Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– И что ему нужно?

– Врач и документация из питомника.

Джонатан на секунду прикусил губу.

– Из любого?

Фредди хмыкнул.

– Если бы! Я тоже подумал было… Но, нет. Оттуда, где готовили спальников.

– Фью-ю-ю! Зачем?

– Он хочет найти противоядие. Цитирую. Вернуть парням отнятое.

– Однако… с размахом. Даже вызывает сочувствие. И уважение. Но это нереально, Фредди. Их всех…

– Спальников тоже всех. И лагерников.

– Я понял, – кивнул Джонатан. – Но это бросить всё, и заниматься только этим, – и помолчав, решительно сказал: – Нет, Фредди, на это я не пойду.

– Я знаю, – спокойно сказал Фредди. – Не трепыхайся, Джонни. Я не сказал: «да». И он не просил. Просто… высказал желание. Пойми, он не знает нас.

– Так уж не знает. Слайдеры ему нарассказали.

– А что они знают? Нет, Джонни, если кто и проинформировал его, то Генни. Капитан.

– Это мы знали с самого начала. И полезли.

– Стоп, Джонни. Я же сказал. «Нет» надо приберегать на крайний случай. А пока… Если держаться слов, то нас просили только поговорить с Эркином.

– С ним будешь говорить ты. Я ещё хочу жить, Фредди. А он за предложение пойти к врачу… – Джонатан усмехнулся. – Представляю, что он сделает с предложившим.

– Это да. Но как предложить. Аргументы док выдвинул… интересные.

– Вот ты и проаргументируешь. И вообще, – Джонатан свирепо выдвинул нижнюю челюсть, – все проблемы с пастухами старший ковбой улаживает.

– У хорошего лендлорда, конечно, – готовно согласился Фредди.

– А я о чём и говорю. Вот и займись.

– Вывернулся, – одобрил Фредди. – Ладно. Мы всё равно туда в декабре собирались.

– Всё, я сказал. Это на тебе.

– Ла-адно, – повторил в растяжку Фредди, смешно не так копируя, как передразнивая алабамский говор. – Завтра с утра на вручение дипломов. Не забыл?

– Нет, конечно, – улыбнулся Джонатан.

– Хоть посмотрим, как это выглядит.

Джонатан кивнул. Они оба вспомнили одно и то же…

…Поезд идёт неровно, толчками. И при каждом толчке их шлёпает всей спиной о деревянную обшивку вагонных скамеек или толкает навстречу друг другу. Одного толкает, другого шлёпает. И опять… и опять… и опять… За окном что-то серое, мокрое, противное. При очередном толчке Джонатан не выдерживает и ругается. Фредди кивает.

– Иначе нельзя, Джонни.

– А то я не знаю! Просто обидно. Три года… и псу под хвост. Ты только молчи, Фредди, не говори ничего, – у Джонатана дрожат губы. – Я ж в самом деле… обо всём забыл, только это. Мне самому интересно стало. Я ж… полгода не играл совсем, над дипломом сидел.

Джонатан стискивает зубы, не давая вырваться лишним и опасным сейчас словам. И опять ругается. Грубо, как пропившийся ковбой.

– Я читал твой диплом. Интересно.

– Фредди! Я ж просил. Молчи.

– Молчу, – кивает Фредди.

Джонатан смотрит на часы и с силой бьёт кулаком по скамье.

– Пять минут как начали. Мою папку ищут. Меня… ищут.

– Не трави себя, Джонни.

– Я сам тебя вызвал. Я знал, что этим кончится. Ну… сволочи! Не прощу, никогда не прощу. Слышишь? Сдохну, не сдамся. Я ещё посчитаюсь с ними.

Фредди кивает. Так оно и бывает. Тяготу держат, а на пустяке срываются. Джонни надо пересилить себя…

…– Я не закончил счёты, Фредди.

Джонатан идёт не спеша, небрежно засунув руки в карманы всё ещё модного плаща. Последние годы из-за войны модным считалось всё, что моложе десяти лет. А Джонни надо соответствовать.

– Ты выжил, Джонни.

– Но я не закончил. Счёт не закрыт. Это пустяк, знаю. Но что я недоучкой остался, это я тоже в счёт ставлю.

– Не иметь диплома и быть недоучкой… Неужели тебе важны бумажки, Джонни?

– Бумажки? Диплом – не бумажка. Для меня. И для тебя тоже.

Фредди неопределённо пожал плечами. Джонни заводится редко, но капитально. Спорить не стоит. Пусть выговорится. Как тогда. Но Джонатан уже замолчал. Не спеша, очень тщательно закурил.

– Всё, Фредди. Я в порядке.

– Вижу.

Джонатан с удовольствием затянулся.

– А русские сигареты и впрямь очень даже ничего.

– Да. Я вот о чём думаю, Джонни. Останутся русские или уйдут, но связи надо налаживать в любом случае.

– Согласен. Но мы слишком мало знаем о России.

– Но это и наш плюс. Ты здорово ввернул, что мы не были на Русской территории.

– Говорить правду легко. Не надо ничего запоминать. Конечно, по отношению к русским на нас ничего не висит. И насчёт нашего… клада. Пригласим, я думаю, капитана и покажем ему… чтоб не доводить до конфискации.

Фредди кивнул.

– Я думаю, бокалы. Раз гербы неизвестны, то всякое может быть. И большой крест. Я такого никогда не видел.

– Я тоже. А остальное… посмотрим.

– Из Колумбии завернём в Бифпит…

– Нет, Фредди. Из Колумбии сразу в имение. А уже оттуда можно и верхом сгонять.

– Резонно, – усмехнулся, передразнивая его Фредди.

И Джонатан радостно облегчённо захохотал.

Графство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

Дрова привезли, как и тогда, рано утром, практически на рассвете.

Но на этот раз они знали заранее, и Андрей, предупреждённый Эркином, пришёл сам. Так что они помогли разгрузить – и получили за это с шофёров. Немного, но всё-таки. И взялись за работу. День был серый, пасмурный, то и дело начинался мелкий и какой-то по-осеннему противный дождь, и если за их работой и следили, то только из окон.

Слаженная привычная работа. Как и тогда, они начали с дальнего конца. Как и тогда, пилили и кололи сразу на три сарая. И привычно негромко беседовали, не прерывая работы.

– Кормят как?

– Как и тогда. Вскладчину.

– Ладно. А ничего дрова.

– Те лучше были.

– И эти просохнут. А эта, смотри, так сарай и не сделала. У неё же из-под навеса покрадут всё.

– Её проблемы, – хмыкнул Эркин.

– Кто бы спорил, – кивнул Андрей.

О починке лестницы и том обеде он молчал вмёртвую. Эркин раньше боялся, что сорвётся Андрей, скажет что-то, намекнёт… но Андрей умел, когда надо, молчать.

– Слушай, – Андрей тихо засмеялся, – тут поп объявился, не видел ещё?

– Кто?

– Поп. Ну, священник. Priest. Я раньше не видел его. Тощий, длинный. И одет… не по-людски.

– А, – незаметно кивнул Эркин. – Видел.

– Не цеплялся он к тебе?

– С какого хрена я ему?! А к тебе что…?

– Да иду я третьего дня со станции, – начал Андрей. – Умотались мы тогда с ящиками этими, в рубчик, помнишь?

– А, помню. Дурынды все в рёбрах и уцепиться не за что. Они?

– Во-во. Ну, иду, ногами за мостовую цепляюсь. А он, видно, за пьяного принял. И начал. Про образ божий…

– И что мы все братья во господе?

– Ага! Так он и тебя заловил?

– Да нет, – Эркин усмехнулся. – Он сюда приходил. Я лучину щепал и видел, как он по домам ходил. Ну и… послушал немного.

– А к тебе не подходил, значит?

Эркин долго зло молчит и наконец выпаливает длинное замысловатое ругательство. Андрей понимающе кивает. Значит, нельзя Эркину об этом говорить. Видно… как ему самому про отца. Ладно. Но кое-что всё-таки надо обговорить.

– В церковь звал?

– Велел ходить, – поправил Эркин, с ходу поняв Андрея. – Придётся идти. Если он так залавливать по домам начнёт… хреново.

– Придётся, – кивает Андрей. – Ну, что, давай в топоры?

– Давай, – Эркин прислоняет пилу к козлам.

Здесь уже не поговоришь. Только если в полный голос. Но об этом вслух нельзя…

…Он щепал лучину, сидя на пороге сарая, когда на его руки упала тень. Поднял голову и увидел. Нет, он уже видел раньше этого долговязого беляка в странной одежде, но никак не ждал, что тот подойдёт к нему.

– Ты здесь живёшь?

Он привычно встал, опустив голову и разглядывая свои кроссовки и ярко начищенные ботинки беляка. Не знаешь, как отвечать – молчи. Обзовут скотиной, тупарём, даже ударят, но отстанут.

– Подними голову.

Он осторожно понимает голову, видит худое и оттого узкое, словно сплющенное с боков лицо и отводит глаза.

– Я спросил. Ты живёшь здесь?

Не отстаёт сволочь поганая, придётся отвечать.

– Я снимаю койку, сэр.

– Значит, у тебя есть дом?

На это ты меня не поймаешь, гадина, но лучше промолчать.

– И где же твой дом? – белый улыбается. – Вот эта дверь?

Выдавил всё-таки. И не соврёшь: вон уже толпятся… рожи соседские.

– Да, сэр.

– Твоя хозяйка дома?

На это ответить можно. Назвал хозяйкой, можно и подыграть. Лишь бы Женя не сорвалась.

– Да, сэр.

– Отлично. Пойдём.

Он с тоской оглянулся на свою незаконченную работу и, привычно заложив руки за спину, пошёл в дом. Лишь бы Женя увидела из окна, поняла бы…

…– Готово?

– Готов. Закрываю.

Три сарая сделано, и они переходят к следующим.

Нет, надо сказать Андрею.

– Понимаешь, он по домам ходит.

– Ага, – Андрей, кивая, встряхивает кудрями.

– По всем домам. И… со всеми говорил.

– Обошлось? – Андрей вскидывает на него глаза и тут же опускает их.

– Пока, вроде, да. Но пойти придётся. А то… боюсь, он опять припрётся.

– Ла-адно, – улыбается Андрей. – Сходим, послушаем. На перегоне было, помнишь?

Эркин кивает и невольно смеётся воспоминанию…

…Они второй день как вышли на Большую Дорогу, о которой столько рассказывал Фредди. После безлюдья заброшенных имений… шум, гам, столпотворение. Какие-то чудные типы, которых и не знаешь: то ли шугануть, то ли пожалеть. Вчера русские из комендатуры собрали всех пастухов и долго объясняли им про их права. Как там? Трудовое законодательство, во! Что должны быть выходные дни и свободное время, а работа тогда оплачивается вдвойне, как должны обеспечиваться и вообще… Даже белые ковбои подвалили и слушали. А этот… Этот ходит сам по себе. Белый, в чёрном и каком-то нелепом костюме, худой, с не злым, вроде бы, лицом и странными словечками. Ну, ходит и пусть себе ходит. Они уже поели и пили кофе, когда этот беляк подошёл к их костру, ведя в поводу старого тёмно-гнедого коня.

– Добрый вечер, дети мои.

Андрей даже поперхнулся от неожиданности, но Фредди спокойно ответил:

– Добрый вечер, преподобный отец. Садитесь, выпейте с нами кофе.

Фредди уже устроил такую проверку двум своим знакомцам, и они с Андреем получили большое удовольствие, наблюдая, как те выкручиваются, чтобы и к костру рядом с цветными не сесть, и с Фредди не поссориться. А этот как? К их изумлению, этот тип кивнул и сел к костру со словами:

– Благодарю, сын мой.

Сел между Андреем и Фредди, точно напротив, дескать, у одного костра, но не рядом. Ну что ж. Он встал, покопался во вьюке, вытащил ещё одну кружку и отдал Фредди.

– Пойду, стадо обойду, – похоже, у беляка дела с Фредди, так чего им мешать?

– Не спеши, сын мой.

Он вздрогнул от неожиданности, а беляк продолжал:

– Всё спокойно, и стадо ваше на месте. А я хочу поговорить с вами.

Он покосился на Фредди и сел. Но уже поближе к Андрею. Вот и не злой, вроде, беляк, а чего-то не по себе. Фредди налил беляку кофе, тот вежливо отхлебнул и повёл уже совсем несообразный разговор:

– Не-а, – охотно ответил Андрей, а он молча помотал головой.

– Прискорбно, но сердце человека должно быть открыто слову Господнему.

– Не-а, – Андрей улыбается во весь рот. – Я ушами слушаю.

Фредди хмыкает, а беляк неожиданно улыбается и, совсем не рассердившись, ловко отвечает:

– Слушаем мы ушами, но слышим сердцем.

Андрей незаметно пихает его в бок локтем и охотно смеётся.

– Слово Господне обращено ко всем, и милость Его безгранична. Кем бы ни был человек, но если сердце его раскрыто слову Господнему, то благодать Божья осенит его.

Это что-то непонятное, но, верный привычке ни о чём не спрашивать и вообще не говорить, пока тебя впрямую не спросили, он молчит, глядя в огонь.

– Что вы слышали о Боге, дети мои?

Фредди курит и отвечать, похоже, не собирается. Андрей… Андрей пожимает плечами.

– Ну-у… разное болтают. Каждому верить, так крыша поедет.

Обиделся беляк? Нет, смеётся и кивает.

– Люди слабы и невежественны перед силой и мудростью Господа, и верить каждому неразумно. Но есть книга, где каждое слово и каждая буква даны Господом…

– Господь – это бог? – перебивает беляка Андрей и, увидев кивок, удивляется: – Так он это… писатель? Книги сочиняет? Я об этом, верно, не слышал.

Фредди с трудом сдерживает улыбку, а беляк смотрит на Андрея с какой-то жалостью.

– Библия нам дана Господом. А книги сочиняют люди, сын мой. А ты? – беляк смотрит теперь в упор на него. – Ты знаешь о Боге?

Он не знает, как отвечать, и смотрит на Фредди. Фредди курит, разглядывая огонь, и помогать явно не хочет. Придётся отвечать.

– Нет, сэр.

– Совсем ничего, сын мой?

Ну ладно, получи. Напросился.

– Бог для людей, а я… мне бог не положен.

И в ответ неожиданное:

– Кто тебе это сказал?

Дурак, беляк чёртов, неужели не знает? Наверное, притворяется. Ну что ж, правду говорить нетрудно.

– Надзиратели, сэр. Рабу его хозяин – бог. Меня так учили, сэр.

Беляк качает головой.

– Эти люди, кто так говорил, заблуждались.

– Врали? – влезает Андрей.

– Нет, сын мой, заблуждались. Все люди – дети Господа. Он любит всех своих детей и заботится о них, и страдал за них. Неужели ты никогда не слышал слово Божье, сын мой?

Опять беляк смотрит в упор, не отвертеться. Ну, так ещё получи.

– Надзиратель был, сэр, он много о боге говорил. Когда у него запой начинался.

– А другие…?

– Они не пили, сэр, – и уточняет: – Не так много пили.

Беляк качает головой.

– Жаль, конечно, что слово Божье ты слышал из осквернённых уст. Но… надежда и любовь – сила Господня. Приходите оба завтра вечером, и слово Господне коснётся сердец ваших.

– Куда? – спрашивает Андрей. – Завтра мы далеко будем.

– Я буду с вами, дети мои. Благословение Божье на вас и на стаде вашем.

С этими словами беляк наконец встаёт и уходит. Андрей озадаченно смотрит ему вслед и спрашивает у позволившего себе захохотать Фредди.

– Он что, псих?

– Да нет, – Фредди вытирает выступившие слёзы и закуривает. – Священник. Ходит и в церковь свою зовёт. Мне уже говорили о нём. Так-то он безвредный. Вздумал пастухам проповедовать.

– А зачем? – не унимается Андрей.

– Да из-за заварухи в церковь не ходит никто, – объясняет Фредди. – Ну, денег у них и нет. Вот сходите завтра, послушаете проповедь и дадите на церковь. Кто сколько может.

– А ты ему давал?

– Да собрали мы немного, – смеётся Фредди. – Слушать нам его некогда, а он приставучий. Заведено так, парни. Что хоть раз в неделю, а сходи и заплати.

– Это мы его дребедень слушать будем, да ещё платить за это?! – возмущается Андрей. – Да ни хрена! Я ему завтра устрою. Такое устрою…!

– Полегче. Шериф под боком, – спокойно говорит Фредди.

– Не боись, – отмахивается Андрей. – Всё будет, а не придерёшься!..

…– Ну, устроил ты тогда, – смеётся Эркин. – Классно! Больше он к нам не лез.

Андрей отвечает широкой ухмылкой и с сожалением вздыхает:

– Здесь это не пройдёт.

– Точно, – кивает Эркин. – Там мы ушли сразу, а здесь…

– Ладно, подвяжем языки, – снова вздыхает Андрей. – Посидим, послушаем.

– И заплатим, – зло фыркает Эркин.

– Обидно, согласен, – Андрей выпрямляется, оглядывая напиленные чурбаки. – Давай колоть.

За разговорами не заметили, как подошло время ленча.

Они опять ели в пустой тщательно убранной кухне. Молоко, сэндвичи, кофе.

И снова работа под осенним мелким дождём. Вот и сарай с короткими, словно игрушечными, поленьями. Андрей рассмеялся:

– Ну, заколупаемся сейчас.

Эркин кивнул, подвигая козлы. Двор по-прежнему пуст. Ни детей, ни отдыхающих на верандах мужчин. Хорошо, когда над душой не стоят. Даже эта тягомотина с поленьями-недомерками не так раздражает. Андрей опять удивляется, что это за печка такая, и высказывает разные предположения о том, что же измеряла эта…

– Леди, – подсказывает Эркин.

– Точно, – хохочет Андрей. – Леди, она леди и есть.

Пошло обычное балагурство. И дождь не мешает работать. Даже лучше, чем в жару.

– Ну вот, – Андрей закрывает очередной сарай. – Ва-аще-то жрать пора. На твоих какое время?

Эркин хлопает себя по животу.

– Обеденное, – и смеётся: – Вон бежит уже.

Ага, – Андрей тоже увидел бегущего к ним мальчишку в пятнистом, явно перешитом из армейского плащике. – Ща мороженого поедим.

Но кухня была другая, и мороженого им не дали. И томатного сока. По тарелке густого супа, тарелке нарезанного кусочками тушёного с картошкой мяса, по стакану кофе со сладкой булочкой. И хлеб. Сытно и достаточно вкусно. Да и после королевского ужина удивить их уже трудно.

Эркин так и сказал Андрею, когда они шли через двор к очередному сараю.

– Оно так, – кивнул Андрей и мечтательно вздохнул.

– Перепёлок вспомнил? – засмеялся Эркин.

– И форель, – ответил, улыбаясь, Андрей. – Надо же. Всю ночь тогда просидели, пили, а ни в одном глазу.

– Хорошо было, – вздохнул Эркин. – Ну, давай, что ли.

– Давай. Пошёл?

– Пошёл.

И снова струя опилок из-под пилы на их ноги. Андрей сегодня опять в ботинках. Сапоги теперь только на станцию обувает. Да и в самом деле… А под таким дождём завтра на станции грязища будет. Пожалуй, тоже в сапогах лучше. Чего кроссовки рвать.

– А ничего у нас сегодня идёт.

– Ничего, – кивает Эркин. – Не жарко, и дождь несильный. Вот и легче, чем тогда.

– Может, и так. А ужином нас кормить не будут?

– Королевским? – улыбается Эркин.

– Можно и ковбойским, – смеётся Андрей. – Яичница здоровская была. На сорок-то яиц. Помнишь?

– Так на каждого всё равно по десятку пришлось.

– Всё-то ты рассчитал!

– И десяток за раз тоже… не хило. Только нам никакого не дадут. Ленч и обед по уговору.

– Сверх уговора – это уже перебор будет, – соглашается Андрей. – В следующий раз уговариваемся и на ужин.

– Может, и на ночлег? – фыркает Эркин.

– Точно! Тётенька, дай попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде.

Эркин так хохотал, что бросил пилу и заткнул себе рот кулаком, чтоб не накликать кого лишнего. Андрей со скромной улыбкой переждал этот взрыв и участливо спросил:

– И часто это у тебя?

– Когда ты рядом, то часто, – ответил Эркин, берясь за пилу.

– Тронут, – тряхнул шевелюрой Андрей. Хорошо его Скиссорс подстриг аккуратной такой шапкой. – Сколько там ещё? Два?

– Два, – кивнул Эркин.

Как ни храбрились, а последние два сарая дались тяжело. Женин они доделывали, держась уже только на привычке не показывать слабости и на самолюбии. И, как и тогда, к концу работы во дворе появились женщины. Белые леди. И, как и тогда, Андрей впереди, а Эркин за ним, стараясь не волочить ноги, подошли к ним. Андрей принял деньги. Сто пятьдесят ровно пачкой мелких кредиток. Андрей поблагодарил, Эркин молча кивнул. И, как и тогда, они ушли со двора вдвоём. За воротами Андрей отдал деньги Эркину и закурил. Эркин за спиной Андрея поделил деньги пополам, подумал и, отделив от своей пачки несколько кредиток, добавил к доле Андрея.

– Прекрати, – сказал, не оборачиваясь, Андрей. – Врежу.

– Затылком видишь? – улыбнулся Эркин.

– Задницей, – огрызнулся Андрей и повторил: – Прекрати. Клади поровну.

Эркин подравнял пачки. И Андрей повернулся к нему, взял и убрал свою пачку. Темнеющая улица была пустынной, только где-то очень далеко послышались и тут же затихли чьи-то шаги.

– Нормально заплатили, – улыбнулся Андрей.

Эркин кивнул и спросил:

– Завтра на станцию?

– Давай туда, – сразу согласился Андрей. – Ну, бывай.

– Бывай.

Инцидент с деньгами они уже не поминали. Эркин проводил Андрея взглядом до угла и повернул домой. Вошёл через калитку, запер её за собой, тронул по пути дверь сарая. Заперто. Значит, Женя уже наверху. Эркин запер за собой нижнюю дверь и потащил себя наверх по крепко сидящим, не скрипящим под его шагами ступенькам. Вошёл в прихожую, снова запер за собой дверь и ввалился в обдавшую его своим теплом кухню.

– Эркин, – Женя колдовала у плиты. – Кроссовки газетой набей, а то форму потеряют. И джинсовку развесь. К утру просохнет.

– Женя, деньги…

– Успеются деньги, – весело командовала Женя. – Грязное всё в ведро кидай.

Эркин послушно выполнял все указания. Он так устал, что сил на фразу: «А чего ты раскомандовалась?» – не было, даже улыбнуться не было сил.

– Алиса, быстро в комнату.

– А Эрик…

– Он мыться будет, в комнате посидишь.

Эркин стащил намокшую джинсовку, расправил её на верёвке и стал раздеваться. С Женей спорить, когда она так командует, бесполезно. Вон, уже корыто вытащила, вода в баке кипит. Раздевался медленно: так устал.

– Кроссовки оставь, я сама сделаю. Давай, Эркин, Алисы нет.

– Мг-м, – пробурчал он, осторожно садясь в корыто, полное приятной горячей воды.

– Давай, подставляй спину.

Женя натёрла ему спину, бросила мочалку ему на колени и метнулась к плите со словами:

– Ой, бежит уже.

Великое дело – возможность вымыться. Он тёр себя мочалкой, отмывал слипшиеся от пота волосы, отфыркиваясь от пены, и чувствовал, как отпускает усталость, как тело становится мягким и упругим.

– Женя, – осторожно позвал он.

– Чего? – откликнулась она от плиты.

– Я обмываться буду, ты… – он замялся.

– Я не смотрю, – сразу поняла Женя и лукаво добавила: – ничего ж нового я не увижу.

Эркин даже застыл с открытым ртом. Такого от Жени он не ожидал и растерялся. Ответить ей, как ответил бы Андрею, ну, это никак нельзя…

– Женя, – выдохнул он, – я ж… я ж это так…

– Не смотрю, не смотрю, – успокоила его Женя. – Давай обливайся и вытирайся, у меня уже готово всё.

– Ага, – Эркин перевёл дыхание и улыбнулся. – Сейчас уберу всё только и подотру.

Он облился из ковша, вытерся, натянул рабские штаны и стал убирать.

– Женя, переступи, а то лужа… Ага. Ну, вот и всё.

– А теперь руки мой, тряпка-то грязная. И за стол иди, – Женя убежала в комнату с шипящей сковородкой в руках.

Он ополоснул руки, взял из кладовки рябенькую рубашку – тоже вроде тенниски стала, ползёт вся, на работу уже не наденешь, с плеч свалится – а полуголым за едой сидеть, тоже неловко: это ж не летом и не на выпасе.

Мытьё отогнало усталость, но ненадолго. Эркин даже плохо соображал, что ест, и чай пил, сонно моргая вроде Алисы. А пока Женя укладывала Алису, заснул за столом.

– Эркин, – Женя осторожно тронула его за плечо.

– Да, Женя, – глухо ответил он.

Глухо, потому что лежал лицом на своих скрещённых на столе руках.

– Я постелю сейчас…

– Я сам, – Эркин оттолкнулся лбом от своей опоры и встал. – Я пойду спать, Женя, хорошо?

– Конечно-конечно.

В полусне он добрёл до кладовки, вытащил и развернул постель, разделся и лёг. Всё, кончился день.

Вымыв посуду, Женя заглянула в кладовку, послушала его сонное дыхание и прикрыла дверь.

Эркин проснулся посреди ночи и с минуту лежал, соображая, что же его разбудило. Тихо, темно. Тёплая безопасная темнота. И тишина… тоже безопасная. Что же, сон, что ли? Да нет, вроде не снилось ничего. Что же? Вроде… Ах вот что, деньги! Он и забыл о них.

Эркин вылез из-под одеяла и осторожно вышел в кухню. Хорошо, все спят. Он на ощупь нашёл свою джинсовку и вытащил бумажник. Ага, вот и деньги, он их так и засунул одной пачкой, чуть бумажник не порвал. Семьдесят пять кредиток – это что-то! Как Андрей говорит? Не зря корячились.

Он убрал бумажник, бесшумно вошёл в комнату, добрался до комода и положил деньги в шкатулку. Ну, вот теперь всё.

Эркин так же бесшумно вернулся к себе, прикрыл дверь и лёг. Блаженно потянулся под одеялом. Хорошо дома! Ничего ему не надо, пусть бы так и было. Всегда.

Алабама

Ни война, ни капитуляция не помешали двухместному купе первого класса оставаться комфортабельным и респектабельным.

– Уф-ф, – Фредди бросил свой кейс в верхнюю сетку и опустился в кресло. – Садись, Джонни. Кажется, всё.

– Кажется, – Джонатан сел в кресло напротив.

– От Краунвилля пешочком?

– Не так уж там далеко, – усмехнулся Джонатан и добавил уже серьёзно: – Возьмём такси. Дорого, конечно, но…

– Я думал, ты предложишь купить машину, – улыбнулся Фредди.

– Мысль неплохая, но немного преждевременная, – Джонатан благодушно смотрел в окно. – Я прикинул. В принципе, нам легковушка нужна, грузовик не всегда удобен.

– Согласен, но…

– Но пока мы этого не можем себе позволить. Разве только после Рождества.

– Следующего?

– Или после следующего, Фредди. Или этого. Когда это будет нам по средствам.

– Неправильно, Джонни. Когда это будет очень нужно.

– Резонно, – кивнул Джонатан. – Но пока не очень. И понадобится шофёр. Он же механик. За двумя машинами между делом не приглядишь.