, – вытирал он слезы. – Ну, перестань, не реви. Я завтра вернусь. Или послезавтра. Наверное, послезавтра. Тебе не надо со мной лететь. Я могу настоять, чтобы ты со мной полетела, но не надо. Останься с Дэном. Он сейчас лицо группы, на него весь удар пойдет. А Дэн не привык, он всегда был вторым. Ему нужна поддержка. Ты сможешь, я знаю. Пожалуйста, ради меня. Ты ведь знаешь, он сильный только для публики. Останься с ним.

– Тебе тоже нужна поддержка, – всхлипнула я.

– Нужна. Очень нужна. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Хочу чувствовать твое плечо рядом. Но я буду спрятан от всех, а Дэн будет на виду. Пожалуйста, останься с ним.

Я кивнула. Можно подумать, у меня есть выбор. Тиль улыбнулся и нежно меня поцеловал, потом обнял крепко-крепко и судорожно выдохнул в волосы.

– Все будет хорошо. Ты мне веришь? – пробормотал в макушку.

– Звезда, звезда… – улыбнулась я. – Верю.

– Мне пора. Не провожай меня, иначе я не смогу уехать без тебя. – Резко отстранился и, не оглядываясь, быстро пошел к двери. Я кое-как добрела до кровати, упала на нее и разревелась, уткнувшись в подушку. Не хочу с Дэном. Хочу с тобой.

Глава 4

Думала, что они не придут. Спряталась от всех в своем маленьком одноместном номере, включила ноут и постаралась найти хоть какую-то информацию об этом концерте. Фанаты должны выложить видео, написать хоть что-то. Дьявол, ну почему я его не остановила, ведь чувствовала, понимала, что все плохо!

Сначала пришел Клаус. Упал рядом со мной на кровать, закрыл глаза и лежал так несколько минут, абсолютно беззвучно. Я нервно рылась в Интернете, читала форумы, просматривала сообщества, не обращая на него никакого внимания. Лишь когда ноги совсем озябли, прижала их к ногам парня – тепло и хорошо. И как он не мерзнет в шортах? Или это от нервного перенапряжения мне так холодно? Тиль сейчас в самолете. Телефон выключен. Надо немного потерпеть, кинуть смску. Когда придет «обратка», я буду знать, что он снова на связи. Кажется, телефон – это моя нить Ариадны, без которой я просто погибну. Да, может быть слишком патетично, но это так… Я боюсь за него. Он же сейчас такой беззащитный…

У меня в компьютере есть специальные линки-закладки, куда я сохраняю интересную информацию по ребятам, отзывы, критику, там же есть ссылки на десяток иностранных и русских сайтов, которые я частенько просматриваю в тайне от Тиля. Сам Тиль посещает исключительно официальный немецкий ресурс, раздел имени себя, ноет, что там скучно и не интересно, и с пафосом потом всем рассказывает, какие у него милые фанаты, обсуждают его задницу, а не творчество. Новость о пропаже голоса разлетелась по миру, судя по всему, за считанные минуты, но вот видео никто выкладывать не спешил. Я нетерпеливо щелкала закладки, кое-как удерживая себя от заразной истерики. Все будет хорошо. Я всё узнаю из первых уст. Как только завтра его осмотрят врачи, он немедленно мне напишет или позвонит. Завтра утром. Завтра…

– Что пишут? – спросил вошедший Хаген, сразу же заглянув мне через плечо.

– Новостники говорят, что у Тиля пропал голос. Поклонницы во всем обвиняют менеджеров…

– Слава богу, что не нас, – выдохнул Клаус.

– …истерят, строят догадки, говорят, что вчера он уже был никакой. Кстати, вас все равно обвиняют. Но это так… Истерика очередная. Видео нет…

– Зачем тебе? – Хаген лег рядом. Пододвинулся вплотную, чтобы было лучше видно. Мне стало тепло. Интересно, почему номера ребят всегда теплые, а я в своих вечно мерзну?

– Хочу посмотреть.

– Тебе Клаус все рассказал. Ты ему не веришь?

– Скажем, у меня скрытая форма мазохизма. Маркус считает, что это не ларингит. Подозреваю, что завтрашняя поездка в Лиссабон будет пустой тратой времени и денег.

– Да завтра еще будет не страшно… – вздохнул Клаус. – Послезавтра будет весело. Если Тиль не выйдет на сцену, нас там проклянет тысяч двадцать народу.

– Ты веришь в проклятия? – На полном серьезе приподняла я бровь, сжав губы, чтобы не рассмеяться.

– Угу, – кивнул он. – А еще я очень люблю журналистов. Сплю плохо, пока о себе что-нибудь в газете не прочитаю.

– Кстати, ты в курсе, что женат и у тебя есть ребенок? – спокойно спросила я.

– Вот сволочь! – оживился Хаген, пихнув друга. – Опять ничего не сказал.

– Сам такой, – огрызнулся Клаус и перевернулся на живот, прилипнув ко мне с другого бока. Я прям как бычок – смоляной бочок, все ко мне норовят придвинуться и обязательно вплотную.

– Сейчас кто-нибудь войдет, а тут три такие задницы кверху, – хихикнула я.

– Чего пишут-то? Переводи, – ухмыльнулся Хаген, кивнув в монитор.

– Истерят все и строят какие-то мрачные прогнозы. Большие надежды на концерт в Лиссабоне, – резюмировала я.

– А давайте выпьем? – предложил он.

Клаус покосился на него неодобрительно. Я кивнула. Надо выпить, потому что напряжение такое, хоть на стену лезь. Хаген дотянулся до телефона на тумбочке и заказал для нас ужин и выпивку.

Через полчаса к нам присоединился мрачный Дэн. Подоспел как раз вовремя. Мальчишки еще ржали, что он придет сразу же, как только принесут поесть. У него на еду отменных нюх. Когда все тарелки были разобраны, и мы, глотая слюни, собрались приступить к трапезе, дверь распахнулась и на пороге, как и было предсказано, возник недовольный Дэн. Клаус взглядом указал на стоящую на столе тарелку. Я налила сок в его стакан. Хаген деланно проворчал:

– Ну, вот вечно тебя ждать надо. Остыло уже все.

Дэн состроил противнейшую рожу и… улыбнулся.

– Тиль не звонил тебе? – спросил с надеждой.

Я грустно покачала головой.

Потом мы напились. Клаус мешал мне коктейли с «Мартини», Дэн с Хагеном соревновались, кто кого перепьет. Повод был хороший – отъезд близнеца. Дэн жаловался, что он с Тилем с момента яйцеклетки не расстается, и сейчас в его жизни случился практически траур, он одинок, всеми покинут, несчастен. Несколько раз они звонили уже порядком разозленному Тилю, требовали, чтобы он сказал, когда вернется. В итоге Тиль всех послал и отключил телефон. Дэн расстроился еще больше и принялся ныть, какой Тиль говнюк и как брат его достал. Мы с Клаусом выползли на балкон, уселись на пол и принялись рассматривать почти беззвездное французское небо. Как жаль, что сейчас еще холодно. Можно было бы пойти купаться (почему-то очень хотелось именно голышом). Плавать, нырять, брызгаться и издеваться друг над другом. Тиля бы сюда. Без его смеха и идиотских выходок, мне мучительно скучно… И одиноко. Он, когда напьется, такой смешной. Гримасничает, идиотничает, хихикает глупо. Иногда смотрю и думаю, ужас какой, что я в нем нашла, ведь чучелко-чучелком – глаза по пьяни косые, зубы забором, лопоухий, ноги кривые, лентяй и зануда, смеется по-дурацки, шутит еще хуже, истерики иногда закатывает, в общении бывает грубым, иногда парой слов размазывает так, что не отмоешься, но есть в нем что-то такое… магическое. Когда он улыбается, на душе становится солнечно, ярко, искорками все в сознании озаряется. Он ласковый со мной, словно южный ветер в мае. Закрываю глаза рядом с ним и у-ле-та-ю…

Дорога настолько прочно вошла в мою жизнь, что в какой-то момент я перестала ее замечать. Все делалось на автомате – приехать в аэропорт за час, посидеть в VIP-зоне, за десять минут до взлета проследовать в самолет и на время перелета забыться в легком сне. Ребята с самого утра ходят мрачные – вчерашний перепой не пошел им на пользу. Ну, хоть стресс сняли, и то хорошо. Хотя тот гадюшник, который они устроили в моем номере… Не хотела б я быть горничной в том отеле. Вообще удивляюсь Дэну – вчера утром лежал, умирал, я его чаем и тостами откармливала, вечером нажрался так, что идти не мог, ночевал в моем номере на полу (ну где вырубился, там и вырубился, не буду ж я тягать его тушку туда-сюда), сейчас опять вот умирает. Зачем так делать? Ну и чем мы занимались с Дэном все утро? Компрессы на оплывшую морду (у них с Тилем мешки под глазами – врожденное, только благодаря правильно выставленному свету и качественной работе стилиста, а потом дизайнера удается их убрать) и крепкий чай с лимоном и анальгином на сладенькое. Мелкий алкоголик. К обеду, когда надо было, собственно, покинуть гостиницу, он хотя бы перестал походить на африканскую маску, отпугивающую злых духов. Немного ожил и расхорохорился. Фехнер обозвал меня матерью Терезой и сказал, чтоб я не просила прибавки к зарплате за свои ухаживания за этими оболдуями, которые за несколько лет так и не могут научиться пить без последствий. Ребята на него тут же окрысились, а меня это очень развеселило. Поэтому дальнейший путь мы проделывали с Дэвидом под пристальным надзором группы, обмениваясь приятными колкостями и довольно хихикая. Только вот переписку с Тилем пришлось свернуть. Дэвид рядом. Дэвид бдит. Не будем дразнить Дэвида. Мне вдруг показалось, что я поняла, почему он пытается узнать о моих отношениях с кем-то. Фехнер, как бог – всё всегда знает, всё всегда видит, в курсе всех дел. А тут, видимо, его лисий нюх чует, что что-то не так, но не понимает, где именно. И от этого Дэвиду не по себе, ему надо всенепременно узнать, с кем же у меня роман. Завел разговор о Тиле. Переживал, говорил, что, если с его голосом что-нибудь серьезное, мальчишку будет искренне жаль. Я как тот комар: «Чуду царь Салтан дивится, А комар-то злится, злится – И впился комар как раз Тетке прямо в правый глаз». Я, конечно, в глаз не впилась, обошлось, слава богам, без увечий, но высказалась жестко про тот график, от которого даже у фанатов волосы дыбом встают. Кто меня тянул за язык? Ну вот кто? Дэвид разнервничался, распсиховался и зачем-то раскричался на менеджеров. Они и так меня не любят, а тут вообще, наверное, возненавидели. Зато я вернулась к своему телефону и предалась пустой болтовне с Тилем.

Лиссабон встретил нас приятным теплом, свежим ветром и ором девушек. Причем, казалось, нас приехали встречать фанаты всей Португалии и доброй половины Европы. Мальчишки пряталась за солнечными очками и опускали лица. Я предпочла идти вообще в стороне от них, чтобы не быть раздавленной жуткой толпой. Обыденно как-то все стало. Раньше я нервничала, переживала, дергалась. А сейчас скучно и не интересно.

В отеле вчерашние алкоголики решили стать спортсменами. Настроение у всех было не особо. Тиль сказал, что говорить он может, а вот насчет завтрашнего выступления совсем не уверен, врачи выпили из него литр крови, наговорили всяких гадостей, и он теперь в панике, потому что, реально глядя на вещи, будущее группы под угрозой. После чего мы все дружно кинулись его убеждать, что он паникует раньше времени. Разговор капитально испортил и без того плохое настроение. Поругавшись друг с другом, покричав немного и выпустив пар, Дэн предложил всем снять стресс в бассейне. Какой смысл страдать, когда все равно ничего не можешь сделать? И чтобы никаких угрюмых лиц!

Мы долго бесились в бассейне, который для нужд «детворы» заказали наши менеджеры. Клаус с Дэном соревновались, кто круче плавает, наворачивая круги. Хаген учил меня нырять с бортика «рыбкой». Если честно, нырять я умею и «рыбкой», и «плюшкой», и «солдатиком», и даже «бомбочкой» с переворотом, но если мужчина хочет тебя чему-то научить, то зачем ему отказывать в этом маленьком удовольствии? Пусть почувствует себя значимым. Хаген хохотал, в сотый раз объяснял, как правильно вытягиваться, отталкиваться, входить в воду. Я делала все с точностью наоборот. Спихивала его с бортика, сама прыгала в воду. Мы топили друг друга, выныривали и снова топили. Потом Дэн пытался научить меня игре в большой теннис. Вот тут я не врала, играть действительно не умела, честно продула ему партию и мне было велено «болеть за наших» на ближайшей лавочке. Но за наших я поболеть не смогла. Мне позвонил Тиль и пришлось уйти куда-то в более тихое место. Он скучал, нервничал, переживал. Он чувствовал себя неуверенно, боялся за голос. Я утешала его, как могла, шептала на ухо всякие интимные нежности, дразнила. Его тихий голос ласкал слух, я закрывала глаза и представляла, что он рядом, сидит бедро к бедру, вот-вот дотронется до меня рукой. Он и был рядом. Такой теплый, такой мой, любимый. Просто немножко далеко. Один. В холодной и пасмурной Германии. Врачи поставили ему острое воспаление связок. Сказали, что пока его не снимут, ничего сделать не могут. Назначили антибиотики. Потом нормальное обследование. Завтра он не приедет. Ему категорически запретили петь, просили снизить нагрузку на голос по-максимуму. Мы прикидывали, что будет с концертами, сколько отменят. Я обещала приехать к нему сразу же, как нас отпустят. Я чувствовала, как он грустно улыбается, ласково прося отдыхать от переездов, больше спать и хорошо есть. Он заботливый, он меня любит.

– Ты чего? – озабоченно посмотрел на меня Дэн, когда я выпала в астрал и не отреагировала на очередную тупую шутку в «Южном парке». Мульт был особенно актуальный, вещал об абортах и какой-то чудик летал в космос, чтобы посмотреть, каково это быть абортированным зародышем. Мальчишки хохотали как ненормальные, я расслабленно ковыряла жареные каштаны, делясь ими с Хагеном, мысленно разговаривая с Тилем, подбирая другие слова, прикидывая, что надо посмотреть в Интернете про ту болезнь и ее последствия.

– Тиль звонил… Говорит, у него серьезное воспаление связок… Дэн, а вдруг он не сможет разговаривать больше? Вдруг голос не вернется? Так и будет шептать с хрипотцой? – тихо спросила я, передав мисочку со шкурками Хагену.

– Вернется, – резко помрачнев, отрезал Дэн. – Все будет нормально. Он уже болел так же, и так же истерил, и так же у него кончалась жизнь…

– А вдруг в этот раз…

– Замолчи, – шикнул он. – В любом случае жизнь на этом не кончается. И если что, то можешь выматываться отсюда!

Я изумленно нахмурилась. Клаус и Хаген удивленно повернулись к нам. Мы тут же насупились, как по команде сложили руки на груди. Но очередная мультяшная глупость, и парни снова с головой ушли в действие на экране.

– Если тебе не нужен мой брат без голоса, – строго уточнил Дэн.

– Глупый ты, – грустно улыбнулась.

– Какой есть, – буркнул он.

– В Гамбурге дождь.

– Я знаю. Капает… Капает… – поежился. – Бесит!

– Знаешь, мне сейчас хочется стать каплей дождя, лишь бы упасть на его лицо и сползти по его щеке. Кажется, тот маленький путь был бы самым важным в моей жизни, самым счастливым. Всю любовь и нежность, какую бы я смогла ему дать, я бы оставила в том мокром следе на его щеке.

Дэн усмехнулся.

– Глупая, Тиля из дома в такую погоду не вытащишь. Ты бы просто упала на землю и разбилась.

Потом заметил слезинку, ползущую по щеке, обнял меня и погладил по голове, чмокая в макушку.

– Как ты думаешь, а меня будет кто-нибудь так же сильно любить? – спросил шепотом.

Я кивнула.

– Именно меня?

Опять кивнула.

– Я тебе верю. – Помолчал немного и добавил: – Я тоже по нему очень скучаю. И тоже за него очень боюсь.

– Давай бояться вместе? – попыталась улыбнуться.

Я удобно свернулась комочком и положила голову ему на ноги. Надо идти к себе, а то усну прямо тут. Но у себя очень одиноко и холодно. А тут ребята, хоть какая-то поддержка, хотя бы не так страшно за Тиля.

Мне всю ночь снился Тиль. Он смеялся, шутил, куда-то звал меня. Мы ехали на поезде по пустынным улицам. Он управлял железной махиной, я сидела рядом и любовалась им. Потом мы запойно целовались, не обращая внимания на дорогу. Его руки ласкали тело, я стонала его имя и выгибалась от удовольствия. Мы занимались любовью – очень спокойно, без спешки, нежно, словно в первый раз. И когда я уже готова была кончить, неожиданно проснулась и… Тиль лежал рядом. Смотрел в потолок. Длинные реснички шевелились. Я пододвинулась к нему, обняла рукой и ногой, уткнулась в шею.

– Тиль, – выдохнула, потерлась носом о плечо, втягивая чуть сладковатый аромат.

– Спи, моя хорошая, – погладил он мою руку. – Спи.

Закрыла глаза и снова провалилась в сон.

Стук в дверь сначала казался чем-то нереальным. Где-то разрывался мой телефон. Судя по мелодии, звонил Дэвид. Судя по стуку – за дверью стоял он же. Мы с Дэном как-то одновременно сели и посмотрели на дверь. Потом на телефон. Потом до меня дошло, что на дворе день, я в номере Шенка, и Шенк сейчас сидит рядом со мной такой же сонный, как и я.

– Дэвид! – выдохнули мы одновременно.

– В шкаф! – скомандовал Дэн.

Я подорвалась с постели и метнулась в шкаф-купе. Дэн засыпал меня одеждой и задвинул чемодан. Твою мать, если меня здесь найдут, это будет такой позор…

– Где ваша крэйзи рашн? Не могу найти ее уже целый час! В номере ее нет, никто ее не видел с самого утра! Что вообще за дела? – с порога принялся наезжать на Дэна Фехнер.

– А я врач? – фыркнул он. – Хочешь, в шкафу у меня поройся, под кроватью посмотри или на балконе поищи. С чего ты взял, что она у меня в такую рань?

– Какая рань? Время – час дня!