Начиная с декабря 1966 года, когда я учился на первом курсе в Беркли (Калифорния), в моей жизни произошел ряд удивительных событий. Все началось в 3:20 ночи, когда я, проходя мимо круглосуточной автозаправки, наткнулся на Сократа. (Своим настоящим именем он так никогда и не поделился. Но, побеседовав с ним в ту первую ночь, я по какому-то наитию назвал его именем этого древнегреческого мудреца, и ему понравилось; так и прижилось.) Это случайное знакомство и приключения, последовавшие за ним, полностью изменили мою жизнь.

Надо сказать, что до 1966 года жизнь благоволила мне. Я вырос в любящей благополучной семье, выиграл чемпионат мира по прыжкам на батуте в Лондоне, много путешествовал по Европе, успешно участвуя в многочисленных соревнованиях. Награды сыпались одна за другой, но не приносили моей душе ни удовлетворения, ни покоя.

Теперь я понимаю, что в некотором смысле проспал все эти годы и та жизнь мне просто снилась. Так продолжалось до тех пор, пока я не встретил Сократа, ставшего моим учителем и другом. До этой встречи я искренне полагал, что счастливая жизнь, в которой были бы и мудрость, и богатство, принадлежит мне по праву рождения и с годами никуда не денется. Я бы ни за что не мог предположить, что мне придется учиться, как жить, что существуют особенные практики и способы видения мира, которыми нужно будет овладеть для того, чтобы пробудиться к простой и счастливой жизни.

На мои ошибки Сократ указывал своим личным примером. Он показывал свой путь, Путь Мирного Воина. Он без конца подтрунивал и поддразнивал меня, насмехаясь над моей такой серьезной, полной проблем и переживаний повседневностью, пока я не научился смотреть его глазами, в которых были и мудрость, и сострадание, и юмор. И он не сдался до тех пор, пока я не понял, что значит жить как воин.

Мы провели с ним много предрассветных часов. Я слушал, спорил и, вопреки всему, смеялся с ним. Эта история основана на моих приключениях, которые я действительно пережил, и все-таки это художественное произведение. Человек, которого я называл Сократом, действительно существовал. Но у него была такая способность неуловимо сливаться с жизнью, что мне сложно сказать, в какой момент он отступил на второй план и на его место пришли другие учителя и другой жизненный опыт. Я переиначил некоторые диалоги, какие-то события расставил в другом хронологическом порядке, добавил притчи и метафоры, которые иллюстрировали бы те уроки, что я получал от Сократа.

Жизнь – это не частное дело. Подобные истории и извлеченные из нее уроки становятся полезны лишь тогда, когда ими делишься с окружающими. Поэтому я решил почтить своего Учителя, поделившись его удивительной мудростью и искрометным юмором с вами.

Воинами, воинами зовем мы себя; мы сражаемся за прекрасные добродетели, за высокие устремления, за великую мудрость, поэтому зовем себя воинами.

Аунгуттара-никая

Автозаправка на конце радуги

«Вот она, новая жизнь», – подумал я, выруливая с подъездной дорожки на моем стареньком верном «плимуте», набитом под завязку. Папа с мамой махали вслед потускневшему от времени белому автомобилю. Впереди меня ждал первый год в колледже. Я чувствовал себя сильным и независимым. Мир расстилался у моих ног.

Подпевая радио, я устремился по скоростным магистралям Лос-Анджелеса на север, затем поднялся и проехал через каньон Грейпвайн и влился в шоссе 99, которое повело меня сквозь застроенные фермами равнины, тянувшиеся вплоть до подножия гор Сан-Гейбриел.

Перед самым закатом я спустился по серпантину с холмов Окленда, и глазам моим открылся отсвечивающий уходящее за горизонт солнце залив Сан-Франциско. Вскоре я подъезжал к кампусу университета Беркли. Внутри все сжималось от радостного предвкушения.

Отыскав свою комнату в общежитии, я распаковал вещи и немного постоял у окна, глядя на мост Золотые ворота и россыпь огней Сан-Франциско.

Уже через пять минут я прогуливался по Телеграф-авеню, заглядывал в окна магазинов, с наслаждением вдыхал ароматы, доносившиеся из крошечных кафе и мешавшиеся с прохладным воздухом Северной Калифорнии. Было далеко за полночь, а я все бродил по удивительно живописным дорожкам университетского кампуса и никак не мог успокоиться.

На следующее утро, сразу после завтрака, я побежал к спортивным павильонам Хармона, где мне предстояло тренироваться шесть дней в неделю – силовые упражнения, кувырки, сальто, каждый день несколько часов напряженных тренировок в погоне за мечтой о чемпионском титуле.

Прошло всего два дня, а я уже захлебывался в океане новых знакомств, письменных работ и запутанных расписаний. Месяцы потянулись один за другим, сливаясь друг с другом как времена года мягкого калифорнийского климата. Я кое-как выживал на лекциях; я жил и дышал полной грудью в спортзале. Приятель как-то сказал мне, что я прирожденный акробат. Внешне так оно и было: гибкое тело худощавого сложения, резко очерченные мышцы, темные, коротко подстриженные волосы. Более того, мне всегда нравились рискованные трюки. В детстве мне нравились только такие игры, в которых был элемент риска. Спортзал стал моим святилищем. Здесь каждый день я сталкивался с новым вызовом, здесь я испытывал истинный энтузиазм, здесь находил удовлетворение. По крайней мере, отчасти.

В конце второго курса я полетел в Германию, Францию и Англию, представляя Американскую федерацию гимнастики; выиграл чемпионат мира по прыжкам на батуте; в углу комнаты громоздились награды; мои фотографии появлялись в «Дейли калифорниан» с такой завидной регулярностью, что меня начали узнавать на улице. Я становился местной знаменитостью. Женщины улыбались мне. Сьюзи, обаятельная, неизменно дружелюбная блондинка, с короткой стрижкой и ослепительно белоснежной улыбкой, все чаще оставалась у меня на ночь. Даже учеба наладилась. Я поистине ощущал себя на вершине.

Но начиная с осени 1966 года, с первого семестра третьего курса, в душе у меня зашевелилось и начало подниматься нечто темное и трудноуловимое. К тому времени я переехал из общежития в небольшую студию, которую снимал у хозяина. Студия была выстроена прямо позади его дома. Именно в этот период, несмотря на все мои достижения, я начал чувствовать нараставшие уныние и беспокойство. А потом начались кошмары. Почти каждую ночь я вскакивал, обливаясь холодным потом. Сон, наводивший такой ужас, был почти всегда один и тот же:

Я иду по темной улице; справа и слева нависают мрачные здания без окон и дверей, проступая сквозь завихрения грязной дымки.

В конце улицы возникает и начинает быстро приближаться высокая фигура в длинном плаще. Я не столько вижу, сколько ощущаю леденящую угрозу, исходящую от мерцающего белого черепа с черными провалами вместо глаз. Эти провалы смотрят на меня, вокруг звенит мертвая тишина. Фигура поднимает руку и указывает на меня белыми костями пальца. Затем медленно поворачивает руку, и указующий перст превращается в страшный крюк – фигура манит меня, зовет к себе. Я замираю от ужаса.

И тут позади этого воплощения страха появляется седовласый мужчина; лицо его спокойно, морщин нет. Его шаги бесшумны. Каким-то образом я знаю, что этот человек – моя единственная надежда на спасение; он обладает силой, чтобы спасти меня, вот только он меня не видит, а я не могу его позвать.

Усмехаясь моему страху, Смерть в черном капюшоне резко разворачивается и встречается взглядом с седовласым мужчиной; он смеется ей в лицо. Пораженный, я наблюдаю. В следующую секунду призрак Смерти делает бросок в сторону седовласого, пытаясь до него дотянуться, а потом неожиданно бросается на меня. Седовласый хватает Смерть за плащ и легко подбрасывает ее в воздух.

Внезапно Мрачный Жнец исчезает. Теперь волосы седовласого почти светятся своей белизной. Он смотрит на меня и манит рукой. Я иду к нему – и вдруг прохожу сквозь него, полностью растворяясь в нем. Останавливаюсь, смотрю вниз, на свое тело, и вижу, что на мне черный плащ. Я поднимаю руки и вижу, как их белые узловатые кости складываются в молитвенном жесте.

Я просыпался, хватая воздух ртом.

Как-то ночью, в самом начале декабря, я лежал и слушал, как посвистывает ветер, просачиваясь сквозь небольшую трещину в окне. Поняв, что заснуть все равно не удастся, я натянул джинсы, влез в кроссовки, накинул сверху куртку и вышел в ночь. Было 3:05.

Я бесцельно бродил по улицам, вдыхая влажный ледяной воздух, смотрел на усыпанное звездами небо, прислушивался к редким звукам, доносившимся с соседних улиц. На холоде я быстро проголодался и направился к круглосуточной автозаправке, где можно было купить пакетик печенья и газировку. Засунув руки поглубже в карманы, я быстрыми шагами пошел через кампус, мимо спящих домов, и скоро увидел огни заправки. Это был настоящий неоновый оазис, сверкавший среди пустыни закрытых кафе, кинотеатров и магазинов.

Я обогнул гараж, примыкавший к заправке, и чуть не налетел на человека. Он сидел в полутьме, прислонив спинку стула к красной кирпичной стене. От неожиданности я сделал шаг назад. На нем были красная вязаная шапка, серые вельветовые штаны до колен, белые носки и японские сандалии. Казалось, ему совсем не холодно в легкой ветровке, хотя термометр над его головой показывал четыре градуса.

Не поднимая головы, он произнес глубоким, почти музыкальным голосом:

– Прости, если напугал.

– Э… нет, ничего. Газировка есть, папаша?

– У нас только фруктовые соки. И не называй меня папашей!

Он повернулся ко мне и с лукавой улыбкой снял шапку, открыв белоснежно-седые волосы. А потом он рассмеялся.

Этот смех! Несколько секунд я смотрел и не верил своим глазам. Седовласый из моего сна! Те же белые волосы, открытое, без единой морщины лицо… Высокий стройный мужчина лет пятидесяти-шестидесяти. Он снова рассмеялся. Еще не оправившись от изумления, я кое-как отыскал дверь с надписью «Офис» и толкнул ее. Открывая эту дверь, я почувствовал, что одновременно открываю дверь в иное измерение. Окончательно сбитый с толку, я упал на старый диван и посидел некоторое время, вздрагивая и пытаясь представить себе, что́ может ворваться через эту другую, невидимую дверь в мой такой понятный и упорядоченный мир. Страх cмешивался с непонятным восторгом, который я вряд ли мог бы описать. Я сидел, быстро и коротко дыша, пытаясь уцепиться за ускользающую привычную реальность.

Потом я огляделся. Увиденное мною разительно отличалось от безликой захламленности обычной автозаправки. Диван, на котором я сидел, был покрыт поблекшим, но пестрым мексиканским одеялом. Слева, рядом со входом, на стенде были аккуратно расставлены товары в помощь путешествующим: карты, батарейки, солнечные очки и прочее. За небольшим столом орехового дерева стояло коричневое кресло с мягкими подлокотниками, обитое плотной тканью. Бачок с питьевой водой охранял дверь с надписью «Служебное помещение». Еще одна дверь вела в гараж.

Больше всего меня поразила домашняя атмосфера, царившая в помещении. Пол был устлан желтым ковром, тянувшимся до самой входной двери и утыкавшимся в жесткий коврик с надписью «Добро пожаловать». Стены были недавно выкрашены в белый цвет. Висело несколько пейзажей. Мягко светила лампа. Приятный контраст с неоновым сиянием, царившим на улице. Одним словом, комната дарила ощущение тепла, порядка и безопасности.

Откуда мне было знать, что здесь мне предстоит пережить невероятные приключения, своими глазами увидеть магию, ужас, любовь?.. Тогда я просто подумал о том, что здесь неплохо смотрелся бы камин.

Вскоре дыхание мое выровнялось, а мысли если и не успокоились окончательно, что хотя бы перестали вертеться как бешеные. Сходство этого человека с седовласым из моего сна, конечно, просто совпадение. Я глубоко вздохнул, встал с дивана, застегнул куртку и вышел на пронизанную холодом улицу.

Он сидел там же, где я увидел его впервые. Проходя мимо, я бросил на него последний взгляд, и что-то зацепило меня в его сверкнувших глазах. Эти глаза не походили ни на что из того, что мне приходилось видеть раньше. Поначалу могло показаться, что в них стоят слезы, готовые вот-вот пролиться; но стоило вглядеться повнимательнее, и слезы превращались в блеск, похожий на отсвет звезд. Я погружался в этот взгляд все глубже, пока мне не начало казаться, что само звездное небо есть не больше, чем отражение глаз этого странного человека. Утратив всякое представление о времени, я смотрел и смотрел в эти глаза. То был требовательный и любопытный взгляд… младенца.

До сих пор не знаю, сколько я так простоял – несколько секунд, минут или дольше. Потом я вздрогнул и очнулся. Невнятно попрощавшись, чувствуя себя совершенно сбитым с толку, я устремился к ближайшему перекрестку.

Дойдя до угла, я остановился. Шею покалывало; я чувствовал, что он на меня смотрит. И я оглянулся. Прошло не больше пятнадцати секунд. Как ни в чем не бывало, он стоял на крыше, скрестив руки на груди и разглядывая звездное небо. Разинув рот от удивления, я посмотрел на опустевший, по-прежнему прислоненный к стене стул, потом снова на крышу. Невозможно! Если бы, оглянувшись, я увидел, как он меняет колесо у кареты-тыквы с запряженными в нее гигантскими мышами, вряд ли бы я удивился больше.

Замерев посреди тихой ночной улицы, я рассматривал стройный силуэт. Сила присутствия, которой веяло от этого человека, ощущалась даже на расстоянии. Вдруг он резко повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. Нас разделяло метров двадцать, а я почти почувствовал его дыхание на своем лице. По телу прошел озноб, но не от холода. Просто снова отчетливо скрипнула дверь, до сих пор так надежно отделявшая сны от реальности.

Я снова посмотрел наверх.

– Да? – поинтересовался он. – Чем могу помочь?

Воистину это были пророческие слова!

– Простите, но…

– Прощаю, – улыбнулся он.

Я почувствовал, что краснею; все это начинало действовать мне на нервы. Шла какая-то игра, а я не знал правил.

– Послушайте, как вы забрались на крышу?

– Забрался на крышу? – недоуменно уточнил он.

– Да. Как вы с этого стула, – указал я, – оказались на этой крыше меньше чем за двадцать секунд? Вы сидели, прислонившись к стене, прямо здесь. Я отвернулся, дошел до угла, а вы…

– Я прекрасно знаю, что я делал, – загудел он. – Совершенно незачем мне это объяснять. Вопрос в другом: знаешь ли, что делал ты?

– Конечно, я знаю, что я делал! – Вот теперь я разозлился не на шутку. Что я, мальчишка, чтобы меня так отчитывали?! Но мне ужасно хотелось знать, что за трюк проделал этот старик, поэтому я сдержался и вежливо закончил: – Сэр, пожалуйста, объясните мне, как вы оказались на крыше.

Он просто молча стоял и смотрел мне в глаза, пока по шее у меня не побежали мурашки. Наконец равнодушно ответил:

– По лестнице поднялся. Она там, с другой стороны.

И, окончательно потеряв ко мне интерес, снова уставился на звездное небо.

Я быстро обошел здание. Да, лестница действительно имела место. Буднично стояла там, косо прислонившись к стене. Вот только до крыши она не доставала метра на полтора, если не больше, и ее наличие здесь никак не объясняло, каким образом мужчина так быстро оказался на крыше, – даже если допустить, что он действительно воспользовался лестницей.

На мое плечо опустилась чья-то рука. Я вздрогнул и резко обернулся. Он непостижимым образом спустился с крыши и бесшумно подкрался ко мне. И тут мне в голову пришло единственное разумное объяснение. У него был брат-близнец. Старички просто развлекались, пугая до полусмерти ни в чем не повинных посетителей. Я тут же пошел в атаку:

– Ладно, мистер, где ваш близнец? Я вам не дурачок.

Он слегка нахмурился, а потом разразился раскатистым хохотом. Ага! Зацепило! Значит, я был прав. Раскусил. Правда, ответ несколько сбил меня с толку:

– Думаешь, если бы у меня был близнец, я был бы тем братом, который стоял бы сейчас и разговаривал с «дурачком»?

Он снова рассмеялся, развернулся и зашагал к гаражу, оставив меня стоять посреди дороги в полной растерянности. Нет, ну какая наглость! Я устремился за ним. Старик зашел в гараж и принялся ковыряться в карбюраторе старого зеленого «форда».

– Считаете меня дураком? – спросил я чуть более раздраженно, чем собирался.

– Все мы дураки, – ответил он. – Просто очень немногие это понимают; остальные остаются в неведении. Сдается мне, ты относишься ко второму типу. Маленький ключ передай, пожалуйста.

Я передал ему его чертов ключ и совсем собрался было уходить, но не выдержал:

– Пожалуйста, объясните мне, как вы забрались на крышу. Я совершенно не понимаю.

Он вернул мне ключ и произнес:

– Весь мир – большая загадка. Нет смысла ее разгадывать.

Он указал на стеллажи за моей спиной:

– Мне понадобятся молоток и отвертка.

Некоторое время я раздраженно смотрел, как он работает, пытаясь придумать еще какой-нибудь способ вытянуть из него интересующую меня информацию, но он как будто забыл о моем присутствии.

Наконец я сдался и уже пошел было к двери, как вдруг услышал его слова:

– Останься и займись чем-нибудь полезным.

С этими словами он ловко, будто опытный хирург, проводящий операцию по пересадке сердца, извлек карбюратор из-под капота и наконец повернулся ко мне.

– Держи, – протянул он мне карбюратор. – Можешь разобрать и сложить вон в тот бак, пусть отмокает. Это отвлечет тебя от вопросов.

Мое раздражение исчезло, и я рассмеялся. Да, старик умел действовать на нервы, но человек он был, безусловно, интересный. Я решил быть с ним повежливее.

– Меня зовут Дэн, – сказал я, с искренней улыбкой протягивая руку. – А вас как?

Вместо рукопожатия он вложил мне в ладонь отвертку.

– Мое имя не важно; твое тоже. Что действительно важно – это то, что за пределами имен и вопросов. Тебе понадобится отвертка, чтобы разобрать карбюратор.

– Нет ничего за пределами вопросов, – парировал я. – Например, как вы взлетели на крышу?

– Я не взлетел. Я запрыгнул, – с непроницаемым лицом ответил он. – Это не магия, даже не надейся. Впрочем, в твоем случае магия мне бы не помешала. Создается впечатление, что мне предстоит превратить придурка в человека.

– Черт, да кто вы вообще такой, чтобы…

– Я воин! – отрезал он. – Кроме того, кто я такой, зависит от того, кем ты хочешь, чтобы я был.

– Вы что, не способны прямо ответить на простой вопрос? – спросил я, раздраженно атакуя карбюратор.

– Спрашивай. Попробую, – невинно улыбнулся он.

Отвертка соскочила и разодрала мне палец. Я чертыхнулся и подошел к умывальнику, чтобы промыть царапину. Он протянул мне пластырь.

– Ну хорошо. Вот вам простой вопрос, – произнес я, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Чем вы можете быть мне полезны?

– Я уже был тебе полезен, – ответил он, указывая на пластырь.

Это была последняя капля.

– Слушайте, я не могу терять здесь свое время. Мне надо поспать.

С этими словами я положил карбюратор и опять направился к выходу.

– Откуда ты знаешь, что не спал всю свою жизнь? Откуда ты знаешь, что не спишь прямо сейчас? – спросил он, пристально глядя на меня.

– Как скажете, – я вдруг почувствовал себя слишком усталым, чтобы спорить. – И все-таки… как вы это… ну, вы поняли…

– Завтра, Дэн, завтра, – перебил он меня.

А потом он тепло улыбнулся, и все мои страхи и тревоги рассеялись. Он пожал мою руку с пластырем на пальце. И по моей руке, потом по плечу, а потом по всему телу побежали мурашки.

– Приятно было снова повидать тебя, – добавил он.

– Что значит «снова»? – начал было я, но спохватился: – Ах да, помню. Всё завтра.

Мы рассмеялись одновременно. Я дошел до двери, остановился, посмотрел на него и произнес:

– До свидания… Сократ.

Имя его как будто озадачило, потом он благодушно пожал плечами. Кажется, он был не против такого прозвища. Я ушел, не произнеся больше ни слова.

Восьмичасовое занятие на следующий день я проспал и проснулся только к дневной тренировке. Набегавшись вверх и вниз по лестнице на стадионе, мы с Риком, Сидом и другими ребятами нашей команды лежали на полу и, отдуваясь и обливаясь потом, растягивали мышцы ног, плеч и спины. Это был настоящий ритуал, и обычно во время растяжки мы молчали. Но сегодня мне нестерпимо захотелось поделиться впечатлениями пережитого накануне. Правда, я только и смог, что сказать:

– Я тут вчера на заправке с таким странным мужиком познакомился…

Но моих товарищей гораздо больше интересовала боль в растягиваемых мышцах, чем моя незамысловатая история.

Мы быстро разогрелись – отжимания в стойке на руках, приседания, подъем ног в висе – и приступили к отработке упражнений. Я летал по воздуху, вращаясь на перекладине, делал «ножницы» на гимнастическом коне, продирался сквозь серию новых силовых упражнений на кольцах, а из головы не выходил таинственный незнакомец, которого я прозвал Сократом. Чувство собственной гордости требовало держаться от него подальше, но желание разгадать окружавшую этого человека тайну было сильнее.

После ужина я пробежался по заданиям по истории и психологии, набросал черновик работы по английскому и выбежал на улицу. Было одиннадцать часов вечера. Сомнения начали одолевать, когда я почти дошел до заправки. А хотел ли он видеть меня снова? Что бы такое сказать, чтобы произвести впечатление, доказать ему, что я действительно умный человек?

Он стоял там, прямо в дверях. Увидев меня, кивнул головой и жестом предложил зайти:

– Разуйся, пожалуйста. Так уж у меня заведено.

Я осторожно опустился на диван и поставил свою обувь поближе, на случай, если мне захочется быстро встать и уйти. Не доверял я все-таки этому странному незнакомцу.

На улице начал моросить дождь. В теплой, залитой мягким светом комнате было особенно уютно по сравнению с холодной улицей, где поливал дождь, а на небе громоздились мрачные тучи. Постепенно я расслабился. Откинувшись на спинку, я сказал:

– Знаешь, Сократ, у меня такое впечатление, что мы уже встречались.

– Встречались, – ответил он, снова чуть приоткрывая дверь между сном и реальностью.

Я помолчал и продолжил:

– Ты знаешь… Мне часто снится один сон. Про тебя.

Я внимательно следил за его лицом, но оно осталось непроницаемым.

– Я много кому снюсь. И ты много кому снишься. Расскажи о своем сне, – улыбнулся он.

Я рассказал как можно более подробно. Казалось, в комнате потемнело, пока я пересказывал мрачные эпизоды из сна, воскрешая в памяти каждую деталь. Пятилась, отступая все дальше, привычная реальность.

Когда я закончил, он кивнул:

– Да. Очень хороший сон.

Я не успел спросить, что он имеет в виду, – требовательно звякнул звонок у заправки, один раз, потом второй. Сократ накинул пончо и вышел в промозглую морось. Я наблюдал за ним через окно.

Одна машина быстро сменялась другой: пятничный вечер, час пик. Сидеть на диване было как-то глупо, поэтому я вышел помочь Сократу. Он никак не отреагировал.

Потянулась бесконечная вереница машин: двухцветные, красные, зеленые, черные, хардтопы, пикапы, иностранные спорткары… Настроение людей, сидевших за рулем, было не менее разнообразно. Мало кто из клиентов был знаком с Сократом, но многие задерживали на нем взгляд, будто заметив что-то странное и трудноопределимое.

Были компании, праздновавшие пятничный вечер: люди в таких машинах громко смеялись и болтали, перекрикивая свои радиоприемники. Сократ подхватывал их смех. Парочка клиентов, напротив, оказалась в мрачном расположении духа. Создавалось впечатление, что эти люди специально старались быть неприятными для окружающих, но Сократ со всеми обращался одинаково вежливо и обходительно, будто каждый из них был его личным гостем.

После полуночи поток авто начал редеть и вскоре иссяк. Прохладный воздух после всей этой суеты и шумихи казался неестественно неподвижным. Когда мы вошли в офис, Сократ поблагодарил за помощь. Я пожал плечами, но было приятно, что он все-таки меня заметил. Я очень давно никому ни в чем не помогал.

Едва очутившись в тепле, я вспомнил о нашем незаконченном разговоре, плюхнулся на диван и сказал:

1 2 >

На страницу:

Перейти

1 из 2

Другие книги автора

Совершенное владение телом и разумом. Как добиться успеха в спорте и жизни

Дэн Миллмэн

Мирный воин. Книга, которая меняет жизнь

Дэн Миллмэн