Профессия за тридевять парсеков

Захрапели твиникийцы. Нет, не просто захрапели – грянули, слаженным двухголосым хором. Как профессиональный оркестр, управляемым бездарным дирижером. Последнего хотелось прикопать под гронатейскими скалами, дабы его душа не сумела выбраться из каменного плена. Я снова завертелась, теперь пытаясь закрыть одновременно оба уха и уже всерьез подумывая перебраться в шкаф.

Потом какая-то тварь, которая явно не раз падала безмозглой башкой вниз, угнездилась на крыше шаттла прямо надо мной и принялась распевать там частушки неотцензуренного содержания. Я тщетно помахала на нее руками, но зеркальный плексиглас не дал ей увидеть недовольство аудитории, так что она вопила, пока не разбудила Рима. Флибериец включил забытое с вечера энергополе, подбросившее горлопанку в воздух, как из пращи. Певица наконец отчалила, хрипло матеря неблагодарную публику, но твиникийцы остались и продолжили самозабвенно храпеть, мстя за уход главной солистки.

По-моему, я в итоге не уснула, а лишилась сознания. Мне и так нелегко далась перестройка на тридцатичасовые сутки, сбивать режим снова не хотелось категорически. И после всего этого ада меня нагло будит собственный коммуникатор!

Хуже всего было то, что адреналин вымыл остатки сна. Заснуть наперегонки с твиникийцами можно и не пытаться. Я грустно зевнула, огляделась и поняла, что на шаттле как-то подозрительно светло. Оказывается, над Гронатеей взошла луна. Вернее, луны: два светила неправильной формы сияли в аккурат над нашей крышей.

– Рим?

– М-м…

Очень информативно.

– Слушай, там такая красота! Звезды, спутники, ночное небо! Пойдем посмотрим?

– Ага, звезды ночью – это ведь такая редкость, – без энтузиазма откликнулся Рим. – Саша, ты видишь их в иллюминаторе каждый день! Вернемся на корабль – и хоть обсмотрись, а сейчас имей совесть!

– Как можно спать в таких условиях?!

– Ты про свое нытье? Тяжело, но мы стараемся.

– Если бы ты согласился выйти, я бы не ныла!

– Так выйди, я тут при чем?

– Ты что, отпустишь меня одну?! Ночью, на чужой планете! Кто ты и что сделал с моим другом?

– Индекс безопасности Гронатеи – почти десятка. Твоя Земля, между прочим, даже до шести не дотягивает! Просто держи шаттл в зоне видимости.

Вот как объяснить человеку, что на звезды гораздо интереснее любоваться в компании?

– Рим, ну пожалуйста, я ведь редко тебя о чем-то прошу!

– Предпочитаешь сразу шантажировать.

– Потому что ты упрям, как протовагрус!

– А ты неугомоннее блохи!

– Эй, зверье! – зашипел разбуженный Эник. – Почему бы вам снаружи не поспорить?

– Это все она! – попытался отмазаться Рим, но на него сердито зашипели.

– Ты все равно уже не спишь.

– Да ты бы мертвого растолкала!

Он так стремительно встал, что я обзавидовалась. У меня от резких движений кружилась голова, а ему хоть бы хны! Хорошее здоровье у флиберийцев, еще бы психику им поустойчивее…

Рим хмуро потер глаз и сдался:

– Пошли!

***

Ночь укрыла Гронатею пурпурным покрывалом, как мантией венценосной королевы. Дневная тишь сменилась разноголосым пением и шорохом где-то в глубине леса, а запах цветущего вереска – томным и тяжелым ароматом меда. Разноперые птицы кружили над куполом энергополя, бесшумно вспархивая будто из-под земли. Крылатые деревья призраками окружали поляну, как величественные стражи этого странного мира. Звезды таинственно мерцали в вышине, группируясь в непривычные созвездия – такие знакомые, но в то же время совершенно другие.

– Ты знаешь названия этих звезд? – шепнула я.

Ночная Гронатея оказывала умиротворяющее воздействие, и лишний шум казался кощунством.

Рим лениво повернул ко мне голову. Мы лежали прямо на траве, напоминающей пуховую подстилку. Прогретая за день почва все еще хранила тепло.

– Только галактик. Звезд слишком много, чтобы все запомнить.

– Галактик тоже немало.

– Можно сориентироваться. Определяешь сектор, вспоминаешь крупнейшие галактики в нем и от них отталкиваешься.

– Этому учат в твоей Академии?

Рим кивнул и снова закрыл глаза. Спать ему хотелось однозначно больше, чем смотреть на небо.

– Как можно не любить звезды? Это же так красиво! – риторически спросила я, незаметно придвигаясь к нему поближе. Мерное тепло, которое излучал флибериец, манило к себе болотным огоньком. Ночной воздух не был холодным, но мне все равно хотелось уюта.

– В мире много красивых вещей, – сонно ответил Рим. Против землянки под боком он ничего не имел или просто смирился с моей возней, как с неизбежным злом.

– Рим, ну не спи! – Я похлопала его по плечу, снова вырывая из дремы. – Расскажи что-нибудь.

– Ты хотела посмотреть на звезды, вот и смотри! Или без звукового сопровождения неинтересно?

– Мне без тебя неинтересно! – вырвалось у меня.

Губы парня самопроизвольно растянулись в улыбке. Стрела попала в цель, задев струны флиберийского тщеславия, так что пришлось замолкнуть на полуслове, чтобы не спугнуть случайную удачу.

– На Флиберии бывают звездные ночи? – на пробу поинтересовалась я, наконец заполучив внимание собеседника.

В космопричале нам было не до красоты небес, а стоящая в зените Ингард-Шейра не оставляла надежды увидеть тени, не то что звезды. Мы и закат-то посмотрели исключительно в память о Вениморе, после чего сразу же вернулись на корабль.

– Редко. – Рим слегка изменил позу, лишив возможности греться, зато теперь смотрел прямо на меня.

– Ингард-Шейра?

– Города. Думаешь, у нас не бывает ночей?

– Не уверена.

Огненная Флиберия до сих пор казалась мне неприятным местом. Густонаселенная, фантастически урбанистическая планета, слишком светлая и жаркая, она сварочной искрой полыхала где-то там, в бесконечной дали космоса, и я была рада, что еще нескоро туда вернусь.

– Не понравилось?

– Что там может нравиться? Жара и свет!

– Звезды, по сути, тоже жара и свет, но их ты любишь.

Я как-то не задумывалась об этом раньше, поэтому озадаченно притихла. И правда, чего это я? Валяюсь на траве с урожденным флиберийцем и разглагольствую о том, как плохо живется у него дома!

– Прости. Некрасиво вышло.

– Ерунда, – безразлично отмахнулся Рим. – Мне Земля тоже не нравится. У вас там слишком много холода. Даже снег кое-где идет.

– Это ты еще град не видел. Я однажды угодила под град размером с орех. Вот такущие ледяные булыжники!

– Жуть какая!

– Да нет, вообще-то весело было. Я тогда еще маленькая была, мы с друзьями всем двором прятались под навесом, а потом пошли собирать ледышки и швыряться ими, как снежками.

– Варвары, – отчетливо шепнул Синт.

– А ты вообще молчи! – обозлилась я. – А то отвезу на Землю и зарою в… айсберг! Будешь дрейфовать в океане, с рыбами в остроумии соревноваться!

Рим понимающе фыркнул. Ему тоже приходилось туго по-первости: характер Кипа был немногим лучше. Коммуникатор искренне считал, что это не Рим нашел его на Техалии, а наоборот, и кто там кого спас – непонятно. Потом стерпелись, притерлись и даже подружились, но что-то подсказывало, что в моем случае этот номер не пройдет.

Над головой мелькнула падающая звезда. Загадать желание я не успела и стала ждать следующей. Интересно, что бы попросил у звезд флибериец?

– Рим, у тебя когда День рождения?

Парень непонимающе нахмурился.

– Что?

– Ну, родился ты когда? Какого числа?

– Странный вопрос. Спроси Леотимира, может, он вспомнит. Хотя бы сезон…

– Ты не знаешь?! Это же праздник, разве на Флиберии его нет?

Рим сел, так неподдельно удивившись, что ответ мне уже не понадобился.

– День рождения – это день, когда ты появился на свет, – торопливо объяснила я. – На Земле это праздник, твой собственный, твоих родителей и всех, кто тебя знает и любит. Собираются вместе, едят вкусности, дарят подарки или делают что-то необычное, чего всегда хотелось. Ты ведь знаешь, сколько тебе лет, от чего ты ведешь отсчет?

– В день совершеннолетия мы проходим тест, который определяет биологический возраст в среднегалактических годах.

– А как вычислить, что пора делать этот тест, если не знаешь, когда родился?

– На седьмое лето после выцветания волос.

Я почувствовала, что начинаю тонуть в информации и тоже села.

– Что за «выцветание»?

– Видела детишек в космопричале? Тех, что бегали на нижних этажах, куда швартуются флиберийские корабли?

– Знаешь, мне было не до разглядывания детей. – Я пораскинула мозгами, вспоминая. – Ну да, рыженькие такие солнышки.

– Вот именно, рыжие. – Рим наставительно поднял палец. – Волосы постепенно выгорают, как только станут белыми – ты вырос. Подростков отдают в учебные заведения, а через семь лет – совершеннолетие.

– Не проще ли считать от какого-то определенного дня?

– Флиберия – первая из восьми сверхразвитых планет. Мы принадлежим не только себе, но и всему космосу, поэтому все наши расчеты привязаны к межгалактической системе исчислений. Это эффективнее, чем опираться на собственный календарь, а потом приводить значения к стандарту.

Я от нечего делать подсчитала. Сутки тут длиннее, в году их больше – по земному летоисчислению Рим был бы старше меня лет на десять. И проживет он намного дольше, даже с экзоскелетом. Должно быть, срок жизни землян кажется флиберийцам крошечным отрезком времени…

Мы помолчали, рассматривая верхушки деревьев, освещенные таинственным светом гронатейских спутников.

– Почему земляне празднуют День рождения?

– Сама уже не понимаю.

Удивительная штука – время! В начале жизни кажется, что его так много, и еще столько всего можно успеть… Но дни бегут, с каждым годом все быстрее и быстрее, а мы не успеваем даже толком вырасти.

Кип неожиданно проснулся и отвлек меня от самокопания, тревожно замерцав голубым.

– Айримир, на приборах что-то странное!

– Очередной невидимый вихрь?

– Нет. Это уже не зонд, а шаттл. Не могу понять…

– Пойду посмотрю. – Рим поднялся, отряхнул траву с комбинезона и пошел к шаттлу, обернувшись на полпути: – Идешь?

– Ничего, если поваляюсь пока? – Я лениво перекатилась на нагретое флиберийцем место. – Там же ничего опасного?

– На Гронатее нет ничего, что могло бы причинить нам вред, – самоуверенно отмахнулся Рим.

Когда он ушел, я снова перевернулась на спину. Как все-таки прекрасны звезды! В любом мире и на любой планете, они всегда разные, но вместе с тем неизменные. Неприступные, раскаленные, они были свидетелями рассвета флиберийской цивилизации и видели рождение Земли.

Но в конечном итоге время погасит и этот свет.

Едва заметное мерцание энергополя внезапно исчезло, но меня так и не позвали. Значит, все-таки сбой. Шаттл – не зонд, перезагрузить его систему – минутное дело, и это зачастую самое простое решение проблем.

Без энергополя звуки вокруг стали громче, разборчивее, незнакомые запахи защекотали ноздри. Я лениво гадала, что за чудо сводит с ума наши приборы. Магнитная буря? Как-то сомнительно. Ветер? Тем более! Сейсмическую активность даже Синт с Кипом уловили бы, а тут космический шаттл! Наверное, дело действительно в поломке зонда. МИК оставила его здесь еще до «Фибрры», за эти годы многое могло произойти.

Мои размышления прервал знакомый писк.

Подскочив, я успела заметить слабо фосфоресцирующую спинку какого-то существа, размером с половину ладошки. Инопланетный хомяк шустро юркнул в заросли и целенаправленно куда-то почесал, оставляя за собой гребень из приподнятых травинок. Я бросилась за ним, но в нерешительности замерла у невидимой границы отключенного энергополя.

Отходить от шаттла было страшновато. Но привитая профессией любознательность так и вопила: «Догони его!». Оставленный зверьком след манил за собой.

Рим со мной не пойдет и остальных не пустит. Причем из чистого упрямства – сам же твердил, что планета безопасная. Без меня они не улетят, а если срочно понадоблюсь, найдут через Синта. Просто не буду уходить слишком далеко, чтобы суметь быстро вернуться. Максимум, что мне грозит – очередная ссора, к которым я за полгода привыкла крепче, чем к собственной зубной щетке. Рим погорит и остынет, зато у меня будет отличный образец гронатейской фауны. Или хотя бы интересная история.

Хомяк веселой пулькой выскочил из-под травяной маскировки, вспрыгнул на ближайший куст и принялся деловито там возиться, поставив жирную точку в моих рассуждениях. В конце концов, это моя работа, а такое нахальное животное просто обязано даться в руки! Я нащупала в кармане горсть витаминок, которые с огромным удовольствием трескали все мои звери, и шагнула в инопланетную ночь.

***

Зверек бодро перебирал лапками, с умопомрачительной скоростью перебегая от одного куста к другому. Отследить его траекторию удавалось с трудом. Надежду незаметно подкрасться к нему и накрыть платком я уже отмела: в гронатейском лесу меня не слышали разве что пни.

Погоня получилась недолгой – через пару минут мне пришлось остановиться на передышку. Хомяк тоже замер, будто назло усевшись на самом видном месте. Объединенный свет гронатейских лун отражался от белоснежной растительности, разгоняя сумрачную темноту и позволяя в деталях рассмотреть зверька. На упитанной темно-сиреневой тушке выделялись светлые пятнышки, напоминавшие глаза какого-то крупного зверя. Для Гронатеи удачный способ защиты: увидев такие очи, хищники должны мигом забыть о голоде и сбежать, поджав хвосты.

Хомяк насмешливо пискнул. «Ну что, ты отдохнула, наконец? Продолжим наш увлекательный марафон?». Мне оставалось только скрипеть зубами.

Шаттл скрылся за деревьями, но мы бежали практически по прямой, так что найти обратный путь не составит труда. Но как не хочется возвращаться с пустыми руками! Гронатейская высадка носила чисто исследовательский характер, и ребята не собирались ловить здесь новый вид. Но о местной фауне известно мало, было бы интересно привезти на борт ее представителя. С согласия главы группы высадки на «Фибрру» можно ввозить кого и что угодно, если это не противоречит безопасности. А Рима можно подкупить красочным рассказом о том, как непросто было поймать эту погань. Поворчит для вида, но возражать не станет.

Догнать хомяка шансов не было – это стоило признать. А вот подманить можно попытаться.

– У-ти мой маленький, у-ти хороший, хочешь вкусную витаминку? – Я выудила из горсти одну капсулу и метко бросила прямо к лапкам неуловимого создания.

Хомяк отскочил, но на мордочке появилось умилительно-озадаченное выражение. Настороженно приблизившись к инопланетному деликатесу, зверек обнюхал кушанье и счел его годным к употреблению. Со злорадством повнимав довольному хрусту, я подкинула ему еще, на этот раз поближе к себе.

Хомяк уставился на меня с выражением «Ты что, за дурака меня держишь?». Ничего-о, в моей работе главное – терпение, так что молча бросаем другую капсулу, на половине пути ко второй…

На сей раз животное не стало кочевряжиться, соблаговолило подойти и схрумкать подачку, облизалось и выжидающе посмотрело на меня.

– Ну давай, иди сюда…

Следующие пять минут мы соревновались друг с другом в хитрости. Хомяк вел по всем фронтам, упрямо не пересекая незримую черту, с которой до него можно было бы дотянуться. С каждым новым кусочком, исчезающим в прожорливой пасти, я все отчетливее понимала, что нахальный зверь обводит меня вокруг пальца. Практически отчаявшись, я запустила в него целой щепотью, но хомяк несгибаемо собрал только те, что упали достаточно далеко.

– Да ну тебя! – зло сплюнула я и отвернулась, чтобы уйти.

За спиной отчетливо прошуршали маленькие лапки. Неужели?..

Зверек хрустнул раз, другой и пристроился в каком-то метре от меня, удовлетворенно намывая мордочку. Стараясь не делать резких движений, я опустилась на корточки и протянула руку. Хомяк пискнул и медленно пошел в мою сторону…

Закон подлости гласит: если какая-то пакость может случиться, она обязательно произойдет. Добавлю к этому еще одну особенность: неприятности, оправдывая свою суть, наступают в самый неудачный момент времени, вклиниваясь в твой мир так, чтобы доставить максимальные неудобства.

В ночной тишине Гронатеи звук горна, раздавшийся совсем рядом, ударил по перепонкам, как соседский перфоратор воскресным утром. Мы с хомяком одинаково подскочили, но если я всего лишь испуганно заозиралась, то пережравшая инопланетных харчей тварюшка сочла себя легкой добычей и опрометью бросилась в темноту, мгновенно скрывшись за кустами.

Я тоже решила не задерживаться. Вряд ли здешним крохотным зверькам хватит легких, чтобы издать такую трель. Может, это сигналит наш корабль? Не похоже. Но что?

Ответ на сей вопрос стал понятен уже через десяток шагов, когда на пути показались огни зажженных факелов. Я резко затормозила и вскочила на ближайшую ветку, с перепугу с легкостью взлетев наверх.

Гронатейцы!

Коренное население Гронатеи производило двоякое впечатление. Ростом они не вышли – все примерно мне по шею, зато массивные тела с короткими ручками-щупальцами значительно превосходили меня в весе. Ног у гронатейцев не было, их роль выполняли гибкие отростки, как у осьминога, только без присосок. Все это венчала абсолютно круглая башка, обильно заросшая спутанной шевелюрой и такой же бородой. Их кожа в сиянии лун казалась белой, а вкупе с темными, почти черными ногами-щупальцами, создавала иллюзию двух разных существ: полупрозрачного на фоне снежной растительности верха и бросавшегося в глаза осьминогоподобного низа.

Группу из десятка гронатейцев возглавлял самый крупный. Он размахивал посохом, на конце которого что-то светилось, то ли освещая путь, то ли выполняя роль знамени. Сразу за ним двое инопланетян тащили здоровенную штуковину, опознать в которой горн удалось лишь после очередной «музыкальной паузы». Остальные гронатейцы вразнобой бренчали бусами и потрясали внушительными копьями.

Основная проблема заключалась в том, что все это великолепие двигалось в мою сторону.

Обхватив ветку руками и ногами, как урожденный ленивец, я лихорадочно соображала. Все не так уж страшно: гронатейцы – условно-разумная раса, а не чудища, одержимые голодом. Опасения внушали только копья, но я здраво рассудила, что маленькому племени без них никуда. Может, они просто на охоту вышли. Если Рим с его закидонами умудрился с ними договориться, то я-то уж точно смогу!

Тем не менее, к близкому знакомству инопланетяне не располагали. Когда они подошли вплотную, стали видны мелкие зубы-иголки и подозрительные выступы на нижних щупальцах, напоминающие ядовитые жальца.

«Фибрра» – гуманоадаптированное судно. За вычетом Ванни и Манни, все члены экипажа более-менее похожи на людей, и системы корабля рассчитаны именно на это. Чтобы взаимодействовать с панелями управления, дверями и шахтами флиберийского линкора, нужны как минимум руки с пальцами и теплая кровь. Даже мои мозги с астробиологическим уклоном не воспринимали коллег, как объект исследований: ну, подумаешь, экзоскелет, пигментные пятна на лбу или третьи веки! Все равно ведь люди, просто чуть другие. Вздумай я их изучать, ребята удивились бы не меньше, чем пациент зубного врача, которого вдруг приспичило осмотреть проктологу.

Конечно, бывают корабли, созданные другими расами и адаптированные под иное строение тела, вплоть до самых причудливых. Но до сих пор подобные существа попадались мне редко, в основном в космопричалах. Раньше это казалось обидным – угораздило же из всего разнообразия космоса попасть на корабль людей! – но сейчас стало понятно, как мне на самом деле повезло. Если бы по палубам «Фибрры» ползали такие вот осьминожки, я схлопотала бы сердечный приступ еще в первый день на корабле.

Гронатейцы остановились прямо под моим деревом. Что, других мало?! Целый лес вокруг! Надеюсь, мой темно-синий комбинезон хотя бы сливается с небом, а не демаскирует меня на белом фоне.

Предводитель воткнул светящийся посох в почву на манер флагштока и принялся что-то вещать. Вдохновенно щелкая и взрыкивая, он моментально заслужил внимание всей честной компании, включая меня. Гронатейцы почтительно внимали речи вождя, а я рассматривала оратора и размышляла, как он умудряется издавать подобные звуки явно непредназначенной для этого пастью.

Вождь что-то особенно экзальтированно прощелкал и воздел щупальца вверх. Все разом. Мельтешащий клубок темных конечностей до ужаса напоминал змей.

Да-а, не позвать ли мне Рима? Лучше в очередной раз выслушать от друга едкие замечания по поводу моей разумности, чем объясняться с дикарями на языке жестов. Только надо как-то предупредить Синта, чтобы не вздумал во всю глотку подтвердить приказ, с него станется.

Пока я размышляла, как незаметно установить связь, внизу стало подозрительно тихо. Гронатейцы плавно покачивали щупальцами, как плывущими по воде волосами, и хранили торжественную тишину. Я бесшумно выругалась и замерла, боясь лишний раз шевельнуться и выдать себя хрустом веток. Как назло, что-то ерзало по ноге, щекоча покрытую мурашками кожу даже сквозь ткань комбинезона. Терпеть становилось все труднее. Да что за напасть?!

Не сдержавшись, я дрыгнула ногой. Ветка тренькнула, и несколько листочков, похожих на белые перышки, осыпались главному гронатейцу на макушку.

Внизу торжествующе защелкали, толпа дикарей разразилась восторженным треском, от которого заложило уши. Мою ногу ощутимо прихватили мелкие, как наждачка, зубки. Пользуясь поднятым внизу шумом, я обернулась на покусившееся на честь моей лодыжки создание и увидела давешнего хомяка.

Завладев вниманием щедрой дарительницы витаминок, тварь разразилась громким писком, забавно подпрыгивая на месте и размахивая крошечными лапками. Хомяк был не прочь продолжить прерванный банкет.

– П-шел вон отсюда! – злобно прошипела благодетельница и попыталась его отпихнуть.

Куда там! Оскорбленный зверек отскочил, уворачиваясь от ботинка, и храбро атаковал мою ногу. Прокусить кожу он не мог при всем желании, но так щипался, что мне хотелось взвыть и добровольно спрыгнуть вниз, подальше от рассвирепевшего грызуна.

Хомяк распушил подшерсток, став похожим на темно-лиловый теннисный мяч, и, поразмыслив, юркнул в штанину, как в родную нору. Плотная посадка форменного комбинезона не давала ему пролезть выше колена, но мелкий зверек и без того чувствовал себя чересчур вольготно. Щекочась мехом, нахальная тварь ловко уворачивалась от ладоней, не давая себя прижать, а на каждую попытку отвечала очередным укусом, похожим на разряд тока. Я шумно завозилась, понимая, что выдаю себя, но не в силах терпеть такого издевательства. Дерево затряслось, перья-листья посыпались с него январской метелью.

Кое-как выудив вредителя из-под одежды, я обреченно глянула вниз и наткнулась на ошарашенные морды представителей гронатейского разума. Дикари обалдело пялились на нас, переводя взгляд с моего лица на зажатого в кулаке и возмущенно раздувающего щеки хомяка. Тот не оставлял попыток вывернуть короткую шею и вцепиться зубами в пленившего его астробиолога.

Я приветливо помахала свободной рукой.

Ветка дрогнула и прогнулась. Инстинктивно выпустив зверька, я вцепилась в проседающую опору, обламывая ногти до самых корней. Получивший волю хомяк бросился вверх по стволу с прытью белки, а ветка, оглушительно хрустнув где-то в глубине, обломилась и сверзилась вниз прямо к ногам прыснувших в стороны гронатейцев. Я рухнула на нее сверху, попав спиной на какой-то сучок, и, по ощущениям, ободрала кожу до кости.

Гронатейцы настороженно приблизились и вопросительно защелкали.

– Э-э… привет?.. – робко пропищала я. – Мир… дружба… Г-гости с небес…

Мы друга друга не поняли. Осьминожки слаженно рыкнули и ощетинились копьями, как большой игольчатый ежик. Я сглотнула и отвела иззубренное лезвие от собственного горла, чем окончательно перечеркнула изначально не шибко дружественные намерения дикарей. В следующую секунду гронатейцы намертво оплели меня руками-щупальцами и куда-то потащили, как опутанное веревками порося. Лишенная возможности не то что кричать – нормально дышать, я тоскливо посмотрела наверх и увидела темную тушку хомяка. Поза у него была исключительно злорадная.

Похоже, что-то сложное в работе контактера все же было.

***

Привязанные к дереву руки нещадно горели в суставах. Я извивалась ужом, надеясь выпутать хотя бы пальцы, и материла собственные глупость и любопытство, приведшие к столь плачевному результату. Правда, не вслух: впечатленные моим контактерским порывом, дикари намертво запечатали мне рот. Склизкая тряпка ерзала по губам, но соскальзывать не планировала, схваченная на затылке поистине морским узлом. Последний тоже доставлял неудобств, впиваясь в голову.