Огонь веры

– Паломник, значит, – задумчиво проговорила воительница, – редко их нынче встретишь на этой дороге.

– Почему же?

– Бандиты, – отвлечённо ответила Инария, но в её ответе Литу почудилась принуждённость. Он ощутил это лёгким изменением внутри себя. Гирт говорил, что так чародей может чувствовать недосказанность в чужих ответах. Или ложь. Но Литу почему-то хотелось верить своей новой знакомой, поэтому он пока что отбросил лишние подозрения.

– Значит, ты идёшь в варийский монастырь, верно? – в это время Инария повернулась к Литу спиной, чтобы вынуть стрелы из тел. Она придирчиво оглядела наконечник каждой стрелы и тщательно вытерла их от крови об одежду бандитов, а после вернула в колчан к остальным стрелам. Всё это она проделала, отвернувшись от монаха, но Лита не покидало чёткое ощущение того, что если он попробует неосторожно дёрнуться, то он и в самом деле познакомится с Заступником.

– Совершенно верно, милостивая государыня…

– Пожалуй, что нам по пути, – она внимательно посмотрела ещё раз на Лита, – ты же не будешь против сопровождения? Кажется, что оно тебе не помешает…

– Длинную дорогу всегда приятнее коротать в доброй компании, – Лит был совсем не против того, чтобы его сопровождал опытный воин, особенно после того, что только что произошло. Нападение этих бандитов было тревожным знаком. И, судя по всему, некто велел им напасть именно на него, значит у кого-то неведомого есть причины желать Литу гибели… Да этот кто-то ещё и знает, что Лит чародей вдобавок. Но кто бы мог это быть, позвольте на милость узнать?

Ещё это видение перед самой атакой головорезов… Два дымчатых силуэта были нападавшие, вне всякого сомнения, а белая молния – это стрелы Инарии или сама Инария. Лит получил знак свыше, что он будет спасён, но, не получив достаточно времени, чтобы истолковать знамение, он получил спасение. Кажется, что Господу было угодно, чтобы он шёл с Инарией.

Инария, удовлетворившись ответом монаха, издала тонкий свист, похожий на песню лесной птицы. Из-за поворота, который Лит проехал чуть ранее, показался конь серой масти. Не успел монах удивиться скорости его появления, как тот уже стоял возле Инарии, позволяя ей взобраться на себя. Она похлопала его по шее, отчего конь довольно фыркнул и ударил копытом.

– Это Эрго, один из лучших коней всего Запада! – не без гордости произнесла воительница.

Рядом с Эрго Гевра выглядела крестьянской простушкой. Она косилась на коня беспокойным глазом из-под своих тяжёлых век и боялась подойти. На Эрго была отличная сбруя из кожи с чёрным отливом. Позади седла были две перемётных сумы, к которым были приторочены несколько кинжалов с одной стороны и ещё один колчан со стрелами – с другой.

Лит решил не взбираться на свою кобылу, памятуя о том, что она ещё недавно изнывала от усталости, и он сообщил спутнице о своём намерении идти пешком рядом с Геврой.

– Да, хорошая идея, отдохнуть ей не помешает, – Инария поглядела на Гевру так, как будто бы только что заметила её, – идти нам недалеко, здесь рядом есть деревня, там можно передохнуть.

– А что с ними? – Лит посмотрел на тела убитых бандитов.

– Сообщу привратнику у ворот в деревню, чтобы отправили людей прибрать их, – она ответила простодушно и двинулась в путь без дальнейших предисловий. А Лит, успев только подумать о душах несчастных, вынужден был последовать за ней, чтобы не отстать.

Через некоторое время Лит, ещё не вполне доверяя Инарии, осторожно спросил у неё:

– Ты сказала, что ты из людей Григория Клеона? Каков князь из себя?

Инария не спешила с ответом, но, наконец, пришла к какому-то соглашению внутри себя:

– Князь Григорий один из мудрейших и благороднейших людей из всех, что я встречала. Я служу ему не по зову власти или золота, а по зову сердца. Я верю, что именно такие люди, как светлейший князь, должны стоять во главе народа и страны.

Лит подивился такому искреннему ответу, но посчитал, что так, наверное, и следует говорить воину про своего господина.

– Я слышал о том, что он честен со своим народом. В окрестных деревнях о нём плохого не сказывают.

– Это точно! – с неожиданным жаром подтвердила Инария, – светлейший князь берёт с крестьян налога столько, сколько они могут заплатить, и щедро помогает им в годы засух и неурожаев. За это люди любят его и с гордостью отдают своих сыновей на княжескую службу!

– Только ли сыновья местных крестьян идут к нему на службу? – лукаво спросил монах. Чуть более лукаво, чем сам того хотел, ведь устав ордена запрещал задавать окольные вопросы.

– Если ты спрашиваешь обо мне, то я не из этих земель. Моя родина находится далеко к югу отсюда, и я покинула её давным-давно. Я была во множестве стран и видела множество правителей земель, многие из них не заслуживают даже жизни, а не то что правления.

– Ты слишком строга к ним, – миролюбиво заметил Лит. – Единый каждому народу дарует того царя, которого он заслуживает.

Но его слова неожиданно заставили Инарию засмеяться жёстким, неприятным смехом:

– То же самое я слышала от множества глашатаев на множестве площадей. Извечная история! Если мой король тиран, значит, в этом только моя вина. Веками об этом твердят по всему Инафору людям, и на островах то же самое! Я считаю иначе! Люди не должны слепо повиноваться своим государям! Сами должны решать свою судьбу, а не уповать на милость людей, чьи предки когда-то стяжали себе славу и право распоряжаться своими соседями и передали его своим потомкам, которые, может, и не умеют ничего, кроме как бахвалиться своими пёстрыми родословными!

– А что князь Григорий Клеон думает обо всём этом? – Лит продолжал удивляться тому неожиданному пылу, с которым говорила Инария, но он посчитал, что указывать ей на это было бы невежливо, особенно после того, как она только что спасла ему жизнь.

– Светлейший князь согласен со мной, что править народом должны достойнейшие! Что править должно не по праву рождения, а по праву личной чести. Правитель должен завоевать любовь народа и тогда люди с благодарностью примут его правление и не оставят его даже после смерти. Даже после его смерти. Вспомни, монах, о ком поют песни в полях, и кто были эти люди, и есть ли среди них хоть один тиран?

– Совсем немного, пожалуй, что и вовсе никого. Но так ли много владык с чёрными сердцами? Я верю, что Создатель всеведущ и ведёт по пути благости каждого из нас, а тех, кто спотыкается и сходит с этого пути, настигнет жестокая кара на Страшном Суде.

– Все получат по заслугам, это верно, только вот страдания простых людей сложно унять этим.

– Вера исцелит любую рану и любую скорбь. Людям нужно верить и вести праведную жизнь, тогда Царь Небесный восставит царства земные на благо народов.

Инария воззрилась на Лита с искренним любопытством:

– Видно, что крепка твоя вера.

– Только Всевышний может судить о крепости веры того или иного человека. Перед Его волей я преклоняюсь, – Лит молитвенно поднёс руки к груди и искренне обратился лицом к небу.

Они помолчали немного и Инария медленно начала вновь:

– Это всё едино, я всё равно считаю, что люди должны сами взять в руки свою судьбу. Для меня праведник тот человек, кто с оружием в руках отстаивает право слабейших, а не тот, кто предпочитает слепо подчиняться и надеяться на святое искупление.

– Каждому по делам его, – проговорил монах. – Может быть, ты и права, не мне судить тебя! На Страшном Суде мы все узнаем, что правда, а что нет.

– Какой же ты терпеливый, – улыбнулась Инария. – Согласен ждать смерти, чтобы обрести истину. Это не по мне, я желаю обрести её сейчас. Но пусть будет по-твоему, монах Лит! Дождёмся Страшного Суда и узнаем, кто прав, а кто нет. Тем более, что мы уже приехали, – внезапно докончила она.

Только тут Лит заметил, как дорога впереди вильнула и перед ними появляются массивные деревянные ворота, по обеим сторонам от которых шёл внушительный частокол.

Деревня Пороговая стояла на берегах реки Горлицы, которая была притоком могучей Карны – западной границы Энелии. Деревня так прозывалась оттого, что в своё время строилась как пограничный пост между двумя государствами, но со временем, удачным более для энелианцев, чем для её соседей, граница отодвинулась на запад, к Карне.

Пороговая была обнесена со всех сторон высокими укреплениями, оставшимся с тех времён, когда это была ещё пограничная крепость. Её мощные ворота хранили покой местных жителей. Хоть граница и отошла на запад, в деревне по-прежнему располагался небольшой гарнизон королевской стражи, набранной из сельчан данной местности. Помимо охраны государевых рубежей жители Пороговой занимались также обширной ловлей рыбы, которая торговыми караванами расходилась по всей Западной Чети.

Помимо ловли рыбы среди промыслов местных жителей было: строительство лодок и речных судов, вязание сетей, бондарство и ещё изготовление изделий из дерева. Поделки мастеров по дереву Пороговой были широко известны по всему Риндаю, а иногда караванщики привозили их даже и в другие города. В келье Лита в монастыре стояла деревянная статуэтка святого Доминиана, которая, судя по клейму, была изготовлена местным мастером.

Ворота в крепостцу были закрыты, а наверху их, в небольшой галерее, стояли два воина в доспехах королевской стражи. Они были вооружены луками и копьями, но сейчас их оружие не очень интересовало: стражники смотрели на небольшого человечка в драных лохмотьях перед воротами и хохотали:

– Эй, Картир! Может, ещё вина?!

– Мил-государь, с превели-иким удовольсъем! – еле выговаривая слова пролепетал этот болезный малый.

Один из стражников исчез за частоколом, но сразу же появился, а в руке у него была деревянная кадка с водой, которую он тут же опорожнил на голову бедняге.

– На, пей!

Картир после такого «питья» опустился на четвереньки и начал трясти головой, как собака. После он повернулся к дороге, и Инария с Литом увидели, что рот у него раскрыт до ушей. Он заходился в смехе и не был в силах выговорить ни слова. Он попытался было встать, но после первой же попытки рухнул на дорогу и, развернувшись головой к воротам, заснул с улыбкой на лице.

Стражники заметили подъезжающих путешественников, и один из них, тот, что раньше только смеялся, закричал кому-то вниз:

– Открывай, Егор! Инария из Стального Ручья едет!

Ворота начали отворяться, и путники прошли в деревню. Лит удивился было, что их так легко пропускают, но сразу понял, что его спутница, должно быть, часто здесь бывает. Инария даже не посмотрела на лежащего внизу Картира, только лицо её приняло брезгливое выражение, а Лит поглядел на пьянчужку с любопытством, но также прошёл мимо, не тревожа его.

Как только они миновали первые ворота, то очутились в небольшом дворе, также обнесённом со всех сторон частоколом, только уже поменьше. На противоположной стороне были такие же ворота, как и те, что они прошли, но вторые были распахнуты настежь, и сквозь них было видно широкую сельскую улицу, мощённую камнем, видно, поднятым со дна реки.

Во дворе было несколько стражников с копьями и мечами. Дорогое было удовольствие – вооружать ратников стальными клинками, но перехода на мечи с привычных секир и бердышей советник Гирт добился ещё в ранние годы правления короля Василия, сменившего Павла Второго. Мечи были намного обременительнее для казны, чем дедовские топоры, но чародей и государь на пару рассудили, что затраты на королевскую стражу в будущем окупят себя с лихвой.

Все воины были в кольчужных панцирях, а вместо курток под ними были лишь белые рубахи из толстого сукна. На их головах были надеты шлемы с острым навершием, похожим на наконечник копья. Из-за жары по лицам стражников струился пот, и они иногда прикладывались к крынкам с молоком.

– Доброе утро, госпожа Инария, – к ним подошёл один из воинов, и Инария сразу спешилась. Стражник был коротко стрижен, даже ещё короче, чем требовалось по суровым монашеским уставам, а ведь служивое сословие было освобождено от повинности стричь волосы, из-за чего у многих ратников локоны опускались до плеч, что помогало им при ношении тяжёлых шлемов.

– Доброе утро, Егор, сын Никула, – приветливо улыбнулась Инария, – хотя время уже близится к обеду.

– Это верно, наверняка на постоялом дворе уже поспевает суп, – у Егора, сына Никула, была подвижная голова на тонкой шее и запавшие глаза. Если бы не короткая борода и наличие массивной кольчуги, то Лит подумал было, что перед ним брат-монах. Так сильно от Егора веяло вдумчивостью и спокойствием. Остальные воины напоминали ленивых черепах, которых солнце загнало под панцирь, а Егор, который отворил им ворота, был готов послужить ещё.

– Суп – это хорошо, надеюсь на кислые щи, это было бы самое то при таком солнцепёке.

– Это уже к корчмарю, – засмеялся Егор. – Как там поживает светлейший князь Григорий? Как княжна Елизавета здравствуют?

– И князь, и его дочь чувствуют себя прекрасно, благодарю, Егор, за участие. Наследница Елизавета вскоре поедет в Крестовицу, так что ждите княжну в гости.

– Её милость за новыми платьями на Юг хотят пожаловать?

– Да, выбор шёлка в Крестовице шире, чем в столице, поэтому княжна едет туда.

– Что же, всё правильно. Выбирать меха в Калантире, а шёлк в Крестовице. Княжна Клеон мудра, – вполне серьёзно заметил Егор.

– Это точно, – в коротком ответе Инарии Литу опять почудилась недосказанность. – Можешь кликнуть десятника, Егор? Мне надо передать ему сообщение.

– Будет исполнено, милостивая государыня, – и воин тотчас позвал воеводу.

Из внутренних дверей на крик стражника вышел десятник. На нём не было доспехов, но вместо них надет жёлтый кафтан – знак его звания. При нём также не было никакого оружия, а его руки были по-начальственному упёрты в бока. Он внимательно осмотрел прибывших путников и велел Егору закрыть ворота, что и было тотчас же исполнено.

– Какой приятный молодой человек, – пробормотал монах про себя. Лит не был искушён в общении с ратниками, но предполагал, что королевскую стражу составляют простые крестьянские сыновья, но этот страж ворот совсем не вписывался в представления Лита об энелианском войске.

Инария быстро направилась к десятнику, который сам не торопился подойти к путникам. Лит, взяв и Эрго, и Гевру под уздцы, остался стоять неподалёку. Вскоре воительница вернулась, а десятник ушёл за стену казармы. Лит не успел толком разглядеть лицо воеводы из-за слепившего его солнца и из-за того, что разговор с Инарией длился не больше одной минуты.

– Десятник отправит людей позаботиться о телах на дороге, я ему сказала о них. Они ещё обыщут ближайшие леса, поищут других бандитов.

– Думаешь, что есть и другие?

– Я ничего не думаю, я знаю, что могут быть и другие, – Инария взяла Эрго себе и пошла в деревню, не говоря более ничего. Лит вынуждено поспешил за ней.

– А что это был за человек перед воротами?

– А, это… – рассеянно начала Инария, – обыкновенный пьяница. В местных землях не терпят такого и изгоняют их из поселений на время, чтобы научились хоть чему-то. Если это не помогает, им ставят клеймо на правой руке и выгоняют насовсем.

– Я слышал, что в иных странах на юге за пьянство вешают, это правда?

– Да, иногда вешают. Но чаще топят в вине или вспарывают живот и заливают его внутрь.

– И как это помогает?

– Не очень я думаю, ведь такие казни там постоянно проходят. А их проводят уже давно. Люди ничему не учатся.

– Но тут, похоже, за пьянство не наказывают столь строго, да и люди здесь приятнее. Справляются о здоровье Хранителя Чети и его родных.

– А, это обычное дело здесь, – Инария неопределённо махнула рукой, и Лит понял, что воительница хочет поскорее дойти до постоялого двора.

Они шли по богатой улице мимо больших деревянных домов с мастерскими и торговыми лавками. Торговля, видимо, шла бойко, ведь все избы выглядели очень нарядно, и каждая из них был не меньше двух этажей. Инария шла быстро, потому Лит не мог подолгу останавливаться перед каждым жилищем, как того хотел, хоть там и было на что посмотреть.

Купеческие хоромы заметно отличались от привычных рыбацких хат тем, что были изукрашены дорогой краской и живописными узорами. В дороге Лит обычно внимательно изучал дома местных жителей и даже иногда делал короткие записи о наиболее примечательных диковинках на полях «Истории» Велерана.

По обрывкам разговоров, долетавших отовсюду, Литу стало ясно, что в селении совсем недавно прошла ярмарка, которая закончилась весьма удачно для местных торговцев. Они сейчас подсчитывали прибыль и думали о том, как встретить следующую ярмарку, которая должна была открыться совсем скоро в Вылеме.

В корчме, куда путники зашли, оставив своих лошадей снаружи на конной привязи, тоже только и разговоров было, что о прошедшей ярмарке. Но многие помимо этого спорили также и о том, будет ли граф Мелинир Кафр покупать лес в округе, который принадлежал местной общине.

Один селянин начал громко говорить о том, что вчера самолично слышал от писца из Цветоречья – графского поместья, что в гости к Кафру чуть ли не ежедневно ходят от старосты Пороговой и вроде бы всё шло к тому, что граф будет покупать лес. Этот же кабачный глашатай начал говорить, что граф будто бы намерен продавать пороговский лес князю Клеону, что тому нужно укреплять крепости в Савре и Белегорне – землях, лежащих к северу и северо-востоку от Риндая.

– Крепости укреплять, вот-те нате! Кабы не было войны… – кто-то сказал негромко, да настолько негромко, что все его тут же услышали.

При этих словах многие начали коситься на Инарию. В округе все знали, кому она служит. Во взглядах людей начала проглядывать тревога.

Инария рассерженно отвернулась от зала и яростно зашептала:

– Вздорные базарные бабы! Нет, они хуже! Нет ничего хуже судачащего мужичья! Не успокоятся, пока всем кости не перемоют, и плевать, есть ли хоть одно слово правды в том, о чём они болтают!

– Думаю, для них это действительно важно, – миролюбиво начал Лит, – они же живут этой торговлей лесом, делами крупных землевладельцев.

– Всё равно, это не даёт им право пялиться на меня!

Тут им принесли заказанные кислые щи, тарелку со свежим хлебом и кувшин с холодным красным вином. Лит, разламывая хлеб, увидел в окно, как двое молодых крепких сельчан подносят сено к яслям.

– Что-то я не слышала о том, что у светлейшего князя есть какие-то дела с Мелиниром Кафром, – задумчиво проговорила вдруг Инария. Она водила ложкой по миске, но, казалось, что пища её нисколько не волнует.

Монаху стало любопытно, что в этих краях делает человек князя, вряд ли Инария была послана просто так объезжать окрестные земли. Лит не спросил у неё с самого начала, куда она следует и зачем, потому что больше думал о тех двоих, что были посланы покончить с ним, а сейчас ему не хотелось беспокоить расспросами о её делах. Он вспомнил вдруг о том, что ему надобно бы посетить местный храм, так как у него совсем не осталось средств на дорогу: последние его гроши должны были уйти за этот обед. Да и выказать почтение местному священнику не помешает. В Вылеме он не посетил храма и после пожалел об этом, подумав, что надо будет впредь посещать все храмы ордена на пути.

– А кто он такой этот Мелинир Кафр? – спросил Лит, попутно усиленно работая ложкой.

– Я слышала, он из благородных людей, предки его сражались за Крестовицу в ирманских войнах. Говорят, что Линдар Кафр первым взобрался на стену Крестовицы и потому получил от короля Аристара титул графа и поместье в Западной Чети, в Риндае, как раз недалеко от того места, где мы сейчас.

– Они и сейчас ему принадлежат? Обычно на границах поместий и вотчин стоят дорожные знаки, предупреждающие путников о том, в чьи земли они въезжают.

– Кафры были намного более успешны в ратных трудах, чем в торговых. Ни один из них не преуспел в землевладении, они просто не смогли толком управляться с поместьем. Поэтому часть земли и была продана, раньше когда-то и Пороговая была собственностью Кафров, но теперь уже нет. Насколько я могу судить, Мелинир – первый Кафр, который смог хоть как-то вести дела.

– А где располагается имение Кафров?

– Мы завтра будем мимо проезжать, как только выедем из Пороговой. Оно здесь недалеко.

– На левом берегу?! Но ведь тогда это было опасно!

Инария усмехнулась:

– Линдару Кафру было плевать на всякие опасности. Раз король дал ему землю на самых рубежах, значит, он должен эти рубежи охранять! Вот он и выстроил себе дом на самом краю своих земель, на левой стороне Горлицы, где тогда никто не жил из-за постоянной вражды с игносийцами.

– Я читал в летописях, что игносийцы – безжалостные воины и сурово мстят за нанесённые им обиды.

– Жадные до золота головорезы – вот кто они, – отрезала Инария, – я была в империи и тогда, когда у нас была вражда, и тогда, когда у нас установился мир, если это можно назвать миром. Всё, что их интересует – это новые завоевания, новые провинции, откуда можно было бы бесконечно грести золото! Они презирают нашу свободу и наш образ жизни. Считают, что только на войне место достойным людям, но главные их военачальники живут в роскошных дворцах и ведут бесконечные пиры! А то, что все пророки являлись миру только в игносийской стране, доводит их гордыню просто до исступления! И чего удивляться этому, когда они завоевали добрую половину Инафора! По их мнению, все остальные народы должны присягнуть им на верность, так как на то есть прямая воля Господа! Их церковь не устаёт об этом напоминать в своих проповедях! Не зря же Он посылал своих пророков только к игносийцам!

– Пусть пророки появлялись в империи, но ходили они повсюду и Слово Божье тоже несли повсюду. Ни один из пророков не проповедовал власти единого государя, наоборот даже, пророк Илия говорил об отказе от великого земного владычества. Великий царь может быть только один, и он на Небе, – так проповедовал Илия. Иосиф и вовсе родился в Халкидии, которая в ту пору постоянно бунтовала против имперской власти, а Исмаил, чтобы ни говорили злые языки, всегда ставил Господа на первое место, и в первую очередь он был великим пророком, а уже во вторую – полководцем.

Инария замолчала и начала думать о чём-то своём, продолжая мучить тарелку с супом.

После того, как было покончено с обедом, Лит встал из-за стола, поблагодарил хозяина корчмы за вкусный обед, отдал ему все свои монеты и пошёл в местный храм. Инария же отправилась обратно к воротам. Ей о чём-то нужно было поговорить с десятником. Монах и воительница договорились встретиться чуть позже, здесь же, чтобы наутро продолжить совместный путь.

Глава третья

Обратная твердыня

Солнце уже начало клониться к западу, когда Лит подошёл к храму Пороговой. Это был дом из выбеленного камня с массивными резными воротами из риндайского вяза на входе и длинными окнами с цветными витражами. И ворота, и витражи выглядели весьма искусно сработанными. Было видно, что на храм не пожалели денег при строительстве. Над двускатной крышей храма возвышалась квадратная башня, которую венчал колокол. Храм был самой высокой постройкой во всей деревне и единственной – из камня. Он даже возвышался над липами, которые окружали Пороговую, так что дом Господа можно было увидеть издалека.

Двери в храм были открыты, а послушники в монашеских рясах, подобных той, что была надета на Лите, старательно намывали полы. Из-за чистоты храм изнутри казался ещё более красивым, хотя внутри он почти не был украшен фресками, как было принято в Ланаре и землях вокруг него.

Лит прошёл через раскрытые двери, и навстречу из глубин храма ему сразу вышел человек в белой льняной одежде.

– Красивый храм у вас! И видно отовсюду. С Божьей помощи простоит не один век! – Лит верно рассчитал, что перед ним настоятель храма, и решил сразу выказать ему своё восхищение приходом. Обычно настоятели, да и вообще все святые отцы ордена, рядились одинаково, но в некоторых местных храмах царили свои порядки, на которые владыки смотрели неодобрительно, но до поры – не порицали.

– С Божьей помощью всё произойдёт, – он ответил слегка рассеянно, пристально изучая путешественника. – Спасибо за добрые слова. Ты Лит, верно? – настоятель запоздало улыбнулся в ответ на Литовы слова о его храме.

– Да, следую из Илларионовой обители в Варийскую долину.

– Верно, к Столпам Лукрециана. Я – Варнава, глава этого прихода. – Варнава был уже седым старцем с живыми глазами и заострёнными чертами лица. Чем-то он неуловимо напоминал старого лиса, только не гораздого на хитрые уловки, а скорее наоборот – полного спокойствия. – Мне пришло письмо о тебе из твоего монастыря. Пойдём со мной, сын мой.

– Конечно, святой отец.

Варнава жестом велел послушникам затворить ворота, и после они с Литом прошли через храм к лестнице наверх, скрывающейся за алтарём. Лит подумал сперва, что Варнава предложит ему прочитать молитву, но настоятель прошёл мимо алтаря и даже не поглядел на него.