
Полная версия
Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел
– Вы что, охренели?! – Эркин попытался вырваться из кольца.
– Ты чего, парень?
– Мы же помочь…
– Ладно, – остановил гомон Крис.
Эркин обвёл взглядом мучительно знакомые, нет, привычные лица.
– Элы?
– Ну…
– И чего здесь?
– Мы здесь работаем.
– Вы что, не горели? – вырвалось у Эркина.
Вокруг засмеялись.
– Перегорели здесь… Все горевшие.
– И кем работаете?
– Санитарами… Убираем… Массаж делаем… Врачам помогаем…
– Врачам?!
– Они здесь другие, – Крис улыбнулся. – Давай, раздевайся, вымоешься сейчас, поешь, поспишь…
– А потом?
Крис молча развёл руками.
– Ясно, – Эркин сам потянул с плеч рубашку. – Хоть час, да наш, так что ли? – и улыбнулся.
Ему ответили такими же улыбками.
– Парни, входы перекройте, – распорядился Крис. – И давайте отсюда, не колготитесь все.
– Верно, – кивнул Сол. – Успеем поговорить. Люк, пошли.
– Я останусь, – сказал Эд. – Помогу помять. Вдвоём управимся, Крис?
– И я с вами, – вмешался Стив. – Двое не справятся. Ишь, нарастил.
Эркин усмехнулся, снимая сапоги.
– Грузчиком был. И скотником. Парни, а постираться заодно если, высохнет?
– Давай заменим, – предложил Крис.
– Нет, – покачал головой Эркин. – Это из дома. Всё, что осталось.
– Стирай, у нас сушка хорошая.
Толпа уменьшилась, но ненамного. Кто-то принёс мыло, мочалку, полотенца.
– Вшей нет? А то куртку прожарим.
– Нет, – улыбнулся Эркин.
Его трусы привели парней в такое восторженное изумление, что он удивился.
– Вы что, трусов не видели?
– Видели, – возразил кто-то. – И даже снимали.
– Но с других, – уточнил ещё кто-то.
– Тебе-то зачем?
– Не трёт и, если приспичит штаны снять, всё ж-таки прикрытый, – объяснил Эркин, раздеваясь.
– Дело, – одобрил Эд.
Общее внимание смущало Эркина, отвык он уже от такого, но их было много, и, когда он разделся, его довольно бесцеремонно покрутили и осмотрели, придирчиво проверив номер на руке.
– Ладно, – Крис сунул ему в руки мыло и мочалку. – Иди мойся. Времени в обрез, а мы ля-ля разводим.
– А вещи мои?
– Постираем тебе твоё, – Эд быстро раздевался, складывая вещи на соседнюю скамейку. – И твоё сейчас сложу, иди.
Большой гулко гудящий зал с туманными сквозь водяную пыль шарами ламп под потолком. Эркина подтолкнули к стене. Да, не как в Паласе. Душ по стенам, а посерёдке тоже скамьи. Эркин крутанул кран и охнул под тугой, чуть не сбившей его с ног струёй. В имении такого напора не было. Сделал себе по вкусу. А на стене у крана как полочка вделана, как раз для мыла. Здорово. Он намылил мочалку и стал растирать себя, плечи, грудь, живот, мыльная вода щекотно текла по телу. Кто-то взял его за плечо. Он круто обернулся. Тот же метис, что всё командовал.
– Давай мочалку. Пока голову моешь, я тебя сзади разотру.
Эркин отдал ему мочалку и стал намыливать голову.
– Из-под струи выйди.
Он сделал шаг назад и натолкнулся спиной на чьё-то тело.
– Во, стой так.
В душе всякое бывало, и подпускать к себе вплотную не стоило, но ему уже тёрли спину и ягодицы. Подтолкнули вперёд.
– Давай смывай.
Он мылся, уже ладонями растирая тело, теребил себе волосы, смывая налипшую за эти дни грязь и засохший пот.
– Давай, вылезай.
– Уже?
– Ложись на скамью. Мы сейчас тебя и намылим, и разотрём, и промнём.
Смаргивая с ресниц воду, Эркин прошлёпал к скамье и лёг на живот.
– Ну, держись парень.
Сильные умелые пальцы и ладони на спине, плечах, щиколотках, шее. Сколько их? Двое, трое? Ох, до чего же ловки. Не абы как, от души мнут.
– Давно мяли?
– Да летом, – выдохнул Эркин.
– Давай, на спину крутись.
Он перевернулся, привычно закинул руки за голову.
– Когда горел?
– В двадцать.
– Ого!
Над ним склоняется тёмное лицо, блестящее от воды, а может, и пота.
– И живой?
– А чем тебе это мешает?
Негр смеётся и говорит уже серьёзно:
– Мне двадцать четыре полных, вот и спрашиваю. Глаза закрой, лицо промну.
– Лицо потом, – вмешивается метис, разминавший ему ноги. – Когда промазывать будем. Сейчас окатим.
– Чего?! – Эркин приподнялся на локтях, но его тут же уложили обратно, и лавина воды обрушилась сверху так, что дыхание перехватило.
– Теперь на живот.
И опять.
– Утопите, черти! – вырвалось у него.
– Не бойсь. Не первый. Вставай.
Эркин слез со скамьи, встал и потянулся, сцепив руки на затылке, медленно выгнулся на арку и выпрямился, оглядел смеющиеся лица стоящих перед ним парней.
– Ох, спасибо, парни.
– За спасибо ты нам расскажешь лучше.
– Чего рассказать?
– Чего спросим. Пошли. Промажешься.
– И промазка есть?! – изумился Эркин.
– Покупаем, – ответил Крис, подталкивая его к выходу.
– Да, а шмотьё моё? – уже у двери вспомнил Эркин.
– Иди-иди, – засмеялся кто-то ещё. – Не пропадёт. Всё сделаем.
Пока он мылся, принесли от кастелянши больничные тапочки, халат, простыню и два больших полотенца, а от себя кучу тюбиков с кремами.
– Вытирайся, – распорядился Крис, перебирая тюбики. – Нанесли черти мелкоты. Хоть по запаху подобрать.
И опять в несколько рук Эркину помогли вытереться, застелили простынёй две скамьи, уложили и… Эркин даже застонал от наслаждения, почувствовав, как ложится на спинную ложбину прохладный червячок крема.
– Что, не мазался долго?
– А как перегорел, – выдохнул Эркин. – Шестой год идёт.
– С ума сойти! – ахнул кто-то над ним.
– Скажи, а не сильно зашершавел.
Он слушал звучащие над ним голоса, но ощущал только скользящие по его телу умные ловкие пальцы и ладони, и как меняется под этими руками его кожа, становясь мягкой и упругой.
– А смотри, какой налитой…
– Это и мы такими станем?
– А чего ж нет? Мы все… из одного питомника.
– Повернись и глаза закрой.
Ему помогли повернуться.
– Ноги раздвинь. Ага, хорош.
И опять негромкие усыпляющие голоса.
– Смотри, а не изменились совсем.
– У тебя изменились?
– Нет.
– Так у него с чего должны меняться?
– Ты смотри, ладони у него… Корка.
– Снимем?
– Чем? Тут…
– Напильник нужен, – вмешался Эркин, не открывая глаз.
– Чего?
– А, верно.
– С чего у тебя так?
– Работа такая, – вяло ответил Эркин.
– Ну, так что? Оставим?
– Это отмачивать и слоями снимать. Оставим.
Эркин невольно улыбнулся. Руки на его теле растирали, вминали, разглаживали. И не было ни боли, ни страха, только где-то очень далеко внутри память о Жене, о её руках.
– Ты чего собрался? Распусти мышцы. Вот так. Ну, хорош?
– Хорош.
Его не больно, но звучно шлёпнули по животу над пупком. Эркин сел и открыл глаза.
– Ох, хорошо как! Спасибо, парни.
– На здоровье.
Ответили по-русски, и Эркин удивлённо вскинул глаза на сказавшего.
– Ты… по-русски знаешь? – вырвалось у него тоже по-русски.
– Немного знаю, – спокойно ответил Крис, вытирая руки. – А ты?
– И я немного, – ответил Эркин, вставая и шаря взглядом в поисках своих вещей.
– Ты чего?
– Не бойсь. И постираем, и вычистим. Надевай это.
Эркин не споря – всюду свои порядки – надел на голое тело халат. Пуговиц нет, руками, что ли, держать, а, вот оно как, запахнуть и поясом. Тапочки, похожие на те, сшитые Женей, нет, об этом нельзя.
Парни быстро и споро убрали всё, расставили скамьи.
– Здоровенный ты, чёрт, – поймал его взгляд и улыбнулся Эд. – Три больших тюбика ушло.
Эркин почувствовал себя неловко. Ведь сказали же, что за свои деньги покупают, а эти штуки дорогие, он знает, но вокруг уже смеялись, превращая всё в шутку.
– Пошли.
– Куда?
– К нам, – ответил Крис.
– А не в столовую? – предложил Эд.
– Хватит цирка, – отрезал Крис и объяснил: – Ещё и столовую перекрывать, шуму много. А к нам уйдём, и там только холл прикрыть, – и уже Эркину: – Пошли.
После душевой и промазочной Эркину в коридоре показалось прохладно, но они быстро поднялись по лестнице на второй этаж и свернули в правый коридор. Эркин уже привык идти в живом плотном кольце, да и не дурак он, чтобы не понять: его прикрывают от чужих глаз. Ну, парни здешние, им виднее.
Крис распахнул дверь своей комнаты.
– Заходите.
Ввалились всей толпой. Сразу стало тесно и шумно. Но Эркина вопросами не дёргали. Пусть поест, поспит, всё ж понятно: у Оврага был парень.
На столе уже стояли три тарелки, прикрытые тарелками же, и стакан, накрытый круглой румяной булочкой.
– И всё мне? – уточнил Эркин, усаживаясь за стол.
– Давай лопай, – засмеялись в ответ.
Тарелка белой каши – Женя называла её манной – с жёлтым озерком растаявшего масла, тарелка с нарезанными варёными овощами, бутерброды с ветчиной и сыром, стакан какао и сладкая булка с изюмом.
– И чей это паёк я лопаю? – поинтересовался Эркин, набрасываясь на кашу.
– Ладно, потом посчитаемся… Ешь давай.
– Хорошо вас кормят, – пробурчал с набитым ртом Эркин. – В тюрьме паёк куда как хуже.
– А ты из тюрьмы, что ли?
– За что?
– Беляков много покрошил, – улыбнулся Эркин.
– Это когда? – придвинулись к нему.
– А в Хэллоуин.
– Здорово! – восхитился кто-то.
– А нам не разрешили, – вздохнул Андрей.
– А я не спрашивался, – хмыкнул Эркин под общий одобрительный хохот.
– Андрей, а ты чего здесь?
Эркин вздрогнул, недоумевающе глядя на молодого пышноволосого негра, явного джи, но тут же опустил глаза и стал есть. Этого не заметили.
– Вы ж взялись тот вход держать.
– Струсили?
– Да нет, – наперебой объясняли Андрей, Арчи, Майкл и остальные джи. – Убрался он… Мы ему показ устроили… По-жёсткому… Он аж обалдел… Ага, стоит, глаза выпучил… а мы наяриваем… Обложил нас и ходу…
– Точно, ушёл? – спросил Крис.
– Ушёл, – подтвердил Клайд.
– Ага… И шофёра забрал… В город ушли…
– Ладно. Холл всё равно держим.
– А то… Само собой…
Эркин доел и, сыто отдуваясь, откинулся на спинку стула.
– Ну, и накормили. От пуза. Сейчас бы поспать.
– Сейчас и ложись… Вон кровать. Ложись и отрубайся… Всё, отваливайте, не показ, смотреть нечего…
Эркин, уже не стесняясь, скинул халат и лёг на кровать. Прохладная чистая простыня заскрипела, натягиваясь, под его телом.
– Ты как, прикроешься? – спросили над ним. – Дать одеяло, или так будешь?
– С одеялом, – пробормотал, засыпая, Эркин.
Он стремительно проваливался в сон и уже не ощутил, как его накрыли простынёй и одеялом.
Бесшумно толкаясь, парни забрали посуду и ушли. Крис задержался в дверях, оглянулся. А смотри-ка, как ловко одеялом обернулся, не впервой, значит. Ну, пусть спит. Он бесшумно прихлопнул за собой дверь и пошёл в холл, где стояли жёсткий диван, несколько стульев и кресел и где был селектор. Сейчас по холлу болталось несколько самых «плечистых» и «глазастых».
– Заснул?
– Да, отрубился.
– Да-а, хлебанул парень.
– Ну уж не меньше нашего.
– Сказанул! Слышал же, из тюрьмы привезли.
– Я видел, как из машины выводили. В наручниках.
– А руки его видел? Он ладонью гвозди забивать может.
– И не мазался с… когда он перегорел-то?
– Говорит, в двадцать.
– Врёт. Кто его, перегоревшего, держал бы?
– Тоже верно.
– Проснётся, спросим.
– А на хрена ему врать?
Крис, не слушая и не вмешиваясь в разговор, щёлкнул переключателем на коробке селектора.
– Доктор Аристов слушает.
– Доктор Юра, это я, Крис, – Юрием Анатольевичем он называл его только когда говорил по-русски, а здесь полно народу, так что надо по-английски. – Он заснул.
– Я приду в час. Трёх часов нам хватит.
– Хорошо, доктор Юра. Я… я зайду к вам сейчас.
– Заходи.
Они отключили селектор одновременно. Внимательно слушавшие парни дружно закивали.
– Валяй, Крис.
– Мы здесь.
– Значит, к часу соберёмся.
– Ну да, пусть поспит пока.
Крис кивком попрощался с ними и побежал вниз. На полдороге к четвёртому корпусу его догнали Эд и Сол, а уже у дверей Майкл. И в кабинет Аристова они вошли вчетвером.
Аристова, казалось, это не удивило. Он кивком указал парням на стулья и отдал Люсе обработанные карточки:
– Это всё в регистратуру, Люся.
Когда Люся вышла, они быстро переставили стулья и сели обычным полукругом.
– Всё так, – сразу сказал Эд. – Мы номер смотрели. Двадцать пять полных. И перегорел.
– Говорит, в двадцать, – сказал Сол. – Как такое могло?
– Я думаю, он нам расскажет, – улыбнулся Аристов.
– Да, доктор Юра, – кивнул Майкл. – Врать ему незачем.
– Он… такой, как мы, – сказал Эд. – Это точно.
– Всё это фигня хренова, – нетерпеливо мотнул головой Крис. – Я не за этим шёл. Доктор Юра, мы… мы никак не можем его здесь оставить?
Аристов грустно улыбнулся.
– Никак, Крис. В шестнадцать ноль-ноль его увезут.
– А если он болен? – не отступил Крис.
– Он здоровый, – возразил Сол.
– Знаю, – кивнул Крис. – Но, доктор Юра, вот у человека жар, высокая тем-пе-ра-ту-ра, – выговорил он по-русски, – это значит, что он болен, так?
– Допустим, – кивнул Аристов.
– Больной должен быть здесь, а не в тюрьме. Тоже так.
– Ну, – поторопил его Эд. – Он же здоровый.
– Если есть таблетки, понижающие температуру, то должны быть и обратные, повышающие. Накачать его этими таблетками, и всё. Он болен и должен быть здесь, в госпитале.
– Голова-а! – ахнул Майкл. – Точно!
Аристов с еле заметной улыбкой слушал, не вмешиваясь.
– Ну, и сколько мы его так продержим? – спросил Сол.
– Да, – кивнул Эд. – Это тоже точно. И что это за жизнь? А как кончатся таблетки, так он здоровый, и его обратно в тюрягу.
– Да, потом-то что? – Сол подался вперёд, ожидая ответа.
Крис обвёл их возбуждённо блестящими глазами.
– А через неделю он помрёт. И всё!
– Чего?!
– Охренел?!
– Нашёл спасение!
– Дураки вы все. В морге всегда полно неопознанных. Подменим. Того вместо него в Овраг свалим, а ему новые документы сделаем. И всё!
– Ну, ты даёшь!
– Так возьми!
– А что? Здорово придумал.
– Точно. Сделаем…
– Плохо, что индеец, такого трудно подобрать.
– Подберём.
– За неделю?!
– А за месяц не хочешь?
– И месяц ему температурой мучиться?
– А есть такая болезнь… Два дня жар, а три дня или там сколько нормальная. Приступами. Есть такая, доктор Юра?
– Есть, – кивнул Аристов.
– А таблетки, чтоб жар нагонять?
– Тоже есть.
– Ну, так…
– Доктор Юра…!
Аристов требовательно оглядел их и раздельно сказал:
– Нель-зя, – Он повторил это по-русски, в третий раз опять по-английски и спросил: – Поняли?
– Но почему?
– Доктор Юра?
– Ну, чего он такого сделал?
– А что он сделал? – с интересом спросил Аристов.
Они потупились, но Крис тут же вскинул голову.
– Так эти беляки, ну, кого он положил, те сами полезли. Вы ж видели, что они с нами… с нашими делали.
– Есть следствие, есть суд. И то, что вы придумали…
– Это я придумал, – быстро сказал Крис, – они не при чём.
– Так, – начал было Эд, но Крис бешеным взглядом заставил его замолчать.
– Сказал, что я один, значит, всё.
– Нельзя, Крис, – снова, но уже чуть мягче повторил Аристов.
– Значит, что ж… – уныло вздохнул Майкл.
И несколько минул все молчали.
– Ладно, – сказал наконец Крис. – Сделаем, что сможем. Доктор Юра, вы его будете смотреть? – Аристов кивнул. – К вам приведём?
– Нет, я приду. Он где, в твоей комнате?
– Да, я один живу, он не помешает никому.
– Вот у тебя его и посмотрю.
– Хорошо, – Крис встал. – Извините, что помешали вам.
– Ничего, – улыбнулся Аристов.
Парни быстро расставили стулья по местам, попрощались кивками и ушли.
Графство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвиллДо Джексонвилла они добрались без особых приключений и довольно быстро. Пару раз их останавливали русские патрули, но отпускали, убедившись в отсутствии оружия и посмотрев справки.
В городе было тихо. Фредди выругался вполголоса – тишина ему не понравилась – и повёл машину по их летнему маршруту. Джонатан кивнул. Конечно, надо проверить, как у парней дома, а Эндрю жил ближе. Вот и поворот, здесь Эндрю тогда попросил остановиться и пошёл к этому дому. Фредди остановил машину точно у висящей на одной петле калитки. Дом сразу видно, что разорён. Но они всё-таки решили посмотреть. Всё мало-мальски ценное уже явно растащили. Кухня, крохотная гостиная, такая же спальня, чудом втиснутая фанерная выгородка, в которой еле помещалась узкая койка и два стула. На полу какие-то тряпки, обломки. Фредди носком сапога поддел полосатую рубашку. Эндрю носил её на выпасе, она совсем выцвела и расползалась под иглой. Грабители ею побрезговали.
– Громили и грабили, – негромко сказал Джонатан.
Фредди кивнул, но уточнил:
– Сначала грабили.
И вдруг одним бесшумным прыжком ловко выскочил в окно. Через несколько секунд он вернулся, волоча за шиворот бледного до синевы перепуганного мужчину. Тот лепетал что-то нечленораздельное, но, заработав от Фредди оплеуху, заговорил немного понятнее.
Он сосед, а они, значитца, когда началось, так ничего, живёт и живёт пусть себе, а если он расу потерял, то в Цветном бы уж лучше было и ему, и всем, а он же наглый, а они ничего, а эти, когда пришли, так на Хэллоуин положено, а они так ничего, а она-то, ну, коли дура старая, так что с неё возьмёшь, шутка ж, а она поверила, что всерьёз, и копыта откинула, так много ли старухе надо, её-то толком и не били, ну, говорили ж ей, чтобы согнала, ну, куда он без расы, мы-то белые, а так-то всё тихо было, ну, а на Хэллоуин так уж положено, ну, а добру-то чего пропадать, таких-то, ну, кто расу потерял, говорят, сразу кончали, без сортировки, а мы-то ничего такого, да и добро-то всё бросовое…
Фредди встряхнул его за шиворот.
– Ты что взял?
Глаза мужчины предательски забегали по сторонам. Джонатан сунул руку за борт куртки, и мужчина опять зачастил:
– Да у него, голодранца, и не было ничего, что имел, на себе носил, а так-то у него и взять было нечего, да его шмотьё и с доплатой не нужно, что зарабатывал, то и прожирал, конфеты всё трескал, а так если он где и спёр чего, так это ж, понятное дело, для полиции приберечь, чтоб не пропало, заявить оно, конечно, да хлопотно, а так-то и в дом такое не понесёшь, больно страшно, а добро если в дело пойдёт, так это ж не в грех, а его-то, понятное дело, он же задиристый, всё нос драл, расу потерял, а соблюдать себя не хотел, ну, так если оно нужно, а краденому всегда хозяин сыщется…
Фредди отбросил его от себя.
– Н-ну!
– Ща, ща принесу, я ж понимаю всё…
Мужчина чуть ли не ползком выбрался из разорённой комнаты и тут же – видно, прятал недалеко – вернулся. Подал Фредди пояс в серебряных заклёпках, с серебряной пряжкой и ножнами. Фредди до половины вытащил из ножен холодно блестящее лезвие и посмотрел на мужчину. Вернее, на то место, где тот только что стоял.
– Ш-шакалы, – пробормотал Джонатан.
Фредди молча кивнул, тщательно свернул пояс и пошёл к выходу.
В кабине он сунул пояс под сиденье к их укладкам.
– К Эркину, Джонни.
– Знаю, – Джонатан рванул грузовичок с места.
Хотя трупы были убраны, кровавые лужи где засыпаны песком, а где смыты, и пожарища уже не дымили, но они ясно видели эти следы и достаточно ясно представляли, что же здесь разыгралось на Хэллоуин.
Ворота во двор Эркина были закрыты. Джонатан, как и тогда, остановил машину за углом, и они пошли. Калитка распахнулась от лёгкого пинка – притворена, а не заперта. Эркин тогда вошёл в эту дверь. Сарай напротив распахнут и пуст. Фредди толкнул дверь. Узкая крутая лестница, несколько ступенек поменяли совсем недавно, ещё не потемнели. Поднимаясь, услышали наверху какой-то шум и пошли совсем тихо. Уже всё понятно, но надо выяснить до конца.
Джонатан бесшумно открыл дверь, и они увидели разорённую, разгромленную квартиру. А шумела толстая старуха, перебиравшая какие-то тряпки в засыпанной перьями и клочьями ваты комнате. Она была так занята, что заметила Джонатана и Фредди, только потянувшись к лежащей на полу детской рубашечке и увидев рядом с ней сапоги Фредди. Ойкнула и с неожиданным проворством отскочила к окну.
– Хочется покричать? – ласково спросил Фредди.
– Нет, что вы, – Элма Маури быстро оправилась от растерянности. – Я же вижу, что передо мной джентльмены. Это выморочное имущество.
– Вы уверены в этом?
– Ну, разумеется. И, в конце концов, я имею на это право.
– Вот как?
– Да. За сотрудничество мне положена половина.
– И вы её уже забрали? – тихо спросил Фредди.
– Что вы, мистер, – вздохнула Элма. – Где мне с моими ногами угнаться за молодыми. Её и увести не успели, как, – она обвела рукой разорённую комнату. – Про сарай я даже не говорю. Дрова, керосин, картошка… Даже замки вынули во всех дверях. Конечно, я понимаю, это всё мелочь, но в наше время… – Она вдруг поперхнулась, потрясённо глядя на Джонатана. – Но… но, мистер, я же не знала, никто не знал. Почему Джен не сказала? Она всегда молчала.
– Где она? – резко спросил Джонатан.
– Её увели, как всех сомнительных, на сортировку, – Элма развела руками. – Но уж это вина Джен, я понимаю, она хранила это в тайне, но ведь речь о жизни…
– Где Джен? – уже спокойно спросил Джонатан.
– Её тоже увели, мистер. Но она никому ничего никогда не говорила. Эллис была очень хорошей девочкой, она и воспитывала её как белую. Мы же не знали, что она ваша дочь, мистер. Она считалась «недоказанной».
Фредди нагнулся и поднял разорванный фирменный пакет от Монро, повертел в руках и бросил.
– Да, мистер, – кивнула Элма. – Ничего не осталось. Я всё понимаю, вы велели Джен молчать, и она молчала, но… это не моё дело, мистер, но почему вы никого не предупредили?
– А он где? – разжал губы Фредди.
– Вы про кого, мистер? Про индейца? Он как ушёл тогда утром, так больше и не появлялся. Нет, мистер, он был тихий, работящий. Жаль, конечно, но, если бы Джен сослалась на вас, его бы ей оставили.
– Убирайтесь, – тихо сказал Джонатан.
Элма Маури бросила на пол то, что держала в руках и пошла к двери. Остановилась, посмотрела на Джонатана, вертевшего в руках распоротого ножом медвежонка, и вдруг вскинула голову.
– Вы слишком поздно вспомнили о своих отцовских обязанностях, мистер.
И ушла.
Джонатан бросил на пол игрушку и повернулся к Фредди.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Не вижу ничего непонятного, – ответил, не глядя на него, Фредди.
– Опросим соседей.
– Они будут отвечать не тебе.
– То есть?
– Тому, за кого тебя принимают. Отцу девочки.
– Ты с ума сошёл?
– К лучшему, Джонни. Ты ищешь дочь, лучшей крыши не придумать. Пошли, Джонни. Здесь делать нечего.
Когда они спустились по лестнице, то увидели стоящих посреди двора нескольких женщин. Им что-то рассказывала та самая старуха. Заметив идущих к ним Джонатана и Фредди, женщины быстро разошлись, почти разбежались по своим домам. Но две остались.
Джонатан остановился так резко, что шедший за ним Фредди едва не налетел на него.
– Этого не может быть!
Фредди не так услышал, как почувствовал этот шёпот.
Элма Маури демонстративно повернулась к ним спиной и пошла к своему дому, но её собеседница осталась на месте, и с улыбкой смотрела на подходящих к ней одетых по-ковбойски мужчин.
Джонатан коснулся рукой полей своей шляпы, и было видно, каких усилий ему стоило не снять её.
Старая Дама приветливо улыбнулась.
– Рада вас видеть, – она сделала лёгкую, еле заметную паузу на месте обращения. – Вам нужна помощь?
– Буду весьма признателен, – ответил Джонатан.
– Пройдёмте ко мне, – предложила Старая Дама, внимательно осматривая Фредди. – Не думаю, что мы уложим вашу проблему в два слова.
– Вы как всегда правы.
Они уже подошли к её дому, когда Фредди буркнул:
– Пойду, поспрашиваю, – и ушёл.
Старая Дама улыбнулась и открыла дверь.
– Входите, Джонни.
– Благодарю.
Крохотная бедная гостиная, но, обводя её взглядом, Джонатан заметил кое-какие знакомые вещи и улыбнулся.
– Да, Джонни, – Старая Дама с улыбкой наблюдала за ним. – Вы не меняетесь. Как и ваш… друг.
– Я никак не ожидал вас встретить, Каролина. Или… уже можно: тётя Каролина?
– Когда-то вы называли меня Карой, Джонни. Я бы предпочла этот вариант.
– Как вам будет угодно, Кара.
Она улыбнулась.
– Вы всегда были покладистым мальчиком, Джонни. Когда чужие просьбы совпадали с вашими желаниями, не так ли?
Джонатан с улыбкой кивнул.